Военные журналисты телеканала «Настоящее Время» Андрей Кузаков и Борис Сачалко, а также видеожурналист агентства Reuters Иван Любыш-Кирдей провели на передовой и во прифронтовых городах девять лет, рассказывая о разрушенных городах, боях и человеческих потерях.
Они рассказали «Голосу Америки» о выборе профессии, страхе и планах после победы Украины.
Начало войны: «Поздравляем, вы в окружении»
Иван Любыш-Кирдей, видеожурналист агентства Reuters:
– До 2014 года я никогда не снимал войну, для меня все началось с событий на Майдане, они тогда меня чрезвычайно потрясли, я никогда не снимал подобных событий. До этого были съемки в Беларуси, я снимал разгоны митингов, но тогда, на Майдане я впервые снял кадры убийств людей на моих глазах. До этого я не собирался связывать свою профессию с войной, но так сложилось, что мы живем в Украине, и Россия – наш сосед. Есть война и журналисты должны ее освещать.
Впервые я увидел вооруженных российских военных – так называемых «зеленых человечков» – в Крыму, мы туда сперва поехали с женой, она тоже журналист. Мы были возле уже захваченной военной части, на ворота которой россияне уже нанесли цвета своего флага вместо украинского. Там было много журналистов и они задавали вопросы о том, что происходит, снимая этот процесс. Российский военный приказал опустить камеры и не снимать, в это время из ворот вышли три крупных парня, которые на ходу одевали на себя балаклавы. Я забрал жену подальше, сказав, что сейчас нас, скорее всего, будут бить – возможно, ногами. Журналистов действительно начали избивать и отбирать камеры, моя жена стала это снимать и возле нее оказался человек в штатском. Он потребовал отдать телефон, когда она отказалась, он достал пистолет, перезарядил его и направил на мою жену. Телефон мы отдали, мужчина ушел обратно в часть, а я понял, что это – война. Мне было очень страшно.
В 2014 году я работал на немецкий телеканал ARD, мы ездили на восток Украины с моим коллегой Гошей Тихим, выжили и смогли показать миру те события, которые там происходили (в 2015 году Иван и Георгий получили престижную премию Deutscher Kamerapreis за документальный фильм «Побег из Иловайска» – «Голос Америки»). Мы попали в Иловайск случайно – мы планировали поехать с батальоном «Миротворец» в деревню и снять установку блок-постов, проверку местности. Когда мы приехали на место, местные военные сказали: поздравляем, вы в окружении.
Мы пробыли там четыре-пять дней, были переговоры о так называемом «зеленом коридоре», мы выехали с медиками в другое село, где формировалась колонна. Мы долго ждали выхода, выехали в поле, прекрасная погода, солнце светит, летят снаряды со всех стороны, нас обстреливали со всех сторон, один упал прямо перед машиной, подбили танк, который принял бой, прикрывая колонну. За рулем был покойный Макс Левин – россияне убили его год назад (украинский фотограф Макс Левин был убит российскими военными под деревней Мощун Киевской области 13 марта 2022, его тело было обнаружено 1 апреля – «Голос Америки»). Макс классно водил, у нас была хорошая машина. Я начал снимать, как только прилетел первый снаряд, потом россияне крыли нас из всего. Я сильно расстроился из-за того, что мы ехали быстро и дорога была ухабистой, было тяжело держать экспозицию и из-за тряски я иногда нажимал на кнопку «стоп», смотрел в экран и думал: «как классно я снимаю»! Потом замечал и снова нажимал на кнопку «стоп». Когда мы выехали из-под обстрела, то попали на блокпост сепаратистов. Мы сняли с себя все опознавательные знаки прессы, были замурзанными, в касках, в брониках и Макс просто поднял руку: мол, пропускай. И они нас пропустили.
Андрей Кузаков, журналист телеканала «Настоящее время»:
– Я хотел быть военным журналистом еще до прихода в журналистику. Войну в Украине я начал снимать в 2014 году. До этого я делал репортажи из Либерии, мы прилетали туда с украинскими миротворцами и рассказывали об их работе. Кроме того, я летал с украинскими миротворцами в Косово. Но настоящую войну, на которой летают снаряды и мины я увидел только в 2014 году.
По сути, навыки работы в боевых условиях оттачивались в режиме реального времени и на собственных ошибках: на Майдане, где мы увидели первых раненых, в Крыму, затем в зоне антитеррористической операции. Нам сперва выдали так называемые «милицейские» бронежилеты – они защищают от ножа, пистолета, резиновой пули или камня. Шлемы у нас были старыми, еще советского образца, или страйбольными – именно таким был мой первый шлем. Мы с ним впоследствии даже в АТО ездили.
Весной 2014 года мы приехали под Славянск на украинскую позицию под названием «Комбикормовый» неподалеку от завода. Военный рассказал нам, что были «прилеты», вот место, куда упала мина. Мы стояли в этих «милицейских» бронежилетах, а боец показывал нам зону обстрела: я увидел кусок металла сантиметров в пять толщиной, прошитый осколками мины. Мы с оператором Васей Мартыщенко, с которым мы работали и тогда, и сейчас, переглянулись и посмотрели на свои бронежилеты. Мы тогда поняли, что подобный осколок с легкостью искорежит и вывернет плиту нашего бронежилета.
В том же году мы возвращались со съемок неподалеку от Дебальцево (Донецкая область – «Голос Америки») и перед машиной падает и взрывается мина. Мы развернулись и поехали в другую сторону – и перед нами снова упала мина. Это такой прием у артиллеристов, он называется «огненный мешок» – для того, чтобы кого-то поймать, они стреляют сперва перед машиной, потом за ней, а потом «укладывают» мины все ближе и ближе к цели.
Борис Сачалко, журналист телеканала «Настоящее время»:
– До 2014 года я никогда не снимал войну, я много ездил по работе по всей стране – мне это было очень интересно. Военного опыта, кроме учебы на военной кафедре в университете, у меня не было. А потом начались события на Майдане – я работал на общенациональном телеканале СТБ. Потом был Крым, а за ним – зона Антитеррористической Операции. Потом была небольшая пауза в 2017 году – ситуация на фронте стабилизировалась и мы стали ездить меньше. А с началом полномасштабного вторжения я снова, так сказать, достал бронежилет. В целом, с бронежилетами забавная история. Когда на Майдане были самые горячие дни, наш телеканал выдал нам бронежилеты второго уровня защиты – мы были крайне горды этим фактом и ходили в них по Майдану. Когда в 2014 году началась антитеррористическая операция, мы приехали в этих бронежилетах под Славянск (Донецкая область – «Голос Америки»), там как раз были бои. Военные посмотрели на нас и сказали: сними этот бронежилет, он осложняет твои движения, а эффект от него – никакой.
Со временем у нас появились хорошие бронежилеты, шлемы и обязательные аптечки, в которой есть турникеты, желательно, несколько штук. Мы умеем ими пользоваться и они действительно спасают жизни. Однажды в Бахмуте мы попали под обстрел, в результате которого один из местных жителей получил ранение. Ему нужно было ампутировать руку и ногу, на которые немедленно требовалось наложить турникеты. Наш коллега отдал свой единственный турникет, оставшись без ничего. Эта ситуация меня научила тому, что турникетов в аптечке должно быть несколько.
Начало полномасштабного вторжения: «Боря, просыпайся, война началась»!
Борис Сачалко, журналист телеканала «Настоящее время»:
– В преддверии полномасштабного вторжения я с коллегой, Иваном Любышем-Кирдеем (в то время – оператором телеканала «Настоящее время» – «Голос Америки») был в командировке в Бахмуте. 23 февраля поздно вечером я позвонил жене и сказал: послушай, у нас тихо. Хотя тогда Бахмут был прифронтовым городом, до передовой около 20 километров, когда наступала ночь издалека были слышны так называемые звуки войны. В ту ночь было так тихо, что я сказал жене: ну, какая война? В зоне операции объединенных сил (ООС – «Голос Америки») очень тихо. Я так хорошо спал, тишина немыслима!
В 4 утра у меня зазвонил телефон, звонили мои коллеги из Праги – я удивился, ведь ничего не происходило. Я беру трубку и мой редактор говорит мне фразу, которую я очень хорошо помню: «Боря, просыпайся, война началась!». У меня внутри все упало, я не поверил: какая война, здесь же тихо! Я открыл новостийный сайт – война действительно началась, я позвонил жене, она собралась и довольно быстро выехала – мы заранее обсудили наш план на случай войны и собрали вещи. А я в тот день успел съездить в Марьинку – мы с Иваном там сфотографировались, это мой последний снимок, сделанный в этом городе. Вы знаете, как сейчас выглядит Марьинка – это «лунный пейзаж», а раньше это был красивый уютный городок. Не такой красивый, как Бахмут, конечно. И вот мы приехали в центр на главную площадь – а там полно народу, какая война, о чем вы говорите? 24 февраля 2022 года мы купили там кофе. Я тогда сказал Ивану: нам нужно непременно сделать здесь фото, возможно, это наш последний приезд.
Андрей Кузаков, журналист телеканала «Настоящее время»:
– Я был дома с положительным тестом на коронавирус – из-за этого пришлось отменить поездку к родителям и командировку. Жену разбудила ее подруга из Одессы и сказала, что началась война. Я подошел к окну и услышал взрывы. У нас с женой был план, собраны вещи, я посадил свою семью в машину, отвез к родителям в Киевскую область. В их село российские войска не вошли.
Cамая сложная часть работы: «У человека от всей семьи остался только чемодан»
Андрей Кузаков, журналист телеканала «Настоящее время»:
– В Бородянке во время того, когда мы снимали, как спасатели разгребают завалы разбомбленного дома я познакомился с мужчиной. Они с женой выходили из дома, он пошел вперед, а она решила по дороге зайти к соседке. Он успел пройти около ста метров, в это время подлетел российский самолет и сбросил на его дом бомбу. После этого прошло полтора или два месяца. Когда мы приехали на место, спасатели уже успели достать из-под завалов десять погибших. Очень тяжело смотреть на их выживших родственников – они всматриваются в каждый камушек, они понимают, что все, живых там нет, но у них во взгляде мольба о самом маленьком шансе на чудо. Большинство людей хотят, чтобы их близкие жили – хотя бы в их воспоминаниях. Когда просишь их рассказать о том, каким был близкий человек, они всегда рассказывают, потому что так они таким образом увековечивают память о своих погибших родных.
Иван Любыш-Кирдей, видеожурналист агентства Reuters:
– Когда россияне уже зашли в Ирпень и хотели захватить Киев, мы поехали снимать эвакуацию людей и когда добрались, начался минометный обстрел. Мы побежали в укрытие и легли. Когда обстрел закончился, мы вернулись на перекресток: там лежали три тела и рядом с ними стоял их чемодан, погибла целая семья. Они бежали буквально за нами, когда начался обстрел, мы успели спрятаться, а они нет. Погибли мама и двое детей, мальчик и девочка. А отца с ними не было и он выжил. Мы впоследствии записали с ним интервью – у человека от всей семьи остался только чемодан. Он планировал подавать во все возможные суды, чтобы привлечь Россию к ответственности. Очень тяжело общаться с людьми, когда у них горе. Я себя убеждаю, что это работа и я должен ее делать.
Борис Сачалко, журналист телеканала «Настоящее время»:
– Самый страшный момент, который я видел – раскопки тел под Киевом. Я отец, и я всегда боялся увидеть погибших детей – это такой психологический аспект, я даже не пытаюсь его объяснить. Один раз я видел, как раскапывали тело маленькой девочки. Для меня этот момент - самый страшный из всего, что я видел (плачет).
Во время съемок на Донбассе, особенно, в прифронтовых селах, меня поражают люди, которые остаются там с детьми. Мы вместе с волонтерами попали в Лисичанск за неделю до его захвата российскими войсками – там уже творилось невообразимое и нам сказали, что у нас есть время до вечера, чтобы покинуть город. Уже начало смеркаться и мы заехали в какой-то дворик, а там сидит ребенок – очень славная девчушка, коммуникабельная, доброжелательная. И она нам говорит: я здесь играю, называет свое имя, а в это время вокруг разрываются снаряды. Я ее спрашиваю: а где твоя мама? А мама преспокойно сидит на лавочке и говорит: здесь безопасно. В это время рядом взрыв. Я ее спрашиваю: вы не хотите выехать? Она отвечает, что, дескать, везде опасно. Звучит еще один разрыв. И это наиболее часто повторяющаяся ситуация.
Страх: «никто не говорит, что страх – это стыдно»
Борис Сачалко, журналист телеканала «Настоящее Время»:
– Сейчас такая ситуация на передовой, что никто не говорит, что страх – это стыдно. Страх – это нормальный элемент для выживания, когда тебе твой страх говорит: стоп, дальше – предел. Страх - это то, что тебя мотивирует падать и бежать быстрее.
Андрей Кузаков, журналист телеканала «Настоящее Время»:
– Мне постоянно страшно. Вопрос в том, можешь ли ты контролировать свой страх. И страх тоже разный – иногда панический, а иногда ты осторожничаешь. Хорошо, когда страх управляет твоей осторожностью. На передовой я включаю так называемый «режим кролика» - он знает, что на него охотятся все звери в лесу и прислушивается к любым звукам. То есть, находясь в этом режиме я смотрю и слушаю, чтобы не пропустить момент, когда что-то будет лететь и свистеть.
Победа Украины и другие мировые войны
Борис Сачалко, журналист телеканала «Настоящее Время»:
– Хочу ли я освещать другие войны после того, как эта завершится? Я сомневаюсь. Освещение войны в Украине для меня лично – это не просто работа. Это не съемки событий в далекой от меня стране – я никогда не снимал военные действия в Ираке или Афганистане.
Война в Украине и ее освещение – это определенная гражданская позиция. Я считаю и чувствую, что должен быть здесь, у меня есть инструментарий для того, чтобы об этом рассказывать. Это во многом вопрос собственной позиции.
Андрей Кузаков, журналист телеканала «Настоящее Время»:
– После победы Украины и ее возвращения к границам 1991 года, мы все равно будем снимать боевые действия, которые будут происходить по соседству.
Иван Любыш-Кирдей, видеожурналист агентства Reuters:
– Да, это работа, я поеду и буду это снимать.
Форум