ПоделитьсяВ Кингисеппе, что в дальнем конце Ленобласти, все чаще можно услышать турецкую речь, в местных торговых центрах — лавки с восточными специями, на рынке жилья — заоблачная аренда. «Фонтанка» съездила посмотреть, как живет город в окружении больших строек, куда за большими зарплатами устремились тысячи иностранцев.
Под Кингисеппом строится завод по сжижению газа, недавно правительство опубликовало паспорт инвестпроекта. 47news рассказывали, что на место привезли тысячи рабочих, много — турецких и китайских, едут сюда из Средней Азии и из российских регионов. Кроме того, готовится к сдаче в этом году комплекс по переработке отходов «Кингисепп». Рядом порт, работы хватает.
Китайцы торгуются, как русские
На парковке на центральной улице города меня с попутчиком встречают: «О, из Петербурга приехали». Он в Кингисеппе бывает частенько, объясняет: «Здесь с петербургскими номерами не жалуют. На дороге никогда не пропускают».
В небольшом торговом центре вместо привычных для Петербурга бутиков — трикотаж, то белорусский, то польский. В туалет — за ключиком к продавщице Нине на третьем этаже. Она про Кингисепп рассказывает охотно: живет в городе с 78-го, переехала с Урала за спокойной, размеренной жизнью.
— Раньше город такой зеленый, красивый был, ухоженный. А сейчас бардак. У нас же порт строится, завод мусорный. Ближе к Усть-Луге. То угольный терминал, то пыль. А вообще там заповедная зона была… Теперь-то, конечно, ничего не осталось.
Справедливости ради — остался симпатичный парк рядом с речкой и чистенькая площадь у здания администрации. Там же — длинная-длинная доска почета с фотографиями. За впечатлениями Нина советует сходить на местный рынок: говорит, в Петербурге такого не найдете.
Нахожу действительно неожиданное: коробки финских продуктов. На вопрос «откуда» отвечают честно: «Ну килограмм пять же с собой привезти можно… Вот и везут. А мы продаем. Финляндия, Эстония». Ценообразование на кингисеппском рынке любопытное: и триста грамм финского сыра, и плитка молочного шоколада — 550 рублей.
— Хотя вот я читала состав. Тоже у них там и пальмовое масло, и другая гадость. Но люди любят. Особенно старое поколение. Привыкли в Финляндию за продуктами ездить, — рассказывает продавщица Евгения.
ПоделитьсяНа рынке она работает с прошлого тысячелетия, признается — город дальше прилавка и собственной квартиры толком не видит: «Да не уйдешь отсюда. Надо пополнять ассортимент, потом продавать. Представляете, тридцать лет без выходных? И в дождь, и в мороз». А вот жителей города Евгения знает — еще как. И люди, по ее наблюдениям, сильно изменились: «Раньше получше было, все друг с дружкой. Сейчас все у себя на уме. Чтоб там дорогу уступить, вежливость… Нет уже такого».
— Приезжих очень много. И таджики, и узбеки. Русской речи иной раз не слышишь. После теракта в Москве [стало меньше]. Только китайцы на месте. Недавно пришли — торговаться стали. Говорю, и так наценка всего двадцать рублей. А они: «Обманываешь, обманываешь!». Как русские, прям.
На рынке в понедельник продавцов можно сосчитать по пальцам. Лавка с игрушками, киоск с техникой, рассада в ряд и Евгения с продуктами. «Рынок умирает», — кивает она в сторону заколоченных вагончиков. Люди почти не зарабатывают, за аренду места платить нечем, а ставка растет — почти две тысячи за квадратный метр.
Все на полусогнутых, а в каждом дворе BMW
С одной из жительниц встречаюсь у крыльца ее дома. Рядом — скамейка стремится к форме треугольника: спинка покосилась в одну сторону, сидушка — в другую. Лидия (имя изменено) отвечает: «Вы на скамейку так не смотрите. У нас на автобусном вокзале вокзала-то нет. Раньше был, его разломали, а теперь — одни магазины. Придет бабушка на костылях, а ей и сесть негде». Зарплата у Лидии — чуть больше пятнадцати тысяч, но она особо не жалуется. Счастлива, что перебралась из деревни в город:
Поделиться— Да, есть у нас те, кто и по сотке получают. В порту, на «Газпроме», на стройке завода этого нового. А остальные бедно живут. А знаете, что смешно? У нас тут газ тянут, а в деревнях района газа-то и нет.
На все той же улице Воровского, которую жители называют центральной, лежит рыба и словно ловит ртом капли дождя прямо на бордюре. Та, что посвежее, еще барахтается. Пенсионерка заботливо укладывает каждую на простынку из целлофанового пакетика: «Лещ, карась — сто рублей штука. Берите всех».
За импровизированным прилавком Александра Ивановна (имя изменено) стоит каждый день с момента, как начался нерест. Ее отсюда никто не гонит, но с покупателями туговато: «Плохо люди живут. Я рыбу продаю, сто рублей штука. Люди ходят: «Ой, дорого, ой, что-то дорого». Да хлеб иной раз по сто рублей! А тут червей купи, удочку, припасы. Сын у меня ловит в речке, я — продаю», — рассказывает она.
В Кингисеппе Анна Ивановна всю жизнь, до пенсии — работала в типографии, вручную «собирала буковки». Пенсия маленькая, зарплаты — еще хуже, кругом — «одни стройки и приезжие». На вопрос про экологию отвечает философски: «Понятия не имею, влияет оно, не влияет. У нас же здесь чего только ни строится. Может, мы давно уже все отравлены».
Экономическая ситуация, если внимательно слушать женщину, в Кингисеппе, скажем так, двойственная. И в основном выражается в двух крайностях.
— Цены сумасшедшие. У нас все на полусогнутых ходят, полуголодают. Те, кто не на предприятиях, получают копейки. Уборщица там — десять тысяч. Я читаю, думаю: да я ни за что не пойду тряпкой махать за десять тысяч. Кто работает на производствах, у тех там деньги есть, может. Раньше одну машину увидишь — уже богатый считается. А сейчас все дворы в машинах. И BMW, и черт знает какие навороченные. Кто бедный, кто богатый — не разберешь. Одна я бедная. Ни велосипеда, ни даже самоката.
Без рыбы Анна Ивановна меня не отпускает, утверждает, что с ней хоть весь день в пакете можно по городу гулять. Не то леща, не то карася скармливаю котам в одном из дворов. Они здесь, кстати, удивительно толстые.
От 15 до 180 тысяч
Зарплаты в Кингисеппе обещают и правда высокие — на hh.ru больше 160 вакансий от 120 тысяч. Водителю категории Е без опыта платят больше 180 тысяч на руки, геодезисту на АО «Газстройпром» или сварщику на Кингисеппском машиностроительном заводе — от 150, механизатору в местном порту — от 118 до 134 тысяч рублей в месяц. С вакансиями не на производствах все далеко не так радужно: в МФЦ предлагают 15–20 тысяч, медсестрам — от 23 тысяч до вычета налогов, педагогу — 30, тоже без учета налогов, психологу — 25 тысяч.
Если звонить по объявлениям с первых полос местных газет, то предложения и для рабочих не такие заманчивые. На Универсальном перегрузочном комплексе все места заняты, из оставшегося: слесарь третьей категории — до 90 тысяч в месяц, водитель категории В — 64 тысячи. На других небольших предприятиях ищут плотников с опытом от трех лет за 40 тысяч, слесарей — за 60.
Тем не менее, на заманчивые и не очень предложения от предприятий в город хлынули мигранты. Особенно поток вырос год назад, когда начались работы над мусороперерабатывающим заводом КПО «Кингисепп»- единственным в Ленобласти, дошедшим до стадии строительства.
«Находят своих Серканов Болатов»
На центральной улице нахожу магазин турецких продуктов. На прилавках — и лукум, и другие сладости от печенья до варенья, и турецкий кофе. «Да-да, все турецкое. У нас в Москве поставщик», — рассказывает молодая продавщица.
Спрос большой — и со стороны местных, и со стороны приезжих. Турок, с ее слов, приехало очень много, особенно за последний год — на строительство мусороперерабатывающего комбината.
— Как узнают про магазин, так часто приходят. Говорят, приятно, родные товары.
— А не вредничают? Что лукум не как в Турции.
— Только на цены. Они-то у нас точно не как в Турции, — смеется продавщица.
Живут турки преимущественно в районе промзоны «Фосфорит», в будни их почти не встретишь — работают там же. Зато на выходных на улицах очень много южных мужчин. Многие — уже с подругами из числа местных:
— Находят своих Серканов Болатов.
Тоже решаю попробовать найти своего, качаю из любопытства приложение для знакомств и ставлю минимальный диапазон на «n-ное число метров от вас». Действительно — каждая третья анкета. Знакомств ищут мужчины из Турции, Таджикистана, Армении, Киргизии, Азербайджана.
Но в трудовые будни на улицах Кингисеппа мультикультурализмом действительно не пахнет. Первых иностранцев обнаружить удалось в кафе «Халяль» — как раз недалеко от общежитий, куда, по словам жильцов, преимущественно селятся рабочие. За столиком — двое мужчин из Турции. Представляться отказываются: «Все равно имен не запомните». Рядом бегает кудрявая девчонка лет пяти.
— Ксюша. Дочка.
По-русски оба говорят так себе, как оказались в Кингисеппе, объясняли долго, но старательно. Два друга, переехали из Чорлу, попытали счастье в Петербурге, где зарабатывали гроши, пока им не предложили работу на предприятии в Усть-Луге. Здесь-то все звезды сошлись: и работа, и квартира, и русская жена-красавица.
— Русский сложно пока.
— Не тяжело вам с женой? Без знания языка-то.
— Не тяжело. Только холодно.
В такси меня везет водитель из Азербайджана, переехал пару месяцев назад. Работает в порту в выходные, в будни — таксует. Копит на квартиру, но цены кусаются: «Зато платят нормально. Грех жаловаться». До работы в Усть-Луге — 75 км, рабочих из Кингисеппа забирают автобусы.
— Да и что мне дорога. Я четыре года до этого в Москве жил. Здесь особо не нравится — походить негде, но всё лучше, чем в больших городах. Там суетливо. И труднее найти место, где столько платят.
«У нас давно такие цены. Дороже, чем в Петербурге»
Объявлений о сдаче квартир в городе больше семидесяти, цены — на уровне петербургских и выше. Однушки 30–40 квадратов — от 40–45 тысяч в месяц без учета коммуналки. С приличным ремонтом — от 50. Интерьер варьируется от совсем убитых до шика с евроремонтом и джакузи, правда, уже тысяч за 75–80. Почти у всех в описании — «идеально подходят для командировочных».
ПоделитьсяУже в городе иду на просмотр квартиры. На входе — оленьи рога с открыткой, дырки в обоях прикрыты плакатами-пейзажами, стены в ванной — больнично-зеленые. Гостиная простенькая — диван, тумбочка да обогреватель, в спальне — только диван, площадью почти как вся комната. В общем, интерьер у маленькой двушки очень сдержанный, чего не скажешь о цене — почти 40 тысяч в месяц.
Поделиться— У нас давно такие цены. Даже дороже, чем в Петербурге.
— А почему так?
— Ну вот вы куда приехали? На работу? Вот так и все. Поэтому такие цены.
Зато в квартире есть балкон, правда, как честно призналась хозяйка, аварийный: «Но бывшие жильцы туда два пластиковых стула и столик притащили. Вроде ничего такой».
— А залог какой?
— А у нас здесь залогов нет. Как-то не принято. Где отличная мебель и техника, там да. Но таких мало.
Судя по объявлениям, правда, не густо. Посмотреть одну из «люксовых» договариваюсь с риелтором. Предупреждаю, что задерживаюсь. Читает. Приезжаю с опозданием минут на 5–7 — меня встречает закрытая дверь. «А я уже уехал. Хотите хороший сервис — оставайтесь в Питере», — отвечает на звонок риелтор.
Утешение
К вечеру на улицах в Кингисеппе почти никого — люди попрятались по квартирам. В парке неподалеку от местного храма встречаю местного священника. Сам он из Петербурга, переехал около десяти лет назад. «Почувствовал себя в 37-м, когда были чистки православных верующих. Что за улицы? Карла Маркса, Советская», — вспоминает он. За последние пару лет стало сильно больше приезжих, они местную церковь и реставрировали.
— Православный храм, а ремонтировали мусульмане. Потому что среди наших некому. Одни менеджеры. Но отреставрировали хорошо, как могли.
ПоделитьсяЧто ж, церковь на фоне серых ветхих домов действительно выглядит по-особенному свежей и светлой. «Знаете, а люди здесь лучше, чем в Петербурге. Я возвращаюсь со службы — идут два пьяницы. Один совсем перебрал, на всю улицу и на всех сквернословит. Второй его одергивает — ты посмотри, отец идет. И тот в землю кланяется и прощения просит», — заключает священник.
Мне никто в землю не кланяется, но подростки чуть дальше в парке при виде меня виновато прячут бутылки с пивом. На вопрос, чем вообще молодежь занимается, отвечают: «Пьет по квартирам. И хочет уехать». В свободное время, если найдется машина, выбираются в глушь к заброшенной усадьбе, «Утешение» называется. Там хорошо».
ПоделитьсяПолчаса в дороге, пара минут пешком по лесу — и мы на месте. Встречает хозяйственный домик в два этажа с колодцем, глубже в лес — сама усадьба. 18 век, что-то вроде английской готики. Как позже вычитала — отстроил ее полковник лейб-гвардии Семеновского полка Иван Альбрехт с женой. Они потеряли сначала сына, потом — невестку, а в усадьбе якобы искали утешения. Синопсис от подростков был в целом точный: «Здесь кто-то умер».
Говорят, ближе к веку нашему там хотели открыть санаторий. А пока — обвалившийся деревянный пол, побитые окна и мусор. Видимо, от тех, кто пытается найти в усадьбе утешение сейчас.
Милена Солдатенко, «Фонтанка.ру»
