Год назад, 27 июля 2019 года, в Москве прошла несогласованная акция за допуск незарегистрированных кандидатов на выборы в Мосгордуму. В центр Москвы вышли несколько тысяч человек, которые были жестко разогнаны, 1373 человека были задержаны в течение дня, 25 человек были ранены. Радио Свобода публикует монологи нескольких пострадавших от насилия со стороны сотрудников правоохранительных органов. Они уже обратились в Европейский суд по правам человека.

Собеседники Радио Свобода прошли все возможные инстанции в России, но им не удалось добиться разбирательства. Как объясняет адвокат Светлана Байтурина, которая защищает интересы нескольких пострадавших на той акции протеста, в подобных делах работает стандартная схема: "Заявление о преступлении рассматривается как обращение. Соответственно, не проводится проверка и не выносится итоговое решение о возбуждении уголовного дела либо об отказе в возбуждении уголовного дела. Когда бездействие обжалуется в суде, то суд отказывает в принятии жалобы на совершенно надуманных основаниях, а апелляционный суд "засиливает" это решение. В дальнейшем уже никаких действий в соответствии с российским законодательством невозможно предпринять, и есть только основание для обращения в ЕСПЧ".

Совершенно противоположную картину можно увидеть в делах о применении насилия в отношении сотрудников правоохранительных органов. После акции протеста 27 июля возникло "Московское дело" – совокупность уголовных дел о массовых беспорядках и о применении насилия в отношении сотрудников правоохранительных органов. По этим делам было осуждено 17 человек. Например, на 2,5 года колонии общего режима был осужден Данил Беглец, который потянул полицейского за руку во время грубых задержаний. Другой участник акции, Самариддин Раджабов был приговорен к штрафу в 100 тысяч рублей за то, что бросил на тротуар пластиковую бутылку, что полицейские восприняли как угрозу применения насилия. При этом по заявлениям о применении насилия со стороны сотрудников правоохранительных органов не были проведены даже проверки. Интересы пострадавших защищали адвокаты, сотрудничающие с "Зоной права".

Евгений Дубинин

"Я сознательно пошел на ту акцию, потому что, на мой взгляд, были сильные злоупотребления по поводу допуска кандидатов на выборы. Когда я достал свой плакат с надписью "Допускай", то через несколько секунд услышал крики, а потом увидел, что людей расталкивают. И на меня, как мне показалось, бежало 5–6 человек. Они навалились, схватили меня за ноги, за руки и потащили к автобусу. Когда они меня у этого автобуса поставили на землю, то резко толкнули. Я не успел ни руку поставить, ничего сделать, только отвернул голову – в общем, я ударился головой о борт этого железного автобуса. А уже потом я себя в участке почувствовал плохо – у меня начала голова кружиться, начало тошнить. Мне диагностировали сотрясение мозга.

Дело в том, что я же не оказывал никакого сопротивления. Если бы полицейские подошли, представились, я бы мог спокойно и сам пешком пройти в этот автобус. В общем, не было никакой необходимости меня хватать, толкать, причинять эти повреждения. Мы подали заявление в Следственный комитет в Тверском районе. Потом получили стандартную, как оказалось, отписку о том, что "вы принимали участие в несанкционированной властями акции и никто не несет ответственности" – в общих чертах эта бумага выглядела так. Я думаю, что это такая разновидность государственного террора, устрашения: если вы получите какие-то повреждения, мы даже не будем расследовать. Я думаю, что это часть такой идеологии.

Такое со мной случилось первый раз. Это было очень стрессово, я в себя приходил несколько месяцев после этого. У меня еще долго держалось ощущение, что, в принципе, тебя там могут убить и никакой ответственности никто не понесет. Я ходил на следующие митинги, но на разрешенные, и все равно было как-то достаточно некомфортно психологически после этого. Это не значит, что я не пойду, если опять что-то подобное повторится, скажем, в этом сентябре. Я пойду, если будут крупнейшие нарушения на выборах, но я уже буду стараться быть настороже, буду готовиться закрываться локтями, руками. Хотя, наверное, никто не застрахован от того, что они могут ударить. Поскольку они все анонимизированы и невозможно определить, кто там тебя ударил или толкнул, для людей защиты никакой нет вообще. Если человек потеряет здоровье в такой ситуации, я думаю, он не получит никакой компенсации – ни моральной, ни материальной. Каждый должен за свои убеждения выходить на свой страх и риск. На мой взгляд, это опасно для жизни, на самом деле.

У меня и раньше было не особо позитивное отношение к полиции, но теперь я понял, что закон наш, вся судебная система, прокуратура всегда на стороне полицейских. Очень мало что человек может в такой ситуации доказать. В таких случаях, который был у меня, никто даже не будет расследовать это. Я думаю, скорее всего, это указание властей самого высокого уровня – не расследовать, не заниматься такими инцидентами.

Я лечился после той акции где-то недели три-четыре. Работать было невозможно, потому что были головные боли. Месяц неработоспособности, а потом еще два месяца был достаточно тяжелый период адаптации.

На меня после акции составили протокол, оштрафовали на 10 тысяч рублей. Причем я ходил в суды, смотрел материалы дела. В рапортах от полицейских была написана явная ложь. Там было неправильно указано время, когда я был задержан; было указано, что я выкрикивал лозунги типа "Путин – вор!" и подобное, хотя я ничего не кричал вообще. Там просто была ложь сотрудников полиции. Были материалы с уличных видеокамер, где меня не было, где была просто толпа людей. И на основании всего этого присудили штраф. По крайней мере, показания полицейских, которые были в деле, – это была ложь. И по правильному, их нужно привлекать к ответственности за ложные показания, за то, что они это подписали. Там была написала такая строчка: "Нет оснований не доверять показаниям полицейских". У нас правосудие, на самом деле, имеет такой предвзятый уклон, то есть обвинительный – когда полицейским поверят, а тебе никогда. Сама вся эта система – полицейских, судов – деструктивна от начала и до конца. Тогда можно вообще сказать, что давайте не будем людей судить, а просто их сразу штрафовать за то, что они были в этом месте.

Я уверен, что Европейский суд оценит это правильно. Но дело не в этом. От того, что Европейский суд скажет, что права людей нарушены, ситуация ведь не поменяется. По крайней мере пока, на мой взгляд, ситуация с выборами ухудшается. Поэтому, конечно, никакой моральной удовлетворенности у меня не будет, потому что ситуация в стране не меняется в лучшую сторону".

Светлана Байтурина

Адвокат Евгения Дубинина

Разбирательства в российских судах как такового не было, потому что после того, как Евгений Дубинин написал заявление о преступлении и подал его в следственный отдел по Тверскому району, его заявление было рассмотрено как обращение. Мы пытались обжаловать в Тверском суде бездействие, но нам было отказано в принятии жалобы. Было указано, что усматривается несогласие с действиями сотрудников правоохранительных органов, и якобы можно это обжаловать в порядке административного производства. Это законом не предусмотрено, потому что у нас было заявление о преступлении о превышении должностных полномочий, поскольку Евгения Дубинина ударили головой о борт автобуса, и у него было сотрясение мозга. Потом мы подавали апелляционную жалобу, но Мосгорсуд оставил в силе решение суда первой инстанции.

Алексей Семенов

"Я привык где-то публично выражать свое мнение в отношении "начальников". К 2010 году я стал самым активным уличным пикетчиком в Сыктывкаре. Я всех глав республики Коми провожал в отставку на Стефановской площади. Когда я узнал, что Москва хочет в Шиес завести миллионы тонн мусора, я вступил в кампанию защиты Шиеса и летом 2019 года несколько дней стоял в одиночных пикетах у мэрии Москвы.

Я знал, что 27 июля будет акция в поддержку незарегистрированных кандидатов, и приехал на акцию вместе с Сергеем Фоминым, который был сборщиком подписей за Любовь Соболь. Эти подписи не были засчитаны, и Соболь не зарегистрировали.

В какой-то момент люди прорвались к мэрии через полицейские ограждения. Потом полицейские стали выдавливать нас вниз по Тверской в Брюсов переулок. Я не участвовал в столкновениях, а в основном снимал видео и фотографировал. В один момент я залез на заборчик, чтобы сфотографировать омоновцев, которые выдавливали людей. Ко мне подбежал омоновец и, ничего не говоря, ударил меня дубинкой по правому боку. От неожиданности я упал с этого забора, а этого омоновца старший оттащил из цепи назад. Видимо, чтобы он успокоился. Через пару минут я увидел, что депутат оказалась с окровавленной головой. Видимо, в этот момент были какие-то особенно агрессивные и неуправляемые сотрудники, которые дубинками лупили всех.

На следующий день люди, поддерживающие Навального, пришли к 64-й больнице, где он лежал с отравлением. И там я увидел, как полиция совершенно немотивированно очень жестко задерживала людей: с велосипедов стаскивали, били. Люди ничего не кричали – просто собрались. Меня так поразила эта немотивированная жестокость. Если у мэрии еще можно было понять – им дали приказ защищать мэрию, а у 64-й больницы тихое место, никакой публичности там нет. Я рассердился и пошел в ближайший травмпункт, чтобы зафиксировать побои с акции 27 июля. Поскольку удар пришелся по боковой поверхности живота, мне предложили обследоваться, так как была возможна травма внутренних органов. Меня на скорой отвезли в хирургию, где я пролежал двое суток. Сделали все обследования – повреждений внутренних органов не обнаружили. И после выписки я еще несколько дней проводил у мэрии одиночные пикеты.

Смотри также

"Видят подлость власти". Как дубинки объединили молодежь

С адвокатом мы написали заявление в Следственный комитет. У меня есть фотография этого сотрудника и есть свидетель, который видел, что этот сотрудник меня ударил дубинкой. А на следующий день я пытался уехать в Питер, но меня задержали оперативники на Ленинградском вокзале и увезли в Сергиев Посад. Это по старому делу – я находился в розыске за то, что написал цитату Ленина на постаменте его бюста в Сергиев Посаде. Там была цитата 22 года: "Суд должен узаконить террор" ("…Суд должен не устранить террор; обещать это было бы самообманом или обманом, а обосновать и узаконить его принципиально, ясно, без фальши и без прикрас". – Прим. РС). Меня хотели осудить за вандализм, но я скрывался от суда. Меня поймали 10 августа. 40 суток я провел в СИЗО, потом меня осудили на 1,5 года условно. Я вернулся к себе домой в республику Коми и здесь отбываю свой срок.

К сожалению, это мой первый иск в ЕСПЧ, раньше я не обращался, хотя по тем акциям, в которых я участвовал и инициатором которых был, два человека уже получили компенсацию от Европейского суда.

Насколько я могу судить, на протестных акциях в Москве, Питере, Нижнем Новгороде есть привычная жесткость. Это центры протеста нулевых годов, и полиция там приучена действовать жестко. В мегаполисах вероятность, что ты ударишь или задержишь родственника, минимальна, в отличие от Архангельска (я тоже участвовал там в шествии и митинге). В Архангельске в силу того, что там все знакомые люди, полиция не могла решиться на жесткие действия против своих знакомых, саботируя фактически приказ губернатора. А на всех акциях в Москве полиция действует без соблюдения всяких законов – просто хватает и тащит. Второе отличие уже в судах. У меня на руках есть пять решений судов в республике Коми о выплате мне компенсаций за незаконное пресечение одиночного пикетирования в Сыктывкаре. Когда объект пикетирования находится не выше уровня губернатора, довольно по закону судят. Но когда дело касается, например, представителя президента, в этих условия полиция начинает жестить. Когда мы пикетовали в приезд Путина, нас задержали и как свидетелей какого-то преступления держали до вечера в полиции, пока Путин не улетел. Есть уровень, с которого начинаются другие действия – более жесткие и незаконные".

Татьяна Молоканова

Адвокат Алексея Семенова

В России мы смогли только обратиться в Следственный комитет по привлечению к уголовной ответственности сотрудников полиции. Наше заявление рассмотрено не было, проверка по нему не проведена. На это заявление нам ответили как на обращение гражданина: признаков состава преступления не усматривается, и нет необходимости проведения проверки по данному заявлению. У нас мы ничего добиться не смогли. Мы не смогли даже попросить правоохранительные органы провести проверку, то есть человек остался абсолютно незащищенным, его права нарушены полностью, справедливость не восстановлена – даже попытки никакой не было.

Если бы проводилась проверка, то должны были хотя бы установить личности сотрудников правоохранительных органов. Поэтому правоохранительные органы и заняли такую позицию, что они даже проверки не проводят – не считают нужным устанавливать этих лиц. У меня в ближайшее время апелляция по заявлению Дарьи Сосновской (при задержании полицейский ударил ее в живот. – Прим. РС). Я, честно говоря, не надеюсь на удовлетворение нашей жалобы.

Андрей Забурдяев

"Я вышел на акцию протеста вместе со своими однопартийцами – я член Либертарианской партии. Примерно в 17:45 мы оказались на пересечении Камергерского переулка и Тверской улицы. Полицейские и сотрудники Росгвардии перекрыли выход из переулков, образовалась давка. Я был в первом ряду, и сотрудники Росгвардии начали применять дубинки против протестующих, в том числе прилетело мне. Затем я отошел от сотрудников Росгвардии, ко мне подбежали какие-то люди, оказали мне первую помощь, вызвали скорую помощь.

После этого ко мне подошел сотрудник Росгвардии – он, видимо, был старший по званию, командир, – и сказал, что я сам виноват, что это протестующие меня били. Сказал, чтобы протестующие не калечили своих же людей. Затем приехала скорая помощь, и я попросил пропустить меня через ограждения, чтобы подойти к машине. Меня пропустили. Один сотрудник Росгвардии крикнул: "Заходите еще!" После осмотра в скорой помощи меня отпустили домой.

5 августа я подал заявление в Следственный комитет. Прошел месяц, но никакого ответа не было. Затем 11 сентября я подал заявление в Тверской районный суд. В Тверском суде даже прокурор присутствовала на заседании формально. Когда судья ушла в совещательную комнату, прокурор вышла из зала суда и уже не вернулась. Когда решение зачитывали, прокурора уже не было. Прокурор не привела ни одного довода, почему решение СК законно. Она просто сказала: решение законно, потому законно (условно говоря).

Лечиться мне после этого не пришлось – у меня были не такие уж большие увечья. Касательно эмоциональной стороны... Я к этому нормально относился, я был готов к этому изначально. К уголовному делу против меня был морально готов. Так как меня не задерживали, на меня не составили в итоге протокол. Но когда я подавал заявление в Следственный комитет, в ответе указали, что действия сотрудников Росгвардии были правомерны, потому что я участвовал в несанкционированной акции. Такая интересная трактовка – можно бить дубинками по голове, если человек участвует в несанкционированном митинге.

После этого случая я участвовал в акциях протеста. Через неделю, 3 августа был еще один митинг. Я пришел по приглашению того росгвардейца, который мне тогда крикнул: "Заходите еще!"

Дмитрий Джулай

Адвокат Андрея Забурдяева

Сначала мы написали заявление в Следственный комитет на сотрудников полиции, которые его избили. СК совершенно незаконно переправил наше заявление самим сотрудникам полиции для проведения проверки. Мы обжаловали это решение в суде первой инстанции, потом в суде второй инстанции. Проверку так и не провели. Мы обжаловали факт передачи, потому что Следственный комитет уклонился от проведения проверки по существу и, по сути, передал наше заявление тем, в отношении кого оно было подано.

По другим делам так же, если кого-то побили сотрудники полиции, СК сбрасывает сотрудникам полиции самим разбираться. Если избили сотрудники Росгвардии, то СК сбрасывает сотрудникам Росгвардии. К таким заявлениям обычно прилагаются фото, видео, все медицинские документы о совершении преступления со стороны сотрудников правоохранительных органов. Но поскольку тут имеется политическая подоплека, сотрудники СК стараются всячески уклониться от проверки по существу.