В цикле “Как устроена Америка” мы стараемся заново открыть США. Сегодня мы посетим Теннесси и Пенсильванию.
Теннесси. 36-й штат по территории (109 тысяч квадратных километров), 16-й по населению (около 7 миллионов человек). Принятие статуса штата – 1796 год (16-й в стране). Столица и крупнейший город – Нэшвилл. Прозвище – “Добровольческий штат”. Девиз – “Земледелие и торговля”. Символическое животное штата – енот, насекомое – светлячок.
Та Америка, которую мы все знаем, родилась, чтобы служить убежищем. Сюда бежали от преследований все, кто стремился к свободе совести – к священному праву исповедовать свою веру, служить своей религии, отправлять ее ритуалы и тщательно следить за тем, чтобы государство не смело вмешиваться в интимные отношения каждого американца с Богом. Это, естественно, относится и к атеистам. Правда, последних по-прежнему не так уж много. Около четверти американцев относят себя к агностикам, не заявляют о своей религиозной принадлежности или считают себя атеистами. В целом Америка глубоко религиозна, чем она существенно отличается от других развитых стран Европы и Азии.
Сегодня мы посетим штат, где религия особенно важна. Теннесси входит в так называемый “библейский пояс”. Он расположен на юго-востоке США. В него входит дюжина штатов. Но и среди них Теннесси выделяется. Больше половины жителей – протестанты-евангелисты, в основном – баптисты. Столицу штата Нэшвилл даже прозвали “пряжкой библейского пояса”.
Приезжая в эти края, я по неистребимой привычке везу с собой Фолкнера, без которого этот южный мир был бы для меня немым. Его призрак явился мне на старинном теннессийском кладбище в долине Кэйп-Ков. Здесь за могилами следят с особой любовью. Потомки приезжают со всех концов страны, чтобы привести в порядок ветхие кладбищенские плиты. Могилы здесь расположены так, чтобы все покойники лежали ногами к Востоку – в Судный день вставать будет проще. Похоронено тут человек двести, но фамилий на плитах только две – Оливер и Грегори. Эти двое патриархов, первые белые переселенцы Кэйп-Кова, пришли сюда в 1811 году, откупили землю у индейцев-чероки, построили фермы, основали свои кланы, переженившиеся потомки которых живут здесь до сих пор.
Как будто времена пионеров только что кончились, да и то не совсем
Фамильная сага, записанная на кладбищенских плитах, читалась, как романы Фолкнера. У каждого из бесчисленных Оливеров и Грегори была своя, какая-то очень американская судьба, в которой мне помог разобраться местный священник. Кого-то убили конфедераты, когда он защищал от мародеров корову. Другой погиб в ссоре и драке, возникшей по поводу выборов Теодора Рузвельта. А тот убит в перестрелке из-за контрабандного виски.
Всего шесть-семь поколений назад на месте этого кладбища была девственная земля, на которой лишь изредка охотились индейцы. Все, что здесь случилось, произошло вроде совсем недавно. Как будто времена пионеров только что кончились, да и то не совсем.
В тех же местах я видел ярмарочные представления, где одетые в кожи ковбои демонстрировали искусство стрелять с двух рук без промаха, а патриот из местного драмкружка поэтически рассказывал зевакам историю освоения теннессийских гор.
Тут, на Юге, еще помнят имена своих первых поселенцев. Они казались мне людьми из книг Фолкнера, у которого характерный персонаж выглядит так:
"Рослый человек, полный протестантских заповедей и виски".
Только здесь, в Теннесси, мне пришлось видеть книжный магазин, где продается одна книга во множестве изданий – Библия, конечно. А на бамперах машин висят плакатики:
“В случае конца света этот автомобиль будет пустым”.
Это, конечно, означает, что, когда наступит второе пришествие Христа, водитель вместе с другими праведниками, живущими в “библейском поясе”, вознесется на небо, чтобы следить оттуда за Страшным судом и наказанием грешников.
О жизни в Теннесси расскажет мой старинный приятель, славист и культуролог Константин Кустанович. Его новая книга посвящена предельно острой теме, о чем можно судить по названию: “Русская и американская культуры”. К сожалению, она пока есть только на английском. Кустанович много лет живет и преподает в столице штата Нэшвилл.
Константин, штат Теннесси играет важную роль в истории американской музыки. Страна Элвиса Пресли, блюза, музыки кантри. Об этом можно судить по шедевру Олтмана – фильму "Нэшвилл" – и по недавнему байопику "Элвис" – очень любопытной картине. Как это музыкальное наследство отражается на местной жизни?
Константин Кустанович: Я сам живу в Нэшвилле, поэтому я лучше всего знаю жизнь Нэшвилла; на местной жизни это отражается прежде всего в том, что жители Нэшвилла имеют непосредственный доступ ко всем этим замечательным музыкальным концертам, исполнению самых известных артистов. То же самое происходит в Мемфисе. В Мемфисе есть известная Билл-стрит, где расположены бары блюза, бары джаза. Мемфис сейчас находится в немного депрессивном состоянии, в то время как Нэшвилл за последние 15 лет вырос и отстроился совершенно невообразимым способом. Прежде всего мы, жители Нэшвилла, получаем доступ ко всем этим музыкальным сокровищам. Нэшвилл привлекает туристов со всех штатов Америки и со всего мира.
Александр Генис: Теннесси и мир южан – что в их характере необычного для северянина?
Константин Кустанович: До переезда в Нэшвилл я 12 лет жил в Нью-Йорке, потом год работал в Пенсильвании в колледже, в 130 километрах от Нью-Йорка. Поэтому я знаю мир северян. Когда я переехал в Нэшвилл, я познакомился с миром южан. Мои впечатления такие, что, по крайней мере на поверхности, южане гораздо теплее, гораздо дружелюбнее. Вы можете прийти в магазин – продавщица к вам будет обращаться "хани", это означает что-то типа "сладенький". На Севере вы такого не встретите, на Севере люди гораздо холоднее.
Но я вам могу привести пример, почему я сказал "хотя бы на поверхности". Мы жили с моей первой женой, матерью моего сына, у нас были соседи, доктор, врач из Атланты, который проходил в медицинском центре Вандербильтского университета резидентуру. У них было двое детей возраста нашего сына, они играли вместе. Мы иногда с этими соседями собирались на барбекю, беседовали с ними. Все было прекрасно. Но однажды моя жена-американка в разговоре заметила, что она ничего не видит такого уж страшного в абортах. И все! Детям было запрещено играть с моим сыном, наши отношения соседские совершенно прекратились.
Александр Генис: Какое место можно найти только в вашем штате?
Константин Кустанович: Уникальное место – совершенно замечательный Национальный парк Грейт-Смоки-Маунтинс. Смоки-Маунтинс – это совершенно потрясающее место – огромная территория с древними лесами, природа там прекрасная. Я туда ездил несколько раз, мы с друзьями снимали в горах шале, там жили, ходили по тропам. У нас были очень интересные встречи с черными медведями там. Это самое замечательное место в штате и мое самое любимое место.
Александр Генис: Дымчатые горы – действительно уникальный заповедник с первобытными, не тронутыми пилой лесами. Я там поднялся на самую высокую вершину Аппалачей. Среди прочего сюда приезжают и за тем, чтобы наблюдать за брачными играми обильных тут светлячков. Не зря они считаются символическими насекомыми штата. Я даже научился языку светлячков. Самец зажигает пять коротких вспышек. Самка, если он ей понравился, включает две длинных огонька.
Костя, какая у вас была самая необычная встреча, не считая черных медведей?
Константин Кустанович: Я учил Изабеллу Росселлини и Грегори Хайнса русскому языку для фильма "Белые ночи". Я учил русскому языку Сьюзан Масси, которая, как вы знаете, недавно получила российское гражданство по личному распоряжению президента. С ней был забавный случай. Когда я к ней приехал, я вижу, что она совершенно свободно говорит по-русски. Я говорю: "Послушайте, а зачем я вам нужен?" Она говорит: "Понимаете, я часто езжу в Россию, там у меня очень много друзей, у меня нет никаких проблем в общении с этими друзьями. Но когда они общаются между собой, я половину не понимаю того, чего они говорят”.
Александр Генис: Я очень хорошо ее понимаю, потому что у меня та же проблема. Особенно когда я слышу новые русские слова вроде “улучшайзинг”.
Константин Кустанович: Там шла речь не о каком-то новоязе, а просто о русском мате. Поэтому я ее учил этому народному русскому языку.
В Теннесси у меня тоже была очень интересная встреча. Я познакомился с американской писательницей Алис Рендэл (Alice Randall), она афроамериканка, очень талантливый человек, окончила Гарвард с отличием по специальности "Американская и английская литература". Она приехала в Нэшвилл сначала для того, чтобы занять свое место в нэшвилльской музыкальной сцене.
Ты написал три-четыре хита, и все – ты богатейший человек
В Нэшвилле тысячи таких людей, которые приезжают для того, чтобы исполнять кантри-песни или писать их, потому что это так соблазнительно. Ты написал три-четыре хита, и все – ты богатейший человек. Удается это сделать единицам, и ей это сделать удалось. Потом она написала пародию на роман Маргарет Митчелл "Унесенные ветром". Ее первое произведение в прозе стало бестселлером.
Каким образом она вышла на меня? Ей просто меня порекомендовали, потому что ее второй роман называется "Пушкин и "Пиковая дама". При чем здесь Пушкин, при чем здесь "Пиковая дама"? Оказывается, образованные афроамериканцы очень любят и гордятся Пушкиным, потому что он один из них, и он стал величайшим поэтом. Героиня этого романа, в ней много автобиографического, тоже очень образованная женщина, тоже закончила Гарвард. Сын у нее баскетболист, она назвала его Пушкиным – в честь великого русского поэта. Он собирается жениться на русской стриптизерше – для героини вначале это трагедия, потом все кончается замечательно. Может быть, я его переведу.
Александр Генис: Как война в Украине отразилась на жизни в ваших окрестностях?
Константин Кустанович: Большие города в Теннесси – Нэшвилл, Ноксвилл, Чаттануга – принимают украинских беженцев. Появились волонтерские организации, которые помогают этим беженцам устроиться, наладить быт. Кроме того, церкви – а ведь Теннесси лежит в так называемом “библейском поясе”, где религия очень сильна, поэтому церквей очень много, – собирают пожертвования на помощь беженцам. Но это происходит по всей Америке.
* * *
Пенсильвания. 9-й штат по территории (119 тысяч квадратных километров), 5-й по населению (около 13 миллионов человек). Принятие статуса штата – 1787 год (2-й в стране). Столица – Гаррисбург. Крупнейший город – Филадельфия. Прозвище – “Штат квакеров”. Девиз – Добродетель, свобода и независимость”. Танец штата – полька.
Штат Пенсильвания знатен первой столицей США – Филадельфией. Но о ней, ее старинных кварталах, университете, музеях, речь впереди. Я же хочу поделиться своей любовью к провинциальной Пенсильвании, той, что не менялась уже лет триста.
Провинция – скелет Америки. Мясо можно нарастить за счет небоскребов, но костяк всегда строится на хорошо проверенных, отутюженных временем консервативных истинах. Что-то похожее писал Хомяков, когда говорил, что в Англии каждый дуб – консерватор. Впрочем, речь не о политике. Речь идет о мировоззрении, которое выражается не в принадлежности к определенной партии, а в обоях в голубой цветочек, в громадных тыквах, выставленных у крыльца, в конкурсах на лучшее варенье, в свитерах домашней вязки, в ярмарках народных промыслов – во всем обывательском укладе жизни, настолько укорененном в старинных традициях, что изменить его не способна самая стремительная поступь прогресса.
Образцовое путешествие в американскую глубинку – поездка туда, где провинция представлена в не разбавленном цивилизацией виде. Этот путь ведет на юго-восток штата Пенсильвания, в край амишей, которые сумели довести искусство вычитания до совершенства.
Название "амиши" происходит от слова "аминь". Так себя называли члены протестантской секты, которые бежали в 17-м веке от преследований из Европы в Америку. Пенсильванию амиши выбрали потому, что в этих краях царила веротерпимость, ограниченная только единобожием.
Главная достопримечательность земли амишей – они сами, их архаичный образ жизни. Амишей нельзя не узнать. Строгий костюмный кодекс предписывает мужчинам носить черные штаны с подтяжками (пуговицы не упоминаются в Библии), шляпу и белую рубаху. Усы они бреют (чтобы не походить на офицеров), а бороду нет, из-за чего старики напоминали мне Солженицына. Женщины ходят в белых чепцах и темных платьях с передниками. Детский наряд отличается только тем, что малыши бегают босиком.
Помимо автомобилей амиши отказываются признавать самолеты, электричество, радио, телефон, компьютер и телевидение
Взрослые пользуются повозками на конной тяге. Помимо автомобилей амиши отказываются признавать самолеты, электричество, радио, телефон, компьютер и телевидение. В сущности, этот список – довольно точная опись всего, что успела натворить наша цивилизация со времен Вермеера.
На крышах их домов нет не только телевизионных антенн, но и громоотводов: молния, считают они, – бич Божий, от которого грешник не смеет уклоняться.
Я часто навещаю амишей, чтобы даром попользоваться разлитым в воздухе уютом домовитости. В последний раз я заглянул через забор амишского дома и заметил, что во дворе паслись пони, корова с теленком и почему-то павлины.
– От них-то, – не справившись с удивлением, спросил я у хозяина, – какой прок в хозяйстве?
– Красивые, – ответил он, не отрываясь от прополки грядки.
В экскурсии по Пенсильвании и ее главному городу – Филадельфии – нас сопровождает Илья Виницкий, известный филолог, специалист по классической русской литературе, автор многих книг, включая весьма эзотерические.
Илья, Пенсильвания – одна из родин США. (Их несколько, и мы обо всех в этом цикле рассказываем.) Насколько ощутимо тут прошлое?
Илья Виницкий: За всю Пенсильванию не скажу, но в Филадельфии, городе, в котором я прожил много лет, прошлое, безусловно, ощущается. Это старый город со своей кирпичной кладкой. Вообще Филадельфия совершенно особая, ее моментально можно узнать. Конечно же, это Индепенденс-Холл, где в 1776 году началась история независимых Соединенных Штатов, Колокол Свободы, квакерский молельный дом, старое кладбище, район Сесайти-Хилл с уютными старинными домиками. Каждый раз, проходя мимо, так и хочется жить, вселиться хотя бы привидением в этом дом, где, наверное, много исторических привидений с XVIII века живет.
Александр Генис: Когда я приезжаю в Филадельфию, я себя чувствую как в Риге. Это тоже старинный город протестантских традиций. Но злые языки говорят, что Филадельфия построена так, будто бы ее план начертили в школьной тетрадке.
Илья Виницкий: Шахматный план, безусловно, есть. Не просто протестантская рациональная традиция, а это квакерский план. Он такой теплый рационализм, душевный, братский.
Александр Генис: Конечно, это же “город братьев”.
Илья Виницкий: Совершенно верно. Но там не только эта часть историческая Филадельфии привлекательна. Я очень люблю парк Фэрмаунт, который идет по берегу реки от Художественного музея, кстати, у нас очень богатые коллекции. В парке мне очень нравятся статуи – это напоминает чем-то Парк Горького, потому что приблизительно того же времени, той же эпохи, хотя другие темы выбраны. Каждый раз, проходя мимо, останавливаешься и думаешь, как же интересно они представляли себе аллегорическую фигуру ученого. Даже фотографировал себя рядом.
Александр Генис: И как?
Илья Виницкий: Каменный монумент вроде половецкой бабы. Действительно, очень забавно. А еще, если говорить об исторической части, об истории в Филадельфии, я бы назвал потрясающий археологический музей Пенсильванского университета. Там история выходит далеко за пределы Америки, конечно, она Америку и не затрагивает, там замечательная коллекция египетских мумий. Но больше всего мне там нравится, это моя любимая точка туристическая в городе, я всегда туда вожу своих друзей, – там есть такая специальная машина, в которой ученые реконструировали древний этрусский язык. Нажимаешь на кнопочку – приятный женский голос произносит какую-то очень мелодичную этрусскую фразу, но почему-то с сильным американским акцентом.
Мормоны полагают, что Христос приезжал в Америку и рай находится в Миссури
Александр Генис: Это “замечательная” идея. Потому что, как мы знаем, в России считается, что “этруски – это русские”, раз они сами о себе так говорят. А мормоны полагают, что Христос приезжал в Америку и рай находится в Миссури. Филадельфия – город с оккультными традициями, о которых вы, как я знаю, много писали и всегда ими интересовались.
Илья Виницкий: Рядышком с университетом, напротив юридической школы, находится ресторан, который называется "Белая собака". Называется он так потому, что в этом доме жила будущая основательница теософии мадам Блаватская, которая рассказывала, что когда-то заболела и ее от болезни ноги излечила найденная ею белая собака.
И вообще сюжет мадам Блаватской в Филадельфии оказался очень интересен. Она приехала в Америку без всяких денег и связей, жила в Нью-Йорке, подрабатывала как профессиональный медиум, то есть вызывала духов. Ее пригласили в столицу тогдашнюю спиритическую Америки – в Вермонт – на небольшую ферму, где она произвела несколько сеансов материализации своего бывшего покойного грузинского слуги из Кутаиси Михалко. Эта информация была опубликована, были картинки, иллюстрации Михалко, который материализовался вначале рукой, а потом с гитарой и сыграл "Где же ты, моя Сулико?".
Возник спор: это действительно реальный покойный грузин оказался в Америке или нет? И тут мадам Блаватская узнала, что в одной из влиятельных газет появилось письмо от молодого грузина, торговца цветами из Филадельфии, который говорит о том, что он знал этого Михалко при жизни – когда-то он жил в Кутаиси – и что в Америке всего три грузина или четыре, они живут далеко, в Вермонт попасть не могли, один из них – этот цветочный торговец. Он стал почему-то преследовать мадам Блаватскую, и почему-то она за него вышла замуж и переселилась в Филадельфию. Скорее всего, он и был тем самым материализовавшимся грузином.
Александр Генис: Вы много лет преподавали в первом университете Америки, самом первом – это Пенсильванский университет, который входит в Лигу плюща. Что характерно для этого университета и его студентов?
Илья Виницкий: Я думаю, что первое, с чем ассоциируется Пенсильванский университет, – это Школа бизнеса. Я думаю, что не будет преувеличением сказать, что студенты, будущие лидеры бизнеса во всем мире, – они одни из самых интересных. Они очень здорово умеют писать, очень быстро и качественно думают. Мне кажется, что этот университет, хотя давно уже не связан с квакерской традицией, все равно сохранил какие-то особенности братской любви. Там почти незаметна бюрократическая жизнь. Кто-то из администраторов готов пойти навстречу, подождать, когда ты должен сдать какой-то отчет, все относятся друг к другу хорошо – это создает очень приятную эмоциональную среду, такое сообщество, в котором и студенты, и преподаватели, и администраторы едины.
Александр Генис: Уильям Пенн был бы счастлив вас услышать. А я тем более счастлив узнать, что гуманитарные дисциплины помогают в бизнесе. Я обычно слышу, что человек с гуманитарным образованием – это будущий официант.
Илья Виницкий: Как раз многие студенты и их советники специально оговаривают, что гуманитарные курсы очень важны для будущего профессионального развития. Они учат студентов мыслить шире, уметь выразить свою мысль лучше. Но есть еще одна причина, почему студенты записываются, скажем, на курс по Толстому: они понимают, что дальше в их суровой жизни в сфере бизнеса просто не будет минуты, чтобы посидеть с книжкой и почитать. То есть они ловят тот момент, когда можно хотя бы что-то, что им нравится, сделать, потому как потом едва ли у них возникнет до пенсии эта возможность.
Моя любимая категория студентов – это люди пожилые, бывшие бизнесмены, юристы, психоаналитики
При этом, скажем, во всех американских университетах, и Пенсильванском в том числе, есть особая и моя любимая категория студентов – это люди пожилые, бывшие бизнесмены, юристы, психоаналитики, учителя, которые, уйдя на пенсию, записываются на практически бесплатные или бесплатные лекции. Они не имеют права участвовать в дискуссиях, хотя иногда им хочется, и видно по их лицам, насколько они воспринимают хорошо произведения. Так что, я бы сказал, литература в Америке – это то, что ты можешь почитать во время университетской учебы, а потом на пенсии, а то, что между – это только, чтобы продержаться.
Александр Генис: Как война в Украине отразилась на жизни Академии?
Илья Виницкий: Так как я работаю на славянской кафедре, то отразилась война очень сильно – это и шок, и ярость, и боль, которая чувствуется всеми здесь и преподавателями, и студентами. Осознание того, что мы не сделали чего-то, чтобы лучше понять, чтобы как-то изменить российскую политику, российскую культуру, тоже имеет место. С этого года мы предлагаем украинский язык, у нас есть курс по украинской культуре. Университет нанял несколько украинских коллег. Показываем украинские фильмы, устраиваем встречи с украинскими поэтами. Я бы сказал, что в ответ на эти события мы поворачиваемся в сторону Украины, которая, к сожалению, на славянских кафедрах долгие годы была не настолько заметна, насколько должна быть, что во многом и привело к культурной аберрации, засилью русской культуры.
Форум