Проект "Последний адрес". "Одно имя, одна жизнь, один знак". Имена людей, которых забирали из их квартир во времена Большого террора, на фасадах домов. Общественная инициатива гражданской памяти, поддержанная Обществом "Мемориал", которое закрыто по решению властей. "Последний адрес" работает не только в Москве, но и во многих городах России, а также в Украине, Грузии, Молдавии и Чехии. В некоторых российских городах таблички были сорваны или демонтированы, часть из них восстановлена, часть продолжает исчезать. Проект получил пять российских премий и одну немецкую. В 2018 году памятный знак "Последнего адреса" появился на афише Большого театра, к опере Александра Чайковского "Один день Ивана Денисовича", либретто по повести Александра Солженицына.
Лиля Пальвелева прошла по одному из московских маршрутов "Последнего адреса", который связан с Обществом "Мемориал".
Лишенный своего помещения, подвергшийся многим другим гонениям, российский "Мемориал" все же продолжает работу в Москве. В частности, сотрудники этой правозащитной организации проводят пешие экскурсии по местам, связанным с историей политических репрессий советского периода. Многолетний проект мемориальцев о топографии террора и под названием "Это прямо здесь" не прекратил существования. Подчас экскурсии организуются совместно с другими дружественными "Мемориалу" структурами. К примеру, свои маршруты есть у фонда "Последний адрес". Маленькие стальные таблички на стенах домов, из которых людей забирали и куда они больше не возвращались, впервые появились в 2014 году, а теперь этих памятных знаков стало столько, что, переходя от одного к другому, уже можно выстраивать рассказы со сквозным сюжетом. Люди были разные, а поводы для расправы над ними – одинаково вздорные.
На углу Гагаринского и Нащокинского переулков есть небольшой сквер. На этом месте был дом. На его верхнем этаже жили литераторы. Это был писательский кооператив. Поскольку дом не уцелел, таблички “Последнего адреса” устанавливают на соседней стене. Первой появилась с именем Осипа Мандельштама, а недавно там же установили табличку в память другого писателя – Сергея Клычкова. Поэт, прозаик и переводчик, в 1937 году он был обвинен в участии в Трудовой крестьянской партии и связях с Каменевым и вскоре расстрелян.
Впоследствии жена Клычкова Варвара Горбачева вспоминала: ”Он зажег свечу, прочитал ордер на арест и обыск... и так и остался сидеть в белом ночном белье, босой, опустив голову в раздумье. Очень он мне запомнился в этой склоненной позе, смуглый, очень худой, высокий, с темными волосами, остриженными в кружок. В неровном, слабом свете оплывающей свечи было в нем самом что-то такое пронзительно-горькое, неизбывно-русское, непоправимое”.
С сотрудником фонда “Последний адрес” Оксаной Матиевской мы встретились незадолго до начала экскурсии по Арбатским переулкам:
– Работу "Последнего адреса" я знаю изнутри, занимаюсь переговорами с собственниками домов, чтобы согласовать с ними установку табличек. Поэтому могу рассказать о проекте. Об истории установки табличек, о том, как они появляются, кто подает заявки. Таких мемориальных знаков уже накопилось достаточно, сейчас в Москве их порядка 700, и это позволяет выстраивать экскурсионные маршруты. По Арбату у нас есть две экскурсии, есть маршрут между Пречистенкой и Остоженкой, там достаточно много знаков "Последнего адреса". Есть по центру экскурсия, которая связана с театральной Москвой того времени. Она называется "О чем не говорят мемориальные доски". Там есть и таблички "Последнего адреса", и мемориальные доски, которые о чем-то говорят, а о чем-то умалчивают. По этим же улицам другие мои коллеги тоже проводят экскурсии, уже по своим темам. Это уже то, что делает "Мемориал".
– Нынешняя экскурсия начинается с адреса, где установлены две таблички очень известным людям – Осипу Мандельштаму и Сергею Клычкову. Кто был инициатором в этом случае? И не были ли против жители этого дома?
– Нет, они не были против. Мы устанавливали табличку Мандельштаму еще в декабре 2015 года. Тогда инициатором выступило Мандельштамовское общество России. А Клычкову – руководство Дома-музея этого писателя в Талдоме. Мы говорили со старшей по дому, что хотели бы установить еще одну табличку, и возражений не было, потому надеюсь, что с этими табличками все будет хорошо.
– Этот адрес благополучный. Однако известно, что в России есть случаи, когда жители были против установки, а то и снимали уже установленные таблички. Были ли прецеденты в Москве?
Это такой живой процесс, он не фиксируется намертво в одной точке. Отношение людей к "Последнему адресу" меняется
– Конечно. Мы не всегда встречаем согласие. И даже на этом маршруте, на этой экскурсии мы подойдем к тем домам, где мы получили отказы. Хотя в целом согласий больше, чем отказов. Но статистику затрудняюсь привести, потому что никогда не бывает твердого решения. Иногда согласие превращается в отказ, когда проходит время, и жители этого дома вдруг снимают табличку. Это единичные случаи, но такое случается. Бывает и так, что сначала отказывают, а потом соглашаются. Понимаете, это такой живой процесс, он не фиксируется намертво в одной точке. По моим наблюдениям, отношение людей к “Последнему адресу” меняется. Думаю, это зависит от того, насколько узнаваем проект, а сейчас он уже достаточно узнаваем. Многие уже эти таблички видели. Буквально несколько лет назад надо было начинать с нуля объяснять, что это за проект. А сейчас зачастую говорят: "Да, конечно, мы видели ваши таблички, мы знаем, что это такое". Не всегда “знаем, но приветствуем”. Бывает, что “знаем и не согласны”. Но это тот разговор, который нам необходим. Поскольку консенсуса в отношении сталинских репрессий в обществе нет, это, в свою очередь, дает шаткое положение и с правами человека, и с тем, что касается ценности рядовой человеческой жизни.
Можно реабилитировать, можно попытаться возвратить добрую память, но вот эта зияющая пустота остается навсегда, и ее уже ничем не заполнить
Важно, что табличка одного и того же образца устанавливается как великому поэту Мандельштаму, менее известному поэту Клычкову, так и совсем неизвестными людям. Иногда это студенты, которые еще ничего не успели в своей жизни сделать, иногда это дворник, истопник, шофер – табличка одинаковая, поскольку здесь мы просто говорим о загубленной человеческой жизни, а не о заслугах, в ознаменование которых устанавливается мемориальная доска. Это другой формат, другие поводы для того, чтобы ее установить. А мы напоминаем о преступлениях государства, совершенных в отношении человека, которые необратимы. Человека вернуть нельзя. Можно реабилитировать, попытаться возвратить добрую память, но вот эта вот зияющая пустота, которая у нашей таблички есть, она остается навсегда, и ее уже ничем не заполнить.
– Как проект "Последний адрес" решает, в каком конкретно месте, какому человеку должна появиться табличка?
– Мы сами не инициируем установку табличек. Мы выступаем в качестве посредников между теми, кто хотел бы увековечить имя какого-то человека, и жителями домов, чтобы горизонтальным образом, без включения государства, решить этот вопрос. Сначала мы получаем заявку. У каждой таблички есть заявитель – это человек, который говорит: "Я хочу, готов оплатить табличку вот такому-то человеку". Родственник он, не родственник, коллега, однофамилец, сосед, земляк – очень бывают разные мотивации, иногда очень трогательные и неочевидные. На сегодняшний день мы получили около трех тысяч заявок. Из них уже установлено в России около полутора тысяч табличек, работы впереди еще много. Получив заявку, мы проводим архивную работу. Мы проверяем биографические данные, смотрим дело. После того, как все четыре даты, которые сообщает табличка, а она сообщает даты рождения, ареста, смерти и реабилитации, после того, как у нас эти даты подтверждены, мы идем к собственникам дома для того, чтобы согласовать размещение таблички. Иногда можно увидеть, что в доме было репрессировано 20 человек. Если у нас есть одна заявка, значит, мы устанавливаем одну табличку. Если через какое-то время получаем вторую заявку, значит, устанавливаем следующую.
– Изменился ли, по вашим наблюдениям, состав экскурсантов после 24 февраля 2022 года? Стало ли их больше или меньше? Они теперь ведут себя по-прежнему или по-другому?
– Боюсь, на этот вопрос у меня нет достоверного ответа, я начала водить экскурсии только с января 2023 года, довоенного опыта у меня нет. Могу только сказать, что количество людей, которые приходят на экскурсии, достаточное. Люди интересуются, спрашивают, чем помочь, люди готовы в качестве волонтеров помогать проекту – и "Последнему адресу", и "Мемориалу", то есть разным проектам сохранения памяти. Как шутят некоторые мои экскурсанты, "мы приходим в том числе для того, чтобы побыть в кругу себе подобных". Приходят, чтобы пройти по Москве в группе незнакомых людей и поговорить о вещах, которые действительно важны, сейчас особенно. Людям хочется это услышать, хочется, чтобы это было произнесено вслух. Поэтому у нас появляются новые маршруты. Посетители спрашивают о них, узнают, когда будут еще экскурсии, стараются не пропустить. Я вижу, что это сообщество растет. Может быть, не теми темпами, какими могло бы при более мощной медийной поддержке, но мы понимаем, что в ситуации, в которой мы сейчас существуем, более мощную поддержку не получить. Все равно то, что есть, дает опору, и для меня тоже.
В пяти минутах ходьбы от табличек с именами Мандельштама и Клычкова – место, где мог бы быть памятный знак с именем отца Майи Плисецкой Михаила Плисецкого. Это Гагаринский переулок, дом 7. Здесь был двухэтажный дом, который снесли, чтобы в 1997 году построить на освободившемся месте новое жилье. Оксана Матиевская рассказывает экскурсантам:
Давайте лучше мы обо всем забудем. Не станем эту информацию никак распространять
– Это дом с нестандартной архитектурой и недешевыми квартирами. Когда мы пришли к собственникам, они сказали: “Вот повесите вы табличку, и выяснится, что раньше здесь был дом, в котором жила известная семья, и что, наверное, он представлял собой историческую ценность. Получится, что зря мы его снесли. Так что давайте лучше мы обо всем забудем. Не станем эту информацию распространять”. Поэтому таблички памяти Михаила Плисецкого на этом доме нет. Тем не менее статья о нем на сайте “Последнего адреса” есть. У нас есть раздел “Дом отказал”. Мы сообщаем, что табличку установить не удалось, но неустановленная табличка все равно присутствует в наших разговорах и в надежде на то, что в какой-то момент жильцы передумают.
Семья Плисецких поселилась здесь в 1935 году, после переезда со Шпицбергена, где Михаил Плисецкий руководил угольной концессией. Когда его вызвали в Москву, он понимал: что-то пошло не так. Майя Михайловна вспоминала, что, будучи ребенком, она не могла знать о причинах происходящего, но чувствовала напряжение. Однако сначала отцу предложили возглавить концерн “Арктикуголь”, выделили машину. Водитель в чистой рубашке отвозил его на работу и привозил домой. Однако уже в 1936 году Михаила Эммануиловича исключают из партии и увольняют с работы. Он сидит дома, никуда не выходит и почти ничего не ест. Он понимает, что ему грозит. В 1937 году его арестовывают по подозрению в шпионской деятельности. Суд длился 15 минут, через 15 минут Плисецкого приговорили к высшей мере наказания. Приговор был приведен в исполнение в тот же день. Правду о том, что Михаила Эммануиловича расстреляли, узнали только в 90-е годы, когда удалось открыть архивы. До этого семья получила фальшивую справку о том, что человек умер в лагере. Это была распространенная практика.
Так думали долгие годы, пока не выясняли, что буквально через две недели после ареста он уже лежал где-нибудь в Коммунарке, на Донском кладбище или в Бутово
Существовала даже директива, в соответствии с которой родственникам уже в 50-е годы вместе со справкой реабилитации выдавалась такая фальшивка. Согласно директиве нужно было указывать любую дату смерти в течение десяти лет после ареста. Так же произвольно предписывалось называть причину смерти: инфаркт, инсульт, паралич сердца, менингит – на что хватит фантазии у того, кто это пишет. В архивах сохранялись две справки: правдивая – справка о расстреле и вторая – о том, что сообщили родственникам. По заведенному порядку, когда врешь, нужно было документировать вранье тоже. Все это привело к тому, что многие люди, у которых родственники были расстреляны, думали, что их близкие умерли в 1940 году, в 1942 году, в 1946 году. Разные были даты. Таким образом государство снимало с себя ответственность за их смерть. Выглядело это так, что человека арестовали, но могли бы и разобраться со временем, а он взял и помер. Часто люди, надеясь, что родственник жив, пробовали разыскать его, писали письма, пытались послать передачу. Так думали долгие годы, пока не выясняли, что буквально через две недели после ареста он уже лежал где-нибудь в Коммунарке, на Донском кладбище или в Бутово.
В Большом Афанасьевском переулке легко пройти мимо, не заметив памятные знаки “Последнего адреса”. Таблички величиной с ладонь, а серый, построенный в конструктивистском стиле дом – внушительных размеров. Здесь три имени. Эти люди селились в новостройку, но, как сообщает Оксана Матиевская, радоваться обретенному жилью им было суждено недолго:
Он написал текст и приклеил самодельную табличку на фасаде
– Дом был построен в самом начале 30-х годов. Здесь было много партийных работников, и все три таблички на этом фасаде установлены именно таким людям. Один из этих трех – это политработник Евгений Львович Файнберг. Он был сотрудником аппарата ЦК ВЛКСМ. В период Большого террора было дело о “вредителях” внутри комсомольской организации. Когда Файнберга по этому делу арестовали и вскоре расстреляли, ему было всего 33 года. Табличка интересна тем, что заявку подал его праправнук, на тот момент – школьник. Ему не терпелось ждать, когда мы проведем архивную работу и работу по согласованию, ведь иногда это занимает много времени. Среди прочего, еще из-за того, что на установку табличек есть определенная очередь. Поэтому юноша сделал картонный макет таблички. В такую же величину, с таким же окошечком. Он написал текст и приклеил самодельную табличку на фасаде, думая, что на следующий день дворник все сорвет. Однако картонка провисела практически год, ровно до того момента, когда пришло время установить настоящую табличку.
Кроме того, внуки и правнуки Файнберга сделали шестиминутный анимационный фильм под названием “История бабушки Зори”. Бабушка Зоря – это дочь репрессированного Зоря Евгеньевна Вишневецкая. В документальном мультфильме звучит ее закадровый голос. Фильм очень трогательный и эмоциональный. В его основе – детские рисунки потомков Файнберга. С помощью анимации они смогли выразить свое отношение к семейной драме и рассказать о судьбе бабушки, которая хорошо помнит аресты отца и матери, – говорит Оксана Матиевская.
Люди в Москве на втором военном году проводят свой досуг по-разному. Едва экскурсанты вышли из тихих переулков на Арбат, как сразу оказались в другой атмосфере. Дело совсем не в том, что тут многолюдно и шумно. На этой пешеходной, туристически ориентированной улице тоже есть таблички “Последнего адреса”, но не они задают тон. Нет, буквы Z здесь не встретишь. В отличие от других российских регионов, этот знак в Москве не в чести. Чуткие к общественным настроениям городские власти в преддверие выборов мэра не хотят раздражать население.
Нет на Арбате и плакатов с призывом поступать на армейскую службу по контракту, хотя в других районах города таких, снабженных подобающим текстом, изображений военного в камуфляже немало. Самое приглянувшееся рекламщикам место – остановки общественного транспорта. И все же некогда вольнолюбивый и неформальный Арбат уже не тот. Официальная идеология, пресловутые “скрепы” дают себя знать в нюансах и деталях.
Уличная выставка репродукций картин художника Шилова предварена баннером с указанием, что это патриотическая выставка. Ветераны Великой Отечественной войны на портретах этого гламурного живописца приукрашенные, чистенькие, по-другому у Александра Шилова и не бывает. Важно другое. Никогда раньше никому не пришло бы в голову экспозицию с четким названием “Они сражались за Родину” снабжать избыточным указанием на то, что она "патриотическая".
А вот где бушует дух имперскости, так это в сувенирных магазинчиках. Эволюционировали матрешки. Если прежде их расписывали как шаржи на известных политиков, теперь такого озорства нет. На деревянные болванки наносят парадные портреты Путина. Этот же персонаж – на кружках. Для полноты коллекции можно приобрести кружки с другими кумирами – Лениным, Сталиным и Рамзаном Кадыровым. Для привлечения покупателей перед входом одного из арбатских магазинов установили фанерные фигуры Владимира Путина и Си Цзиньпина. Желающих сфотографироваться, встав посередине между лидерами двух стран, много, даже очередь выстраивается. Некоторые ушлые люди так наводят камеру, чтобы в кадр попасть только вместе с российским президентом. Глава КНР не столь востребован.
Прошло всего несколько дней после экскурсии, которую провела Оксана Матиевская, и стало известно, что некие неустановленные лица содрали сразу пять табличек “Последнего адреса” с фасада дома на Новокузнецкой улице. Вслед за этим памятные знаки исчезли в Брюсовом переулке. В числе прочих там было известное имя философа Густава Шпета. Совсем невероятный случай – это Тверской бульвар, дом 10. Там жил артист Вениамин Зускин, убитый вместе с другими членами Еврейского антифашистского комитета в августе 1952 года. Невероятный – потому что сейчас по этому адресу располагается ТАСС, информационное агентство, не обойденное видеокамерами наружного наблюдения. Атака на таблички продолжилась и в последующие дни, приобретя очертания кампании. Далеко не очевидно, что все эти вандальные действия – инициатива снизу. Самая известная потеря последних дней – питерская. С бывшего следственного изолятора "Кресты" исчезла мемориальная доска в память об Анне Ахматовой.
Подкаст "Вавилон Москва" можно слушать на любой удобной платформе здесь. Подписывайтесь на подкасты Радио Свобода на сайте и в студии наших подкастов в Тelegram.
