30 лет назад, 8 декабря 1991 года, в Беловежской Пуще собрались руководители России, Украины и Беларуси Борис Ельцин, Леонид Кравчук и Станислав Шушкевич, которые при участии министров иностранных дел своих стран подписали «Соглашение о создании Содружества Независимых Государств». В нем также констатировалось прекращение существования СССР как «субъекта международного права и геополитической реальности».
Беловежское Соглашение, как его стали называть, осталось в сознании многих граждан бывшего СССР не столько началом нового этапа, сколько концом старого. Почти треть века спустя слова «Беловежская Пуща» по прежнему являются яблоком раздора для россиян: кто-то видит за ними развал «великой страны», сепаратное «предательство», приведшее к «геополитической катастрофе», другие же считают их символом закономерного поражения «империи зла», давшим шанс преодолеть разделение мира на две враждующие группировки.
По степени токсичности и противоречивости отношение россиян к Беловежскому Соглашению, распаду СССР не уступает проблеме отношения к фигуре Сталина. Согласно данным социологической компании Pew Research Center, в течение последнего десятилетия 59% - 69% россиян все еще сожалели о распаде СССР. По оценке же Левада-центра за прошлый год 65% до сих пор думают, будто распада СССР можно было избежать. Многим россиянам кажется, что Беловежское Соглашение было «безответственным и ничем не обоснованным сговором Ельцина, Кравчука и Шушкевича» (29% на 2016 год) или «заговором враждебных СССР зарубежных сил» (23%).
Фёдор Шелов-Коведяев, 1-й заместитель министра иностранных дел России в 1991-1992 годах, непосредственно руководил разработкой проекта «Соглашения о создании Содружества Независимых Государств». Будучи выпускником филологического факультета МГУ и став кандидатом исторических наук после аспирантуры в академическом Институте истории СССР, он получил признание как специалист по будущему «ближнему зарубежью» и был назначен президентом Борисом Ельциным 1-м замом к Андрею Козыреву (министру иностранных дел) в середине ноября 1991 года – как раз под задачу образования будущего Содружества Независимых Государств. Его интервью русской службе «Голоса Америки» раскрывает всю парадоксальность сегодняшнего понимания распада СССР, как факта мировой истории.
Евгений Комаров: Сторонники СССР порой обвиняют подписантов Беловежского Соглашения в «предательстве», «сепаратном сговоре». Справедливо ли это?
Шелов-Коведяев: - Я непосредственно руководил группой, разработавшей те документы, которые рассматривались в Беловежской пуще. Подчеркиваю: рассматривались. Потому что то, что было в результате подписано – сильно отличалось от того, что было разработано представителями всех сторон.
Вот только с точки зрения международной практики в этом нет ничего странного: всегда руководители могут при принятии решений прийти к неким выводам, которые отличаются от выводов экспертов и специалистов даже самого высокого уровня. Ничего скандального в этом нет и это не было для меня неожиданностью. В мире мы это видим постоянно. Например, пакт AUKUS, анонсированный 15 сентября 2021 года США, Великобританией и Австралией, тоже стал неожиданностью для их союзников по НАТО, а его детали, насколько мне известно, также менялись в последний момент...
К 1991 году у нас уже был опыт заключения двусторонних договоров между Россией и республиками, эти тексты и были положены в основу проекта. Мы первоначально согласовали текст, где были четко определены взаимные обязательства и условия сохранения тесных политических, экономических связей, вопросов военного сотрудничества. В особенности три славянских республики (Россия, Украина и Беларусь) были тесно завязаны друг с другом экономически, и эффективность их дальнейшего развития была под серьезным вопросом без создания структур взаимодействия. Такого сценария хотелось избежать, причем всем: что бы ни говорил потом, например, Леонид Кравчук. Таким образом, мы все сначала согласовали документ, предполагавший гораздо большую интеграцию, экономическую прежде всего.
ЕК: - Когда Вы начали готовить договор?
Ш-К: - Я руководил этим направлением еще в составе комитета Верховного Совета, так что наработки были. В середине ноября Андрей [Козырев] пригласил меня стать его 1-м замом, потому что стало очевидно, что ситуация будет развиваться по-иному, чем предполагал Горбачев: бывшие республики скоро превратятся в субъекты международного права, а никто в МИДе не понимал, как с ними разговаривать. Как историк, я прошел фактически пешком не только Молдавию и Украину, но все Закавказье, большинство республик Средней Азии. Занимаясь древней историей и археологией, я хорошо понимал, как теперь принято говорить, местный менталитет.
В активную фазу подготовка договора перешла 2 декабря: на следующий день после референдума в Украине, где более 90% высказалось за независимость при явке 84%. Стало окончательно ясно, что в такой ситуации СССР продолжать свое бытие не может, надо искать другие формы взаимодействия. Это было общее ощущение у всей политической элиты и в России, и в Беларуси, и в Украине. Это была некая историческая атмосфера, абсолютно очевидная тогда. Между прочим, и у Михаила Горбачева тоже не было никаких иллюзий: потому-то он и пытался остановить украинский референдум, понимая, чем это может грозить Советскому Союзу, но не смог этого сделать.
В разговорах, которые тогда шли между ним и Ельциным, он признавал, что Советский Союз уже de facto прекратил свое существование, и надо искать другие формы. Он просил Ельцина найти какую-то форму, которая сохранила бы Союз в целом, и в результате пришли к тому, что надо сохранить высокую степень интеграции трех, условно говоря, славянских республик, с которых может начаться более широкий процесс.
По идеологии окончательный вариант мало чем отличался от предложенного нами, а вот подробно прописанные интеграционные механизмы были сокращены или вообще выброшены со ссылкой, что они, мол, потом могут стать предметом отдельных договоров. Объяснялось примерно так: «Понятное дело, мы и так – братские народы, всегда договоримся, зачем так подробно сейчас прописывать»... Ну а потом началась торговля.
Я в Беловежскую Пущу не поехал, оставшись за министра в Москве, а на самой встрече текст правили Сергей Шахрай, Геннадий Бурбулис, ну и Андрей Козырев.
Е.К.: - Почему Вы полагаете эти изменения в договоре такими важными?
Ш-К.:- Потому что европейская и мировая история могла бы пойти иначе, сохрани страны бывшего СССР работоспособную степень экономической интеграции. Ведь рассыпалась система взаимоотношений, сформированная по итогам второй мировой войны.
Историю двигают противоречия: соперничество, конкуренция и противоборство. А тут мы услышали успокоительные реляции: у наших западных коллег сложилось впечатление, что игра уже сыграна: всё, больше ничего не произойдет! Западная либеральная модель будет лишь бесконфликтно развиваться сама по себе и расширяться географически. А это и есть «конец истории»: когда все будет происходить также, как уже происходит сейчас. Если вы считаете, что оказались на вершине, то дальше у вас путь только один: вниз.
Я не считаю, что СССР развалили. Это был распад. На протяжении многих десятилетий внутри Советского Союза, в обществе, в экономике, в идеологии, культуре и политике нарастали структурные проблемы. Коллективный Запад сильно преувеличивает собственные заслуги в этом. Никакой «Голос Америки», BBC или Deutsche Welle ничего не могли бы изменить в сознании людей, если бы те видели позитивные тенденции в развитии своей страны и собственной жизни. В 1970-е годы я просто ежедневно видел, как стремительно схлопывается окно возможностей: те шансы, которые были еще вчера, уже закрылись сегодня утром.
Так что когда распад СССР состоялся – это не стоит считать победой Запада. Наоборот: мы сами победили своего собственного коммунистического монстра и освободили мир от коммунистической угрозы.
Е.К.: - Раз «коллективный Запад» СССР не разваливал, тогда кто «виноват»?
Ш-К.: - Часто рассуждают на тему, почему СССР не пошел по китайскому пути развития. Да потому, что китайский путь развития стал невозможным после свертывания реформ, предложенных Алексеем Косыгиным! Он предлагал ровно то же, что в начале предложил Дэн Сяопин. Это позже в Китае заработали другие мощные механизмы, а если вернуться к истокам, то Дэн Сяопин предлагал то же, что и Косыгин: хозяйственную самостоятельность хозяйствующих субъектов.
Е.К.: - Хорошо. Кто же помешал Косыгину, свернул его реформу?
Ш-К.: Михаил Суслов. Он отвечал за советскую идеологию, а реформы ей не соответствовали. Суслов прекрасно понимал, что если это все разрешить – то социализму, к которому он привык, придет конец. Вот в Китае сейчас есть легальные миллионеры и миллиардеры: не подпольные. Появилась бы буржуазия и в СССР. Суслов был последним последовательным политэкономом социализма и он не хотел допустить его конца.
Е.К.: - Получается, что у СССР не было шансов. Без реформ ему пришел конец, как мы все видели, по основанию экономической неэффективности, а с реформами ему бы пришел конец по другому основанию, которого боялся Суслов...
Ш-К.: - Правильно. Только как вы сейчас оцените социально-политический строй Китая? Ведь это не капитализм, не либеральная экономика в классическом виде... В СССР тоже могла бы сложиться такая модификация социализма, которая абсолютно не укладывалась в идеологические рамки, которые представлял себе Суслов. Губит всегда одно и то же: неспособность оценить поступающие вызовы и принять грамотные решения, чтобы обратить эти вызовы себе на пользу. Такой грамотный человек в СССР не появился.
Е.К.: - Тогда почему так много людей в современной России испытывают ностальгию по СССР, порой даже не понимая, чем он был?
Ш-К.: - Большинство людей не умеет критически мыслить, поэтому ностальгия – явление понятное. Скажем, в 70-е годы мне было 20 лет: ну естественно, "девушки бежали навстречу быстрее, небо казалось светлее, а трава зеленее". Эта ностальгия откладывается в мозгу у молодежи: они не знают, как – но они слышали, что все было якобы здорово.
У одного моего товарища был диалог с внучкой, которая возмущалась по поводу выборов. Он сказал ей: «А ты знаешь, что мы выбирали в свое время из одного кандидата?» Она: «Ну да, как сейчас: заранее был определен фаворит...» «Да нет же: просто был один-единственный кандидат и все!» Мало кто это уже знает.
Тем более люди не помнят про СНГ. Они не понимают, что это такое. Но мы сделали неплохую работу, и те задачи, которые перед нами стояли, выполнили.
Е.К.: - Что принес распад СССР человеческой цивилизации?
Ш-К.: - Как историк скажу: единой мировой цивилизации не существует. Есть лишь попытка движения глобализации ее создать. И она не удалась. Тенденции регионализации видны повсюду, ведь за приливом всегда следует отлив. В любом случае, выводы делать слишком рано – как сказал тот же Дэн Сяопин в связи с 200-летием Французской революции. А тут всего-то тридцать прошло.
