Спустя 10 лет после аннексии вопрос возвращения Крыма не закрыт  — шеф-редактор «Крым. Реалии» Владимир Притула

RFI: Какие у вас остались воспоминания о том, как происходила аннексия Крыма в марте 2014 года?

Владимир Притула: Вы знаете, каждый день после 27 февраля в течение длительного времени, просыпаясь, я думал, что это был ужасный, страшный сон. Но со временем пришло ощущение и понимание, что это не сон, а жестокая реальность. Это был такой очень сильный психологический удар, потому что рушилась жизнь не только моя и моей семьи, но и многих людей.

Я в Крыму прожил почти 30 лет, с конца 80-х годов. И помню те времена, когда Советский Союз еще был. Потом, когда он рушился, а независимая Украина проходила период становления, все процессы, адаптация к новой реальности в Крыму проходили очень и очень болезненно. Фактически это была другая страна для многих.

Кто такие были крымчане к концу 80-х годов? Абсолютно большая их часть — это послевоенные переселенцы или члены их семей. Много отставных военных, много отставных партийцев, просто людей, которые переселились в цветущий, с теплым морем, солнечный Крым. В 70-е годы прошлого века там построили замечательные санатории для партийной, да и не только для партийной элиты. Люди, которые там работали, получали хорошие зарплаты. И тут это все разрушилось. Понятно, другая страна. В Крыму не было украинских школ, украинский язык половина населения и школьников не изучали. Для многих это был стресс. Но переходный период прошел мирно достаточно, в отличие от многих советских окраин. Худо-бедно, но Крым интегрировался в Украину.

Началось переселение крымских татар. Это тоже был стресс для местного населения.

Крымчан готовили, что едут головорезы какие-то, которые будут отнимать у них свои дома. Это запугивание вызывало в какой-то мере агрессию. То есть это стало реакцией на вот эту агрессия. Крымских татар помнили немногие. Местные, которые там оставались, остались в Крыму, таких было не очень много.

Этот период 90-х был очень сложным, но он прошел, постепенно люди притерлись к новой реальности и к новым соседям. В двухтысячных выросло новое поколение, и причина для внутреннего межнационального конфликта исчезла. Новые люди, новые крымчане, новое поколение — они были толерантны. Это было совсем новый Крым, в котором исчезла ностальгия по Советскому Союзу, практически исчезла. Да, безусловно, приезжали из России люди с большими деньгами, они были побогаче украинцев. Это влияло, конечно. Но в целом современная молодежь ориентировалась на Украину, на Европу. Прошла оранжевая революция, прошло очень много изменений, открылись границы, люди начали выезжать, могли путешествовать. И это очень сильно изменило Крым.

Какие настроения  были в Крыму после Майдана 2013–2014 годов?

На митингах против оккупации, против российских войск, которые начались 2 марта, я видел очень много молодых людей, много незнакомых лиц для меня. Я работал в Крыму в журналистике тогда уже больше 25 лет. В 2010 году начала работу международная программа «Крымский политический диалог», которая финансировалась Европейским союзом, преимущественно Финляндией. Многие принимали участие в этом проекте, туда привлекали представителей русской, крымскотатарской и украинской общины, лидеров мнений, в том числе и не политиков. Это стало площадкой для того, чтобы объединить крымчан. Там, в том числе, и была такая революционная идея, как мультикультурное образование — преподавание в школе должно было проводиться одновременно на трех языках — русском, украинском и крымско-татарском. С 2010 по 2014 год это входило в финальную стадию. В марте 2014 года все сорвалось. И это был крах многих планов, многих чаяний, в том числе и моих, и моей семьи.

Как же получилось, что российскому диктаторская режиму с легкостью удалось аннексировать Крым, практически без единого выстрела и без капли крови?

На самом деле это миф. Была стрельба между военными, были погибшие среди военных и среди активистов тоже. Крымскотатарский активист Решат Аметов был похищен и убит боевиками крымской «самообороны» в первые недели оккупации 2014 года. Около 100 человек пропали, и мы не знаем до сих пор, где они и что с ними случилось. Это была тактика. российских войск, спецназа. Они похищали людей, активистов, лидеров общественного мнения, журналистов и запугивали одновременно.

Мне тогда звонили разные люди, угрожали детям, семье. В итоге через несколько дней после захода российских войск мне пришлось вывезти семью на материковую Украину. Сам я вернулся дальше работать, но понимая, что это опасно.

На железнодорожном вокзале Симферополя людей досматривали, активистов выхватывали и похищали или по домам ходили.

Андрей Щепкин с Анатолием Ковальским три недели находились в подвале областного военкомата, который захватили тогда «зеленые человечки». Их допрашивал всем уже известный сегодня Стрелков - Гиркин. Только после того, как где-то на Донбассе поймали нескольких российских военных, Щепкина и Ковальского обменяли и освободили.

А таких украинских активистов, которые пропали, десятки. Это продолжалось где-то до апреля. В середине марта выехало очень большое количество проукраинских активистов, и поэтому все митинги сходили на нет. В конце концов эти протесты прекратились. А уже начиная где-то с апреля мая начала работать ФСБ.

Судя по всему, украинские власти тоже не смогли этих людей никак защитить.

Самая главная причина, мне кажется, кроется в слабости украинской власти. Вы же помните, на каком фоне это все происходило. Президент бежал. В Верховной Раде произошло переформатирование. Верховная Рада назначила исполняющего обязанности, легитимность которого не до конца была понятна, сменилось правительство. В результате потеряно было время и управляемость крымскими силовыми структурами. Все силовые структуры в Украине были деморализованы.

Кроме того, российская власть накануне аннексии начала раздавать российское гражданство крымским силовикам. Я помню, что в 20-х числах февраля в консульстве РФ в Симферополе прошла церемония вручения российских паспортов бойцам крымского «Беркута». То есть они приехали из Киева, вернулись, и им дали российское гражданство, таким образом защищая их и одновременно перекупая силовиков, а затем и «Альфу». То есть силовых структур в Крыму практически не было, кроме армии. Но и армия была совсем другая — по законам она не могла вмешиваться во внутриполитическое противостояние. А именно так это все подавалось. Крымские женщины штурмовали воинские части. Как потом сказал Путин, войска стояли за спинами женщин и детей.

Параллельно очень активно работали российские силовые структуры, спецслужбы, ГРУ, ФСБ с местной крымской властью, с депутатами и с военными. То есть нужно понимать, что со стороны России были очень агрессивные, жесткие, спланированные действия, с другой стороны сыграла свою роль деморализация украинской центральной власти.

Но все же, вы говорите, что протесты в Крыму были.

Да, конечно, люди выходили практически в каждом населенном пункте, вдоль дорог выстраивались живые цепи. Причем инициировал это Меджлис, но подключились не только крымские татары, люди из разных этнических групп.

Насколько изменилось отношение к российской власти за 10 лет аннексии, люди ее приняли? И как они воспринимают сегодня российскую оккупацию?

Вы знаете, накануне аннексии в конце 2013 года Центр Разумкова проводил опрос, и 60% крымчан выступали за то, чтобы Крым был в составе Украины, и лишь 40% в составе России. 

Пророссийский блок и Партия регионов играли на ностальгии по Советскому Союзу. Плюс сыграли свою роль и обещания поднять пенсии и зарплаты. В первый год, действительно, были очень высокие пенсии и зарплаты, потом их привели в соответствие с российскими, и они для многих снизились.

Многие верили, что в России Крыму будет хорошо. Российская власть устроила такие празднования, привезли с концертами артистов, тем самым привлекли молодежь. Картинка получилась красивая, и на этой волне многие люди поддержали аннексию. Потом, когда столкнулись с реалиями, было разочарование. Некоторые люди ушли в повседневные заботы и проблемы, некоторые, понимая, что они ошиблись в своих ожиданиях, стали более агрессивно относится к Украине и к украинскому прошлому. Оценить, какие сейчас настроения, очень сложно.

Почему? Потому что люди боятся говорить?

Во-первых, боятся говорить, во-вторых, многие люди действительно разочарованы и обозлены на все, особенно после полномасштабного вторжения. Ситуация в Крыму радикально изменилась. Запугивание населения, стимулирование стукачества, поиск тех, кого можно безнаказанно третировать, выискивать тех, кто не слишком активно поддерживает войну, слежка за другими, соревнование, кто быстрее доложит, это тоже характерно сейчас для крымского общества. Ну и, конечно, все эти постоянные прилеты очень сильно нервируют крымчан.

Для вас как для человека, который прожил в Крыму много лет, каковы перспективы возвращения Крыма в Украину?

Это очень сложный вопрос. У украинского общества и у украинской власти есть запрос на это. Кроме того есть очень мощный стимул — это крымские татары. Я думаю, что крымские татары будут постоянно эту тему поднимать. Для них это шанс вернуть свою родину и возродить свою роль на своей родине.

Многое зависит от состояния России, от того, кто будет у власти в России, как долго Путин протянет. Как долго Россия как государство в нынешнем виде сохранится. Очень многое зависит от разных составляющих. Кто будет президентом США, какие будут проходить изменения в Китае или в Европе? Это все очень сильно влияет на ситуацию в Украине и на ситуацию вокруг Крыма. Поэтому вопрос возвращения Крыма, что бы там ни говорил Путин и его окружение, не закрыт. Но очевидно, что Украина не будет оставаться вне этого процесса.