- Сериальный бум и его причины
- Западный экспорт на российском ТВ
- Перспективы русских сериалов в Америке
- Что такое “путинское телевидение”
- Ностальгический метасюжет
- Женщина на малом экране
Сегодня в новом эпизоде подкаста "Генис: Взгляд из Нью-Йорка" – беседа с американскими экспертами по российскому телевидению, профессорами колледжа имени Вильяма и Мэри в Виргинии Александром и Еленой Прохоровыми о русских сериалах в контексте западного опыта.
Нас легко найти в эфире и на сайте Радио Свобода. Подписывайтесь на мой подкаст на Spotify, Itunes, Google podcasts, Yandex music. Включайтесь в беседу: пишите мне в социальных сетях и в аккаунтах "Свободы", а также на всех подкаст-платформах.
Александр Генис: Мы живем в разгар сериальной революции, которая захватила все страны и все сферы общества. Вы заметили, спрошу я честного читателя, что у друзей мы уже спрашиваем, не что они читают и даже не какой фильм смотрят, а с каким сериалом живут.
Это объясняется природой сериала. Он младший брат книги и простоватый кузен кино. С одной стороны, мы смотрим сериалы на тахте в халате, с другой – они ждут от нас терпения и верности. Это ленивое и растянутое развлечение, причем длительность его исчисляется не часами и минутами, а неделями, что и составляет субстанциональный признак сериала. Он дробится и тянется, организуя досуг на своих условиях. Войдя в домашнее расписание, сериал обещает безболезненное и комфортабельное перемещение в альтернативную вселенную. Совершенно не важно, какую именно: любовные интриги, детективные истории, политические дрязги – все равно. Главное, что сериал – это всерьез и надолго. Он делает вид, что на экране все взаправду, мы притворяемся, что ему верим.
Сегодня существует интернационал сериалов. В него вошли не только гиганты продукции, но и малые страны вроде Исландии, которая с успехом включилась в производство модного северного нуара.
При этом, несмотря на то что все сериалы разделяют универсальную поэтику, как, скажем, все романы, они, как те же романы, сознательно – и, что намного важнее, бессознательно! – отражают национальный характер, идеалы и идиосинкратические особенности каждой страны, народа и его культуры.
Этой проблеме посвящена только что вышедшая в Бостоне на английском языке внушительная антология статей о русских сериалах. Книга называется “Русские телевизионные сериалы в переходную эпоху”. Ее составили работающие в США ученые Римгайла Салис, Александр и Елена Прохоровы. Сегодня мы обсудим с супружеской четой Прохоровых весь круг проблем, поднятых их сборником.
Сперва мы поговорим с Еленой Прохоровой об общих аспектах сериальной культуры, а во второй части нашей беседы Александр Прохоров ответит на вопросы, связанные с восприятием российских сериалов в американском контексте.
Елена, давайте сперва выясним, что такое сериальный бум. Чем он вызван? И куда ведет?
Елена Прохорова: Сериальный бум явно есть. Где-то по нашим оценкам с 2015 года он стал особенно заметен. Это связано с появлением платформ. Теперь качественные сериалы выходят массово на стриминговых сервисах. Огромные деньги в этом крутятся. соответственно, можно нанять первоклассных режиссеров, продюсеров, актеров и много им платить.
Александр Генис: Как вы считаете, это связано именно с техническими новациями или произошел какой-то художественный переворот? Вот смотрите: в мое время, лет 20–30 назад, телевизор вообще считался отстойным, как теперь говорят. Эта массовая культура, которую порядочный человек, если и смотрит, то не признается в этом, даже существовала такая манера говорить: ну я-то не смотрю телевизор. Теперь, по-моему, это все сломалось, и у сериалов появился престиж. Что изменилось в художественном смысле?
Елена Прохорова: Я думаю, все равно начинаем с экономики. Там, где есть деньги, там качественные режиссеры. Например, театральные режиссеры, режиссеры большого артхаусного кино пришли делать сериалы, начиная с Валерия Тодоровского, Константин Богомолов, Николай Хомерики, все они присутствуют в сериальном пространстве. Точно так же, как актеры и актрисы первоклассные. Наталья Мещанинова, например, делала кино, которое выходило с трудом на большой экран, например, "Комбинат "Надежда", там присутствовала ненормативная лексика и так далее. Но, перейдя в сериальное пространство, она делала второй сезон "Обычной женщины", с нашей точки зрения отличный сериал с новыми сюжетными поворотами, со сложными героями. Валерия Гай-Германика – еще один пример, которая из кино пришла делать "Школу", потом опять ушла в кино.
Эта миграция кадров, а кадры решают все, изменила и качество картинки, и саму нарративность, ввела жанровую сложность. Жанровая гибридность делает сериал непредсказуемым. Отвечая на ваш вопрос, у нас такое ощущение, что в принципе разницы между сериалами как таковыми, то есть отстойное телевидение, которого больше нет на платформах, оно сравнимо по качеству с хорошим, зачастую артхаусным кино.
Александр Генис: Вы знаете, дело в том, что большой экран и малый экран – это разные вещи. Их, может быть, можно сравнивать, но с другой стороны живут они совершенно иначе. Мы приходим в кино, особенно если мы действительно идем в кино, а не смотрим кино по телевизору, это событие в культурной жизни. Сериал сопровождает нашу жизнь, то есть он длительный, он не замыкается в этой параболе. Как по-вашему, в чем принципиальное отличие большого и малого экрана, что один и другой требуют и от зрителя, и от художника?
Елена Прохорова: Это вечный вопрос. Еще с советских времен я помню в журнале "Экран" были обсуждения этой разницы. Большое кино – это событие. Мы туда идем, во всяком случае шли, как на особое мероприятие. Большой экран по-прежнему, конечно же, дает возможность аттракциона, дает возможность большой эпической картинки, где экран больше тебя, и он может тебя поглотить, если это действительно хорошее кино. Телевизор, даже если у тебя очень большой монитор, все равно меньше тебя. Эффект параллельной реальности, параллельного проживания остается. Но все больше и больше мы можем видеть, что качество большого кино, такое, как непредсказуемость, как некий психологический реализм, некий шок узнавания и не узнавания, воспроизводятся в хороших качественных сериалах. Антон Долин, главный редактор "Искусства кино", говорил о том, что, например, "Твин Пикс", культовый сериал, дает прекрасный пример баланса между комфортом и дискомфортом зрителя в силу своей многожанровости и неожиданных переходов от мыльной оперы к сюрреализму.
Александр Генис: Скажите, а каково влияние таких классических американских сериалов, как тот же самый "Твин Пикс" или "Сопрано", знаменитые телесериалы, на русскую телевизионную жизнь?
Елена Прохорова: Отличный вопрос. Я думаю, что на протяжении последних, по крайней мере, 15 лет, 20 лет, в случае "Твин Пикс", наверное, и дольше, есть определенная насмотренность профессионалов, которые делают российские сериалы. В результате копирования или использования форматов качественных американских сериалов перешли к освоению собственной реальности. То есть то, что российская история и советская история определенным образом освоена уже на протяжении 20 лет, постепенно от XVIII–XIX века те же приемы хорошего качественного сериала переходят на современность. Это, конечно, огромные изменения. Плюс изменения аудитории. Большинство продюсеров, которых мы интервьюировали, говорят о том, что их аудитория между 15 и 35 годами, у них есть какие-то деньги, и они готовы платить за качественный контент, они очень хорошо знают западные сериалы, соответственно, они хотят видеть то же самое из российской действительности.
Александр Генис: У вас в книге есть такая статистика: в 2017 году только 5% адаптированных западных сериалов было на российском экране. Вкратце можно наметить три этапа: были латиноамериканские "мыльные оперы", "Изаура" – это было потрясение для всей страны. Потом появились североамериканские ситкомы, например, "Счастливы вместе". (Кстати, я очень люблю этот американский сериал Married with children). А на третьем этапе они все исчезли. Куда и почему? Что изменилось?
Чтобы появились ситкомы, которые по-настоящему смешны, нужен определенный уровень свободы общества
Елена Прохорова: Я думаю, что насмотренность. Плюс многие из этих режиссеров еще и западное кинообразование имеют. Я думаю, что все постепенно ушли от приятного шока: "Богатые тоже плачут", от любования чужой экзотикой к использованию форматов таких сериалов, как "Счастливы вместе", "Моя прекрасная няня”. Эти ситкомы открыли тему социальных классов, которая у нас до сих пор находится в загоне, никто этим заниматься не хочет. Во-вторых, это были ситкомы, а комедия – это страшно трудная вещь. Чтобы появились ситкомы, которые по-настоящему смешны, нужен определенный уровень свободы общества, который выходит в сериальные продукции, должен был случиться. Кстати, важно упомянуть одну программу Эрнста на Первом канале "Городские пижоны", которая выходила с 2008 по 2016 год. Они поняли, что существует аудитория, которая готова к новому контенту, которая его просто хочет. Они начали с показов культовых западных, как правило американских, но были и французские сериалы типа "Офиса", "Американская семейка", "Карточный домик". К тому моменту, когда они закончили свое вещание, в 2015 году возникли платформы, где было меньше цензуры, где можно было исследовать какие-то темы, которые на обычном телевидении были просто невозможны, где была ненормативная лексика. "Городские пижоны" выходили в полночь, после полуночи. Возникновение этой аудитории – это и есть этот переход к уменьшающемуся количеству адаптированных западных форматов и оригинальному контенту российскому.
Александр Генис: Обратная ситуация: какова судьба русского сериала на западном экране? На “Нетфликсе", например, все больше и больше иностранной продукции появляется – польские детективы, исландские, какие угодно. Как в этом контексте смотрятся русские сериалы, какие перспективы у них?
Елена Прохорова: Во-первых, русский контент там присутствует, и это очень хорошо. Главным образом, конечно, они закупают исторические сериалы, не хочется говорить экзотическая Россия, но интересная Россия, Россия, типа Екатерина или “фарца”, что-то такое советское. Когда они купили “Метод”, мы были рады, потому что в принципе это интересный сериал для западного зрителя тоже. Это очень важно, что российские сериалы соединились с глобальной культурой. Это тебе и глобальный неонуар, и что-то чисто российское, потому что мы это определили как изображение советской реальности с одной стороны в ретростиле, импрессионистическом стиле. И они открыли опять же тему сериальных убийц, маньяков, которые сейчас повалили на экраны – это отдельный вопрос, почему в таком количестве.
Александр Генис: То есть перспективы у русского сериала есть на Западе?
Елена Прохорова: Если цензура не доберется до платформ, то да!
(Музыка)
Александр Генис: Теперь мы продолжим наш разговор с Александром Прохоровым. Александр, я прочитал в предисловии к вашей антологии, что ”Путинское телевидение – кульминация советского и российского телевидения". Что это значит?
Александр Прохоров: Я думаю, Эрнст согласился бы с этим, потому что, конечно, есть определенная преемственность.
Определенные жанровые предпочтения, огромное количество военных сериалов, да и вообще, я бы сказал, некий милитаризм, который идет с феодальных времен. Потом огромное количество сериалов о спецслужбах. Интерес к экранизациям, который связан с комплексом неполноценности телевидения, как медийной формы, которую и культура советская ощущала, думая, что телевидение ниже в смысле своего культурного капитала, чем большое кино или, конечно, литература тем более.
Александр Генис: Исследуя ваш сборник, я понял, что одна из ведущих тем постсоветской культуры – это ностальгическая тема. Причем существует всего три России на малом экране – это советская Москва, императорский Петербург, и Отечественная война. Как эти три сюжета можно соединить в один метасюжет? О чем говорит этот ностальгический триумвират?
Александр Прохоров: Отличный вопрос. Можно свести все к одному слову: империя. Постсоветский опыт создает некое повествование о том, что есть не разломы, связанные с революцией, а есть определенная преемственность империй. Была династическая империя, потом был проект советской империи, и теперь есть ностальгия, фантомная боль по этому имперскому проекту. Отечественная война воспринимается в этом контексте как момент именно такого имперского триумфа. По крайней мере, в сериалах, которые особенно спонсируются определенными каналами, где государство играет большую роль. Советская Москва и имперский Петербург – это просто вариации на эту тему. Обращенность в прошлое связана с постутопическим моментом. Обращенность в прошлое от неспособности смотреть в будущее. Отсутствие горизонта будущего, я бы сказал, и это фундаментальная проблема не только телевидения, но вообще российской картины мира.
Александр Генис: То есть настоящее – это прошлое, а будущее – это тоже прошлое. В связи с этим я заметил, что одна из самых успешных фигур российского телевидения – это Екатерина II. Причем интересно, что она и на Западе довольно известна в качестве персонажа сериалов. Сам я вообще не люблю западное изображение России, потому что всегда кажется, что это "клюква" и рано или поздно на экране начнут пить водку, без этого американских сериалов не бывает. Правда, в России тоже. Кто такая Екатерина II на малом экране России и Запада?
Александр Прохоров: Мне очень понравилось, то, что вы сказали: настоящее – это прошлое. Если я не ошибаюсь, по-моему, эта книга Маши Гессен не переведена на русский язык, но есть книга, название которой переводится на русский примерно так: "Настоящее – это прошлое". Там такая интересная игра слов по-английски. Обращаясь к Екатерине на экранах России и Запада, я бы сказал, главная разница в том, что о Екатерине в российских сериалах нельзя шутить, а в западных сериалах, это может быть, допустим, комедийный сериал, это может быть сериал, который играет с идентичностью в самых неожиданных поворотах, связанных с сексуальностью, с гендером, с расой. Шутка на эту тему допустимы – это не сакральная зона. Российские сериалы очень хорошо сделаны, это качественный контент, но шутить по поводу монарших персон точно не стоит.
Александр Генис: У вас цитируются в книге слова Долина: "Сериалы берутся за то, что боится показывать кино". Почему? Как это происходит?
Александр Прохоров: Это связано с меньшим цензурным контролем за платформами. Вообще я поражаюсь, что мы говорим о цензуре в 2021 году, хотя вроде бы уже столько лет прошло с отмены, по крайней мере, политической цензуры официально. Я бы сказал, что такой сериал, как "Чики", который вышел пару лет назад на платформах, может себе позволить больше, чем сериал в изображении, допустим, этнического “другого” на экране, больше, чем может себе позволить фильм, которому требуется прокатное удостоверение.
Александр Генис: Это та же цензура в общем.
Александр Прохоров: В общем да. Например, "Смерть Сталина" не смог получить этот заветный документ – прокатное удостоверение.
Сталин еще может быть злодеем, но шутить над этим нельзя
Александр Генис: Это, кстати, интересно укладывается в ваши слова о том, что шутить нельзя с вождями. Сталин еще может быть злодеем, но шутить над этим нельзя. Это как раз интересно, что сакральность работает во все стороны, хотя это довольно глупо, конечно, выглядит. То есть вы хотите сказать, что свободы у сериалов больше?
Александр Прохоров: Особенно у тех, которые выходят на платформах. Это важные различия. Потому что у сериала, который будет показываться по традиционному эфирному телевидению, больше ограничений, чем у сериала, который заточен с самого начала под платформу. И, соответственно, под совершенно другую аудиторию, которая очень хорошо знает, что такое "Игра престолов", и, конечно же, не знает, что такое "Падение Берлина", но, к сожалению, не знает и что такое "Летят журавли".
Александр Генис: И что такое "17 мгновений весны", тоже не знают?
Александр Прохоров: Я бы сказал, что вы правы, многие из этих людей, у нас есть друзья, которым 18–20 лет, они знают только пародию или анекдоты на тему "17 мгновений весны", но никогда не видели оригинал Лиозновой.
Александр Генис: Это как с Чапаевым, молодежь думает, что его придумал Пелевин. Кстати, говоря об этом, как смотрятся "17 мгновений весны" сегодня? Прошло столько лет, сохранилось то обаяние, которое нас так восхищало в этом сериале?
Александр Прохоров: Так как мы занимаемся преподавательской деятельностью с американскими студентами, то мы бы ответили на этот вопрос следующим образом. Если, например, показывать студентам "Место встречи изменить нельзя", то объяснять надо очень мало, потому что это в принципе гангстерский сериал на советском материале, который абсолютно им понятен. А вот для того, чтобы показать "17 мгновений весны", чекистский сериал, то практически нужно готовить студента к колоноскопии, то есть длинный процесс, включая анестезию, прежде, чем становится понятно, что, собственно, эти чекисты пытались донести.
И еще один момент про очарование "17 мгновений весны". Я думаю, что мы редко обсуждаем роль музыки Таривердиева. Мне кажется, что великие композиторы, такие как Исаак Дунаевский, Таривердиев, дали этому монстру удивительный язык, который может манипулировать человеческим сознанием. Мне иногда кажется, что именно музыка сделала и этот сериал. Потому что выходили горы чекистских сериалов, но в тех, которые зацепили людей (еще один я бы назвал – "Щит и меч”), очень важна музыка. Именно музыка манипулирует сознанием очень часто, а картинка уже приходит после нее.
Александр Генис: Мне еще кажется, что сам Штирлиц очень любопытная фигура, потому что он замечательный человек, который умеет писать по-французски левой рукой, но все свои таланты он может проявить только в фашистской Германии, в России и стараться не стоит…
Александр Прохоров: Даже боюсь затрагивать эту тему, хотя вы ее совершенно верно описали. Больше свободы именно в этой стране, в которую он заброшен, чем там, откуда он прилетел.
Александр Генис: Хорошо, вернемся к современности. Я мало смотрю русское телевидение еще и потому, что мне не нравится, как дублируют западные сериалы. Мне всегда кажется, что если бы титры были, то это бы изменило ситуацию в обществе. Я знаю, что есть страны, которые выучили английский язык благодаря титрам. Например, в Исландии говорят по-английски гораздо лучшее, чем в самой Англии, на мой взгляд, во всяком случае, мне понятнее. Потому что у них было телевидение еще во время Второй мировой войны, когда там американцы стояли. Жалко, что в России титрами редко пользуются, потому что это очень полезно для изучения языка.
Из тех русских сериалов, которые я видел, на меня произвели приятное впечатление те, что связаны с одной и той же темой: столица и провинция. Попадает человек из столицы, хипстер, как теперь говорят, в глухую провинцию. Например, такие сериалы, как "Жуки" или "Топи", построены именно на этом контрасте. Какова природа конфликта между провинцией и столицей?
Александр Прохоров: К сожалению, я сейчас повторюсь, скажу, наверное, банальность. В российском контексте бинарные оппозиции связаны с империей, с тем, что центр империи должен быть окружен этим зловонным болотом из "Топи". Этот контраст очень важен. Я бы сказал, что это триада: есть империя, есть провинция, и есть, как я их назову, ”национальные окраины" этой империи. Интересно, что путешествие в эти окраины табуировано, потому что если ты поедешь вместо "Топи" в Чечню, то это будет совершенно другой сериал. Таких сериалов я почему-то не смотрел.
Александр Генис: То есть это минное поле?
Александр Прохоров: Это опасная тема. Не зря Долин очень хвалил сериал "Чики", и вообще зону окраин, где сталкиваются различные религиозные деноминации, этнические группы и гендеры – это в принципе редкость, особенно на современном материале. Так как вы упомянули "Топи", то добавлю, что это выдающийся сериал, пример качественной телевизионной драмы, где мы имеем дорогого сценариста и автора идеи Глуховского. Вот, что получается, когда большой писатель берется за сериальную продукцию.
Александр Генис: Там еще есть Суханов, потрясающий, конечно, актер, и – русская сказка. Потому что все сюжетные перипетии в конечном счете восходят к Проппу.
Еще одна проблема: образ русской женщины в сериалах. У Татьяны Михайловой в этом сборнике очень интересная статья об этом. Когда в самом начале "свободного телевидения", как я помню, русская женщина представлялась очень странным образом: она была одновременно матерью, любовницей, женой и еще немножко дочкой. И все это одна и та же женщина. Какова специфика образа русской женщины в нынешнем сериале?
Александр Прохоров: Статья Татьяны Михайловой очень важна для нашего сборника. Потому что она касается важнейшей темы: гендера и сексуальности, я бы развел эти две идентичности, где женщина играет не объектную, а именно субъектную роль. Женское желание вообще важно и составляет основу повествовательной энергии. Татьяна Михайлова, мне кажется, точно выбрала "Измены" как сериал, который работает с этими важными темами. Я бы тоже добавил к этому, что женщина в российском сериале – это человек, который берет на себя ответственность во время кризиса. Как пример в добавление к "Изменам" я бы назвал сериал "Обычная женщина", и тоже бы отметил сценаристок-женщин. Потому что Дарья Драцевич пишет сценарий для "Измен", а Наталья Мещанинова пишет его для "Обычной женщины". Еще бы я добавил один сериал "Ольга", который работает в гибридном жанре “драмеди”. Очень важны актрисы – фигуры первого плана в культурной жизни России. Это, конечно, Яна Троянова в "Ольге", это Анна Михалкова в "Обычной женщине". Удивительный сплав таланта у обеих – трудно быть и реалистическими актрисами, и хорошими комедийными актрисами. Пример – Елена Лядова в "Изменах".
Александр Генис: Ну что ж, давайте подведем итоги. Каким вы видите будущее русского сериала?
Александр Прохоров: Вы упомянули продукцию на "Нетфликсе" Польши, совершенно выдающаяся работа "Операция "Гиацинт", которая вышла в прошлом году. Это нуар, фильм, посвященный ЛГБТ-сообществу в контексте позднего социализма в Польше. Я бы сказал, что есть темы, которые не освоены до сих пор, то же ЛГБТ-сообщество. Сериалы о властных структурах. "Карточный домик" невозможно сделать в России. Другое важное направление – это те темы, которые сейчас табуированы. Скажем, судебный, юридический сериал. Можно, допустим, показать сериал, который по-русски называется "Форс-мажор" о корпоративном юридическом мире на Западе, но невозможно сделать честный сериал о современных судебных институтах в России, потому что они просто разрушены. Если об этом сделать сериал, то его можно будет показывать только на Западе.
Александр Генис: То есть русского аналога американского "Закона и порядка" не будет?
Александр Прохоров: Интересно, что вы упомянули этот сериал. Была попытка сделать его на российском материале.
Александр Генис: Напомню, что “Закон и порядок” самый популярный американский юридический триллер, который я знаю, он меня научил почти всему, что я знаю о праве в Америке. Так чем закончилась эта попытка?
Александр Прохоров: Тем, что он не был популярен. Низкий бюджет был виден, потому что мы узнавали всю мебель из IKEA, которую они купили для мизансцен. Полицейская часть может быть изображена, но как только дело переходит в суд, начинаются проблемы. Потому что судебная система в России работает в “интересном”, скажем так, ключе.
Александр Генис: Это проблема не сериалов – это проблема целой страны и ее национальной ментальности: судить нужно не по законам, а по понятиям. Это и Солженицын говорил в Америке. Так что в конечном счете не сериалы в этом виноваты.
Спасибо, друзья. Надеюсь, что мы еще вернемся к этим вопросам.
(Музыка)
Вы слушали подкаст Александра Гениса “Взгляд из Нью-Йорка”. Сегодня мы беседовали с профессорами Александром и Еленой Прохоровыми о новых и старых русских сериалах в контексте американского опыта.
Нас легко найти в эфире и на сайте Радио Свобода. Подписывайтесь на мой подкаст на Spotify, iTunes, Google podcasts, Yandex music. Пишите мне в социальных сетях, оставляйте свои комментарии и приветствия в аккаунтах "Свободы" и на всех подкаст-платформах.
P.S. Рад порекомендовать подкаст коллег из “Новой газеты” Книжная ссылка, который рассказывает о том, как литература вплетается в нашу жизнь и на какие вопросы в ней можно найти ответы сегодня.
Подписывайтесь на подкаст "Генис: Взгляд из Нью-Йорка" на сайте Радио Свобода
Слушайте наc на APPLE PODCASTS – GOOGLE PODCAST – YANDEX MUSIC
