Львовский погром ноября 1918 года был до недавнего времени забытым трагическим эпизодом военного конфликта Польши и Украины, во время которого мирное население города пострадало по этническому принципу. В широком контексте польско-украинский конфликт был связан с последствиями Первой мировой войны, распадом Австро-Венгерской монархии и намерением польских политиков присоединить Галицию к своему национальному государству, только-только восстановившему независимость после 120 лет раздела между тремя империями.
Политические силы Украины на тот момент (после признания Австро-Венгрией Украинской Народной Республики, которая, однако, поначалу не включала в себя земли Западной Украины) добивались распространения украинской государственности на территорию Галиции и Лодомерии. Хаотичные процессы шли в Закарпатье и Буковине – борьба за независимость или автономию, в составе Украины, Румынии, Чехословакии или России. Следует напомнить, что в феврале 1918 года Киев был взят большевиками (Бой под Крутами), а Директория – правительство УНР – эвакуировалась на запад страны. Дальнейшие события истории Украины начала ХХ века – это своего рода борьба "всех против всех" и временные союзы разных украинских движений, от сторонников УНР или Гетманата до махновцев, заключавшиеся ими с разными внешними силами.
На 3 ноября 1918 года было назначено провозглашение независимого Украинского государства в Галиции (Западно-Украинская Народная Республика была провозглашена ранее и формально объединилась с УНР только 22 января 1919 года, эта дата отмечается как День соборности Украины). К тому времени основу украинских вооруженных подразделений составляли сечевые стрельцы – этнически украинские подразделения распавшейся австро-венгерской армии. 1 ноября они вошли во Львов и заняли ключевые административные объекты в городе. Другие австрийские части, находившиеся во Львове, объявили о нейтралитете.
Польские отряды объявили сбор, 2 ноября начались их жестокие уличные бои с украинцами. Через несколько дней к городу подошли регулярные польские части – легионеры, воевавшие в ходе Первой мировой за независимость Польши в составе армий разных противоборствующих держав, от Австро-Венгрии до Франции. Польская историография увековечила борьбу "львовских орлят": в 1920 году на Лычаковском кладбище во Львове был построен впечатляющий мемориал их памяти, при Советах подвергшийся постепенному разрушению. Мемориал был восстановлен в 2005 году, после поддержки Польшей "оранжевой революции", при участии президента Украины Виктора Ющенко. Одновременно там был открыт памятник бойцам Западно-Украинской Народной Республики. Кладбище стало символом польско-украинского примирения.
22 ноября 1918 года поляки выбили украинские подразделения из Львова и овладели городом. Тогда и начался Львовский погром, общее число жертв которого оценивается историками по-разному: от 100–150 до 960 человек. В 1919 году сформировался Еврейский ударный батальон в составе Галицкой армии (у этого военного формирования своя непростая история). Как утверждали создатели батальона, это было ответом украинских евреев на погром во Львове.
Наш собеседник – Андрей Павлышин, историк, переводчик книги Гжегожа Гаудена "Львов. Конец иллюзий. Рассказ о ноябрьском погроме 1918 года". Этот исторический нон-фикшн в Польше и в Украине вызвал огромные споры специалистов и публики. Книга касается весьма болезненных страниц истории Восточной Европы ХХ века, которые предшествовали уничтожению европейского еврейства в Холокосте. Гжегож Гауден – известный польский юрист, экономист, журналист, активист движения "Солидарность", диссидент, в последние годы – директор Польского Института книги.
В материале использованы архивные фото из книги, предоставленные издательством "Човен", Львов.
Слушайте подкаст "Вавилон Москва" и подписывайтесь на другие подкасты Радио Свобода.
– Когда мы говорим о Львовском погроме, российская аудитория прежде всего думает о погроме 1941 года. Это, безусловно, трагическая, но все-таки прописанная история. А о погроме 1918 года известно мало. В Польше книга "Львов. Конец иллюзий" вызвала бурные реакции. Предположу, что ее появление сравнимо с выходом книги Яна Гросса "Соседи", которая в свое время усложнила и перевернула представление о Польше как жертве Второй мировой войны. Что книга "Львов. Конец иллюзий" сделала для Польши, для польских историков?
– Профессиональные историки знали о ноябрьском погроме 1918 года, который случился после того, как украинские солдаты вышли из Львова, а польские вооруженные силы вступили в город и взяли его под контроль. Это была стыдная тайна польской историографии и национального самосознания. То, что слова "Львовский погром" ассоциируются у многих только с 1941 годом, – заслуга польской националистической пропаганды. В Армии Крайовой существовало подразделение, задачей которого была дискредитация украинцев и украинского подполья. Каждому профессиональному историку известны документы Варшавского восстания 1944 года. Но до сих пор многие свидетели восстания и их потомки уверены, что его подавляли украинцы, хотя историки знают, что это были в основном другие вооруженные силы: нацистские коллаборанты, мусульманские подразделения, русская армия Каминского. Их априори записывали в украинцы. И в случае со Львовским погромом 1918 года повторяется искривление правды. Для широкой общественности это стало сенсацией.
Травма польской государственности, случившаяся, когда независимая Польша только родилась
Когда Гауден работал, он понимал возможный результат. Его сравнение с Гроссом не совсем корректно, потому что Гросс – социолог, это яркая публицистика, которая взбудоражила общество, показав известные события с другого ракурса. Гауден написал книгу о событии, которое в Польше неизвестно подавляющему большинству, кроме узкого круга специалистов.
Событие, описываемое Гжегожем, – родовая травма польской государственности, случившаяся, когда независимая Польша только родилась. Ей пришлось приложить огромные усилия, чтобы доказать своим западным союзникам (прежде всего Соединенным Штатам Америки, которые были лоббистом польских интересов на Парижской мирной конференции после Первой мировой войны), что Польша – не страна клинических антисемитов. Это было сложно: Польшу на Парижской конференции представлял как раз антисемит, один из творцов польской государственности Роман Дмовский. Последователи Дмовского и произвели во Львове погром, который был не просто открытым грабежом евреев, а местью им за их самосознание, за попытку заявить о себе миру как о евреях, а не о польских гражданах еврейского происхождения.
– В книге огромный массив документов, с которым Гауден работал, там представлены разные ветви еврейского самосознания. Многие из евреев, которые пострадали при погроме, были польскими патриотами. Вице-президент Львова, Филипп Шлайхер, был польским патриотом, но толпа хотела его линчевать. И если бы не радикальное решение его польских коллег, которые заявили, что "все мы уходим в отставку", его бы не удалось спасти. Есть судьбы людей, которые были настроены просионистски. Есть еврейская милиция, которой поляки хотели мстить, потому что якобы она вела себя агрессивно. Одна из ярких картин книги – это разнообразие еврейского политического мира.
– Мы мало знаем об этом. Скажем, для многих будет шоком то, что польские военные после захвата Львова взяли в гаранты безопасности (практически в заложники) пять сионистских деятелей, будущих сенаторов – Михал Лингель, Михал Тененблат, доктор Лион Райх, доктор Гаусман… Их взяли одновременно с украинскими деятелями, известными юристами, например Владимиром Старосольским. Их бы казнили, если бы украинцы или евреи в городе убили без суда и следствия польских военных или гражданских лиц. Но этого, к счастью, не случилось.
На страницах книги фигурируют сотни документов. Нам пришлось (я говорю "нам", потому что помогал Гжегожу) искать их во многих архивах, библиотеках. Гжегож искал практически везде, один текст в одном экземпляре он нашел в библиотеке Конгресса США – рапорт одной из комиссий, расследовавших погром. Но оригинал отчета "Комиссии Ашкеназе", так называемой "первой комиссии", которая расследовала последствия погрома, мы не нашли, только несколько копий, разбросанных частями по разным папкам во львовских архивах. Некоторые документы Гжегож переводил с английского обратно на польский, а я на украинский.
Карандашные или чернильные записи почти выцвели, бумага рассыпается в руках
Он старался документировать каждый шаг, подтверждая каждое утверждение документами. Эти документы в плохом состоянии: карандашные или чернильные записи почти выцвели, бумага рассыпается в руках. Они могут быть уничтожены неумолимым временем, поэтому Гжегож счел нужным сделать фотокопии каждой бумаги и выставить их на сайте известной польской организации Carta – аналоге российского "Мемориала", – чтобы каждый исследователь мог с этим ознакомиться. Что касается разнообразия еврейского мира, то, действительно, он в книге весьма необычен.
– Это бросается в глаза с первых страниц. Он описывает несколько жертв: короткая история, и ты видишь, из каких разных социальных слоев эти люди – богатые, бедные. Они попадают под погром только потому, что они евреи, а не по иному признаку.
– Погром происходил в еврейских кварталах. Во Львове до 20-х годов ХХ века еврейское предместье было отдельным районом: более 100 тысяч евреев жили довольно скученно. Погромщики окружили автомобилями, пулеметными расчетами и другими военными средствами еврейский район, систематически его грабили на протяжении трех дней, с 22 по 24 ноября 1918 года. Они считали, что вправе наказать евреев за их антипольскую, как они считали, позицию. Это прекратилось, только когда комендант города, капитан Чеслав Мончинский, под давлением генералитета издал приказ о введении военно-полевых судов, которые бы расстреливали виновников погромов на месте. Стоило появиться объявлениям на стенах города, как все прекратилось.
– Погромщики не только грабили. У погрома 1918 года – сотни жертв.
– Были и пытки, и убийства. Гауден подчеркивает акты символического насилия, которые совершались с целью унижения евреев как религиозной общины. Одно дело – грабеж "богатых" еврейских домов и магазинов, другое – специальное сожжение синагоги, священных книг.
Гауден подчеркивает акты символического насилия
Военные собирали свитки тор и сжигали их в определенном месте. Когда несколько еврейских учеников иешивы бросились спасать торы из огня, по ним начали стрелять, несколько человек были убиты. Свою роль сыграл и католический антисемитизм, который был силен в Европе, во Львове он остро ощущался. Почти каждый год в средневековом Львове иезуиты-студенты устраивали еврейские погромы, просто мы об этом мало знаем.
– Говоря о топографии погромов, Гауден упоминает Гору Казней. Это небольшой холм, на вершине которого стоит памятник. Что это за место?
– Гжегож Гауден тщательно подходил к изучению пространства, где происходили описываемые события. Вместе с ним мы много раз обходили пешком все описанные в документах улицы, переулочки, дворы и площади Львова. Например, 22 ноября в 6 часов утра выходили вместе в горы, чтобы посмотреть, как располагаются звезды и месяц, когда восходит солнце и как выглядит город после заката – ему это было важно. Много раз мы ходили по месту яростных боев – оно расположено за старым еврейским кладбищем, закрытым еще в XIX веке, сейчас тут много десятилетий существует Краковский базар. За базаром есть небольшая улочка, за ней холм, на нем стоит памятник польским участникам восстания 1846 года против австрийского владычества. Это и есть Гора Казней – место, где во Львове со Средневековья вешали преступников и оставляли их тела на определенное время, чтобы вселять в горожан страх. Сейчас вокруг выросли деревья, построили высокие дома, но до середины XIX века гору было видно со всего города.
У еврейской милиции было скромное оружие, они вели оборонительный огонь
В 1918 году именно здесь шли бои между польским отрядом под командованием поручика Романа Абрахама и украинскими подразделениями. Украинцам было важно занять стратегические высоты, подойти ближе к железной дороге и окружить казармы, в которых стояли поляки. В этом месте к линии польско-украинского противостояния плотно прилегали еврейские кварталы. Когда во время боев польские подразделения пытались туда отступить, их встречал огонь еврейской милиции (по сути, вооруженных добровольцев), которая заявила, что во избежание погромов и грабежей не пустит вооруженных людей на свою территорию. У еврейской милиции было скромное оружие, они вели оборонительный огонь. Позже именно этот факт был использован Романом Абрахамом для легитимизации погрома и наказания евреев за то, что они не выступили в поддержку поляков и не начали убивать украинцев.
А с чего было евреям убивать украинцев? Украинское государство, провозглашенное в Галиции, заявило о признании прав евреев. Евреи и украинцы смогли создать союз национальных меньшинств, который защищал свои интересы. Но в этом союзе были не заинтересованы польские националисты во главе с командиром Чеславом Мончинским. Тогда он претендовал на то, чтобы стать Наполеоном польской национальной революции, отодвинуть Пилсудского от власти, пойти на Варшаву, опираясь на львовские подразделения, и возглавить страну. Конечно, ему это не удалось.
Гауден, кстати, всегда иронизирует над тем, как поляки подчеркивают подвиг Львова: они создали здесь огромный военный мемориал, проводили церемонии. Неизвестного солдата из Львова похоронили на главной площади страны, в Могиле неизвестного солдата в Варшаве. На самом деле Львов и во время возникновения украинской государственности в ноябре 1918-го, и во время осады украинскими войсками в 1919 году сумел отбиться только при помощи внешних польских подразделений. В отличие от других польских солдат и офицеров, которые самостоятельно смогли защититься от немецкой армии, отвоевать Силезию и обеспечить ее польский характер. Правда, это была польская территория, которую был смысл и был ресурс защищать, в отличие от Львова – города множества идентичностей.
Писатель Станислав Винценз не раз говорил о том, что поляки не хотели стрелять в украинцев, вместе с которыми четыре года сидели в окопах Первой мировой войны. С точки зрения профессионального военного, большое свинство стрелять в побратима, который недавно прикрывал твою спину. Тысячи польских солдат и офицеров прятались по домам и не принимали участия в боях. А польские военные уровня генералов не спешили помогать Мончинскому, потому что знали, чем все закончится. Генералу Ивашкевичу пришлось гасить пожар погрома и требовать от Мончинского, на тот момент коменданта Львова, прекратить безобразия.
– Вопрос, который возникает у комментаторов книги Гаудена: где была церковь? Ни будущий миротворец митрополит Шептицкий, ни армянский предстоятель ничего не говорят в этот момент.
– Нужно разделить вопрос на части. На улицах Армянской и Краковской, прилегающих к Армянскому собору, творились жесточайшие преступления, но Армянская церковь молчала. В своей позиции она была солидарна с римско-католической церковью. После погромов львовский римско-католический епископ заявил, что "евреи сами виноваты: встали не на ту сторону. Да, мы сожалеем о погибших, но вины не признаем".
Особая ситуация была у греко-католической церкви. Епископ и митрополит Шептицкий, архиепископ Львовский, был долгое время в ссылке в России, в 1916 году его только вывезли, он долго и тяжело возвращался во Львов через Европу. На момент восстания его не было во Львове, украинцы в этой ситуации не имели слова – они были проигравшей стороной, а евреи, согласно обвинениям, их союзниками. Украинцы провозгласили украинскую государственность во Львове 1 ноября 1918 года, а поляки польскую – только 11 ноября. Австрийский губернатор официально передал ключи от Львова украинским представителям, город был взят под контроль полутора тысячью украинских военных, задачей которых было в сотрудничестве с гражданской администрацией предотвратить грабежи и насилие. Они хотели, чтобы этот переход осуществился мирно, к ним присоединились евреи. Я уже говорил, что евреи жили компактно в определенной территории: их предместья были в той части Львова, которую заняли украинцы и полностью ее контролировали.
В первые дни ноября поляки подняли городское восстание. Им помог Чеслав Мончинский, который был комендантом австрийских оружейных складов. Он сделал все, чтобы польские военные, которые принадлежали к партии Пилсудского, а также представители других политических партий, были отстранены от военной активности. А сам раздал оружие членам своей партии, своим друзьям, детям, гимназистам, бойскаутам, а также преступникам. Один из активных участников этих боев позже стал известен как "львовский расчленитель": в 1934 году он убил проститутку и разбросал части её тела по всему Львову.
Еврейская милиция поставила задачу защититься от таких людей. Они провозгласили нейтралитет, подписали договор с украинцами и с поляками, с тем же Мончинским. Ситуация была довольно сложная. Скажем, Польский политический комитет, который был надстройкой над всеми вооруженными польскими силами, находился в украинской части города, его не трогали.
Значительная прослойка криминалитета, так называемых львовских "батяров", присоединилась к Мончинскому и восстанию против украинской власти. По ночам они пытались проникнуть в еврейские кварталы, а когда получали отпор, то начинали распространять всяческие фейки. Львов гудел, а Мончинский повторял в своих воззваниях и газетных статьях, что "евреи обливали кипятком польских солдат и бросали в них топоры".
Обливание кипятком – реакция слабого человека на агрессию, солдаты обороняются другими способами
Вообще-то обливание кипятком – реакция слабого человека на агрессию, солдаты обороняются другими способами. Комиссия, которая позже расследовала эти события, не нашла ни одного человека, который был бы ранен топором или каким-то другим способом пострадал от еврейских милиционеров. Наоборот, оказалось, что инициатором антиеврейских выступлений и захвата группы еврейских милиционеров был некий доброволец, который оказался совсем не тем, за кого себя выдавал. Он был вором, купившим себе фальшивые документы. Он шел грабить еврейские кварталы, а когда его отогнали, то поднял крик, что евреи стреляют в польских солдат и выступают против польской государственности. Этот случай и был одним из главных катализаторов возмущения поляков против евреев во Львове, грабежей, убийств.
Гауден описал преступления, совершенные садистами, людьми, травмированными Первой мировой войной, персонами с нарушенной психикой. Например, жестокий убийца Ясь, который убил хозяина одного дома, несколько часов играл там же на фортепиано, а потом изнасиловал девочек-подростков, живших в этом доме. Но Гжегож описал и поляков, которые пытались это остановить, информировали общественность о погроме, вели расследования.
Например, судья Рымович, который независимым расследованием помог возвратить полякам честь и достоинство. После его приезда во Львов эксцессы, продолжавшиеся в некоторых частях города, полностью прекратились. Рымович сумел найти общий язык с полицией и жестко навести порядок. Жандармерия арестовывала тех, на кого он указывал. С его помощью удалось восстановить наиболее точную картину погрома, но, к сожалению, большинство документов его комиссии исчезло. Мы можем судить о результатах его работы только по общему отчету и ссылкам. Он рассказывает и о западных союзниках, которые помогали польским националистам скрыть это преступление. И, собственно, благодаря бесхребетной позиции британской, французской, американской миссий…
– К примеру, комиссия Моргентау.
– Да, комиссия Моргентау, несколько других комиссий, которые расследовали не только Львовский погром, но и погромы в других городах Галиции, на Волыни, в Беларуси.
– Были примерно в то же время погромы в Вильнюсе и в Минске, в 1919 году?
– Да, конец 1918-го – начало 1919-го, когда волнами на эти территории приходили польские войска. Во Львов вошли добровольцы из Познани и Кракова, а в другие города Галиции, Волыни, Беларуси и Литвы входили добровольцы с других территорий Польши. В середине 1919 года на территорию национальных окраин Польши вошла вооруженная французами армия генерала Юзефа Галлера, "Голубая армия". Она состояла из польских легионеров: либо поляков, состоявших на службе во французской армии, либо бывших польских военнопленных из Германии, либо ранее служивших в австро-венгерской армии. Эти вооруженные силы были созданы для борьбы с большевиками. Единственное условие – не подавлять национальные меньшинства. Тогда генерал Галлер провозгласил украинцев, белорусов и евреев большевиками и начал борьбу против национальных меньшинств. В завоевании перечисленных территорий эта армия была ударной силой.
Надо помнить, что на протяжении ста лет, от тех времен до сегодняшнего дня, Польшей в переносном смысле руководят два призрака – Юзефа Пилсудского и Романа Дмовского. Два непримиримых врага, которые продолжают противостоять друг другу и после смерти, которые имели противоположные взгляды на украинскую и еврейскую проблему, на польскую независимость.
– О Пилсудском. Каким был он и его отношение к еврейскому и прочим национальным вопросам?
– Юзеф Пилсудский – маршал, основатель Польского государства, руководитель страны, который много сделал для нее, но который в 1926 году произвел государственный переворот и в последние годы был вполне авторитарным диктатором. Он родился на территории Литвы, его сердце похоронено в Вильнюсе. Пилсудский считал, что возрожденная Польша должна стать федеративным государством, в котором, кроме поляков, свои права осуществили бы и украинцы, и белорусы, и литовцы. Что касается еврейского вопроса: он был приверженцем максимальной религиозной, гражданской и общественной свободы для евреев в новой Польше. Ему пришлось остро противостоять польским национал-демократам (эндекам), последователям Дмовского. Скажем, наступают на Варшаву большевики в 1920 году, государство в огромной опасности, а определенная группа генералов и офицеров из националистических кругов решает, что всех польских солдат и офицеров еврейской национальности надо посадить в концлагерь. Пилсудский, вместо того, чтобы заниматься текущими военными вопросами, вынужден добиваться освобождения и возвращения в армию этих людей, потому что они были серьезной боевой силой. Подобное случалось.
Он был приверженцем максимальной религиозной, гражданской и общественной свободы для евреев
Он поддерживал первого президента II Польской республики Габриэля Нарутовича, который был застрелен националистом Элигиушем Невядомским на выставке в галерее Захента, всего через пять дней после принятия им присяги. Пилсудский был психологически сломлен этим убийством, на несколько лет ушел в свое имение. Да, его переворот 1926 года был авторитарным и нанесшим удар по конституции, но это была попытка отодвинуть от власти экстремистов и националистов. В этом Пилсудского поддерживали многие евреи. Писатель Бруно Шульц уважал Пилсудского, писал о нем восторженные тексты и статьи, переживал, когда тот умер. Подобное испытывали все польские евреи, которые ощущали себя поляками и хотели дальше жить в этой стране.
Но, конечно, это были не все евреи Польши: значительная часть была сионистами и хотела строить Эрец-Исраэль в Палестине. В частности, мой любимый герой – Михал Рингель из Львова. Михаил, как его называли украинцы, сотрудничал в свое время с Иваном Франко, потом был одним из руководителей комиссии национальных меньшинств в парламенте возрожденного Польского государства. В 1938 году он как представитель сионистов возглавил Львовскую еврейскую общину. Это была серьезная победа над ортодоксами, которые считали, что евреи должны "окуклиться" в своей среде, ни с кем не сотрудничать. Точка зрения Рингеля, заключавшаяся в том, что евреи должны создавать базу для будущего еврейского государства в Палестине, победила. В июне 1941 года он был расстрелян советскими коммунистами.
Основной материал, положенный Гауденом в основу книги, взят из архива общественной организации евреев, которая опекала жертв погрома. Ее создал еще один замечательный человек, адвокат Тобиаш Ашкеназе. Он умер в 1920 году от остановки сердца, он устал каждый день противостоять этой темной, каменной силе. Первый комитет, который он создал, включал в свое название слово "погром". Администрация категорически запретила его использовать.
– Большая глава в книге посвящена терминологии погрома. Почему поляки боялись этого слова, как оно вошло в юридический дискурс? Был человек по имени Стюарт Сэмюэл, который первым это слово произнес. И вопрос, который должен быть интересен в России: почему и в других языках используется именно русское слово "погром"? Поляки говорят: нет, это не тот погром, который у русских, это у русских власть организовывает и поддерживает черносотенцев, а у нас это были единичные эксцессы. Как появляется слово "погром" терминологически и как закрепляется?
– В книге подробно описана история термина и его функционирование. В европейских языках он появился именно в русской форме: латинскими литерами было написано слово pogrom.
Латинскими литерами было написано слово "pogrom"
Это произошло после знаменитой серии погромов в Российской империи – Кишиневского погрома и других. Иногда к нему добавляли "а-ля рюсс", то есть "в русском стиле". Но главная проблема – проблема самого погрома, организованного государственной властью или при ее попустительстве. Гауден вводит подробное определение погрома из Британской энциклопедии и других справочных изданий, чтобы стало понятно, почему власть молодого польского государства была заинтересована, чтобы на европейском форуме слово "погром" не звучало. Тогда оно имело ту же убойную силу, которую сейчас имеет слово "геноцид", было Каиновой печатью. И если бы молодое Польское государство тогда обвинили в поддержке погрома, ему было бы не видать территорий, на которые оно претендовало: земель Западной Украины, Западной Беларуси и Литвы.
Была еще одна семантическая проблема, которую нам пришлось решать. Гжегож писал книгу для польского читателя, на каком-то уровне лексики все понятно, но есть еще и дискурсивный уровень. Скажем, поляки употребляют слово "кресы", которое почти невозможно перевести. Это фронтир, пограничье…
– В России его переводят как "восточные территории".
– В научных изданиях я пишу "восточные окраины Речи Посполитой". Поляки это слово понимают и сопровождают определенным эмоциональным, мифическим и политическим фоном, который непонятен читателю из другой страны. Даже если мы напишем "восточные окраины", это будет совсем другое. Мы сохранили это слово в книге написанным кириллицей. Гжегож написал примечание, в котором объяснил контекст применения слова и его значение для польского сознания. Это значение мифа об Аркадии, утраченном рае, где всем было хорошо, где все сотрудничали, пили водку и черпали материальную радость. Хотя это было абсолютно не так.
– Примерно как "Крым наш" Я имею в виду утраченный символический рай, который в результате ресентимента хочется вернуть.
– Абсолютно. Возвращаясь к событиям того времени: на Парижской конференции полякам было важно предстать в лучшем виде. Вместо переговорщика Дмовского они выдвинули людей более либеральных взглядов. Например, знаменитого американского пианиста Падеревского – великого музыканта, светскую и интересную личность, друга президентов. Им противостояла большая делегация украинцев, возглавляемая доктором Петрушевичем из Галиции, он был руководителем Западно-Украинского государства и имел большую группу экспертов, но не таких влиятельных. Полякам было важно, чтобы слово "погром" не прозвучало, и Запад признал право Польши на присоединение новых территорий. Усилиями хороших и плохих людей удалось этот вопрос с повестки дня снять.
На обложку книги в украинском и польском издании вынесен интересный документ: "Песня о жертвах погромов", написанная на идиш. Ее конфисковывала полиция, а львовские энтузиасты-евреи печатали ее домашним способом: оттискивали стихотворение о погроме, его жертвах, а также призыв помогать им материально. Это распространялось среди одноверцев, люди вносили лепту, получали текст поэмы. Полиция арестовала автора поэмы, конфисковала печати и долго разбиралась, почему эти энтузиасты занимаются антигосударственной деятельностью.
На полном серьезе рассматривалась возможность депортации евреев на Мадагаскар
После Парижской конференции антисемитизм и погромы в межвоенной Польше не прекратились. Это видно по множеству фактов, которые приводит Гауден. В конце 30-х годов время от времени львовские поляки-националисты устраивали в центре города марши, во время которых выкрикивали: "Так, как Гитлер!" Речь шла о том, чтобы решить еврейский вопрос так, как он сперва был решен в Германии, а потом в Австрии. На полном серьезе рассматривалась возможность депортации евреев на Мадагаскар: комиссия из сионистов и членов польского правительства ездила туда, убедилась, что территория слишком мала, чтобы вместить три миллиона польских евреев со всем их скарбом, и продолжила искать подходящие места в Центральной Африке.
– Это кажется безумным проектом.
– Да, но он рассматривался в Польше. Во Львове, в частности, возникла инициатива ограничения числа студентов-евреев в высших учебных заведениях. Евреев заставляли сидеть на последних партах, а если они не соглашались, их били, в них стреляли, забивали палками: антисемитские эксцессы были очень тяжелыми.
Чем ценно описание погрома Гауденом? Тем, что есть свидетельства, которые можно проверить. Это не воспоминания, не миф о прошлом, это довольно химически чистое событие: Львов контролировали исключительно польские военные, польская и еврейская части города были очень точно разделены географически. Тогда судье Рымовичу и членам многих комиссий было значительно проще нанести все на карту, посмотреть динамику передвижений, проследить хронологию и историю. Чего не скажешь о трагических исторических событиях, случившихся позже.
Это не воспоминания, не миф о прошлом, это довольно химически чистое событие
Например, гибель Бруно Шульца в Дрогобыче осенью 1942 года. В своей среде Шульц был известным человеком: учитель, жил в городе 50 лет. Его узнавали все горожане. Горстка нацистов и гестаповцев в Дрогобыче тоже была известна всем. Более-менее точно можно было определить день, когда произошло убийство Шульца, но в воспоминаниях существует около десяти разных версий. По одной версии, убийство произошло летом, по большинству других – осенью. Есть как минимум три кандидата, гестаповских офицера, возможных убийц Шульца. По главной версии, Шульца убил Карл Гюнтер. Но есть еще несколько предположений. Самое исторически правдоподобное было записано на Нюрнбергском трибунале и указывало, что преступление совершил другой человек, об этом свидетельствовали три еврея из Дрогобыча. Я говорю к тому, что историческое событие трудно вместить в более-менее точные рамки. Мы не можем знать, как было на самом деле, а можем только интерпретировать произошедшее. Гауден делает это блестяще, это яркий образец хорошей исторической прозы. Большинство исторических книг, которые я читаю и перевожу, написаны твердокаменным языком, так называемым "немецким прагматическим стилем". А тут читаешь на одном дыхании, это ярко, умно, очень человечно и эмоционально.
– Мне эта книга напомнила лучшие образцы так называемого "польского репортажа", например, книгу Казимежа Мочарского "Разговоры с палачом". Я имею в виду глубину ума писателя, который выстраивает факты, почти не комментирует их, но благодаря архитектонике книги ты ей доверяешь. Ты видишь то, как это было.
– Парадоксально, что для Гжегожа это первая книга. Его жизнь сложилась так, что он был деятелем "Солидарности", во время военного положения был вынужден бежать из Польши в Швецию. После обретения Польшей независимости вернулся и стал редактором самой крупной польской газеты "Речь Посполита", "Республика". Его уволила консервативная партия "Право и справедливость". Гауден нашел себе применение во многих других областях, но, когда режим в Польше либерализировался, он на многие годы стал директором Института книги и превратил эту институцию в мощнейшего пропагандиста польской литературы в мире.
Я бы не сказал, что он холодный, сдержанный аналитик и отстраненный наблюдатель
Его знают все русские переводчики с польского языка, его обожала Ксения Старосельская. После второго пришествия "ПиС" к власти Гжегож снова потерял работу. Сейчас он пенсионер, живет за свой счет и пишет книжки. До того он писал множество статей, общался с писателями репортерской школы. Но я бы не сказал, что он холодный, сдержанный аналитик и отстраненный наблюдатель. Один из разделов его книги рассказывает о том, что, по его мнению, во время Львовского погрома пан Тадеуш, знаковая для польского сознания личность, убил Янкеля, второго героя национальной поэмы Адама Мицкевича "Пан Тадеуш", символа польского еврейства.
– Эта фраза звучит в одной из заключительных глав: "23 сентября 1918 года во Львове пан Тадеуш убил Янкеля". Речь идет о национальном польском эпосе.
– О двух архетипических фигурах – пане Тадеуше, символе польского дворянства и надежды на возрождение польской государственности, и еврее Янкеле, который участвовал в польском восстании как польский патриот. Гауден показал в книге, что во время погрома многие польские патриоты еврейского происхождения оказались не у дел: невзирая на то, что одни из них были в рядах польской армии, они не смогли сдержать погром. Некоторые прокляли собственный народ, перешли в католичество и заплатили цену отступничества. Но это не помогло, они остались в сознании многих польских националистов всего лишь людьми второго класса, всего лишь евреями.
Текст книги Гжегожа нарастал по мере сбора материала, и я видел, как вместе с фактами в нем нарастал нерв и своеобразная благородная ярость. Больше всего его возмутил не сам факт погрома, а почти столетнее молчание о нем. Заговор молчания. Многие знакомые говорили Гжегожу: "Оставьте это, давайте забудем, это не важно. Польша другая сейчас, все изменилось". Но он считает, что такой разговор должен состояться. На встречах с читателями он говорит, что писал книгу с мыслью о своих украинских друзьях, чтобы они честно и откровенно говорили и писали о своей истории. Даже самые тяжелые страницы надо проговаривать, иначе это останется психической травмой, вытесненной в национальном сознании. Нам только кажется, что, если мы что-то забудем, не проговорим, это не вернется бумерангом следующим поколениям. Гжегож считает, что для украинцев, русских, литовцев и других народов нашего региона эта книга – образец того, как можно говорить об истории без пустого и показного самоуничижения, а откровенно и с документальной точностью. Потому что мифы и ошибки убивают.
Подкаст "Вавилон Москва" можно слушать на любой удобной платформе здесь. Подписывайтесь на подкасты Радио Свобода на сайте и в студии наших подкастов в Тelegram
