- В Россию возвращаются недавние участники войны в Украине.
- За что редактора дагестанской газеты приговорили к 17 годам колонии?
- В России будут выискивать и штрафовать "помощников иностранных агентов".
УГОЛОВНИК, НАЕМНИК И СНОВА УГОЛОВНИК
В России "на гражданку" возвращаются участники войны в Украине. 34-летний Сергей Руденко, например, попал туда из колонии, вступив в ряды ЧВК "Вагнер". Отслужив полгода, он, помилованный президентом, вернулся в родной город Ростов-на-Дону и, решив снять квартиру, встретился с ее 52-летней хозяйкой. О стоимости аренды договориться не удалось – женщина не собиралась скидывать цену. Тогда Руденко задушил ее шнурком, а после нанес несколько ножевых ранений. Суд приговорил его к 11,5 годам лишения свободы. И подобных историй по всей России уже десятки.
На видеосвязи с нашей студией – руководитель Команды против пыток Сергей Бабинец и конфликтолог Глеб Труфанов.
Мы наблюдаем всплеск преступлений, совершенных недавними участниками так называемой "специальной военной операции", вернувшимися "на гражданку". Насколько это закономерно?
Сергей Бабинец: Во время ведения любым государством военных действий среди населения пытаются укоренить важную мысль: что насилие может быть не только нормальным, но и очень полезным. Потому что у людей, которые не только участвуют в боевых действиях, но и работают на мирной ниве, необходимо выработать терпимость к насилию и вызывать ура-патриотическое состояние, когда они даже желают, чтобы каким-то врагам этого государства причинялась боль и страдания. К сожалению, в воюющих государствах культивируется тема насилия, и это всегда прекрасно получается.
Марьяна Торочешникова: Все-таки люди не особенно рады, когда ветераны "СВО", которых так прославляют, открывают им Доски почета в школах, чем-то награждают, начинают вести себя абсолютно неадекватно мирной жизни, более того, совершают преступления. А государству это нормально?
К сожалению, в воюющих государствах культивируется тема насилия
Сергей Бабинец: Конечно же, это ненормальная ситуация. У людей, которые участвуют в боевых действиях, видят, как убивают людей, и сами зачастую убивают, в голове происходит слом тех базовых правил, которые человеку с рождения прививают окружающие: не убивай, не кради, не применяй насилие. И человеку, который переступил через эти правила, бывает достаточно сложно вернуться обратно в мирную жизнь, тем более если он психически или физически пострадал. А участие в боевых действиях обычно накладывает очень тяжелый отпечаток на психологию человека. И когда он приходит в обычную, спокойную жизнь, ему очень сложно снова к ней привыкнуть, и он зачастую продолжает использовать те инструменты, которые использовал во время боевых действий.
Марьяна Торочешникова: Люди, которые возвращаются с войны, считают, что им все дозволено?
Глеб Труфанов: В их сознании декриминализируется образ действий, связанных с насилием, то есть это считается абсолютно нормальным. А государству, которое ведет такого рода захватнические войны, как на Украине, судьба какого-то населения, пусть даже электората, не представляется важной, поэтому оно готово мириться с этими частными случаями.
Марьяна Торочешникова: Как вернуть таких людей в нормальную реальность? Существуют ли в России какие-то программы для их психологической реабилитации? Я говорю как об участниках, так и о свидетелях этого конфликта.
Глеб Труфанов: Для участников однозначно есть. У Минобороны есть своя специальная медицинская система для тех, кто участвовал в боевых действиях. Существуют заведения, где есть и психологическая, и психиатрическая помощь, и "горячая линия". Но вопрос в качестве, распространенности и доступности всего этого. Ждать пять лет в очереди, чтобы попасть в какой-то санаторий, – это, по-моему, не соответствует потребностям людей.
Марьяна Торочешникова: Можно вспомнить исторические примеры. Когда ветераны возвращаются в таком огромном количестве и не получают помощи от государства, они же и бунты устраивают, и революции, могут пойти против государства. Или российские власти считают, что это невозможно?
Сергей Бабинец: Был у нас недавно один бунтарь. И как он закончил? У нас перед глазами прекрасный пример, как можно, имея гигантские ресурсы, в мгновение ока превратиться в ничто. Поэтому люди, не имеющие такого большого запаса прочности, как тот же Евгений Пригожин, все-таки исходят из того, чтобы сохранить в первую очередь себя, и пойдут на те условия, которые им предоставит государство. Если будут какие-то бонусы в виде устройства в правоохранительные органы на достаточно неплохую зарплату, то, я думаю, бывшие участники спецоперации с удовольствием пойдут туда работать.
Государству, которое ведет захватнические войны, судьба населения не представляется важной
Марьяна Торочешникова: Что должно было бы предпринять государство, которое думает хотя бы на два шага вперед, как снизить криминальную нагрузку со стороны людей, вернувшихся с войны?
Глеб Труфанов: Это все-таки нормальная адаптация и выполнение своих обещаний, например денежных. А мы постоянно слышим, что там выплат нет, тут выплат нет. Люди чувствуют себя покинутыми: что на фронт им собирают на какие-то предметы первой необходимости, что они возвращаются сюда – и ни выплат, ничего нет, и с протезированием проблемы. У людей возникает глубокая фрустрация. Поэтому государству в первую очередь нужно было бы следить за тем, что оно обещает, и по возможности это давать. И не только в центральных городах, а смотреть за тем, чтобы шло равномерное распределение, иначе по цепочке начинает включаться ситуация общего недовольства.
Марьяна Торочешникова: Недавно были инициированы поправки по поводу всяких преференций для недавних участников так называемой "СВО". И вот на днях в русскоязычных СМИ начали появляться сообщения о том, что Росгвардия намеревается брать на службу бывших осужденных, получивших помилование за участие в войне. Мне страшно представить, что произойдет, если эти люди получат власть, оружие, беспрепятственный доступ куда угодно, смогут задерживать людей. С вашей точки зрения, Росгвардия оценивает эти риски?
Сергей Бабинец: Государство воспринимает людей, которые будут возвращаться со специальной военной операции, как тех, кто помилован, то есть они в представлении государства никогда не совершали преступлений. А простой гражданин, независимо от того, помилован человек или нет, в первую очередь смотрит на бэкграунд: что он совершал. И это может быть какой-нибудь убийца, насильник, грабитель. Мы не знаем, насколько широко могут быть раздвинуты рамки для тех, кто будет возвращаться. Их же нужно трудоустраивать, чтобы они не начали кооперироваться в какие-нибудь бандгруппы, которые будут заниматься рэкетом по примеру 90-х годов. Поэтому можно отправить их в органы внутренних дел. А потом окажется, что они профнепригодны, и их просто выгонят – и такое может быть. И риск очень высок.
Марьяна Торочешникова: Не приведет ли это к увеличению случаев пыток в правоохранительных органах? Можно же вспомнить, что происходило после чеченских кампаний. Туда ведь преимущественно отправляли как раз милиционеров. Они там все это наблюдали, потом возвращались дальше работать. И вдруг пошли какие-то страшные пытки, издевательства – и бутылками в Казани, и доведение в Нижнем Новгороде человека до того, что он выскакивал из окна, и так далее.
Сергей Бабинец: Пытки в правоохранительной системе и сейчас нередкая вещь. А вот вернутся со специальной военной операции люди травмированные, и как они будут общаться с задержанным, который не хочет давать какую-либо информацию? Человек, у которого стерты барьеры "не убей, не пытай", запросто может начать делать с человеком самые страшные вещи, которые он только на войне и видел. Кто его остановит? Неизвестно.
Пока кажется, что будет очень страшный всплеск насилия в обществе
Будут ли их привлекать к ответственности? Это же люди, которых на экранах и на билбордах представляют как героев. Как к ним подойдут следователи, прокуроры? И кто будет расследовать эти пытки, если сейчас государство просто давит правозащитников катком, выгоняет за пределы РФ, награждает плашками "иноагентов" и ликвидирует старейшие правозащитные организации? Кто будет помогать простым гражданам, к которым придут вот такие люди – травмированные, несчастные, еще и с оружием в руках, ищущие вокруг врагов? Никто не будет помогать.
Марьяна Торочешникова: И к чему все это приведет?
Сергей Бабинец: Пока кажется, что будет очень страшный всплеск насилия в обществе. Это будет тяжело травмированное общество. А будет ли государство с этим что-то делать – очень большой вопрос. Пока мы не видим каких-то телодвижений, новых законодательных инициатив по поводу того, что с такими людьми необходимо работать, готовить их к возвращению. Естественно, необходимы дополнительные институты, правозащитные инициативы, как это было, например, в Комитете солдатских матерей в Санкт-Петербурге, где с людьми, вернувшимися из Чечни, работали психологи. Вот такие программы сейчас нужны.
ИНТЕРВЬЮ ИЛИ ПРЕСТУПЛЕНИЕ?
Суд в Дагестане приговорил к 17 годам колонии редактора газеты "Черновик" Абдулмумина Гаджиева. Его признали виновным в участии в деятельности террористического сообщества, организации его финансирования и участии в экстремистском сообществе. Сам Гаджиев и его коллеги уверены: это месть за профессиональную деятельность журналиста. И уголовное дело во многом строится на журналистских материалах Гаджиева.
ПРИДУТ ЗА ВСЕМИ?
В России ужесточают контроль над "иностранными агентами". Причем теперь речь идет не только о тех, кого уже внесли в тот самый список Минюста. Государство намерено присматривать и за гражданами, которые могут помогать этим самым "иностранным агентам", точнее, если использовать лексику Минюста, своими действиями или даже бездействием "способствовать нарушению иностранными агентами законодательства об иностранных агентах". По сути, Минюст добивается разрешения приходить к любому жителю России с внеплановой проверкой. Ведомство уже разработало проект документа, позволяющего это делать.
На видеосвязи с нами адвокат Максим Крупский. Как именно нужно учитывать ограничения, касающиеся иностранных агентов? И что следует понимать под "способствованием" нарушению "иностранным агентом" российского законодательства?
Максим Крупский: Когда мы говорим о законодательстве, которое принимается в неправовом государстве, очень сложно понять, о чем идет речь. Нормы специально пишутся таким образом, чтобы их можно было трактовать сколь угодно широко. А в случае с "иностранными агентами" это уже стало классикой. Я полагаю, речь идет о том, что государственные органы, организации, должностные лица и обычные граждане должны учитывать в своей деятельности ограничения, связанные со статусом "иностранного агента".
Нормы специально пишутся таким образом, чтобы их можно было трактовать сколь угодно широко
Я полагаю, что фразу "должны учитывать ограничения, связанные со статусом "иностранного агента" следует понимать так: необходимо активно мониторить Реестр иностранных агентов и исключать возможность взаимодействия с этими лицами. Предположим, школа заключает контракт с каким-нибудь учителем. Учитель не должен быть "иностранным агентом", потому что в соответствии с действующим законодательством иностранные агенты не имеют права заниматься и просветительской деятельностью в отношении несовершеннолетних, и образовательной деятельностью. Соответственно, школа должна проверить каждого потенциального учителя или того учителя, который уже работает в этой школе, не является ли он иностранным агентом.
Например, иностранный агент не имеет права финансировать проведение публичного мероприятия, и нельзя получать от него деньги на проведение публичного мероприятия. Или, например, какое-нибудь детское издательство, которое получило статус "иностранного агента", в соответствии с законом не может производить информационную продукцию для несовершеннолетних. Если кто-то заключает с этим издательством договор на издание литературы для несовершеннолетних, это тоже будет являться способствованием иностранному агенту в его стремлении нарушить законодательство.
Марьяна Торочешникова: Как обычному человеку узнать, не считается ли он часом, с точки зрения государства, помощником "иностранных агентов"?
Максим Крупский: Это никак невозможно узнать. Государство хочет распространить практики стигматизации на максимально широкие слои общества. Поэтому четких критериев, четких действий, которые люди или организации должны совершать, в законе не прописано. Предполагается, что они должны всеми силами максимально избавить себя от работы с любыми подозрительными и неблагонадежными людьми и организациями.
Марьяна Торочешникова: Если посмотреть на этот перечень, то там есть люди, которые вообще не занимают какую-то политическую позицию, а занимаются экологией или защитой прав женщин.
Максим Крупский: И экология, и защита прав женщин в сегодняшней российской действительности являются примером политической деятельности и иностранного влияния, продвижения так называемых "чуждых ценностей". Политикой стало уже абсолютно все. Любая деятельность, которая в той или иной степени расходится с представлениями власти о правильном государственном устройстве, о правильных духовных ценностях, уже является поводом для подозрения в неблагонадежности. За счет прямого побуждения граждан к активным практикам стигматизации "иностранных агентов" государство стремится утвердить государственную монополию на информационную повестку.
Государство хочет распространить практики стигматизации на максимально широкие слои общества
Марьяна Торочешникова: А понятно ли, какие будут санкции по отношению к этим "помощникам"?
Максим Крупский: Поскольку государство использует эти нормы в качестве инструмента "дисциплинирования" российского общества, то на первый раз, очевидно, придет предупреждение о том, что ты нарушаешь законодательство. Тебе дадут срок для устранения нарушений. Если ты проигнорировал это предупреждение, то наступает административная ответственность, которая предусматривает штрафы. Для физических лиц это от 30 до 50 тысяч рублей, для должностных лиц – где-то от 70 до 100 тысяч. А для юридических лиц – уже суммы от 200 до 300 тысяч рублей.
Марьяна Торочешникова: Сложилось впечатление, что все законодательство об "иностранных агентах" носит исключительно избирательный характер. Если ты сидишь тихонечко, не отсвечиваешь, то тебя никто трогать не будет, а если нужно быстренько с кем-то разобраться или осложнить жизнь, тогда, пожалуйста, каждую пятницу – новый список от Минюста и добавление в реестр. Это и дальше будет так работать?
Максим Крупский: Я абсолютно в этом уверен. Скорее всего, первая волна будет состоять из нескольких дел, которые будут освещены в прессе: поймают каких-то "пособников", показательно их накажут и преподнесут это в публичное пространство как пример того, как делать не надо. А потом люди и организации будут на всякий случай перестраховываться. И в конечном итоге это "дисциплинирование" войдет в повседневную практику.
