Иван Толстой: Психушки – психиатрические больницы, знаменитые лечебные учреждения, политической волей превращенные в пыточные заведения.
(Звук доступен во 2-й части программы)
Ужас, безумие сопровождают человека, понятно, с самых юных лет. "Ты чего, псих?" – распространеннейшая реплика в школьных отношениях, как мы помним. "Не дай мне бог сойти с ума" – эта пушкинская строчка своей простотой и прямизной запоминается сразу и навсегда. Помним и пушкинского Германна, помещенного в 17-м нумере Обуховской больницы. И все мы, конечно, помним первого сумасшедшего в русской истории – Петра Яковлевича Чаадаева.
А вот у вас, Андрей, какие персональные ассоциации в молодости вызывали разговоры о чьем-то безумии?
Андрей Гаврилов: Вы знаете, Иван, в молодости или в детстве даже, наверное, как у большинства людей, у большинства жителей СССР ассоциации были очень ироничные, скажем так. Фраза "Ты что, псих?" – она же продолжается и дальше, это не то, что кончается с выпуском в 10-м классе: вышли из школы – и начали уже разбираться, кто псих, кто не псих. Нет, в народе вообще "психованные", "ненормальные" и так далее – это же ни в коем случае не уважительные эпитеты.
Конечно, до тех пор, пока я не столкнулся с документами самиздата, пока они не подтолкнули меня к мыслям в правильную сторону, в общем, никаких особых ассоциаций у меня не было, пожалуй, за одним исключением: я не могу сказать, что я очень глубоко в молодости разбирался в проблемах психиатрических лечебниц, но один факт меня потряс. Я не следил специально за судьбой Марии Спиридоновой, лидера партии левых эсеров, кто помнит, она была арестована, попытка бунта левых эсеров провалилась. Интересно, что было бы, если бы она не провалилась? Короче говоря, я знал, что Мария Спиридонова была арестована, на этом мои познания о ее жизни заканчивались.
И вдруг я узнал – не помню откуда, – что она прожила в психиатрической лечебнице до 1941 года, а поместили ее туда в 1921 году по личному распоряжению Феликса Эдмундовича Дзержинского, нашего "железного Феликса", и по результатам экспертизы вроде бы уважаемого профессора Ганнушкина. Так вот, 20 лет она провела практически в психушке, ее расстреляли перед наступлением немцев. Честно говоря, в эту секунду что-то у меня в голове не сошлось. Потому что ни один исторический рассказ о том времени не позволял мне сделать вывод, что она была психически больным человеком. Кроме, правда, одного – кроме знаменитого выступления Никиты Сергеевича Хрущева и статьи в "Правде", которая была опубликована под его фамилией (я не думаю, что он сам писал); статью в "Правде" я, конечно, прочел позже, а не в том 1959 году, когда она была опубликована, где было написано, что "преступление – это отклонение от общепринятых норм поведения в обществе, нередко вызываемое расстройством психики человека".
Могут быть заболевания, психические расстройства в коммунистическом обществе среди отдельных людей? Видимо, могут быть. Если это будет, то могут быть и проступки, свойственные людям с ненормальной психикой. И тем, кто на подобном "основании" стал бы призывать к борьбе с коммунизмом, можно сказать, что и сейчас есть люди, которые борются с коммунизмом, но у таких людей, видимо, явно не в норме психическое состояние.
На долгое время история Марии Спиридоновой и эта статья, подписанная Хрущевым, и определили мое отношение к людям, которых, скажем так, обвиняли или которым приписывали психические расстройства. Потом, когда я увлекся творчеством бардов, услышал впервые и песни Александра Галича, и Владимира Высоцкого, и Юлия Кима, и Михаила Анчарова, я заметил, что в них есть песни о психиатрических лечебницах, о сумасшедших домах, написанные так немножко снисходительно, написанные с долей юмора, не было ничего такого в их творчестве, по крайней мере мне не попадалось, где был бы гневный протест против того, что нормальных людей сажают в психиатрические лечебницы. Но, наверное, об этом надо говорить потом. Просто я так расширенно неожиданно для себя ответил на ваш вопрос.
Иван Толстой: Я не знал этой цитаты из выступления Никиты Сергеевича Хрущева, берем его в кавычки, разумеется, как автора. Но интересно, что вы заметили: у бардов было несколько снисходительное, ироническое отношение к этой проблеме. В то же время именно в те же годы у некоторых публицистов, историков, писателей, журналистов было совсем не ироническое отношение, и они находили в себе силы и смелость, гражданскую смелость выступать против этих социально-политических процессов, арестов людей, которые выступали против строя. Вот, например, интереснейшее заявление Андрея Амальрика, оно называлось "Симптом нашего времени". Я процитирую:
"Противников строя действительно сажают в сумасшедшие дома. Это правда. Я думаю, что это самое отвратительное из того, что делает режим. А вместе с тем мне кажется, что это яркий пример полной идейной капитуляции режима перед своими противниками, раз режиму не остается ничего другого, как только объявлять их сумасшедшими. Если в ответ на идеи – ибо режиму сейчас угрожают только идеи – режиму не остается ничего другого, как сажать людей в психиатрические больницы, то это характерный симптом нашего времени. Я хорошо знаю нескольких людей, которые помещены в психиатрические больницы и признаны сейчас невменяемыми. Это – генерал Григоренко, это – Иван Яхимович. То же самое грозит Наталье Горбаневской. Все это совершенно нормальные и здравомыслящие люди, которым уготована ужасная судьба. Они должны находиться среди настоящих сумасшедших, причем совершенно неопределенное время, поскольку срок заключения в тюремные больницы не ограничивается приговором суда. Между тем я считаю, что никакое насилие не может существовать без тех, кто готов этому насилию подчиниться. И если мы не хотим, чтобы в нашей стране господствовало насилие, то все мы должны бороться с этим, а не просто говорить, что режим плохой, что мы страдаем и т. д.".
Андрей Гаврилов: Я пытался понять, какой это год – 1969-й или 1970-й. Не смог. В 1969 году был второй раз арестован и в итоге отправлен в психушку генерал Григоренко. Вы совершенно справедливо заметили, что даже тогда, когда его первый раз в 1964 году оттуда выпустили, а это была, конечно, победа его жены, которая воспользовалась волной борьбы с волюнтаризмом после снятия Хрущева и добилась его освобождения, – но раз не было суда и приговора, значит, и дело его было не пересмотрено, и он остался, простите за дворовое выражение, "психом со справкой".
Иван Толстой: Не могу удержаться от еще одной цитаты из автора, которого не заподозришь в большой симпатии к другим инакомыслящим, вообще к социальным протестам в Советском Союзе, хотя сам этот автор, безусловно, столп и почти пионер инакомыслия и сопротивления – и гражданского, и интеллектуального, и нравственного, конечно, – это Александр Солженицын. В ответ на заключение в психиатрическую лечебницу знаменитого биолога Жореса Медведева Солженицын написал небольшую статью, небольшое обращение, открытое письмо "Вот как мы живем". Я немножко процитирую оттуда.
"Вот как мы живем: безо всякого ордера на арест или медицинского основания приезжают к здоровому человеку четыре милиционера и два врача, врачи заявляют, что он – помешанный, майор милиции кричит: "Мы – органы насилия! Встать!", крутят ему руки и везут в сумасшедший дом.
Это может случиться завтра с любым из нас, а вот произошло с Жоресом Медведевым – учёным генетиком и публицистом, человеком гибкого, точного, блестящего интеллекта и доброй души (лично знаю его бескорыстную помощь безвестным погибающим и больным). Именно разнообразие его дарований вменено ему в ненормальность, "раздвоение личности"! Именно отзывчивость его на несправедливость, на глупость и оказались болезненным отклонением, "плохая адаптация к социальной среде"! Раз думаешь не так, как положено, – значит, ты ненормальный! А адаптированные должны думать все одинаково. И управы нет – даже хлопоты наших лучших учёных и писателей отбиваются как от стенки горох.
Да если б это был первый случай! Но она в моду входит, кривая расправа без поиска вины, когда стыдно причину назвать. Одни пострадавшие известны широко, много более – неизвестных. Угодливые психиатры, клятвопреступники, квалифицируют как "душевную болезнь" и внимание к общественным проблемам, и избыточную горячность, и избыточное хладнокровие, и слишком яркие способности, и избыток их.
А между тем даже простое благоразумие должно было бы их удержать. Ведь Чаадаева в свое время не тронули пальцем – и то мы клянем палачей второе столетие. Пора бы разглядеть: захват свободомыслящих в сумасшедшие дома есть духовное убийство, это вариант газовой камеры, и даже более жестокий, мучения убиваемых злей и протяжней. Как и газовые камеры, эти преступления не забудутся никогда, и все причастные к ним будут судимы без срока давности, пожизненно и посмертно.
И в беззакониях, и в злодеяниях надо же помнить предел, где человек переступает в людоеда!
Это – куцый расчёт, что можно жить, постоянно опираясь только на силу, постоянно пренебрегая возражениями совести".
Андрей Гаврилов: Надо сказать, что Андрей Дмитриевич Сахаров также выступил в защиту Жореса Медведева, многие выступили в его защиту. Была знаменитая история, когда 30 мая 1970 года Сахаров, уже написав открытое письмо Брежневу, отправился в Институт генетики на международный симпозиум, где на глазах у сотен делегатов мелом на доске написал воззвание в защиту Медведева.
Кстати, все-таки Медведеву, можно сказать, немножко повезло: челюсти разжались, и через 19 дней его выпустили. Правда, все равно поставив на учет с диагнозом эта самая знаменитая "вялотекущая шизофрения".
Заключение инакомыслящих в психлечебницы имело под собой юридическую основу
Надо сказать, что заключение инакомыслящих в психлечебницы имело под собой юридическую основу. В 1961 году вступили в действие инструкция по неотложной госпитализации психических больных, представляющих общественную опасность, и новый Уголовный кодекс: в нем появились четыре новые статьи, где объяснялось, какие действия представляют общественную опасность, – антисоветская агитация и пропаганда, распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй, надругательство над государственным гимном или флагом и организация или активное участие в групповых действиях, нарушающих порядок. А чуть раньше в статье 58-й Уголовного кодекса было указано, что к нарушающим эти статьи могут быть применены принудительные меры медицинского характера.
Надо сказать, что все это происходило не в вакууме. Во всем мире, не только в СССР – ширилось возмущение тем, что происходит с инакомыслящими в Советском Союзе. Виктору Файнбергу, например, знаменитому Виктору Файнбергу, одному из участников демонстрации на Красной площади с протестом против ввода войск в Чехословакию, и Владимиру Буковскому английский драматург Том Стоппард (я надеюсь, не вызову гнев литературоведов, если скажу, что, может быть, самый знаменитый английский драматург нашего времени) посвятил пьесу, которая в русском переводе называется "До-ре-ми-фа-соль-ля-си-Ты-свободы-попроси", о диссиденте, брошенном в психушку.
В первой постановке роль политзаключенного играл знаменитый Иэн Маккеллен. Молодое поколение, наверное, лучше всего его помнит по роли Гэндальфа в трилогии "Властелин колец".
Вы упомянули фамилию Ивана Яхимовича в эссе Солженицына, если я не ошибаюсь. Иван Яхимович – пример того, насколько тяжелее ситуация была в провинции, где люди, которые выступали против существующего порядка, оказывались зачастую в полном вакууме. Но история с Яхимовичем – это вообще как демонстрация старого анекдота. Я прошу прощения у его памяти, у его семьи, если кто-то жив из его семьи, когда привожу его в качестве иллюстрации анекдота. Он был убежденным коммунистом, но в какой-то момент он возмутился преследованием инакомыслящих и написал на имя Суслова письмо.
Какой был ответ? Конечно, его тут же схватили и направили на обследование в психлечебницу. Была назначена экспертиза, и вот выводы экспертизы: "Заявляет, что никогда и ни при каких условиях не изменит идее борьбы за коммунистический строй, за социализм. Считает, что политзаключенных не надо лишать свободы, на них надо действовать методом убеждения. Прекрасно владеет произведениями классиков марксизма-ленинизма. Считает, что общественный и политический долг стоит значительно выше долга перед семьей. Диагноз – невменяем". Был такой анекдот, почему я это привел в качестве примера, хотя я даже уже не уверен, анекдот или нет, что один из задержанных на одной из демонстраций в Москве был так же признан невменяемым, поскольку боролся за победу коммунизма во всем мире.
Иван Толстой: До сих пор мы с вами, Андрей, говорили о гонимых, о преследуемых, о тех, кого кидают в психушки, в сумасшедшие дома, в психиатрические лечебницы особого типа, но есть ведь и другая сторона у этого: никого нельзя преследовать без преследователя, без палача. И вот составить небольшой портрет, может быть, профиль психиатра попробовал Владимир Буковский, человек, на своей судьбе испытавший, что такое находиться в этого рода заточении. Небольшая цитата из Владимира Константиновича. Буковский пишет:
"Советский психиатр – это часть советской системы. Он не может сказать: "Я не нахожу симптомов болезни". Его заключение не может быть сделано индуктивно, оно должно следовать установленной дедуктивной системе. Он не может признать инакомыслие нормальным явлением, порожденным советской действительностью. Иначе психиатр сам становится инакомыслящим. Не каждый способен на это. Семья, дети, научная карьера, спокойная жизнь автоматически ставятся на карту. Впереди ждут только гонения, осуждения, преследование, непонимание и ссоры в семье – упреки родственников в эгоизме, в безразличии к детям. И недоумение окружающих, коллег – к чему все это? Разве можно что-нибудь изменить таким образом? Плетью обуха не перешибешь! Воистину, нужно быть ненормальным, чтобы стать инакомыслящим в СССР".
Андрей Гаврилов: Нельзя не упомянуть Александра Подрабинека, который ввел термин "карательная психиатрия" в своей книге "Карательная медицина". Помните: "Карательная медицина – это орудие борьбы с инакомыслящими, которых невозможно репрессировать на основании закона за то, что они мыслят иначе, чем это предписано".
Так вот, Владимир Буковский сделал очень много для того, чтобы карательная психиатрия, принудительное лечение стали достоянием гласности. Еще в 1970 году, когда он вышел на свободу, он дал интервью американскому каналу CBS. Он вспоминал, что это была целая подпольная операция, когда под видом дружеского пикника в лесу где-то за большим толстым стволом дерева они встретились с американским корреспондентом, где он рассказал о том, что происходит. После этого он, конечно, провел совершенно фантастический эксперимент, проводя вместе с Семеном Глузманом, психиатром, независимые экспертизы политзаключенных, передав эти результаты с помощью адвоката Софьи Каллистратовой на Запад. Они стали сенсацией. После того как за это он был арестован в очередной раз, в лагере "Пермь-35" он совместно с Глузманом написал и передал на волю "Пособие по психиатрии для инакомыслящих".
Иван Толстой: Сегодня, Андрей, мы говорим о безумии по-советски, о карательной медицине, о "казнимых сумасшествием" – именно так назывался известный сборник документов, свидетельств, открытых писем, выпущенных на Западе в 1971 году издательством "Посев". Что бы вы вообще отметили, какие книги или тексты, что посоветовали бы прочесть человеку, начинающему изучать эту тему, – хотя бы коротко?
Андрей Гаврилов: Биографию Буковского, его воспоминания. Биографию Плюща, биографию Сергея Ковалева. Поэму Иосифа Бродского. Вы знаете, я даже несколько растерялся, честно говоря, потому что количество документов на эту тему столь велико, что я даже не знаю, что посоветовать юноше, делать жизнь с кого. Конечно, интервью и воспоминания человека, о котором мы сегодня еще не говорили, но это не потому, что мы о ней забыли, просто невозможно всех упомнить, – это воспоминания и биография поэтессы Натальи Горбаневской, той самой знаменитой Горбаневской, которая вместе с Файнбергом и другими людьми – ох, их было немного, но тем не менее – вышла на Красную площадь в 1968 году, протестуя против вторжения в Чехословакию. Горбаневская потом, уже много лет спустя, рассказывала в интервью:
"Александр Есенин-Вольпин меня спросил: "Ты просидела два года с небольшим. Ты бы променяла это на три года лагеря?" Я сказала: "Алик, даже на семь!" Вот тот год с небольшим, что меня кормили галоперидолом, я бы его поменяла на что угодно… Знаете, как называли на тюремно-лагерном жаргоне психиатрическую тюрьму? "Вечная койка"… Именно побочки нейролептиков были причиной применения карательной психиатрии – некий узаконенный вариант пыток. Да, таких пыток, которым люди предпочли бы вечный лагерь".
Андрей Гаврилов: Я не знаю, все ли наши слушатели помнят, что в то время шла борьба двух, красиво прозвучит, но это страшно, конечно, психиатрических школ – академика Снежневского и профессора Лунца, вялотекущая шизофрения против параноидальных расстройств. И вот что вспоминает Наталья Горбаневская:
"Мою экспертизу проводил небезызвестный профессор Лунц. Я прекрасно знала, кто такой Лунц, и прекрасно знала, что ни от каких моих ответов не будет зависеть результат экспертизы, но вела себя лояльно, отвечала на все вопросы – и о давней своей болезни, и о Чехословакии, и о том, нравится ли мне Вагнер. В день окончания следствия я узнала результат экспертизы и свою странную судьбу. Заключение экспертизы, подписанное профессором Лунцем, гласит, что у меня "не исключена возможность вяло протекающей шизофрении" – замечательный диагноз! Хотела бы я знать, многим ли лицам, особенно интеллигентам, можно твердо написать "исключена возможность и т. д.". И после этого проблематичного диагноза той же бестрепетной рукой написано, что я "должна быть признана невменяемой и помещена на принудительное лечение в психиатрическую больницу специального типа".
Профессор Лунц ответил, что вялотекущая шизофрения, как правило, никаких ярких симптомов не дает
Когда адвокат Калистратова спросила во время суда у Лунца, какие признаки вялотекущей шизофрении отмечены у Горбаневской, тот ответил, что вялотекущая шизофрения, как правило, никаких ярких симптомов не дает. И Горбаневскую отправили в казанскую психспецбольницу. Кстати, в этот момент политических там было немного, но на соседнем этаже лежала 20-летняя девушка, бывшая студентка московского Иняза Валерия Новодворская. Судьба свела этих двух ярких женщин в одной психиатрической лечебнице. Наталья Горбаневская дальше вспоминает:
"Но все дело было не в сроках, а в принудительном лечении галоперидолом, применение которого давно признано пыткой. Галоперидол в клинической практике применялся для лечения бредов и галлюцинаций. Ни того, ни другого у меня не было. Если не считать бредом мои взгляды, но ведь их так и "не излечили"… Обычная схема применения галоперидола: 1 месяц, потом перерыв в связи с тем, что побочным эффектом галоперидола является болезнь Паркинсона. А мне давали его девять с половиной месяцев подряд, без корректоров и перерывов. Продолжали давать и в Сербского".
Я рад, что мы вспомнили Наталью Горбаневскую, не только потому, что она замечательный человек, замечательная поэтесса, замечательный правозащитник, замечательная женщина, но еще потому, что мы начали наш сегодняшний разговор с того, что наши барды каким-то образом, даже Александр Галич, обошли тему принудительной психиатрии или, по крайней мере (все-таки я сделаю такое допущение), я не помню песен, в которых они выступают или как-то описывают принудительную психиатрию, карательную медицину. У Высоцкого есть скорее история болезни, довольно страшноватая песня, история страны – это история болезни, но и то она немножко о другом.
И все-таки одна песня, написанная знаменитейшим человеком, знаменитейшим бардом, существует. К сожалению, она написана на английском языке, исполняет ее великая Джоан Баэз. Почему к сожалению? Да просто потому, что вмешиваться в текст песни, переводя то, что там написано, я не считаю возможным. Я думаю, кому интересно, тот запросто найдет это в интернете. Это, наверное, чуть ли не единственная песня в мире, напрямую посвященная кому-то из диссидентов. Она посвящена не просто Наталье Горбаневской, песня называется "Наталья", но еще и тому, что Наталья Горбаневская сидела в этот момент в психиатрической лечебнице. Вступление Джоан Баэз заканчивается словами: "И только благодаря таким людям, как Наталья, мы с вами сейчас можем спокойно ходить по земле и понимать, что мы на свободе".
Этой песней, если вы не против, Иван, я бы и закончил наш сегодняшний разговор. Джоан Баэз, песня "Наталья".
Форум