После нападения России на Украину московский полицейский Максим Злобов написал рапорт об увольнении. На следующий день его задержали на антивоенном митинге.
Защищала его на суде адвокат Мария Эйсмонт, с которой он познакомился, когда еще был полицейским, – она помогала задержанным на митингах оппозиции, а Злобов, по ее воспоминаниям, вел себя с задержанными уважительно, по-человечески, давал им телефон позвонить, приносил воду - и этим сильно отличался от многих сослуживцев. Для выступления на своем собственном суде Злобов, по воспоминаниям Эйсмонт, написал текст о том, как переживал из-за начала войны, чувствовал, что происходит что-то ужасное, как вынужден что-то сделать, решил выйти на протест. Злобову присудили обычный в ту пору штраф.
Злобову – 32, он из Кемеровской области, отслужил в армии, потом работал в шахте, но от отсутствия перспектив решил податься в Москву. Устроился в полицию. Работал патрульным, подчеркивает, что митинги не разгонял. Вспоминает об общении с доставленными в участок задержанными демонстрантами: "Классные, молодые, живые, мне прямо стыдно стало, что я в форме".
Спустя год после увольнения из полиции, когда новые законы чрезвычайно усложнили уклонение от мобилизации, Злобов, никогда не бывавший за границей, уехал в Грузию: для него, служившего в армии, риск быть призванным особенно высок.
Сейчас он снимает комнату в Тбилиси, зарабатывает помощником повара в кафе, читает книги и ходит на философские семинары.
Рассказ Злобова – в фильме "Хороший полицейский" документального проекта "Признаки жизни".
Монологи Злобова
– Я никогда за границей не был. Если я уеду, я себя буду чувствовать очень плохо внутренне. Конечно, я это не буду показывать, но внутренне я себя буду чувствовать ужасно.
Сделал что-то хорошее – не зря смена прошла
– Я родился в Новокузнецке, там вырос. Это глубинка России. Сходил в армию, пошел работать в шахту, потом на другую, там у меня с начальником участка не получились отношения. Решил: поеду в Москву. В Кемерово, правда, делать нечего, там либо пить, либо калымить, либо наркоманить, безысходность жесткая. У меня тетя в Москве жила. Так как у меня корочки подземного рабочего, думал устроиться в Москве в метро. Мне тетя говорит: "Какое метро? Там нерусские работают, там людей обманывают. Иди в полицию работать". В 2014 году устроился в полицию, как раз в Сочи Олимпиада была. Год отработаешь, можно поступать на бесплатное образование. Я уже потом узнал, что это образование – не образование, диплом – просто картонка. Два года поработал и понял, что это вообще не мое. Но родственникам обещал: "Ты хотя бы учись. – Окей".
– Отдельная история, как я работал. Всякое бывает, пьяный человек на тебя кинется. Иногда его и ударишь, наручники надеваешь, а как ты хочешь? Помню, случай был, протоколы, протоколы, у меня завал, три адреса, один – продали несовершеннолетнему алкоголь, другой – нарушение тишины, а третий – дедушка ключ сломал, попасть в квартиру не может. В итоге нашел дворника: "Пойдем, поможешь, надо деду дверь сломать". Дворник звонит: "Все, я дедушке дверь сломал". Хорошо, не зря день прожил. Сделал что-то хорошее – не зря смена прошла.
Я работал в районе. "С тебя пять протоколов"
– Многие приходят в полицию нормальные, обычные люди. Но со временем среда заедает. Беззаконие, бесправие, что у людей, что у полицейских. Они тоже все бесправные, на самом деле. Многие все делают от страха: начальник сказал, им виднее. Допустим, надо оформлять протоколы, я не вижу в этом ничего плохого, полиция должна эти протоколы выписывать, но когда тебе говорят – надо столько-то протоколов или ты не “сдашься”, то есть пистолет не заберут. Хитро делают: у тебя просто не принимают пистолет, а с пистолетом ты уйти не можешь, дисциплинарное наказание можешь получить. Это один из методов. Получается, тебе говорят: сделай такое-то количество, как на заказ, как на заводе. Я работал в районе. "С тебя пять протоколов". Ты можешь патрулировать и не найти ни одного, не потому что не хочешь, а потому что такой день. Или я нахожу человека, на него пожаловалась жена, какой-то конфликт, вызвала полицию, ты с этим человеком очень много времени можешь потратить, чуть не полсмены. Его забираешь, если он начинает сопротивляться, надеваешь наручники. Потом его надо отвезти к медику, показать, что он не избитый. Чтобы в камеру посадить, его надо на алкоголь “продуть”. Чтобы его поместить в камеру на три часа, очень много всего надо сделать. Это по сути твоя работа, это правильно, полиция для этого и нужна, а в итоге получается какой-то перекос.
Общество в целом такое
– Странно иногда слышать, что у нас полиция плохая. У нас общество такое, они же не с Марса прилетели – это же чей-то брат, сват, они с вами росли, учились. Почему так получается? Значит, общество в целом такое. Можно считать, что отрицательный отбор идет. Он вначале не отрицательный, потому что многие люди приходят с классическим “людям помогать” и прочее, а потом что-то в них ломается. Плюс, конечно, отношение людей к полиции изначальное, – негатив сразу получаешь, хотя ты только пришел, а уже будто за все отвечаешь, за все действия предшественников. И тогда: "пошли вы, вы ко мне так, и я к вам так".
– Поначалу, когда я пришел, бензина не было, я говорю: офигеть, представляете, в нефтяной державе у полиции нет бензина. Нет, там на самом деле разруха тоже. Очень много проблем, прямо очень много проблем. Там люди перерабатывают многие, опера те же. Им политическая нагрузка была, они тоже не особо хотели этим заниматься. Есть редкие экземпляры, а основной массе это не надо.
Они все молодые, живые, что ли. Мне прямо стыдно стало, что я в форме с ними
– В 2021 году Навальный прилетел, а я в этот момент проходил практику участкового. Я на опорном пункте сижу, смотрю митинги, нам говорят: скоро привезут задержанных. Я понимаю, что это все неправильно. Я – стажер участкового, мне говорят: давай, тоже оформляй людей. Я говорю: "Я стажер, я не могу. Извините, я учусь". Отъехал, как говорится. И увидел людей, они все классные, молодые. Я с одним про Достоевского поговорил, я книги люблю читать. Меня удивило: они все молодые, живые, что ли. Мне прямо стыдно стало, что я в форме с ними. Я с ними познакомился, общий язык нашел, звонить давал им, телефоны у них забрали в отделе, мне жалко стало. Один парень напугался, когда я его к оперу вел, в итоге я его оттуда вывел. Никто там не бил, ничего не было, но просто, видимо, сам страх попадания в полицию. Потом был выбор, кто поедет в Сахарово сопровождать, я решил для себя, что лучше я поеду с ними. Фиг знает, почему. Там как раз был скандал, что не выпускали из автозака. Одна девушка подала на апелляцию в Мосгорсуд, я ее повез из Сахарово в Мосгорсуд. Говорю: "У тебя адвокат есть?". "Да, есть". "Позвони, узнай, придет, не придет". Она позвонила, мне отдала телефон. Адвокатом оказалась Мария Олеговна [Эйсмонт]. Я с ней тогда поговорил, познакомился. Она мне говорит: "Мой номер запиши". Я говорю: "Так я давал звонить, у меня есть". Я его сохранил, помню, сказал: может пригодится мне рано или поздно.
Я хожу, у меня глаза бешеные. Целый день – в телефон, у меня просто все внутри кипит
– Я отучился, у меня как раз диплом был. Еще год отработал, потом началась война. Я, конечно, просто охерел. Мне надо было во вторую смену выходить, как раз начались бомбежки, обращение Великого Аркадага. Я просто охренел. Пришел на работу, там будто ничего не происходит, а у меня внутри: что это вообще? Я хожу, у меня глаза бешеные. Целый день – в телефон, у меня просто все внутри кипит. Кто-то говорит: да сейчас мы их раз…, за три дня. – Кого ты раз…, у тебя рация через раз работает, отвечаю. В итоге я думаю: ну все, надо увольняться, потому что я не смогу на такое государство работать. И потом меня убило, – война шла, один парень, хороший парень, заявляет, что, мол, меня призовут, я пойду. Я говорю: "Ты же все понимаешь?" – "Если меня призовут, я пойду". Когда такие люди говорят, мне это вообще. "Ты дебил?" – "Ну как же, я обычный человек". Думаешь, если такие люди, которые понимают, и все равно [готовы идти], тогда я не знаю. Ладно, до стариков не докричишься, понятно, они такие росли с детства, там даже нет смысла картину мира ломать, а когда молодой парень, тоже книжки читает, вроде поговорить всегда было о чем, в итоге он так рассуждает – это просто добивает. Мне просто плохо было физически. Я решил, что все, увольняюсь. Ночь отрабатываю, утром прихожу к начальнику: "Я увольняюсь". –"Причина?" Я говорю: "Моя страна развязывает войну в XXI веке – это неправильно. Я не готов ассоциироваться с этим вообще никак". Все, он напуганный, не глядя подписал: "Иди". Так как там сложно уволиться, написал рапорт в отпуск с последующим увольнением, то есть я отпуск отгуливаю, и последний день отпуска считается днем увольнения. Иначе боялся, что не подпишут. Марии Олеговне зачем-то написал: "Я уволился". Она: "Молодец". На следующий день пишу ей: "Меня задержали на митинге". Там сразу команду дали, за минуту просто Манежку очистили. Взяли за руки, я говорю: "Я дойду спокойно". Они: "Не сопротивляйся". – "Я не сопротивляюсь, спокойно дойду. Вас как зовут?" Один на собаку был похож. Они в итоге на друг друга посмотрели, я понял: ну все. Завели в автозак и палками: "Ты где был, сука, восемь лет?" Я думаю: да, где я был? Я как раз восемь лет, получается, отработал [в полиции].
До этого я думал: нет, не уеду никуда
– Когда ввели электронную повестку (новый закон, по которому отправленная через Госуслуги повестка автоматически считается врученной. – Прим.), маленько что-то надломилось, – до этого я думал: нет, не уеду никуда. Все-таки патриархальное воспитание во мне есть – бежать, [значит] трус и прочее. У меня до сих пор эта мысль: ты чего, Россию оставить? Но ты понимаешь, что ничего сделать не можешь. Прошел год, и ты понимаешь, что всем наплевать.
