XLIII

Аттик Сити приветствовал нас сгущающимися грозовыми тучами и, пробивающимися сквозь них, вспышками молний. Если тип, помешанный на упаковках, меня и не ждал, то дождь, казалось, только посвятил этому всего себя. Тяжелые капли гроздьями падали на лобовое стекло, и в гроздьях этих было больше гнева, чем во всех участниках перестрелки в мотеле. Оставив Марка в ближайшей больнице (в названии значилось что-то там, связанное с добрым сердцем), мы с Рэнтом направились дальше. Прежде, чем я вообще задался вопросом, куда меня везет Колдфилд, мои мысли еще какое-то время занимали рассуждения о больнице и её названии. Использовать в названии слова "добрый" и "сердце" - это знаете, очень мудрый ход. И далеко не такой тривиальный, как в случае ребят из "Голден Фиш". Вопрос был только в том, достаточно ли добры сердца сотрудников больницы для того, чтобы помочь парню, в свою очередь оказавшему помощь беглому заключенному. Рэнт, вероятно, сказал бы... Да, точно, Рэнт. 
- Куда мы едем? - спросил я, пытаясь разглядеть происходящее на улице сквозь залитое дождевой водой стекло.
- Лично я еду перекусить. Но, да, так как транспорт у нас один на двоих, ты определенно едешь со мной. 
- Да, - хмыкнул я, - может, это даже далеко не худшая из идей. 
- Еще бы, - сказал Рэнт с каким-то хладнокровным пониманием. - И да, при мальчишке я этого говорить не стал, но мне будет гораздо проще помочь тебе кого-нибудь ограбить. Не смотри на меня так - это же простая истина. Грабеж гораздо проще охоты на маньяка. 
- Да не охоты... – Начал было я, но Колдфилд по своей хорошей традиции меня перебил.
- У тебя есть история, которую ты не хочешь рассказывать. С этим - полный порядок, потому как я совсем не уверен, что хочу её слышать. Но есть, по крайней мере, часть истории, которую мне узнать понадобится. И сейчас я попробую сделать из этого всего единственный вопрос. Так вот: ты хочешь убить того психа и сесть за убийство или перепугать всех старых знакомых и сесть за побег?
- За побег и грабеж, - заметил я, - если верить твоему плану.
- Ну, грабеж целиком на мне, так что он будет как раз единственным, за что тебя не попытаются посадить.
- А остальное тебя, значит, устраивает?
- Это твой план. И этот план ведет тебя к определенному исходу. 
- Я открыт ко всем предложениям, - невесело рассмеялся я. - Может, у тебя и на такой случай запасной план имеется?
- Мм... - протянул Рэнт, как будто сам пытался вспомнить, что хотел сказать. - План у меня пока только один. Вот, как думаешь, продают здесь где-то брусничный пирог? Хрустящий коржик, сочные ягодки... Слыхал о таких?
- По правде, я даже думать не думал о том, что бруснику кладут в пироги.
- А они кладут, - заметил Колдфилд с видом истинного знатока. - Один парень - он, правда, потом себя взорвал - пек исключительно вкусные пироги с брусникой.
- Я так понимаю, рецепт погиб вместе с ним? 
- Скорее всего. Тогда я об этом вообще не думал. 
- Тогда, хорошо, что взорвал он только себя. 
- Этого он как раз не планировал. Он хотел делать тротил. Зачем - не помню. Но вот заработком он планировал делиться со мной. Представляешь теперь, какая это значительная потеря? Источник денег и пирогов подрывает сам себя, а тебе достается что? Снимок его обуглившейся морды.
Рэнт, надо заметить, посвятил немало времени описанию этой самой морды. Пересказывать я не буду. Если для целостного повествования что и важно, так это то, что эта морда обгорела. Но вот её сходства с подрумянившимся пирогом можно, пожалуй, опустить. Я вообще просто хотел сказать, что Колдфилд рассказывал об этом обгоревшем мужике минут двадцать, то есть всю нашу дорогу к ближайшему кафе. Рэнт, знаете, как будто накопил в себе слишком много слов, а теперь испытывал острую потребность в избавлении от них. Может, это не так уж важно, но, слушая его историю о горе-изготовителе тротила с обгоревшим лицом, я впервые подумал о том, что совсем не обязательно быть треплом, чтобы хотеть выговориться. Рано или поздно это с вами всё равно случится (если вы, конечно, не немой). И вот это уже по-своему важно - хранить мысли не только на задворках собственной памяти. 
- Лучшие пироги в городе, - проговорил Рэнт, указывая на вывеску кафе, и я обрадовался, что обгоревшая морда его старого приятеля больше не курсирует в диалоге. 
Вывеска, укрытая от дождя под брезентовым навесом, любезно зазывала жителей города и его гостей отведать лучшие пироги во всем Аттик Сити. Помимо выразительного текста на вывеске имелось также изображение куска пирога с руками, ногами и подобием лица. Один глаз был закрыт и как бы подмигивал, но вот второй был круглым и огромным. Пирог улыбался широкой джентльменской улыбкой, и, казалось, оставался единственным на улице, кого не занимал дождь. 
- Если остановимся здесь, - сказал я прежде, чем мы с Рэнтом выбрались наружу, подставив под ливень наши уставшие тела, - грузовик отгонит эвакуатор. А у нас там, если помнишь, ценный груз.
- Тем лучше, - невозмутимо ответил Колдфилд. - Рано или поздно его там найдут. Да и ты сам подумай: он оттуда в нормальную погоду вылазить не хотел. Что, по-твоему, будет сейчас? 
- А если ему, ну, не знаю, захочется отлить?
- Поверь, - совсем легко Рэнт похлопал меня по плечу, - там ему гораздо лучше. Пойдем. 
И спустя несколько минут мы оказались промокшими насквозь. Одежда, определенно требующая стирки, липла к телу, в мере ничуть не меньшей требующему мытья. По правде, даже брезент, укрывающий от неблагоприятных условий вывеску кафе, сейчас казался куда чище меня самого. Да и всё остальное на улице тоже. Здания, высокие и низкие, чередующиеся и идущие вперемешку, напоминали игрушечные макеты из рождественских шаров. Потряси - пойдет снег. Ну, или дождь, если для снега еще не сезон. 
Быстро оглядевшись по сторонам, я поймал себя на том, что порядком отвык от такого рода масштабов. Я имею в виду, масштабов города. Аттик Сити был по-настоящему большим. Необъятным не только для глаза, но и для воображения. Потеряться здесь было не сложнее, чем в густом лесу. И разница, если она вообще была, состояла в том, что в лесу теряться вам было бы гораздо комфортнее. 
- Подожди, - остановил меня Рэнт, когда я уже принялся тянуть на себя дверь кафе. 
Покопавшись в кармане полупальто, Колдфилд извлек пачку сигарет (такую же, как та, что попалась мне в бардачке) и радостно помахал ею у меня перед носом. 
- Верный и безошибочный способ получить немного удовольствия, - заключил он, отправляя слегка помятую сигарету себе в рот. Затем, спрятав пачку, Колдфилд достал спичечный коробок, маленький даже по меркам самих коробков.
- Вот, знаешь, в чем проблема? - говорил он невнятно, с сигаретой крепко зажатой в зубах. 
В ответ я вопросительно посмотрел на Рэнта и вскинул плечами. 
- Спички, - коробок он протянул так, чтобы я мог получше к нему приглядеться, - они тоже мокнут, если мокнешь ты. 
Резко развернувшись, Колдфилд направился к женщине средних лет, стоящей по другую сторону навеса. Прямо за ней - белая монотонная стена и окно с вывеской точь-в-точь такой же, что и у входной двери. Волосы женщины, основательно пронизанные сединой, почти гармонировали с располагающейся поблизости стеной. Глаза, словно выцветшие от длительного наблюдения за происходящим вокруг, смотрели на Колдфилда еще задолго до того, как тот заговорил. 
- Не найдется зажигалки? Или спичек? - спросил тот. 
Глаза женщины, прищуренные еще секунду назад, во мгновение округлились. Тонкие искусанные губы, разойдясь в широкой улыбке, быстро сошлись обратно, а затем образовали идеальную букву "О". 
- О, - заговорила женщина, не скрывая радости, - вы это мне?
Голос её, чтоб вы знали, звучал до ужаса пискляво. То есть, если вам давно перевалило за сорок, вы наверняка ожидаете, что голос ваш будет звучать соответствующе. Нет, я не имею в виду, старым, но хотя бы зрелым, да? И даже если не совсем зрелым, то хотя бы не позволяющим проводить прямые аналогии с персонажами диснеевских мультфильмов. Но, знаете, я искренне надеюсь, что у всех вас нормальные голоса. Потому, что даже одного обладателя подобного голоса вполне достаточно, чтобы свести с ума пару-тройку случайных прохожих. Вот уж можете поверить мне на слово.
Вообще, я бы с радостью этого диалога избежал. Даже если ради этого потребовалось  бы пожертвовать маленьким желанием Колдфилда. Но здесь решение он принял куда быстрее меня, и к моменту, когда я задумался о наших шансах избежать этого самого разговора, Рэнт уже полностью в нем погряз.
- А знаете, - снова заговорила женщина, как только убедилась в том, что Рэнт обращался именно к ней, - зажигалки у меня нет. И спичек. Вообще ничего, что может жечь. А вы сами курите, да? Я в молодости тоже много курила. Почти без остановки курила. Вот честное слово. Мне очень нравилось, ну, это, курить. Выкурить сигаретку, потом еще...
- Спичек, значит, нет? - переспросил я.
- Нет, молодой человек, - ответила она с почти театральным огорчением, - спичек нет. Но вы тоже курите, да? Говорю вам, я раньше курила. Очень  и очень много. Мне это нравилось.  Очень даже нравилось. А потом... 
Вероятно, решив, что лучше один раз показать, чем десять - рассказывать, женщина подкатила рукава желтой шелковой блузы, и, как только ткань поднялась выше локтей, протянула руки вперед. 
- Смотрите, смотрите, - говорила она, поворачиваясь то к Рэнту, то ко мне. 
Руки её, покрытые бесчисленными язвами, напоминали то, что зачастую показывают в фильмах о массовых эпидемиях. Покрасневшая, шелушащаяся кожа походила на истончившуюся ткань, которой определенно не помешала бы пара новых заплаток. Но куда уместнее, конечно, оказался бы волшебник страны Оз. Ну, знаете, там с парой новеньких рук и красивым голосом в качестве подарка. 
- Видите? - женщина прервала цепочку моих рассуждений, как и десятки других людей до неё.
- Ммм... - протянули мы с Колдфилдом, от чего ситуация, неудобная и неприятная, стала пропитываться неуместной иронией.
- Это всё разрушительный образ жизни. Я раньше много такого творила, и хочу, чтоб вы знали... - Замешкавшись на секунду, женщина крепко зажмурилась, а когда глаза её снова посмотрели на нас, в них читался немыслимый восторг. - Вы на концерт Фолсомских Фламинго, да?

Вот, кстати, помните, я упоминал о неуместных вопросах? Вернее сказать - вопросах, которых лучше не задавать, если вы хоть сколько-то дорожите собственным временем. Прежде всего – вопросы о Творце. Да, как я уже неоднократно говорил, их лучше избегать всякой ценой, но это еще далеко не всё. Существует едва ли не бессчетное множество других вопросов, и, как вы догадались, все они опасны по-своему. Опасны именно потому, что возникают в диалоге со случайными встречными и обрекают на выслушивание развернутого и обстоятельного ответа. Конечно, вы можете сказать, что развернутый ответ – это очень даже хорошо. В разы лучше скупой горстки несостыковующихся слов, верно? Но здесь, скажем так, требуется важный компонент – неподдельный интерес. Этот развернутый ответ, он должен быть вам интересен. То есть, вам должно по-настоящему хотеться слушать. Почти так же, как хотелось нам.

- Фолсомских Фламинго? – спросил Рэнт, и я обрадовался, что хотя бы этот вопрос мы не задали в унисон.
- Только не говорите, что вы не знаете, - откатывая обратно рукава блузы, женщина принялась сочувственно качать головой. – Молчите? И вправду, значит, не знаете. Но ничего. Это не так страшно.

После того, как глаза её покончили с оценкой степени нашей с Рэнтом безнадежности, обладательница писклявого голоса и болезненных рук принялась расстегивать собственную блузу. Пальцы её скользили от одной пуговицы к другой до тех пор, пока не дошли до середины. Дальше,  замечу сразу, они так и не продвинулись. Собственно, они вообще перестали шевелиться, а затем дернулись лишь раз. Нырнув под блузу левой рукой (на удивление проворной), женщина достала оттуда помятый буклет и протянула мне.

- Это же не очередной свод заповедей? – покосился я на Колдфилда.

- Ну, - Рэнт подцепил протянутый буклет указательным и средним пальцами, - сейчас узнаем.

На этот раз, никаких заповедей. Только Фолсомские Фламинго. Четыре улыбающихся парня в добротных розовых фраках.  Один лысый и трое обладателей пышных шевелюр. В руках  у лысого – банджо, на носу – квадратные очки в роговой оправе. Двое парней по центру прижимали к себе какие-то духовые инструменты, а вот тот, что был левее всех, просто улыбался, протягивая вперед руку с пальцем вверх. Фолсомские Фламинго, если верить буклету, группа-феномен. «Не пропустите» - говорилось дальше. «Альбом «Заложники сна»».

Забавно, подумал я, разглядывая буклет. И снова вспомнил о сне с немым барменом и субтитрами.

Серия сообщений "Unnamed novel":
Часть 1 - Проснитесь, мистер Эйкли. I.
Часть 2 - Бегите, мистер Эйкли. II, III.
...
Часть 20 - Спасти себя от себя самого. XXXV, XXXVI.
Часть 21 - Во сне заложников не беру. XLI, XLII.
Часть 22 - Фолсомские Фламинго. XLIII.

XLI

Глядя на Марка я понимал, что из нас троих он принял лучшее решение. Парень просто взял и провалился в сон. Решение это, согласитесь, всяко превосходит попытки подружиться с пастором. И уж точно получает безоговорочную победу в схватке с возможностью наблюдать, как бездомные разводят костер.
В общем, взвесив все "за" и "против", и обнаружив, что в случае с "против" взвешивается только пустая емкость, я решил последовать примеру мальчишки. Таблетки мне не потребовалось - в сон клонило едва ли не постоянно. И да, это, должно быть, очень странно. В конце концов, я же прыгаю из одной стрессовой ситуации в другую. Из огромной ямы в яму еще большую, и всё такое. Мой организм должен испытывать если не подъем, то постоянную панику, пощипывающую за ягодицы и вызывающее то самое чувство "под ложечкой". Но он, я не знаю, как будто устал. Причем, устал не на шутку, потому что добровольно погружаться в мои сны сейчас - это как прилечь отдохнуть на минном поле. Нужно быть либо смелым, либо изрядно выпившим, либо не знать, как выглядят мины. Что же касалось меня, как выглядят мины, я знал. Но оттого становилось еще хуже. Это как раз то, что любой психоаналитик за двести баксов в час назовет иллюзией контроля. Ну, когда знаешь, чего ждать, и потому полагаешь, что эта унция информации позволит тебе всецело контролировать происходящее. И это очень хорошая мысль, если вы, к примеру, герой фантастических фильмов начала двадцатого века, но в то же время мысль отвратительная, если по какой-то причине вы очутились в реальном мире. Вообще, что нужно было сказать сразу, так это то, что я знал, сны мои для побега от реальности или хотя бы отдыха сейчас годятся плохо, но тем не менее отключился.
И оказался в просторном зале с потолком, увешанным сотней лампочек, щедро расплескивающих желтоватый свет по всему помещению. В самом центре зала располагалась барная стойка. Красивая, из благородного дерева, щедро украшенного резьбой. Такие бы в музеи помещать, а не в питейные заведения, честное слово. Бармен, лысый тип с усами-щеточкой, выряженный в фиолетовый жилет, водил ножом по пустым бокалам, выстроенным в подобие цепочки. В стенах зала каждый звук отдавался с невероятной громкостью, и бармен, было видно, получал от этого особое удовольствие. Звук, порождаемый скольжением ножа по стеклу, растягивал его губы в широкой улыбке. Такой, какую вы наверняка назвали бы гордой и самодовольной. Он радовался каждому новому звуку, а затем, в мере ничуть не меньшей, радовался возникающему эху. Каждый раз, когда нож добирался до конца цепочки, тип в броской жилетке отправлял его к её началу легким движением руки. Раз за разом, он продолжал и не думал останавливаться... А затем я сделал шаг. Глухой звук удара подошвы о твердый пол прокатился по залу, тем самым заставив бармена вскинуть руки. Нож, легкий и скользкий, вырвался из пальцев бармена и заскользил по гладкой поверхности стойки. В изумлении раскрыв рот, тип зашевелил губами. То есть, вы бы сказали, что если кто-то раскрывает рот и принимается шевелить губами, то с почти стопроцентной уверенностью можно сказать, что человек этот говорит. Но в данной ситуации я, при всем желании, подобного утверждать не мог. Слова - они же должны состоять из звуков, так? А здесь на звуки не было и беглого намека. Губы бармена в броской жилетке сжимались и разжимаясь, образовывая все причудливые формы, которыми сопровождается появление звуков, однако звуков за этим не следовало. И не нужно упрекать меня в невнимательности или, к примеру, том, что я неожиданно оглох. Я не оглох. Вот клянусь, не оглох. Я, кстати, даже проверил: хлопнул в ладоши и затем услышал свой удивительной громкости хлопок. Эта новость меня очень обрадовала. А вот бармена - огорчила. Тот раззявил рот еще шире, и, по всем сопутствующим признакам, принялся кричать.
- Я не читаю по губам, - выдал я наконец, в недоумении уставившись на бармена. 
Он же, вскинув вверх указательный палец, сменил недовольную гримасу на гримасу рассудительную. 
- Что? 
- Не видишь? - спросил бармен. 
Вернее, постойте. Мне нужно некоторое время, чтобы эту информацию вам преподнести. Слово "спросил", такое простое и, на первый взгляд, привычное, сейчас и вправду придется разъяснить. И дело здесь в том, что бармен меня и вправду спросил, но сделал это, как бы так сказать, без звука. Я, если хотите, прочел вопрос в субтитрах. А то, что это были именно субтитры, теперь язнал наверняка. 
Когда я перевел взгляд на мужика в жилетке, вместо ножа в руках тот держал винтовку. 
- Ты хотел меня ограбить? - сказал...то есть, субтитры сказали за бармена. - Похитить. 
- Нет, - проговорил я. - Во сне заложников не беру. 
- Тогда, - ответил он после недолгой паузы, - я продолжу?
Не задумываясь, я кивнул. А бармен, спрятав винтовку куда-то под стол, извлек оттуда старый добрый нож, и снова принялся водить им по бокалам. 
Сейчас снова начнется, подумал я. И ошибся. Вместо скрежетания металла по стеклу вдруг послышалась музыка. Откуда-то издалека, точно не из зала. "Небеса подождут" - пел Дин Мартин. А затем умолк на пару секунд, продолжив словами уже другими. Что-то по этим словам происходило как раз вовремя. И, быть может, мне бы удалось узнать, что именно, не проснись я так быстро. 
Вообще, не знаю, как у вас, но лично у меня это первый сон с субтитрами. И это, не могу сказать, что странно, но вызывает множество вопросов.
- Зачем во сне могут понадобиться субтитры? - спросил я Колдфилда, рассудив, что себя этим вопросом терроризировать бесполезно.
- Я уже говорил, что твое воображение тебя погубит? - Рэнт выглядел уставшим. 
- Кажется, да. 
- Мы едем в больницу? - Марк, вероятно, проснулся не многим раньше меня. 
- Боюсь, - возразил Рэнт, - у нас не те лица, с которыми стоит соваться в больницу. Но тебя подбросим точно. 
- Подбросите? - в голосе мальчишки слышалось огорчения. 
- Ну, не хочешь же ты валяться на улице со своей раной, - вполне резонно заметил Рэнт. - У нас, кстати, еще есть время, чтобы выдумать тебе историю. Как насчет того, чтобы тебя случайно подстрелили в опасном квартале, но ты успел сбежать? 
- А... - замялся парень. - Я точно успею?
- Стоило, наверное, его предупредить, - пробормотал я. 
- Тебе просто придется так сказать, - ответил Колдфилд без всякого удивления. - Сможешь?
- Сказать, думаю, смогу. Но вы же не отправитесь в это свое путешествие без меня? 
- Вряд ли, - проговорил я, - нас можно назвать тремя странниками из книг. Тот толстяк из мотеля в одном был точно прав - вы вроде как соучастники. И, если мистер Колдфилд любезно согласился предоставить свои услуги, зная, что в любой момент сумеет скрыться, сам ты в положении куда более затруднительном. Если честно, я вообще не знаю, что ты будешь делать в городе. Серьёзно, парень, я понятия не имею, куда ты бежишь и от чего. Но если ты решил, что так надо, обещаю, приключений у тебя будет в достатке и без меня. Выжить в большом городе - вот это приключение. 
Поглядев на меня с подозрением и долей смятения, парень, казалось, принялся обмозговывать услышанное.
- Я знаю, - заговорил он спустя какое-то его время, и голос его дрожал, - вы считаете меня бесполезным. - Но...
- Что бы ты там себе не придумал, - перебил парня Рэнт, - в действительности всё в разы...дерьмовее. И если вдруг до тебя еще не дошло, он - Колдфилд указал на меня, - собирается искать психа, который, как ему кажется, сидит в Аттик Сити и дожидается его приезда. Но это еще не всё. Наш с тобой приятель хочет его найти, а потом устроить настоящий поединок. С психом. И вот, если отбросить все очевидные факты, указывающие на то, какую же кашу он хочет заварить, радоваться остается только одному – этого, скорее всего, не произойдет. Так что я просто отправлю тебя в больницу, а его... Кого ты там вообще хотел спасать. 
- Ли, - выпалил я, словно это всё объясняло. 
- Ли, - повторил Колдфилд, словно пытаясь распробовать слово на вкус. 
- Долго рассказывать, - сказал я. 
- В общем, - продолжил Рэнт, снова обращаясь к Марку, - его отправим искать четырёхлистный клевер. Ну, и на этом, думаю, всё. 
Единственное, что я сейчас понимал хорошо, так это то, что мы с мальчишкой сами вели себя к верному краху. Как это говорится? Разными путями к той же цели. Я знаю, со стороны всегда кажется, что подобный исход легко предсказать. "Ну, должен же он думать о последствиях, принимая решения". И я думал. Честное слово, думал. Но все эти решения - они были сомнительными, а в случае с сомнительными решениями, как известно, уповать приходится на удачу. Думаешь что-то вроде "я начну, а потом посмотрим". И ведущий аргумент здесь довольно весомый: не узнаешь, если не не начнешь. Так что ты начинаешь, а потом принимаешь решение за решением, чтобы случайно не остановиться.
Остановка, как тебе кажется, будет худшим из возможных исходов. Она оставит пространство для домыслов и позволить думать, что ты просто остановился слишком рано. Понимаете, не дотянул до финиша совсем чуть-чуть. Ну, и мне ли вам объяснять, что такого рода поражения всегда огорчают больше всего. Так что ты принимаешь решение продолжать, невзирая на то, какими будут последствия. И когда дело уже доходит до самих последствий, впервые спрашиваешь себя, была ли остановка и вправду худшим вариантом. И вправду, была ли?

XLII

Когда очертания первых высоток Аттик Сити появились на горизонте, Рэнт резко остановился. 
День, обещающий быть жарким, в какой-то момент ото всех обещаний отказался, и теперь небо, затянутое свинцовыми тучами, угрюмо бормотало свою громовую песенку. Ветер, порывистый и бескомпромиссный, гнал от города комки сбившейся сухой травы вперемешку с мусором. Я подумал, что все эти сокровища, должно быть, направляются к дымящейся мусорной горе поблизости. Эдакое подкрепление в мусорном полку, направленное укреплять и оберегать ценный стратегический объект. 
- Да о чем ты так усердно думаешь всё время? - одернул меня Рэнт. 
- Я что-то пропустил? - спросил я, не отрывая взгляда от происходящего за окном. 
- Нет. Просто ты смотришь на эту чертову обочину так, как будто там показывают фильм. 
- А... - протянул я. - Скажем, я отвлекся. 
- Там огромная карта, - Колдфилд указал в сторону противоположную направлению моего взгляда. - А я здесь, как знаешь, гость, так что ознакомиться с ней, наверное, не помешает. 
- Хорошо, - кивнул я.
И на какое-то время в тесной пассажирской кабинке грузовика стало чуть больше места. Мы с Марком наблюдали через окно, как Рэнт, переваливаясь с ноги на ногу, приближается к старой карте Аттик Сити. Несколько деревянных балок, служащих опорой массивной раме, по-прежнему уверенно держались в земле, однако сама рама изрядно погнулась. Сделанная из дешевой стали, она теперь походила на каркас какого-то безымянного изобретения. Что же касалось самой карты, та успела лишиться нескольких фрагментов в нижних углах и одного - в верхнем. Колдфилд, добравшись до карты, принялся её ощупывать, а затем, опустив руки, приблизился еще на шаг. Я всё представлял, как Рэнт пристально разглядывает схематическое изображение Аттик Сити в надежде отыскать там указатели, оставленные специально для него, или, к примеру, клад. Да, клад был бы в самый раз, и уж точно не оказался бы лишним. Но для человека, обнаружившего местоположение клада, Рэнт выглядел слишком безучастным. 
- Нашел то, что искал? - спросил я, когда Колдфилд снова оказался в салоне. 
- Какой-то умник нарисовал маркером задницу на всю карту, и даже не поленился поставить крестик посредине с пометкой "вы здесь". 
- Как бы мне не хотелось его упрекнуть...
- Что собираешься делать? 
- Вообще? Попробую предупредить Ли. 
- Ты же хотел сказать, предупредить и не попасться, да? 
- Мм... Конечно, - согласился я. 
- И ты же помнишь, что ты в городе тебя могут искать?
- Знаешь, что забавно? - хриплый смешок, оцарапав мне горло, вырвался наружу. - Я, кажется, уже сам забыл, как выгляжу. Так что если они разослали мое описание и развесили объявления о розыске, как на Диком Западе, скорее всего, я не узнаю себя сам. 
- Очень, - Рэнт, задумавшись, какое-то время молчал, - отрешенно. Но другие, думаю, тебя всё равно узнают. 
- Как думаешь, вот если я натру лицо ваксой, как в старых комедиях... 
- Тогда узнают те, кому разослали ошибочные ориентировки. Таких, не сомневайся, тоже в достатке. 
Признаться, я не сомневался ни секунды.

Серия сообщений "Unnamed novel":
Часть 1 - Проснитесь, мистер Эйкли. I.
Часть 2 - Бегите, мистер Эйкли. II, III.
...
Часть 19 - Убирайся из моего города - вот так. XXXIII, XXXIV.
Часть 20 - Спасти себя от себя самого. XXXV, XXXVI.
Часть 21 - Во сне заложников не беру. XLI, XLII.
Часть 22 - Фолсомские Фламинго. XLIII.

XXXIX

- Найдется местечко для попутчика? - спросил старик в рясе, протирая вспотевший лоб тыльной стороной ладони. Чемодан, слишком тяжелый для одной руки, оттягивал ту едва ли не до земли, от чего сам старик, казалось, застыл в полупоклоне.
- Мы и так едем втроем, втиснувшись в кабинку для двоих, - ответил Рэнт. - Придется оставить здесь кого-то из наших, чтобы подбросить вас, святой отец.
- Святой? - заулыбался вдруг старик, подняв взгляд на Колдфилда, а на лбу его тем временем снова проступил пот. - Ну, что вы, к чему такая честь? До святого мне даже дальше, чем вам. Из-за возраста в основном, но и деяния... О да, деяния всегда берутся в расчет. 
Скорее всего мысль эта посетила нас с Рэнтом почти одновременно, потому как развернулись обратно к грузовику мы с разницей, не более пары секунд. Сама же мысль могла быть сформулирована десятками разных способов, но, если ничего не усложнять, изложить её можно с помощью (погодите-ка, один-два-три-четыре-пять-шесть)... Да, шести слов. Если кто-то начинает говорить о Творце - беги. Ну, а если говорить о Творце начинаешь ты сам, то, как говорится, бежать уже некуда.
Вы только не подумайте, что я пытаюсь вам что-то навязать. Или упрекнуть вас в неправильности ваших убеждений. Нет. Серьёзно, нет. Дело здесь ваше и только ваше. Но с разговорами о Творце есть, скажем, одна проблемка. И она не столько в убеждениях, сколько в самом предмете обсуждения (гори в аду, Томас Эйкли - ты только что сказал, что Творец - это предмет). В общем, дело вообще не старом добром Господе, а в том, на что из-за него готовы пойти люди. Они, видите ли, начинают воевать. Ну, вы-то должны помнить со школьного курса истории все эти рассказы о крестовых походах, истреблении неверных и пролитии крови в Его имя. И сам он, может, не виноват. Его винить было бы глупо. В той же мере, что и, к примеру, винить Ли. Это я в своем желании заключить сделку с окружающим миром решил убить незнакомого человека. "Войны" хотел именно я. А Ли узнала об этом и сказала, что я чертов псих. Так что, вполне вероятно, всех крестоносцев ожидала судьба не многим лучшая моей. 
Впрочем, что мне уготовано вероятностями и обстоятельствами я не знаю до сих пор. Знаю только, что спорить с человеком, увлеченным чем-то до помутнения рассудка, бесполезно. Это, как выразился Колдфилд, наиболее медленный способ самоубийства. И, думаю, вы не станете меня осуждать, если я замечу, что день только начался, а потому суицид никак не входил в мои планы. Я хотел жить и наслаждаться жизнью. Насколько это вообще позволял бурлящий поток навязчивых мыслей, срывающий одна за другой все дамбы в моем сознании. Вы скажете: "оно и ясно - дамбы возводил криворукий лодырь", а у меня не найдется и одного контраргумента, чтобы хоть как-то это оспорить. Но я, видимо, сегодня вообще не в форме для дискуссий. А Колдфилд, он, просто не любит трепать языком. Так что мы развернулись и зашагали к грузовику в надежде, что старик не подберет нужных слов в течение еще нескольких минут. 
- Постойте! - вскрикнул тот, а мы по какой-то причине его послушали.
- Я понимаю... - продолжил он, расстегивая чемодан. Дабы не повалиться на землю разом со вместилищем своих вещей, старик попытался взгромоздить чемодан на слегка приподнятое колено. Кладь, однако, слишком тяжелая и неповоротливая, тот час же поползла вбок. Громко плюхнувшись на асфальт, чемодан вырвал крик из горла старика. Что-то пробурчав себе под нос, последний присел рядом с повалившимся наземь багажом, и снова принялся перебирать его содержимое.
- Так вот, - заговорил опять старик, - я буду вам только обузой - мне всё ясно. Но, что-то на этой дороге нас свело, и было бы совсем невежливо отмахиваться от подарков судьбы.
- Вам разве можно верить в судьбу? - спросил Колдфилд. 
- Ооо, - старик извлек из чемодана старую бумажную папку и заботливо погладил ту по корешку, - мне можно. У меня своя вера. Её основатель - я сам, так что... Мне нечего бояться. 
Есть, знаете, еще один вопрос, который задавать нельзя ни при каких условиях. Вот правда. Даже если вас начнут кормить буквами в расчете на то, что выплюнув их в необходимом порядке, вы всё же сформулируете этот вопрос - не поддавайтесь. Это верная ловушка. И ведет она только к одному - спору о Творце. Прикинув всё это в уме я решил молчать, что бы там не говорил пастор-самозванец. Рэнт, взглянув на меня, и, может, даже уловив мой кивок в сторону грузовика (мол, "нужно двигать, чего мы вообще ждем?"), предпочел последовать моей тактике. Это, между прочим, очень хорошее решение. Да и сам вариант почти беспроигрышный. Ну, вот сами рассудите: вы молчите - что вообще может пойти не так?
- Я бы хотел сделать вам небольшой подарок! - снова заулыбался старик, выпрямившись во весь рост.
Размахивая папкой, точно счастливчик приобретший выигрышный лотерейный билет, старик сократил остаток расстояния между нами. Затем, просунув два пальца в зазор между картонками, из которых папка и состояла, "пастор" выудил несколько бумажек. Каждая по размеру была не больше визитки. Может, это и были визитки, подумал я. А спустя еще секунду задался вопросом, на кой черт вообще пастору визитки. Еще и пастору-самозванцу из собственной церкви, в которой при самых радужных прогнозах состоит только его семья и соседский пес. 
- Да ладно, - возразил я прежде, чем пастор успел протянуть нам "визитки", - мы не просим никаких подарков. 
- Только дарим, - согласился со мной Колдфилд. 
оворил всё это Рэнт с лицом, можно сказать, каменным. Холодным, безэмоциональным, застывшим в гримасе безразличия едва ли не навечно. От такого человек всегда представляется невероятно серьёзным. И кажется, говорит он только о серьёзных, основательных вещах. Вот смотришь ты, к примеру, на Колдфилда и думаешь: "Ну всё, сейчас он либо сломает мне челюсть, либо процитирует наизусть отрывок из своего любимого трактата". В общем, можно было и вправду так подумать, но, что-то подсказывало мне, это только часть правды. В действительности же Колдфилд много шутил. Просто делал это с таким лицом, будто его попросили разрядить обстановку на похоронах. И, стало быть, самым верным способом, узнать шутит Колдфилд или нет - было просто его спросить. 
Зачем рассказывать это вам, я, по правде, не знаю. Лучше бы я это пастору сказал, потому что лицо его после реплики Рэнта буквально засияло от интереса, и, уставившись на того взглядом полным изумления, старик спросил:
- Вы тоже увлекаетесь духовной практикой?
- Не уверен, что это можно так назвать.
- Как бы там ни было, совет для душ заблудших и обретших свой путь всегда один. 
- М? - вопросительно поглядел на старика Колдфилд. 
- Вот, - старая пожелтевшая рука, вполне способная сойти за иллюстрацию из медицинского справочника в разделе "артрит", вдруг выпрямилась и замахала "визитками" перед самым носом Колдфилда. 
Покосившись на мельтешащие перед глазами бумажки, Рэнт одним резким движением выхватил их у старика. 
- Подарить взамен нам нечего, - ответил он. 
- Это просто совет, - снова заулыбался "пастор". - Не нужно ничего взамен. Свое дело я сделал. Езжайте. 
Позволив себе еще один пристальный взгляд, Рэнт кивнул, и снова развернулся к грузовику. 
- И да, - окликнул его проповедник, - если по пути встретите Холис, можете не останавливаться. Она попросит о том же, что и я. 
- Главное, - заговорил Колдфилд, когда я его нагнал, - не вздумай спрашивать, кто такая Холис. 
- Я не думал. 
И сделав жадный глоток свежего воздуха, я забрался обратно в грузовик.

XL

- Что там написано? - поинтересовался я, указывая на подарок пастора-самозванца. 
Бардачок, куда Колдфилд отправили "визитки", оставался по-прежнему открытым. Помимо самих "визиток" вместилище могло похвастаться содержимым в виде пузырька с валиумом (хорошая штука, если подумать - Марк спал и был доволен) и новенькой пачки "Мальборо".
- Не знаю, - взяв одну из бумажных карточек, Рэнт, не глядя, протянул её мне. 
"Духовно-просвещенческое объединение "Полусвет"" - читалось там. Чуть ниже, шрифтом, как и следует ожидать, более мелким, значилось следующее: "Вашему вниманию свод заповедей". 
"1" - еще ниже, жирным шрифтом. "Не умри" - в той же строчке. 
- Здесь очень дельный совет, - констатировал я. 
- Нам пригодится? - спросил Рэнт с сомнением, но не без иронии. 
- Еще как. Здесь говорится "не умри". И это - свод заповедей. 
- А остальные заповеди?
- Здесь только одна. Может, на других карточках остальные. Вообще, это же прямо какая-то "Алиса в стране чудес". Бумажки, советы. "Съешь меня", "Выпей меня"...
- И "Не умри", - кивнул Колдфилд. 
Как оказалось, совет на всех бумажках был один и тот же. Единственная заповедь самопальной церкви безымянного старика. Должно быть, с возрастом подобный совет в актуальности только прибавляет. И чем дальше, тем сложнее ему следовать. 
Рэнт больше ничего не говорил, и я поймал себя на том, что сам порядком устал от разговоров. Тишина в тесной пассажирской кабинке давила и напирала со всех сторон, но, в отличие от диалога, не требовала дополнительных усилий. Это делало её меньшим их двух зол, можно сказать, автоматически. И тем самым определяя мой выбор в её пользу.
Я думал о том, что подавляющее воздействие тишины только и определяется размерами окружающего нас пространства. Чем больше вокруг стен, тем сильнее ощущается отсутствие звука, способного от них отражаться. Чем ближе стены друг к другу, тем больше искушение этот самый звук издать. Я знал, за окном (посреди дороги или на её обочине) тишина была совсем другой. Не гнетущей. Может, напротив гостеприимной. Это, знаете, было бы очень славно - ощутить подобное гостеприимство вместо того, чтобы трястись в распадающемся на запчасти грузовике. Но, угадайте, что? Это не входило мой план. Вот так ирония-то. Мой план, можно сказать, был сродни заповедям безымянного пастора. Состоящий из одного пункта, обретающего актуальность по мере течения времени. "Добраться до Аттик Сити". Если подумать, не так сложно. Сложным быть обещало всё остальное. Но только не дорога. Дорога в прямом и переносном смыслах была прямой, лишенной всяких препятствий. И, признаться, я только сейчас начал осознавать, что действительно приближаюсь к Ли. Ощущение было странным. Нас отделяла пара миль и сотни часов. Приблизиться в пространстве было по-своему прекрасно, однако имелась и другого рода дистанция, в силу законов природы несократимая. То есть, сократимая, конечно, наловчись я сжимать вселенную и поворачивать время вспять. Научись я прыгать назад. Но иначе... Боюсь, иначе я обречен проделать только половину пути. Даже подойди я к Ли вплотную, пропасть, образовавшаяся во времени, зияющая дыра между началом пути и его концом, не сократится ни на дюйм. От места, где всё началось, меня отнесло слишком далеко - следовало признать. И, быть может, возвращения на это место было уже недостаточно. Как я там говорил? "Добраться до Аттик Сити". Да, совсем несложно. Что же касалось всего остального - я не знал. Просто не знал, что из этого получится. Но и остановиться не мог, понимаете?
Повертев в пальцах карточку с заповедью еще какое-то время, я пришел к выводу, что пора вернуть её на место. И вот в момент, когда бесценный подарок старика вернулся в обратно бардачок, ко мне самому возвратился старый добрый спутник. Не могу сказать, что этого не ждал или там, не знаю, удивился. Нет, это было предсказуемо. Я приближался к городу, начинал волноваться по-настоящему. Буквально дрожал в предвкушении грядущего. И без реакции подобное мой разум оставить, ясное дело, не мог. Он хотел решать проблемы быстро и просто. Хотел найти очередной способ заключить сделку со вселенной. Конечно, будь у меня больше ресурсов, подобное могло оказаться вполне возможным. Но нужно ли напоминать вам о том, что я просто продолжал трястись в грузовике? Вдыхая спертый воздух, вобравший в себя запахи крови и пота. И это пробуждало во мне то, что принято называть обсессиями. 
Обсессии, как мне кажется, тоже привязаны к окружающему нас пространству. Чем ближе стены, тем сильнее желание к ним прикоснуться. Но вот, положим, кроме стен вокруг ничего нет, а сами они начинают надвигаться на вас с пугающей скоростью. Что тогда? Можно сказать, что ответ для каждой ситуации свой. Мол, зависит всё от стен и человека. И еще от кучи обстоятельств, о которых не ведают ни стены, не человек. Но, как я уже сказал, чем ближе стены, тем сильнее желание их коснуться. И, по правде, надежды все на то, что вы не слишком увлечетесь. Не зациклитесь на мысли о поиске выхода вместо того, чтобы этот выход искать. Смешнее всего здесь то, что иррациональность и беспрецедентность своих действий вы осознаете в полной мере. Просто какая-то часть вас продолжает искать закономерности, а другая часть, изо всех сил это отрицающая, рано или поздно начинает их видеть. Вот, думаю, отсюда и желание щупать стены и стучать по ним определенное количество раз. Отсюда абсурдная мысль о том, что карточку с заповедью необходимо прокрутить в пальцах еще пару раз.
В надежде, что так развеется хотя бы часть скопившегося среди моих мыслей основательного бреда, я тряхнул головой. Покосившись в сторону окна, взглядом я поймал промелькнувший мимо дорожный указатель. "Аттик Сити 40" - гласил тот. Сорок! Можете себе такое представить? Чертовски близко. Спорить с этим пытался разве что наблюдаемый пейзаж. Вместо построек, жмущихся друг к другу все плотнее по мере приближения к городу, обычный пустырь. Пара-тройка бигбордов, охотно предлагающих вам зубную пасту, уютное кресло-качалку и газонокосилку нового поколения. Чуть дальше - вышка. Вроде той, что красовалась на чемодане старого пастора, или той, что Марк так жаждал мне показать. Одна из бесчисленного множества. Усердно выполняющая свою работу каждую ночь. Мигающая ярко-красным глазом (в этом я был уверен) каждому, кто держал свой путь в Аттик Сити. 
Вышка задержалась в поле моего зрения чуть дольше дорожного указателя, но затем скрылась подобно своему предшественнику, уступив место свалке. Это, знаете, было чем-то вроде жирной точки в описании пейзажа и без того прозаичного. Здоровенная свалка. Самообразовавшаяся гора из шин и старых автомобильных запчастей, источающая тонкую струйку дыма на самом пике. 
Подобно мелким фрагментам породы, откалывающимся от вулкана во время извержения, части металлолома и куски шин то и дело скатывались вниз. Как только те достигали земли, люди, окружившие гору со всех сторон, наклонялись, чтобы их подобрать. Так шины, стекло и арматура, еще сохранившие некое подобие себя, отправлялись обратно на самый пик, а затем тонули в дыму.
Процесс продолжался: вернувшиеся на место составляющие мусорной горы выталкивали собой другие, и теперь уже те катились вниз, незамедлительно встречая на своем пути препятствие в виде рук окруживших гору людей. Люди, конечно, были бездомными. То есть, если дом у них и был, то вот он, у меня перед глазами. Дымится, тлеет и плюется снопами искр. Если это их дом, то он перестает быть домом прямо у меня на глазах. Он распадется и утверждает бездомных в их статусе. Правда, их самих это ничуть не беспокоит. Они смеются. Широко раскрыв рты, обнажив зубы, все до одного они ликуют. И (не знаю, как это назвать) циркулируют вокруг мусорной горы. В размеренном темпе смещаются вбок друг за другом. По всем показателям это был медленный, безобразный и в безобразности своей абсурдный хоровод. В приоткрытые окна пассажирской кабины смех их, казалось, проникал с большим запозданием. Но, думаю, ни наличие сопровождающих звуков, ни их отсутствие, усугубить происходящее уже не могли.
- Что это вообще такое? - спросил я наконец Колдфилда, указав на окно.
- А? - Рэнт покосился на меня, потом - на окно. - Совместное времяпрепровождение, думаю. 
Лучше и не скажешь.

XXXVIII

Знаете, я порой даже передать не могу, как рад тому, что все мысли остаются в нашей голове. В том смысле, что кроме нас их никто не слышит, если, конечно, мы сами не осмеливаемся преобразовать их в слова. Это хорошо, ведь, в противном случае, каждую минуту помимо нескольких человек, указанных в статистике, умирал бы еще один, от чьих-то идиотских рассуждений. По звучанию это бы наверняка напоминало вечно работающий бур. Не знающий препятствий, не ведающий пощады, и, разумеется, не имеющий ни малейшего представления о том, что такое тишина. Да я просто поклясться готов, вы бы все из ума выжили в таких обстоятельствах. Даже самые сильные и стойкие из вас. Даже такие, как Рэнт. И потому сейчас я был благодарен всем существующим вероятностям и обстоятельствам за то, что мысли мои по-прежнему при мне, а Рэнт  ничего из этого не слышит. Впрочем, я бы мог ничего не говорить и вам, но вы всё еще слушаете мою историю с невероятным терпением. Подобное заслуживает уважения, да? И, видимо, как раз его мне и придется проявить. 
Вы, должно быть, еще никогда так долго не слушали о том, как парень преодолевает несколько футов в направлении грузовика, но, уверяю вас, осталось совсем недолго. Та мысль, из-за которой я завел всю эту болтовню, она до ужаса абсурдна, но, несмотря на это, представить что-либо иное я не мог. "У меня вопрос не менее интересный" - говорит Рэнт. И воображение со скоростью уличного карикатуриста рисует мне забившихся в грузовик кабана в бейсбольной кепке и тигра с этим его ножом. Да, вопрос и вправду интересный, Рэнт. Хочешь спросить, что в грузовике делает тигр? Или, быть может, почему у него нож? Или, постой... Может, зачем вообще тигру нож? Я, если честно, понятия не имею. Но вопрос, как ты сказал, интересный.
- Ты решил победить меня молчанием? - послышался вдруг голос Рэнта, и я даже решил, что мне понадобится придумать ответ, но обращался он, как оказалось, не ко мне. И, конечно же, не к тигру или кабану.
В грузовике был мужик. Крупный, но не толстый. Заметно похудевший, если судить по рабочему комбинезону, крепко подвязанному широким кожаным поясом. Пояс стягивал жесткую ткань в области живота и заставлял ту сбегаться огромным количеством складок. Обе штанины были заправлены в ботинки с высокой подошвой и потертыми носками. Чуть выше левого колена, там, где ткань истончилась наибольшим образом, красовалась средних габаритов дыра. Сквозь отверстие в ткани проглядывала грязная исцарапанная кожа, точь-в-точь такая же, что и на руках. 
- Вот такое, - огласил Рэнт, - принято называть казусной ситуацией. 
Приложив руку к затылку, парень в комбинезоне резко скривился, а затем одернул её обратно. Пальцы, на секунду прильнувшие к тыльной части безволосой головы, теперь растирали отпечатавшуюся на них кровь. 
- Могли бы и разбудить, - с досадой проговорил он. - Куда мы едем?
- Ладно, - губы Рэнта снова изобразили его фирменную ухмылку, - по-настоящему казусная ситуация сложилась только сейчас. 
- Почему он не кричал? - спросил я зачем-то полушепотом, как будто ждал, что парень в грузовике не сможет меня услышать.
- Я в своем грузовике, - возразил тип в комбинезоне, снова принявшись потирать ушибленный затылок, - с чего мне кричать?
- Сразу его обрадуем или подождем? - Колдфилд вскинул бровь, от чего та обрела сходство с одним из десятка изогнутых проводов, свисающих с телефонного столба.
- Мы угнали ваш грузовик, - мгновенно выдал я, и уставился на мужика в комбезе.
- Это, - заговорил он тогда, как веки его активно заходили вверх-вниз, - грузовик компании. Я простой рабочий. 
- Вряд ли им по вкусу такие новости придутся, а? - казалось, Рэнт сам до конца не мог понять, забавляет его ситуация или выводит из себя. 
- Я не хочу проблем, - замотал головой мужик в грузовике. - Но мне, правда, нужен ночлег. Я не хочу на улицу! Уж я-то знаю, как оно, оказаться на улице. Я... Я могу выполнять работу для вас. Если вы оставите мне ночлег. 
- А если нет? - хмыкнул Рэнт. 
- Я не уйду, - ответил мужик на полном серьёзе, и выпятил подбородок так, как делают обычно герои приключенческих саг на кануне судьбоносной битвы.
- Как тебя зовут? - спросил Колдфилд после недолгой паузы. 
- Бертрам. 
Ну да, подумал я, если лысый и полный, то обязательно Бертрам. Как будто родители, выбирая тебе имя, уже знают, что всю свою жизнь ты будешь сражаться с избытком веса и нехваткой волос.
- Сколько тебе лет? - продолжал тем временем Колдфилд. 
- Сорок пять. Почти сорок шесть, но... 
- Сорок пять, - кивнул Рэнт. - Что ты умеешь делать? 
- Делать? - удивленно переспросил мужик в комбезе. - Разгружать вещи, загружать вещи. Сколько себя помню, всегда этим занимался. 
- Ну вот. Если напишешь это на бумажке, а потом всучишь эту бумажку нужному человеку, найдешь работу. Деньги, ночлег - тебе же это нужно?
- А, вот вы, значит, как? Слыхал я такое, слыхал... А что я получил? Видали? 
- Слушай, мы бы рады с тобой поболтать, но нам нужно ехать дальше. Это, можно сказать, дело срочное. Так что если ты не хочешь уходить...
- Не хочу, - снова выпятил подбородок Бертрам. 
- Тогда я вижу только одно решение.
И одновременно толкнув обе дверцы грузового отсека, Колдфилд исполнил заветное желание мужика в комбинезоне. 
Место и человек снова слились воедино. Разве не романтично, мистер Эйкли?
- Ты это серьёзно? - спросил я Рэнта скорее из желания отделаться от голоса, нежели из любопытства. 
- Он сказал, что не уйдет, - пожал плечами, Колдфилд. - А если оставим всё открытым, он, скорее всего, сам выпадет по дороге. 
- Очень конструктивно, - согласился я, следуя за Рэнтом к носовой части грузовика. - А вот, к примеру, ты не думал, что... 
- Что нас будет разыскивать полиция? 
- Ну, со мной-то всё ясно, - пальцами я забарабанил по окошку, в которое упиралась голова Марка. - Но если он не совсем болван, то запомнит и вас.
- Ты забыл, что он не хочет уходить. 
Когда грузовик снова пришел в движение, Марк принялся расспрашивать Колдфилда о том, что мы видели.
- Эта штука, - задумчиво протянул тот, - не грузовик, а трейлер. Место для ночлега. Жилая площадь на колесах, приятель. 
- О... 
Взгляд парня явственно свидетельствовал о том, что из всего сказанного Рэнтом, он не усвоил ни слова. То есть, усвоил каждое слово по отдельности, но никак не вместе, не в составе предложений. Трейлеры, грузовики - это всё было слишком. И это еще без упоминания о том, что в грузовом отсеке человек. 
- Так в чем состоит твой план? - Рэнт на секунду оторвал взгляд от дороги и поглядел на меня.
- Добраться до Аттик Сити. Наверное. 
- Да-да, это я помню. А дальше? Думаешь, этот убийца, или как вы его называете, выбежит тебе на встречу и заключит тебя в объятия?
- Объятий я, в общем-то, и не жажду. Мне просто нужно проследить, чтобы кое-кто не пострадал. 
- А, - Колдфилд хлопнул в ладоши так громко, что Марк схватился за голову, - так это моя любимая история. "Я твой персональный страж, и я буду сторожить тебя до конца твоих дней". В болезни и в здравии...
- Я и сам понимаю, насколько бредово это может звучать. 
- Ну, о том, что осознание болезни первый шаг на пути к её лечению, я тебе не скажу. На меня за такое большая часть онкобольных ополчится. Скажу то, что уже говорил. Даже деятельность маньяка навредила бы тебе гораздо меньше. 
- Посмотрим. Может, ты еще окажешься прав. 
- Послушай, - отстраненный голос Рэнта с обязательными для него нотками безразличия зазвучал на удивление серьёзно, - вся моя деятельность сводится к сделкам. Обмен. Услуга за услугу, и всё тому подобное. Ну, ты, наверное, уже понял. Я как бы вольнонаёмный рабочий, и, пока не найду ничего лучше, поработаю с тобой. Думаю, что из тебя вытрясти, я точно придумаю. Ох, еще и в каком количестве! Тебе нужна помощь. Много помощи. Это, в свою очередь, предполагает много сделок... Ладно, это, думаю, ты тоже понял. Но в чем подвох? Я не хочу заниматься бесполезной работой. А то, что ты собираешься делать, это не то, что бесполезно, это самый медленный способ самоубийства, о котором я вообще знаю. 
- Да, парни из новостей вроде бы тоже говорили, что встреча с маньяками из Аттик Сити может закончиться плохо. 
Хорошая попытка, Томми. Чувство юмора - это очень хорошо. Оно, как там говорят, разряжает обстановку. Вот по Марку сразу видно, что он твои шутки любит. Не понимает, но любит. Какая ужасная ирония, да? А вот Колдфилд... Ну, он их вскоре тоже полюбит. Правда, придется ему это еще пару раз объяснить. 
- Вот скажи, - продолжал Рэнт не менее серьёзно, и я уже обеспокоился, что пропустил часть слов мимо ушей, - откуда ты вообще знаешь, что этот псих-убийца будет нападать на твое бесценное сокровище?
- У него есть предпочтения. И я о них знаю. 
- А еще, наверное, знаешь, где и в котором часу он решит провести эту свою расправу. Может, у тебя и пригласительное заодно есть?
- Говорю же, мне нужно просто проследить, чтобы он не...
- Не убил? И сколько ты планируешь этим заниматься? Всю оставшуюся жизнь? Будешь вечно блюсти свою вахту и всё такое? Или ты из тех, которые, ну, это, над пропастью во ржи? Будешь бегать туда-сюда, ловить и ловить... - Громко кашлянув, Рэнт продолжил, - Слушай, это, конечно, отличный план на жизнь. Но он, понимаешь, по определению провальный. Тебе бы прямо сейчас другой план выбрать, пока тебя самого не швырнуло в пропасть, над которой ты собираешься кого-то ловить. 
А он прав, мистер Эйкли. Представляете, прав! Вы, конечно, не подумайте, что я с ним во всём солидарен, но рациональное зерно здесь точно есть. Преграды нужно устранять, а не обходить. Иначе они никуда не денутся. Да и подумайте о себе. Неужели вы сможете быть уверены, что Ли в безопасности?
- Ты мне тоже устранять преграды предлагаешь? - спросил я Рэнта. 
- Тоже? - озадачено откликнулся тот. - Лично я предлагаю тебе не лезть к маньякам и их жертвам. Это всё как-то не по-христиански, понимаю. И святым тебя за это не сделают. Но зато проблем на твою задницу заметно поубавится. 
Не знаю, понимал ли Колдфилд, как это трудно - отговорить кого-то от идеи, вцепившейся в голову мертвой хваткой. Должен был понимать. Но если по какой-то причине этого всё же не происходило, думаю, объяснять толку не было. "Я устроил побег, чтобы спасти от маньяка того, кто считает маньяком меня". Такими словами только приветственную речь на собрании анонимных психов начинать. И Рэнт, он, конечно, крутой мужик, но он не поймет. Винить его в этом нельзя, да и он, по правде, высказал много хороших мыслей. Знаете, действительно интересных. Просто единственная и главная проблема состояла в том, что ни одна из этих мыслей не подходила мне. Признавать это по-своему досадно, но, вероятно, каждая из выдвинутых Рэнтом идей была отвергнута мной лишь потому, что не предполагала желаемого для меня исхода. Это, если хотите, нагляднейший пример предвзятости...
- Эй, это он нам машет? - Колдфилд толкнул меня в плечо, а затем указал куда-то вперед.
Посреди дороги, как раз там, где белые полосы краски разбивали её на две равных части, стоял человек. Худой и старый, как казалось на расстоянии пятнадцати с лишним ярдов, но уж точно поживее и здоровее того скелетообразного француза. Черное одеяние скрывало все его тело за исключением головы, а каждый взмах его рук заставлял это самое одеяние развиваться на ветру с некой пугающей грацией.
- Он так и продолжит там стоять? – поинтересовался я, пытаясь разглядеть человека в черном сквозь лобовое стекло.
- Есть только один способ проверить, но…
Грузовик начал тормозить. Сбавляя скорость, стальной здоровяк принялся сопеть и скрежетать, проклиная каждый проделанный дюйм на своем пути. Вслушиваясь в какофонию недовольства старого авто, в какой-то момент я даже решил, что начинаю разбирать слова. Слышать что-то вроде настойчивого «нет-нет-нет» и «хватит-хватит-хватит». «Слова» всё повторялись и повторялись, а потом наступила тишина. То есть, тишина относительная, нарушаемая мирным посапыванием Марка (парень, должно быть, отключился в процессе нашего с Рэнтом диалога) и хриплым дыханием Колдфилда.
- Всё еще машет, - проговорил с каким-то сомнением Колдфилд.
- Ты же не планируешь закрывать его в грузовом отсеке? – спросил я скорее шутливо, чем всерьёз.

- Нельзя, - фыркнул Рэнт. - Теперь уже нельзя. Мы сказали мальчишке, что это трейлер. А так – это будет передвижной мотель.

- Я не хочу ему махать, - глаза мои уже устали от резких взмахов черной материи, оказавшейся подобием рясы. – Мне кажется, я не смогу остановиться, как он. И мы будем махать друг другу вечно, как два придурка из зациклившегося рекламного ролика.

- Твое воображение, - ответил Колдфилд, - парень, погубит тебя даже быстрее, чем тот маньяк из Аттик Сити.
И, толкнув перед собой дверцу салона, Рэнт выбрался наружу. Незнакомец в рясе, сделав еще несколько взмахов руками (скорее всего, непроизвольных), резко наклонился и подхватил теснящийся у ног чемодан. Когда же кладь оказалась у него в руках, человек поспешно направился к Колдфилду.  Вылинявшая от частых стирок ряса едва ли не контрастировала с новеньким чемоданом. Тот, черный, с большой наклейкой на одной из сторон, поблескивал в солнечных лучах. Не блестела разве что сама наклейка. Серая, с изображенным на ней силуэтом сигнальной вышки и надписью «Полусвет». 

- Я сказал людям из полицейского автомобиля ехать обратно, - торопливо ответил он, не отрывая глаз от асфальта.
- Из полицейского автомобиля? - в голосе моем должного удивления, может, и не послышалось, зато удивление это с головой захлестнуло меня изнутри. Отогнав назойливый рой неожиданно возникших вопросов, я принялся дожидаться, пока парень снова заговорит.
И когда голова Рэнта спряталась в салоне грузовика, он продолжил. Сказал француз не так много, но это и ясно. В конце концов, ему было сложно, как это называется, идти на вербальный контакт. Да и Колдфилд вряд располагал терпением, что позволяло бы спокойно дожидаться, пока один парень, остановивший его грузовик, выговорится другому парню, сбагрившему ему не ездящий пикап. Так что я был даже рад, что он говорил по существу.
- Можете обойтись без своего "спасибо", - сказал француз. - Это всё не ради вас. Grenier... Помните? Там осталось много важного. Я бы не хотел, чтобы они начали искать. Это очень смешно, правда? Вы бы тоже не хотели, чтобы они начали искать. Но сделал я это не ради вас. Вы поняли?
- Ну, - пожал я плечами, - кажется, понял. Если это для тебя так важно. И пока ты не потерял сознание, я поспешу тебе напомнить, что меня послали устранить препятствие.
- Вы же... Нет! - вскрикнул вдруг тощий парень. Глаза его на какой-то миг встретились с моими. Они, точно два стеклянных шарика с мутной жидкостью внутри, неожиданно задрожали, как бывает порой во время слабого землетрясения.
Глупо, Томми, это было очень глупо. Даже законченный идиот распознал бы угрозу подобной фразе. И что ты скажешь теперь? Прости, я хотел пошутить. Разбавить, значит, обстановку? Отличная попытка, Томми, что и говорить. Я бы тебе даже похлопал, не будь я самим тобой.
- Я не то хотел сказать, - проговорил зачем-то я. Но вряд ли это было важно. Опершись на локти, француз принял позу, в которой обычно принято изображать собаку, и, оглянувшись на меня, резко поднялся на ноги.
- Здорово, - подумал я, - эволюция на автостраде. С четырех на две. Осталось изобрести огонь и смастерить кирку.
Француз же, воспользовавшись нападением моего воображения на мое же сознание, засеменил в сторону обочины со скоростью испуганной улитки.
- Браво! - послышалось вдруг за моей спиной, и я понял, что обернувшись, снова увижу выглядывающего из окна Колдфилда.
- Ну вот, - размышлял я по пути к грузовику, - я превращаюсь в Колдфилда. Испугал парня, перекинувшись с ним парой слов. Это, если подумать, вообще жутко. То есть, не конкретно это, а вот то, что, к примеру, живете вы себе, живете... Формируете образ жизни, находите цели, обретаете страхи. В общем, вы намечаете план, которому по своему же усмотрению должны следовать, и следуете ему с переменным успехом в надежде, что цели будут достигнуты, а страхи побеждены. Вы продвигаетесь так довольно долго, потому что весь этот процесс сам по себе затяжной. Но вы знаете, что такая у всего цена - время. Вы продвигаетесь дальше... И тут - БАЦ - Колдфилд. Пришел, запугал вас, и испортил вам все планы. Отвратительный мужик. Честное слово, отвратительный. Но и не менее полезный. Он мне еще наверняка пригодится на моем пути... То есть, на моем обратном пути.
Кстати, обратный путь можно представить с помощью невероятно простой схемы. Набора самых что ни на есть примитивных действий, направленных на сокращение дистанции посредством расхода времени. Почти всегда обратный путь значит, что шагами своими вы это время утрамбовываете. Готовите его, подобно фундаменту, дабы потом сооружать на нем постройки из других событий этаж за этажом. Также обратный путь всегда дает гораздо больше возможностей для размышлений, но вот по времени, кажется, занимает меньше. Всё потому, что вы больше не знакомитесь с маршрутом. Особенности маршрута, какими бы запоминающимися они ни были, вы приметили еще по пути туда, верно? Потратили на это время, и всё такое. Расставили в памяти контрольные точки, ожидая, что те помогут при дальнейших перемещениях по этому маршруту. Это, - скажите вы потом, - путь, который я знаю, как свои пять пальцев. И, быть может, пробегать вы его будете быстрее, чем загибать пальцы на руке. Но это уже потом, с опытом. А сейчас вы просто идете обратно. Причем, делаете это впервые. И, может, было бы куда уместнее думать о подобном, возвращаясь после действительно захватывающего путешествия, а не проделывая несколько шагов к грузовику. Но уместных мыслей, если на то пошло, у нас в голове вообще не много. А если речь о мыслях моих...
- Ты, я погляжу, сегодня очень задумчив, - Колдфилд вытянул руку из окошка и постучал указательным пальцем по моей голове. - Может, поедем, капитан?
Рэнт попросил Марка открыть дверь, и, когда та возмущенно заскрипела, давая знать, что вход открыт (хоть и без её желания), я забрался обратно в душный салон.
- Куда держите путь, парни? - полюбопытствовал Рэнт, когда грузовик начал набирать скорость.
Ветер, всё еще прохладный, щекотал кожу, словно подбадривая перед дорогой. Мусор на обочине, подгоняемый этим самым ветром, уныло плелся за грузовиком, тогда как последний силился вырваться вперед с почти человеческим усердием.
- Город, - ответил я, по-прежнему увлеченный рассуждениями о дороге обратно.
- Ах, значит, город. Ну, это очень исчерпывающе. Тебе любой город подойдет?
- Ему нужно в Аттик Сити, - ответил вдруг Марк, и удивил меня даже больше, чем Колдфилда.
- Откуда...
- По радио, - продолжил парень прежде, чем я успел сформулировать вопрос, - об убийствах говорили не так много, Но там точно были маньяки из Аттик сити. "Оригинал и его подражатель" - так они сказали.
- А он здесь причем? - спросил Колдфилд, даже не пытаясь строить догадки.
- А я по мнению полиции подражатель.
- И они решили искать тебя во вшивом мотеле, зная, что убийства произошли в Аттик Сити?
Безразличие, с которым Рэнт говорил об убийствах, должно было пугать. То есть, оно и пугало, но, знаете, по-своему. Когда тебя несколько раз пытаются подстрелить, причем, не из случайности, а полагая тебя маньяком, безразличие в чистом виде переходит в список вещей не столь опасных. Вот безразличие с примесью чего-то еще - это уже другое дело. Но только не чистое. Чистое - нет. Ну, а Рэнту было просто плевать.
- "Из Аттик Сити" - ответил я, - думаю, значит, что я оттуда родом. И, видимо, он тоже.
- Оригинал и подражатель, - Колдфилд издал сухой смешок. - И ты хочешь сказать, что из этих двоих ты...
- Никто, - оборвал я его.
- Так, погоди-ка, - уклончиво начал Рэнт, - теперь ты меня запутал. Оригинал - не ты, подражатель - не ты. А в Аттик Сити всё равно едешь ты?
- У меня там, скажем, свои дела.
- Дела с маньяком? - Ну, - хмыкнул Рэнт, - интересное партнерство.
- Об этом долго рассказывать, - безучастно ответил я. - И правда, уверяю, будет не многим лучше вранья.
- Цугцванг, - вздохнул Колдфилд, и это был очень показательный вздох. Так вздыхают только те, кто привык к определенной ситуации настолько, что уже забыл о существовании других.
- Он делает хорошее дело, - снова заговорил Марк, будто решив, что не оправданным в этом диалоге меня оставлять нельзя. - Он хочет спасти кого-то.
- Лучше бы хотел убить. Так шансов погубить себя куда меньше.
- Это только план, - пожал я плечами. - Надеюсь ли я по-прежнему, что сумею его осуществить? Да. Уверен ли я в том, что именно так всё и получится? Нет, конечно. Да и, если подумать, за всё время моего "путешествия" ничего вообще не шло по плану. Даже то, что не должно было мешать в силу того, что не входило в план, удивительным образом становилось его частью, дабы потом этот самый план разрушить. Так что...
- И при постройке планов лучше быть осторожнее, - снова прервал меня Колдфилд.
- И, видимо, с самого детства, - добавил я.
- В детстве, - заговорил Рэнт, метнув взгляд в сторону бокового стекла, - мой план состоял в том, чтобы стать древним греком. Ходить себе в тоге, хлестать вино из амфоры, и всё такое. Много чесать языком, заложить основы какой-нибудь науки, назвать треугольник своим именем. Этот план, он состоял из огромного количества пунктов, и его по всем расчетам должно было хватить даже на ооочень долгую жизнь. Но что я обнаружил потом? - выдержав небольшую паузу и поняв, что вопросов задавать никто не будет, Рэнт продолжил. - Я не очень-то любил чесать языком. И не был готов носить платье. Но в основном, всё таки, не любил чесать языком.
- А план был, может, дальше получше моего, - невесело рассмеялся я.
Смех, кстати, пришел не от сказанного Колдфилдом. План его, конечно, был в меру забавным, но, знаете, не до смеха. При текущих обстоятельствах мой собственный план казался куда смешнее, да и пользы от него было в разы меньше, чем от поиска нового вида треугольника.
- Иронично, - проговорил я зачем-то, не обращаясь ни к кому конкретному.
- Иронично, - возразил Колдфилд, - это когда некий мужчина средних лет открывает офис предприятия под названием "Склад ума", а через два года оказывается, что он хранил там головы своих жертв. Банально? Да. Но иронично - не то слово.
Рэнт закончил говорить, и я подумал, что это именно та реплика, на которых хорошо заканчивать выступление. После таких слов всегда здорово опускать занавес, потому что всё уже сказано, и добавить больше ничего нельзя. Теперь все могут расходиться. А если не разойдутся, то рано или поздно кто-то всё равно заговорит, и процесс запустится сначала. Затяжной диалог. О чем угодно и обо всем под ряд. Такой диалог изматывает, поэтому лучше и вправду остановиться, пока представляется такая возможность. Лучше ехать и молчать. И... Слушать, как что-то стучит в грузовом отсеке. Причем, стучит громко и систематически. Бум-бум-бум. "Я люблю стучать по всему, что позволяет это делать". Бум. "Кажется, я устал". Бум (на этот раз громче). "Ну же, парни. Обратите вы уже внимание или нет?".
- Звучит скверно, - сказал Марк, обернувшись назад в заведомо обреченной на провал попытке понять, что происходит.
- Всё так, - заключил Рэнт и принялся переключать радиостанции на старой магнитоле.
За каждым щелчком следовало шипение, а за шипением - еще один щелчок. Магнитола возмущенно огрызалась на каждое действие Рэнта, и, будь у неё зубы, почти наверняка согласилась бы отобедать парой его пальцев.
- Ну, - протянул Рэнт, - не получилось. Придется слушать авторскую музыку .
- Может, там что-то вышло из строя? - спросил Марк почти испуганно.
- Кто-то вообще интересовался, какой у нас багаж? - подключился я.
- И, я так понимаю, - Рэнт вздохнул с тяжестью человека, на чьи плечи возложили бремя слишком большое и совсем ненужное, - никто из вас не успокоится, пока мы не узнаем, что там стучит.
- Не то чтобы... - начал было я, но Марк, игнорирующий едва ли не все предыдущие диалоги, неожиданно открыл в себе оратора.
- Там может быть что-то основательно важное, - заговорил Марк. - И кто из вас может сказать...
- Что там может быть, - закончил за него Колдфилд, сворачивая к обочине.
Грузовик, громоздкий и неповоротливый, проделав по инерции еще часть пути, остановился в двух ярдах от сломанного телефонного столба. Провода, служащие когда-то кровеносными сосудами линии передач, сбились в комок, и теперь покачивались из стороны в сторону, не в силах сопротивляться ветру. Верхняя часть столба, болталась, повиснув на проводах, удерживать которые в былые времена полагалось ей самой. Подобно застывшему маятнику, столб слегка накренился вбок, и, казалось, ждал момента, чтобы снова прийти в движение. Чуть ниже, там, куда не дотягивались даже самые длинные из проводов, висело объявление. Текст, несмотря на большие буквы, из которых тот был составлен, разглядеть на таком расстоянии возможным не представлялось. Однако, покинув салон грузовика вслед за Рэнтом и сделав несколько шагов в направлении столба, я легко разобрал незамысловатую надпись "Полусвет", выведенную красным шрифтом на сером фоне. Поля, где требовалось указать контактные номер и адрес, так и остались незаполненными, однако, приглядевшись к букве "О" из заглавного слова, можно было обнаружить мелкие буквы, которыми та была исписана. "Вы всегда можете позвать Эла" - гласили те, собираясь в слова. А Эла я, кстати, знал. И это именно от него я помог отделаться Хуарезу пару месяцев (целую вечность) назад. Вы можете его помнить. Нет? Смуглая кожа, спутанные волосы, шрам над правым глазом, блок Б. В общем, это его я, если можно так выразиться, спас. А он взамен мне помог. Сказал, что сам убегать не станет - ему и так два месяца до выхода. А мне... "Пускай будет хоть один хороший поступок за всё это время". Странные, я тогда подумал, у мексиканцев представления о хороших поступках. Но спорить, ясное дело, не стал - на пользу мне бы такое точно не пошло.
Но сейчас всё это уже не важно, так? Ценность для повествования, наверное, представляет только Эл. Да и то, не Эл, которому я сломал руку в двух местах, а другой Эл, которого можно всегда позвать.
- Кто вообще такой этот Эл? - окликнул я Колдфилда, не оборачиваясь.
- Вот знаешь, - ответил он, открывая задние дверцы грузовика, судя по сопутствующему звуку, - у меня вопрос не менее интересный.

XXXV

За долгие годы систематической практики Колдфилд, должно быть, усвоил, что слова его оказывают нужный эффект почти всегда. Если исключения и были, то числились среди них те случаи, когда противником Рэнта был здоровенный амбал или, к примеру, целая их толпа. Может, среди исключений имелся также мужик, вооруженный до зубов, но уж никак не парень, пришивающий пушку к своему головному убору. А раз счесть подобного противника серьёзным по причине наличия одного только оружия Рэнт не мог, он разумно рассудил, что в ситуации этой ему ничего не грозит. В этом, надо сказать, Кодфилд был совершенно прав. Даже для парня, извлекающего оружие из шапки - точно фокусник на ярмарочном представлении, управляющий не казался дураком. Да и кем он был? Чудаковатым типом, намертво приросшим к месту в покинутой богом и людьми глуши. Типом с навыком стрельбы из призовых тиров и, быть может, парой выигранных призов на счету. А Колдфилд... Вот он был откровенно жутким. И призы в тире таким ребятам отдавали просто так. Я? Я был долбанутым маньячиной. Слишком тихим, как заметил сам Рэнт, но роль играла здесь моя репутация. Тихий или нет - какая разница? Мистер полицейский сказал, что я маньяк. И не какой-то там маньяк, а конкретно тот, которого он отправился искать. В общем, на меня, как бы ему не хотелось, управляющий лезть не рисковал. А потому оставался только Марк. Мишень, если подумать, наиболее уязвимая, но никак не уступающая в ценности Колдфилду или мне. 
Обернувшись, я обнаружил, что кровавое пятно проступило сквозь тонкую материю, плотно прилегающую к его плечу. Смертельным ранение не казалось, однако это было по-прежнему ранение. Даже в таком виде, оно требовало вмешательства, тогда как мы застряли в кафе, где из медикаментов имелся только разбавленный спирт.
- Ты сегодня выспался? - Колдфилд продолжал разглядывать парня с револьвером, полностью игнорируя Марка, ладонью зажимающего рану.
- Если это единственное, что тебя интересует, то нет. Выспался я не особо. 
Решив, что с оружием он уже освоился, управляющий прижал дуло вплотную к груди Колдфилда. Это был именно тот жест, который неоднократно демонстрировался в кино, а значит, никак не мог оказаться неуместным. Сокращай дистанцию и не выдавай беспокойства. Совет, между прочим, почти на все случаи жизни. Ну, если вы, конечно, не несетесь в поезде на полной скорости по недостроенному мосту. Но мосты в этом месте не строили, а жгли. И потому, отработав выстрел на Марке и, вероятно, осознав, что получается у него не так-то плохо, управляющий решил с пресловутыми мостами покончить раз и навсегда.
- Говорят, - продолжил Рэнт, осторожно поднимая вверх обе руки, - если бы люди не имели возможности спать, жизнь показалась бы им жутко длинной. Это очень и очень много времени. По шесть-восемь часов за каждый день из шестидесяти лет. Можешь себе это представить? Цифра действительно огромная!
- Зачем мы сейчас вообще об этом говорим? - вопрос управляющего прозвучал чуть более резко, чем тот ожидал, и маска из показательного хладнокровия стала по кусочку отпадать с его лица. 
- Это, мне кажется, очень важная тема. Время, которое у нас есть, и время, которое может быть. Многие вещи его сокращают. Взять, к примеру, тот же сон... Сон - наш худший враг. За жизнь он отнимает львиную долю нашего драгоценного времени, а что дает взамен? Сотни часов галлюцинаций! Тебе разве не кажется это досадным? Мне вот кажется. Но, знаешь, что еще основательно сокращает время?
В общем, раз уж я очевидец происходящего, а вы - нет, мне снова лучше забежать наперед. Это, знаете, был идиотизм. Не потому, что так сказал Колдфилд. Но если вам вдруг интересно, то так он и сказал. "Концентрированный идиотизм". Это, по мнению Рэнта, была вторая и самая главная причина сокращения времени. Она, как резонно заметил Колдфилд, вобрала в себя гораздо больше, чем какой-то там сон. И время сокращала необратимо. 
- То есть, - пояснил он секундой позднее, положив руку на упирающийся в него ствол и забарабанив пальцами по холодному металлу, - время и так сокращается необратимо. И если ты меня каким-то чудом пристрелишь, исправить это ты уже не сможешь. Самое смешное здесь то, что даже, достав хренову машину времени, ты все равно меня не спасешь. Спасешь какого-то другого Рэнта Колдфилда из параллельной вселенной. А когда, спустя пару десятков лет, встретишься со своим создателем, он скажет тебе, что ты идиот, и своим героическим возвращением в прошлое сам эту вселенную создал. Я, правда, кое-где преувеличил. С создателем ты встретишься вряд ли. Но вот в остальном...
В остальном Колдфилд ничуть не отступил от привычного плана. Обхватив револьвер, он резко рванул его вверх. Владелец оружия, вероятно, не успевший посмотреть ни одного фильма, где пистолет выбивают у человека из рук в момент, когда он этим самым пистолетом кому-то угрожает, уцепился в рукоятку мертвой хваткой и прокричал что-то вроде "хватит". Что же касается меня, я не думал, что он каким-то образом сумеет одержать победу в этой схватке, однако подумал о том, что "хватит" при текущем раскладе слово довольно странное. Я даже представил, как, услышав крик противника, Колдфилд мгновенно повинуется, достает наручники из кармана и сам себя приковывает ими к батарее. "Ну, хватит, так хватит" - говорит он с выражением искреннего сожаления. А затем едет в суд вместе со мной и Марком. По дороге мы напеваем "Man of constant sorrow", а когда нас привозят в суд, в свое оправдание говорим, что все мы хорошо поем. Вы спросите, что дальше? Дальше титры. В лучших традициях ситкомов.
То есть, было бы гораздо быстрее, если бы кто-то пустил титры, но дальше последовал крик управляющего мотеля. Крик прямо таки душераздирающий. Холодящий, как говорится, кровь в венах. И почти наверняка связанный с тем, что за недолгое время моих рассуждений Рэнт успел заехать противнику в нос ручкой его же револьвера. Управляющий кричал, как мартышка, которую обдали кипятком, и выглядел не многим лучше. 
- Только в плечо? - спросил он меня, наконец обратив внимание на Марка. 
- Тогда скажи ему бежать. Но не так, как в прошлый раз. 
- А мы?
- И мы побежим. Или хочешь дождаться подмоги, обещанной нам детективом Пиглеттом? 
- Тогда, - сказал я, добравшись до двери и указав Марку двумя руками в сторону выхода, - нам нужно брать ваш грузовик, потому что пикап придется заправлять. 
- Ты хочешь сказать, что пообещал мне пикап, который не может ехать?
- Ну почему же? Может. 
Асфальт, вобрав в себя тепло утреннего солнца, при каждом шаге приятно грел стопу. Шаги наши отдавались на удивление громко, и перекрывались разве что громким дыханием Марка. Тот, продолжая молчать, шел по левую руку от меня и по правую от Колдфилда. 
- Так мы можем взять ваш грузовик? - спросил я повторно, когда мы отдалились на пару ярдов от кафе. 
- Даже если бы у меня был грузовик, не думаю. А тот, кстати, мог уже уехать. Если ты забыл, то ты помешал мне его угнать. Но я поразмыслил, и пришел к выводу, что пикап - всяко лучше. За него и пару-тройку рож отполировать не жалко. Ты со мной не согласен? Вот в начале, помню, был согласен. А я подумал, раз ты согласен, то и я тоже согласен. Сделал всё, как ты просил. И что ты теперь хочешь? Укатить отсюда на грузовике, который даже не мой?
- Я честно верил, что грузовик ваш.
- Вы пообещали ему мой пикап? - голос Марка звучал так, слово тот удивлен не решению пожертвовать его пикапом, а собственному решению заговорить.
- Мне кажется, - Колдфилд остановился и начал шарить по карманам пальто, - парню с дыркой от пули жадность не к лицу. 
Прощупав карманы изнутри и снаружи, но так и не обнаружив того, что искал, Рэнт принялся расстегивать пальто. 
- Да сколько лет я таскаю вас собой... - бормотал он, продолжая копошиться.
- То, что вы ищите, - осведомился я, - точно стоит потраченного времени?
- Вы же хотите заправить ваш...мой пикап?
- Хотите сказать, где-то между складками вашего пальто затерялась канистра с бензином? 
- Тебе бы сейчас еще колпак с бубенцами и разноцветное трико, - пренебрежительно бросил Колдфилд, не прекращая обыскивать свою одежду. 
- Нет, я действительно пытаюсь... 
- Задавать идиотские вопросы? 
- Да нет же... 
- Тогда лучше задайся вопросом, как мы попадем на закрытую заправку. 
И Рэнт продолжил рыться в карманах. Бездонных карманах, если учитывать время, которое эта затея отнимала. Марк, бледный и снова молчаливый, уселся на асфальт, а я принялся разглядывать собственную обувь, решив, что взгляд держать лучше подальше от Колдфилда. На того, кто хочет попросту тратить время, похож он не был, да и это ведь Рэнт разделался с толстяком-полицейским и чудаковатым мужиком, едва не превратившим Марка в дуршлаг. Ну, а такое, согласитесь, уже говорило в его пользу. Тогда, в кафе, когда Дэвид Вернер еще пребывал в сознании, а шапка надежно хранила свои секреты на голове управляющего мотеля, я пытался понять, не прогадал ли я с выбором союзника. Я гадал, не поступил ли глупо, втащив в эту историю кого-то еще. Хотел каким-то образом узнать, не делает ли это меня еще большим психом или, того хуже, вечным должником. Как я и говорил, теперь я многого не помню, но хорошо помню, что застыл. Глупо застыл, почти комично. В нелепой попытке понять, насколько верным было мое решение, граничащей с полным отрицанием того, что уверенность в самом решении приходит только с результатом. В общем, этой любовью впадать в ступор я едва не угробил лучший свой план. И пока я копался в своих мыслях, Рэнт действовал. Руководствуясь, конечно, собственными корыстными мотивами, но можно ли вообще придираться к мотивам в ситуации вроде моей? Рэнт Колдфилд был человеком расчета и уж точно не числился среди тех, кто помогал по симпатии. В попытке рассуждать более или менее объективно, можно легко прийти к выводу, что таких, как Рэнт, лучше окружать самыми толстыми стенами на свете. Стенами сплошными и без дверей, дабы единственный их шанс это место покинуть упирался во время, за которое стены разрушатся сами собой. Рэнт, как бы вы сказали, не тот, кто делает что-то хорошее. Как, в общем-то, и я. Но был еще и парень, жаждущий израсходовать свои запасы подарочной бумаги. Не знаю, что там было с его мотивами, но с действиями его всё было предельно ясно. И так уж сложилось, что жуткий тип вроде Колдфилда по нелепой случайности столкнулся с типом вроде меня, и по случайности еще более нелепой мне помог. Подонки против подонков – смех, да и только. О таком ведь в комиксах обычно рассказывают. И, может, в какой-то изощренной детской литературе, рассчитанной на юных читателей с дерьмовой жизнью и богатым воображением. В жизни же настоящей подобного рода ситуации настигают вас только в том случае, если вы редчайший неудачник. Понимаете, неудачник не рядовой, а человек, снискавший у судьбы невезение легендарных масштабов. И раз уж события сложились именно таким образом, лучше не удивляться, что вы застываете и подолгу копаетесь в своих мыслях. И лучше уж точно не подгонять того, кто копается в карманах. Понятно одно: ни в карманах, ни в мыслях верного ответа вам не найти. И в этом смысле вы обречены.

XXXVI

В какой-то момент я засомневался, что узнаю Ли, увидев её в толпе. Быть может, не узнаю, даже оставшись с ней наедине. Казалось, я больше не способен воссоздать в памяти ни одной черты её лица, словно те исказились до неузнаваемости от долгого пребывания в неблагоприятной среде. При попытке вспомнить, выхватить из воспоминаний хотя бы одну, все они растекались, точно вода, которую пытаешься зачерпнуть ладонью. По правде, я уже не был уверен, что помню Ли. Она выцветала из памяти день за днем, и я надеялся увидеть её снова раньше, чем... 
- Ключи вам всё равно придется отдать, - объявил Колдфилд вполне серьёзно, и я, в свою очередь, поблагодарил его за то, что он перебил мой мысленный монолог. 
Мы были в сорока минутах от того момента, когда Рэнт извлек из заднего кармана джинсов горстку самодельных отмычек. Еще какое-то время он удивлялся, что они вообще там оказались, но потом сказал, что времени нам терять нельзя, и направился к помещению заправки. Как вы наверняка догадались, бензоколонки были пусты, и уповать мы могли разве что на удачу и пару припрятанных канистр. Однако скрип отворяемой Рэнтом двери не ознаменовал ничего, кроме очередного разочарования. За дверью находились деревянные стулья с рифлеными спинками, сложенные в две стопки, до потолка каждая. В самом центе, недалеко от люстры, свалившейся с потолка и разметавшейся осколками по старому линолеуму, стояло зверски выпотрошенное кресло. Поролоновая набивка, аккурат пена на пасти бешеного зверя, облепила собой всё кресло, обнажив струпья из ржавых пружин. Кресло это, скорее всего, перетащили из мотеля, когда стало очевидно, что проку от него больше нет. Но и место, где его оставить, выбрали точно неспроста. Заправка пребывала в запустении много месяцев, и если среди постояльцев мотеля имелись те, у кого закончился бензин, уходили отсюда они на своих двух. 
Рэнт, обнаружив подобную картину, сказал, что только напрасно потратил отмычку, а затем развернулся и ушел. Вы, конечно, можете спросить, почему он ничего не обыскал, раз потратил столько времени на поиск и использование отмычек. Ответ в данной ситуации прост, и, возможно, простотой своей вас огорчит: обыскивать было нечего. За исключением уже упомянутых предметов комната не содержала ничего. Даже обои кто-то ободрал, оставив только пару клаптиков желтоватой бумаги ближе к потолку. Ни витрин, ни прилавков, ни тумбочек - ничего вообще. Мотель вместе с примыкающими к нему постройками распадался на части, всё больше сливаясь с местом, где когда-то был возведен. Мотель выцветал подобно моим воспоминаниям о Ли, и я решил, что поддерживать в этом месте жизнь будет только глупец вроде меня. Знаете, парень, отправляющийся на помощь тем, кто предпочел бы этой помощи мое отсутствие.
Но это было сорок минут назад, и теперь к упомянутым мной событиям можно не возвращаться. Спустя еще десять минут Колдфилд решил вернуться к моему изначальному предложению. Теперь , по его словам, это был единственный выход. 
- Так что, - говорил он, - если грузовичок не укатил от греха подальше, будем ехать на нем. 
Спрашивать, почему Рэнт не послал нас к чертовой матери, я не осмеливался, и Марк, в бледности своей способный потягаться с мертвецами, наверняка испытывал по этому поводу особую благодарность. А затем благодарность испытал и я. Правда, благодарил я уже не себя самого, а госпожу Фортуну. 
Знаю, леди, пересекаемся мы с вами редко, но раз вы придержали для нас грузовик, обещаю, в долгу не останусь. 
Хотя, что вообще от меня может потребоваться Фортуне? Даже если она набирает рекрутов в везунчики, отбор мне всё равно не пройти. И не то чтобы мне не везло на редкие возможности - напротив. Просто дело в самих возможностях, понимаете? Вот, к примеру, прийти в казино, подергать за ручки пару игральных автоматов и сорвать джек-пот с вероятностью один на миллион - это здорово. Угадать на рулетке десять чисел под ряд - тоже здорово. Здорово - ни разу не проиграть в покер. Но вот прийти в казино и оказаться задавленным насмерть слишком толстым крупье, провалившимся сквозь пол верхнего этажа - не здорово. Пусть даже по редкости своей событие это ничуть не уступает шансу сорвать джек-пот.
Прежде, чем забраться в грузовик, Колдфилд осмотрел Марка и заключил, что пуля прошла навылет. Это была по-своему хорошая новость, но, как любой человек с пулевым ранением, радоваться Марк не стал. Рану требовалось хотя бы как-то обработать. И, едва я начал озвучивать эту мысль, Фортуна снова появилась на горизонте, приветливо замахав мне рукой. А затем она заговорила голосом Колдфилда, и на этот раз Марк действительно повеселел. В грузовике, как того и требовали обстоятельства, находилась аптечка. Может, конечно, и не с препаратами первой свежести, но всё же аптечка. 
Я спросил Рэнта, имел ли он дело с пулевыми ранениями, и он сказал, что этот вопрос я мог не задавать. Немного поразмыслив, я уточнил, имел он дело с их лечением или же только с проделыванием их в телах предполагаемых оппонентов. На этот раз Колфилд даже не затруднил себя ответом, но, если глаза меня не подвели, улыбнулся мельком, вскользь. Как бывает, когда что-то происходит непроизвольно.
- Выбор у него всё равно не большой, - указал затем он на Марка. 
И мы решили, что так и есть. 
А еще через минут пятнадцать каждый из нас понял, что не ошибся ни в коей мере. Мальчишка всё меньше того, кто сражается с миром за каждый новый вздох. Кажется, я даже похвалил Колдфилда, однако тот в ответ хмыкнул и предложил похвалить производителей валиума. 
В общем, так мы и погрузились в грузовик, а затем снова встали, проделав порядка тридцати ярдов по северному шоссе. Чуть дальше по дороге нас ожидало препятствие, и, надо заметить, тонкие скелетеообразные конечности позволяли определить это препятствие почти безошибочно. Дабы снова не наговорить слишком много, скажу только, что неожиданно исчезнувший парень-француз предстал перед нами столь же неожиданно. Переминаясь с ноги на ногу посреди дороги, завидев нас, он принялся махать руками изо всех сил. Когда же из бокового окна у водительского сидения показалась недовольная физиономия Колдфилда, руки его мгновенно обмякли. 
- Ты хочешь, чтобы тебя сбили? - прокричал Рэнт, прикрываясь рукой от солнца, слепящего глаза.
Француз, по всей видимости, не испытывающий никакого желания заводить разговор с Колдфилдом, попятился назад. 
- Постойте, - обратился я к Рэнту. - Это тот парень, о котором я говорил. Он должен был находиться в кафе, когда мы пришли.
- Это твой приятель?
- Что? Нет... 
- Тогда я собью его, если он сейчас же не уберется с дороги.
Вполне разумно, подумал я. Но всё же попросил Рэнта позволить мне выбраться из грузовика, дабы переговорить с парнишкой. Я решил, попросить парня отойти на обочину - задача не из самых сложных. Это же пару шагов вбок, да и только. Кто с таким вообще не справится, а? Однако, заметив, что я стремительно приближаюсь, француз принялся отступать еще быстрее. До тех самых пор, пока не запутался в собственных ногах и не плюхнулся на зад.
- Спасти себя от себя самого, - прокричал Рэнт, продолжая выглядывать из окна. – Вот, что ему придется сделать.
Да и что ему-то? Нам всем.

Серия сообщений "Unnamed novel":
Часть 1 - Проснитесь, мистер Эйкли. I.
Часть 2 - Бегите, мистер Эйкли. II, III.
...
Часть 18 - Хороший человек в плохих обстоятельствах. XXXI, XXXII.
Часть 19 - Убирайся из моего города - вот так. XXXIII, XXXIV.
Часть 20 - Спасти себя от себя самого. XXXV, XXXVI.
Часть 21 - Во сне заложников не беру. XLI, XLII.
Часть 22 - Фолсомские Фламинго. XLIII.

Серия сообщений "Unnamed novel":
Часть 1 - Проснитесь, мистер Эйкли. I.
Часть 2 - Бегите, мистер Эйкли. II, III.
...
Часть 17 - Кроме этих диванов и дверной ручки мы здесь ничего не трогали. XXX.
Часть 18 - Хороший человек в плохих обстоятельствах. XXXI, XXXII.
Часть 19 - Убирайся из моего города - вот так. XXXIII, XXXIV.
Часть 20 - Спасти себя от себя самого. XXXV, XXXVI.
Часть 21 - Во сне заложников не беру. XLI, XLII.
Часть 22 - Фолсомские Фламинго. XLIII.

XXXI

- Хорошо, что ты не сказал об этом жирдяю, - пробормотал я, сам до конца не понимая, кому адресовалось сказанное.
- С ним говорить я больше не стану, - ответил Марк, и во взгляде его впервые за все время можно было разглядеть уверенность. 
Я же, в свою очередь, хорошо понимал, что к такой реакции моего спутника полицейский жетон никакого отношения не имел, а если и имел, то самое косвенное. Толстяка Марк невзлюбил с самого начала. Удивляться не стоит - так повел бы себя любой, испытывающий трудности с подбором слов, человек, завидев того, кто испытывает адские мучения при попытке замолчать хотя б на миг. А Марк вдобавок был уверен, что этот конкретный болтун - еще и лжец, в чем теперь убедились мы все. Хорошей новостью назвать это, конечно, было сложно, но Марк был прав, и, кажется, это одновременно пугало его и приводило в восторг. Он был тем, кто оказался прав, и теперь не знал, что делать. Так что парень просто смотрел на меня, задавая глазами десятки вопросов, а я тупо смотрел на него и осознавал, что вопросов у меня сейчас ничуть не меньше.
Быть может, вам нужна помощь, мистер Эйкли?
Вот о нем-то я совсем забыл. То есть, начал забывать. Просто не находил времени на то, чтобы думать о болтливом голосишке. Но разве допускал я хотя бы на секунду, что он и вправду отступил? Исчез просто потому, что меня сбил пикап. Нет-нет, Томми такого мало. Если хочешь перемен, головой нужно биться посильнее. Лучше её вообще отбить к чертям или высадить себе мозг, чтобы у чертова голоса не осталось ни единого укрытия. Но легкий удар - нет. Таким и мухи не убить. Попробуй теперь скажи, что ты об этом не знал. Но что говорить-то? Знал, знал, конечно же, знал.
- Вы знаете, что нам делать? - окликнул меря Марк, и я обнаружил, что настукиваю по столу обеими руками.
Осмотрев помещение в поиске дополнительных выходов, и не обнаружив ничего, кроме двери в туалет, я кивнул в её сторону:
- У них здесь что, даже подсобки нет?
- Не знаю, правда, не знаю. Я здесь раньше не был. 
- Это риторический...ай, да ладно, - махнул я рукой. - Если он успел связаться с кем-то, когда отходил, времени у нас не много. 
- О! - вскрикнул парень, поспешно зажав рот ладошкой. - Так вы думаете, что он здесь из-за вас?
- Если он и вправду меня не узнал, мы с тобой имеем дело с самым дезинформированным полицейским в стране.
Только сейчас, снова взглянув на входную дверь, я обратил внимание на застывшего у неё худосочного помощника управляющего. Видимо, на принятие решения организм его расходовал слишком много сил, чего он по очевидным причинам позволить не мог. Силы ему требовались для того, чтобы продолжать подавать признаки жизни. Хотя, судя по взгляду парня-скелета, сейчас он и сам жалел, что их подает. 
- Мы не расправимся с тобой, пока твой друг отошел, - обратился я к нему.
Выпучив глаза так, что те едва ли не лопнули подобно фруктам, переспевшим на солнце, тощий тип стал шарить руками в поисках дверной ручки.
- Она ниже. Не потеряй сознание, пока будешь на неё нажимать.
- Да чтоб его, - тихо выругался он, хотя голос его наверняка громче звучать попросту не мог. Тяжело вздохнув, "скелет" сполз на пол и, плюхнувшись задницей на грязный кафельный пол, зажал голову между коленей.
- Я в этом вообще участвовать не хочу, - продолжал он. - Не хочу, d'accord?
- На самом деле, - начал я, - ты можешь даже не сдвигаться. Если ты продолжишь так сидеть, когда они вернуться, будет даже лучше. Препятствие из тебя, конечно, хреновое, но лучше такое, чем никакого вообще, так? По правде, единственное, что нужно от тебя лично мне - это ответ на вопрос. Как думаешь, справишься?
- Qui... - голова его наконец вынырнула наружу. - Да, я хотел сказать, да. 
Я даже подумывал спросить парня, как в таком Господом забытом месте очутился француз, но решил, что судьбу испытывать не стоит. Если он вдруг решит, что это и есть тот самый мой вопрос, и поспешно сорвется с места (верилось в это с трудом, но кто не захочет перестраховаться), я потеряю время и останусь ни с чем. 
- Так вот, - снова заговорил я, прочистив горло, словно готовился произнести торжественную речь. - Есть отсюда выходы помимо того, который ты забаррикадировал собой? 
Голова тощего типа замоталась из стороны в сторону, как обычно случается с головами игрушек, прикрепленных в салонах автомобилей перед лобовым стеклом. Когда же голова снова вернулась в стабильное положение, взгляд маленьких испуганных глаз, посаженных слишком далеко от переносицы, был устремлен к барной стойке. 
- Здесь есть grenier, - указал он на потолок чудовищно тонкой рукой. - Запасы они берут оттуда. Но многое из запаса, как бы это сказать, не совсем приемлемо. Поэтому там есть еще один выход, через крышу. Если лестницу никто не унес, она всё еще там.
Лестница. Это было чертовски хорошее слово. Настоящая услада для ушей, в разы превосходящая по сладости ту, о которой болтал толстяк. Будь у меня достаточно времени, я бы наверняка подобрал с десяток отборнейших метафор, заключающих в себе и наилучшим образом передающих всю ценность лестницы в данной ситуации. Но чего у меня не было, так это времени. Да и пребывание в окружении двух людей, способных распознать метафору только при наличии характерного указателя, в подобном деле совсем не вдохновляло. В общем, от бесполезной затеи я отказался очень быстро, и бросив худощавому французу что-то вроде "спасибо, продолжай сидеть там, где и сидел", направился к барной стойке. Марк, в свою очередь, решил, что последняя моя фраза касается его в той же мере, что и нашего французского приятеля, и теперь, отказавшись от каких бы то ни было движений, он сидел за столом, точно кукла, усаженная ребенком, надумавшим поиграть чаепитие. 
На полпути я попросил Марка бросить мне ключи от пикапа ("Мало ли, что получится. Но я нас точно вытащу. То есть, точно попытаюсь вытащить..."), и тот, не задавая лишних вопросов, извлек связку из кармана, а затем отпрвил её прямиком в мои руки.
- Вот, теперь точно всё, - едва слышно пробормотал я.
Взобравшись на стойку (она, надо заметить, была куда крепче, чем казалось на первый взгляд), я принялся ощупывать потолок. Маленькое насквозь проржавевшее колечко обнаружить было несложно. Куда сложнее было с его помощью привести в движение дощатый навес, который, несмотря на свое древнее, почти историческое происхождение, рыхлым совсем не являлся. Уцепившись в колечко указательными пальцами обеих рук, я принялся тянуть его на себя, пытаясь при этом не свалиться со стойки. Это, чтоб вы знали, была уже частичная победа. В какой-то момент навес начал поддаваться, и доски, из которых он был сколочен, всё больше и больше накренялись ко мне. Это была частичная победа, и не было ни одного повода сомневаться в том, что со временем она стала бы победой полноценной. В конце концов, любую доску можно оторвать, а любую дверь открыть. Помешать в таком деле вам может разве что внезапная смерть или отсутствие рук. Ну, и, конечно, толстяк-полицейский, слишком рано возвратившийся в кафе.
Возвратившийся - так я это сказал? К сожалению, слово это не самое подходящее, но для начала хватит и его. Это просто, чтоб вы знали о его присутствии в помещении. Но если уж говорить о способе его возвращения, лучше сразу указать на то, что в кафе теперь не хватает двери. Её, стеклянную и хрупкую, он безжалостно высадил ногой, заставив тем самым парня-скелета спикировать носом в пол. Закричав, что есть силы, парень схватился за лицо и пополз в сторону противоположную двери. Кричал он, должно быть, не от боли, а от неожиданности, но от этого крик его отнюдь не становился приятнее. Парень вопил, как вопят баньши в старомодных фильмах ужасов, и полз точно так же, как ползут испуганные их криками горе-приключенцы. На какой-то миг костлявый француз стал живым воплощением ретро-кинематографа и заставил всех отвлечься от главного виновника торжества - меня. Я же к тому времени успел собраться с последними силами и еще раз потянуть кольцо. Опустившись слишком резко, навес едва не столкнул меня на пол, однако цепкости моих рук, пусть и не успевших зажить после столкновения с асфальтом, оказалось достаточно. А затем, кивнув Марку в надежде, что тот интерпретирует мой жест соответствующим образом, я резко подтянулся вверх и вывалился на чердак. Другого подходящего слова я, к сожалению, подобрать не могу - так оно и было. Теперь, развалившись на пропитавшихся влагой досках, я лежал, самому себе напоминая рыбу, выброшенную волнами слишком далеко на сушу. От мысли о собственной беспомощности меня едва ли не стошнило, и я принялся подниматься. Очутившись в сравнительно устойчивом положении, я услышал голос, доносящийся с первого этажа, и тот час же признал в нем толстяка Вернера. Смеха или хотя бы легкого намека на него в голосе больше не слышалось. Обращался толстяк не ко мне, а, вероятно, к одному из сотрудников мотеля. 
- Этот подонок может оттуда выбраться? - говорил он, едва ли не срываясь на крик.
- Может, - отчеканил мужик в шапке, и после этого никто уже не говорил. 
Характерный скрип, исходящий снизу, свидетельствовал о том, что теперь барной стойке предстоит удержать на себе толстяка. Вообразив его тушу, балансирующую на узкой деревянной подставке, я невольно улыбнулся, однако решил, что для смеха время можно выбрать и более подходящее. 
Развернувшись на 180 градусов, я уперся взглядом в старый шкаф, забитый чем-то под названием "Полыневый абсент Тода". Из-за шкафа выглядывало несколько старых матрасов, подпирающих собой местами дырявую крышу, и большое велосипедное колесо с торчащими во все стороны спицами. Чуть ближе ко мне мелкие дыры в крыше из потрескавшейся черепицы сменялись одной большой, затянутой прозрачной клеенкой. Держаться клеенке позволяли несколько металлических шестов, выкрашенных в грязно-коричневый цвет, и раскладная лестница, стоящая особняком, чуть левее. 
Прислушавшись, я не сумел разобрать ничего кроме пыхтения толстяка, порождаемого его огромным телом. 
Сейчас, Томми. Сейчас или после долгих судебных разбирательств. 
Шесты я решил сразу выбивать ногой. По одному удару на каждый, чего, кстати, оказалось более, чем достаточно. С грохотом повалившись на пол, импровизированные металлические подспорья повлекли за собой клеенку. Последняя, однако, не имея возможности долететь до пола, повисла на раскладной лестнице, превратив ту в компактное подобие вигвама. Потянув клеенку на себя, я вернул лестнице её прежний вид, и тот час же занес ногу над одной из её ступенек. В этот самый момент, то ли по вине обстоятельств, то ли благодаря Марку, верно истолковавшему мой жест, снизу послышался громкий стук. Такой вам ни за что не воссоздать без предварительного поглощения тонн пищи на протяжении десятка лет. И, может, только этот стук вам ни за что не спутать любым другим. С таким звуком жировой мешок избивает кафель. С таким звуком погибают результаты стараний бригады рабочих. И, если уж на то, именно с таким звуком к любому беглецу приходит осознание того, что момент для побега наступил самый подходящий. Так что, на какое-то время очистив голову от мыслей, я вскарабкался по лестнице на крышу, и, не успев толком оглядеться, направился к тому её углу, откуда торчали перила от лестницы пожарной.
Толстяк проклинал Господа, мою мать и называл кого-то придурком. Расслышать это не составляло труда даже на крыше здания, а сам жирдяй, должно быть, и не думал останавливаться. Как, впрочем, не планировал останавливаться и я. Добежав до пожарной лестницы, я практически соскользнул вниз. Больно приземлившись на пятки, я прибавил скорости и побежал к пикапу. Да-да, я знаю, что вы думаете. Так поступают только подлецы. Убегают, не дожидаясь тех, кто им помог. Но у меня был план. Знаете, как в лучшие мои времена. И состоял он не только в том, чтобы дать на педаль. Конечно, согласно плану, прежде всего мне предстояло добраться до пикапа и рвануть с места так, чтобы даже шапка на голове флегматичного управляющего мотеля подпрыгнула на пару футов. Но имелся в плане также пункт, касающийся моего возвращения. В идеализированном варианте я спасаю Марка от жирдяя и его новоявленных помощников, а затем мы спокойно, можно сказать расслаблено, укатываем отсюда под песни из последнего альбома CCR.  В общем, идеализированный план постулировал всё именно так, но, несмотря на его существование, идеалистом я отнюдь не был. Пытаясь не запутаться в собственных ногах и ощущая предательское покалывание в левом боку, я искренне надеялся на то, что старый "Додж" сберег в своем баке достаточно бензина для того, чтобы позволить мне подогнать его к тому, что осталось от двери кафе. Бензин, необходимый для продолжения пути, я надеялся стащить, когда всё закончится. А закончиться всё могло только при условии временного устранения Дэвида Вернера.

XXXII

Добравшись до пикапа, я попытался разом отогнать все мысли о Ли. По какой-то причине именно в этот момент мне стало жутко стыдно за то, что я опаздываю. Конечно, можно было оправдать себя и тем, что Ли меня совсем не ждала, а, может, даже продолжала пребывать в неведении касательно моего побега. Но кто точно не опаздывал, так это подонок-упаковщик. Уж он-то приходил всегда вовремя, и подарки свои преподносил без запозданий. Да он был пунктуальнее любого чиновника или банкира, каких вам только доводилось встречать, а я... Я просто закрылся в пикапе.
Быть может, вам хочется знать, почему я так редко вспоминаю Ли, если так рвусь её спасти. Я знаю, что это может напоминать. Мать его, дьявольское хладнокровие, так? И парень с вымороженными чувствами, одержимый какой-то идеей, идущий на поводу у своих обсессий - этот парень в центре всего происходящего, и этот парень - я. Не сомневайтесь, я прекрасно знаю, как всё это выглядит, но, клянусь вам, это не так. Правда же куда тривиальнее и прозаичнее. Она состоит в том, что мысли о Ли меня парализуют. Сделают беспомощным и забросят прямиком в гнездо кукушки. Заставят метаться из стороны в сторону в надежде, что пребывание на каждой из сторон в конце концов сведет мои счеты со старым добрым миром и позволит получить желаемое. Я стану тем, кем был в начале. Именно тем, кого Ли так возненавидела. Придурком, который составляет списки, пребывая в полной уверенности, что только пошаговое выполнение одного пункта за другим даст ему то, чего он так хотел. И я хочу, чтоб вы знали, что Ли никогда не была в этом виновата. Она стала катализатором, дала причину для составления списков, но никогда не была причиной того, что я испытывал в этом необходимость. Ли напротив пыталась меня спасти. Она была лекарством, панацеей или чем-то вроде того. Просто я не знал, что с этим лекарством делать. Представьте себе дикаря, по воле обстоятельств подхватившего заразу, а затем по их же милости откопавшего аптечку, полную медикаментов. Представьте этого дикаря отчетливо, и вы разглядите в нем меня. Конечно, я был не совсем уж дикарем - я знал, как всё это контролировать. Но, по правде, никакой контроль не мог унять ощущения того, что внутри меня движутся тектонические плиты. Дрейфуют с колоссальной скоростью, а затем сталкиваются, заставляя целые континенты откалываться и разлетаться по сторонам. Это было 10 по шкале Рихтера, и эвакуировать себя из эпицентра я никак не мог. Так что, да, я просто закрылся в автомобиле и пытался не думать о Ли.
Самое ужасное пришло потом, уже после того, как я отогнал все отвлекающие меня мысли. Это, знаете, был слон в гостиной. Огромный, вонючий и явно пребывающий в самом конце своего жизненного пути. Это был слон сокрушительных габаритов, и даже гостиная размером с мою память была для него мала. А еще он был зол, недоволен и точно не планировал уходить. В планах его было уничтожение моих планов. И единственного усилия было вполне достаточно, чтобы спровоцировать падение карточного домика, который я так усердно возводил последние несколько часов. Вообще, я попытаюсь больше не бросаться лишними словами. Сейчас они уж точно ни к чему. Что же касается сути, вы наверняка могли и сами разглядеть её, окажись вы хоть немного внимательнее меня. Как я уже сказал, это была не мелочь, а самое очевидное, что только можно вообразить в моей ситуации. Но по какой-то причине я слишком увлекся. Придумал идеальный план побега, где я убегаю, добираюсь до пикапа, подгоняю его к кафе, затем вламываюсь в кафе, не без помощи Марка оглушаю толстяка (оружия при себе у него не было, если он, конечно, его не проглотил) и спокойно продолжаю свой путь в город. И знаете, что? Это был просто гениальный план. Так вам скажет любой, кто умеет водить, и вообще способен куда-то подогнать пикап. Но, разумеется, не я. Чего я точно не умел, так это водить. И, должно быть, потом мне понадобится чертовски много времени, чтобы уяснить, как можно не помнить такого. 
Вы, мистер Эйкли, кажется, просто переволновались. Право же, это далеко не конец света. Никогда не поздно... 
Никогда не поздно заткнуться. Честное слово, мне сейчас не помешает немного концентрации.
На вашем месте, мистер Эйкли, я бы не стал так обращаться с добрым другом. Хотите решить проблему? Ну, так никакая вам нужна не концентрация, а простое и удобное решение. Выбирайтесь из машины. В ней вы точно никуда не уедете. Говорите, нужно решить проблему? Так ищите решение. Ищите внимательно, мистер Эйкли. А потом мы поговорим.
Что ж, стоило признать, совет был дельным. Не следовать ему было бы еще глупее, чем закрыться в этом пикапе. А раз так, лучше и вправду исправлять ситуацию поскорее. Сделав глубокий вдох, я выбрался наружу и осмотрелся. Если за мной кто-то и гнался, то убежал он в ложном направлении. Хотя, по правде, я и сам не верил в то, что безоружный Вернер стал бы за мной гнаться. Перед ним был тип, который сбежал из тюрьмы, замочил кого-то в один из первых дней на свободе, а потом двинулся дальше под беззаботный свист. Таким меня видели его коллеги на пару с ребятами из круглосуточного радиовещания, а значит, видел и он. Расклад не из выигрышных, что и говорить. Однако по нелепой иронии именно он сейчас работал на меня. Я твердо решил, что вне зависимости от того, что задумал толстяк, мне необходимо раздобыть нам транспорт. То есть, конечно, не нам с толстяком, а нам с Марком. В конце концов, последний в глазах гипотетических присяжных теперь выступал в роли моего полноценного подельника.
Также я твердо решил, что идти нужно на любые меры, уж какими бы они не оказались. Возможно, следовало даже заручиться помощью со стороны, и то, что я придумал... Было чистой импровизацией.
Намотав круг по парковке, я обнаружил порядка дюжины автомобилей и ни одного человека. Ближе к самому мотелю находился курьерский мопед (разумеется, без единого намека на скорое возвращение владельца) и разместившийся почти вплотную к боковой стене фургон. Когда-то синий, фургон был неумело перекрашен. Широкими разводами белая краска тянулась вдоль всего фургона, обнажая синюю только в местах у фар и колес. На грязно-белом боку фургона красовалась наклейка с огромной рыбиной в короне, указывающей хвостом на надпись "Голден фиш". Я подумал, что компаний с таким названием, должно быть, десятки, и каждая из них считает своим долгом указать на отменное качества продукта с помощью слова "голден". Да это, если подумать, слово вообще универсальное. Какие бы услуги вы не предоставляли и какой бы товар не пытались продать, слово это будет всегда к месту. Золото - это всегда хорошо, это непременно высшая проба. И если вы не хотите себе проблем, даже не пытайтесь с этим спорить. 
Пока я пялился на фургон, пытаясь что-то разглядеть в его салоне, боковое стекло стало плавно опускаться. Когда же зазор стал достаточно большим, чтобы просунуть сквозь него голову, из салона вынырнул бледный тип с тяжелыми мешками под глазами. Больным при этом он совсем не выглядел - производил скорее впечатление человека вечно уставшего, из тех, чья усталость перманентна и никогда не зависит от настроения. Бледная кожа лица, натянутая на высокие скулы, слегка обвисала на шее, от вид её обладатель производил крайне самодовольный. Голос его, впрочем, тоже показался мне самодовольным, хотя заговорил бы так почти любой. 
- Чего уставился? - спросил он, когда глаза его наконец сфокусировались на мне.
- Там, - указал я пальцем в сторону кафе, пытаясь при этом изображать высококлассный испуг, - какой-то мужик сошел с ума. Я серьёзно, он псих. Сначала говорил, что он фокусник, а потом начал кричать, что все вокруг убийцы. Он жирный, просто здоровенный - такого мне не усмирить. И он напал на моего друга. 
- Ты всегда убегаешь, когда твоих друзей начинают бить? - тип вопросительно вскинул брови.
- Да говорю же я, мне одному его не успокоить. 
- И поэтому ты решил, что я должен подраться за тебя? 
- Я решил, что вы можете помочь. 
- Звони в полицию. Они должны помогать, а не я. 
- Честное слово, что с вами такое? - закричал я. - Вы правда думаете, что полиция примчится разнимать драку.
- Честное? - спросил бледный тип, смакуя слово буква за буквой. Уголки его тонких губ вдруг поползи вверх, и на лице у него отразилось некое подобие улыбки. Подозрительной даже для такого парня, как он. - Хочешь, значит, узнать, что я думаю по этому поводу? Я думаю, ты врешь. Правдоподобно, но всё равно врешь. Я бы сам так врал, так что знаю я об этом точно. Что бы там не натворил наскучивший тебе приятель, унимать его по твоей прихоти я не собираюсь. Кто из вас прав, разницы мне тоже нет. Но на молокососа ты не похож, а потому должен хорошо понимать, что любая помощь чего-то стоит.
Я почти с самого начала был готов к отказу. Я был готов к тому, что меня пошлют к чертовой матери, как только я раскрою рот. И я даже был вполне согласен смириться с тем, что лжец из меня не такой убедительный, как хотелось бы мне самому. Но я честно не был готов к бартеру. Я и вообразить не мог, что незнакомец, каким бы добряком или негодяем тот не оказался, предложит обмен. Услугу за услугу. Это же проще простого, да? И это, кстати, далеко не худший вариант. Однако я всё равно застыл, так и не выдавив ответа или хотя бы пародии на него.
- Что застыл? - одернул меня выглядывающий из грузовика тип. - Твое хрупкое мировоззрение рушится от того, что кому-то нужны деньги. 
- Скорее от того, что денег у меня нет.
- Ты либо большой юморист, либо большой идиот. Вот сделай одолжение. Поведай старому глупцу на милость, что вообще можно делать в мотеле без денег?
- Даже если я прямо сейчас захочу пересказать вам всю историю, под конец моего рассказа наступит вечер.
- Как знаешь, - большой любитель денег и бартера пожал плечами. - Так есть у тебя, чем платить, или нет?
- Есть подержанный пикап, - выпалил я, казалось, даже быстрее, чем успел это обдумать. 
- Пикапов здесь полно, - ухмыльнулся мой собеседник. - А ключи от него у тебя имеются?
Достав из кармана ключи, я подбросил их в воздух, и, поймав той же рукой, упрятал обратно в карман.
- Вот это, я понимаю, разговор. 
И, прижав кулак к губам в попытке подавить зевок, тип с угрюмым лицом и мешками под глазами лениво толкнул дверцу салона: 
- Что, говоришь, тебе нужно сделать?
- Никакой черной работы. Просто кое-кого усмирить. 
- Усмирить - значит, на время, - словам этим каким-то образом удалось стереть все возможные намеки на угрюмость с лица моего нового союзника. Напоминал он теперь большого поклонника сафари, в чьи планы возвращение с пустыми руками не входило уж никак. Окончательно выбравшись из фургона, он пристально посмотрел на меня, словно пытался подобрать наиболее интересующий его вопрос. Однако вместо вопроса последовал короткий кивок. 
- Веди, - сказал он, громко хлопнув дверцей фургона.
- Хорошо, - заговорил я, когда мы преодолели половину пути, - что вы не стали расспрашивать о моей истории. 
- А что расспрашивать-то? - мой собеседник издал короткий смешок. - История всегда одна и та же. "Хороший человек в плохих обстоятельствах". И попробуй теперь скажи, что я не прав.

Серия сообщений "Unnamed novel":
Часть 1 - Проснитесь, мистер Эйкли. I.
Часть 2 - Бегите, мистер Эйкли. II, III.
...
Часть 16 - По-правде, я бы просто хотел спросить у вас, работает ли здесь заправка? XXVIII, XXIX.
Часть 17 - Кроме этих диванов и дверной ручки мы здесь ничего не трогали. XXX.
Часть 18 - Хороший человек в плохих обстоятельствах. XXXI, XXXII.
Часть 19 - Убирайся из моего города - вот так. XXXIII, XXXIV.
Часть 20 - Спасти себя от себя самого. XXXV, XXXVI.
Часть 21 - Во сне заложников не беру. XLI, XLII.
Часть 22 - Фолсомские Фламинго. XLIII.

XXX

Как только мы поравнялись с тремя бензоколонками, установленными здесь, кажется, еще в середине прошлого века, толстяк опустил свой фонарь на землю и радостно потер ладоши. В тусклом свете уличных фонарей лицо его походило на старый добрый спутник нашей планеты, который шутки ради кто-то решил уменьшить и насадить на плечи этому бедняге. Глазницы, аккурат два кратера на неровной поверхности кожи, казались пустыми и незрячими, едва ли способными отражать то небольшое количество света, которое до них доходило. 
- Почти пришли, мои дорогие новые друзья, - радостно провозгласил он. 
- Куда теперь? - безучастно спросил я, зная, что именно этого вопроса толстяк и дожидается. 
- Осталось только обойти заправочку. За ней помещение чуть поменьше. Вот туда нам и надо. Но перед тем, как мы туда зайдем, я бы хотел взять с вас слово, что ни одна душа не узнает о нашем маленьком паломничестве. Разве выиграет кто-то, если эти пройдохи начнут ночью запирать всё на ключ?
- Торжественно клянемся хранить молчание. 
- А за дружка своего ты, что ли, тоже ручаешься?
- Как видите, он нем, как рыба. Вы разве не этого добиваетесь?
- Что правда, то правда, - засмеялся толстяк. - Ну, чего ждете? Следуйте за мной, мои маленькие устрицы. 
Я, знаете, никогда не любил случайных знакомств. Такие вот истории, где вам непременно попадается общительный незнакомец, предлагающий вам свою компанию на неопределенное время. Компанию, конечно же, необременительную, невзирая на его настойчивость и любовь к навязчивым вопросам. Но разве способно это омрачить радость от возможности обрести нового приятеля? Еще и такого отличного, как этот.
Ли часто критиковала мою нелюбовь к новым знакомствам, но в то же время признавала, что мне неплохо удавалось нас спасать. Ну, спасать, конечно, громко сказано, но выкручиваться из разных ситуаций я умел прямо таки здоровски. Отделаться от навязчивого типа в баре? Да-да, это ко мне. Как-то раз Ли сказала, что выбрала меня, потому что у меня всё не валилось из рук. Можете не верить, то в свои лучшие времена Томас Эйкли не был неудачником. Тюрьма - это большая неудача, спорить не стану. И ОКР - проблема не многим меньше (если вообще не больше). Но в остальном... В остальном я знал, что делать. Как и многие дети, в свое время я дал себе слово не бояться, а когда повзрослел, изо всех сил пытался его держать. Со временем я понял, что в мире вопиющих кошмаров выбирать всего один - попросту нечестно. Как, впрочем, неразумно и отдавать предпочтение двум или трем. Для полной справедливости выбрать придется их все, и бояться каждого ничуть не меньше, чем предыдущего. А с этим, думаю, вы и сами догадались, сразу возникнет серьёзная проблема: вам просто не хватит времени на каждый. Так что лучше, решил я, оставить все кошмары в покое и сконцентрироваться на чем-то другом. Ли это рвение сразу оценила. А я всё думал, что не так-то сложно держать что-то в руках, если сами они не трясутся от страха.
- Меня он немного пугает, - сказал Марк, когда наш новый знакомый по своим же собственным словам отправился отложить утреннюю бандероль. Теперь мы сидели за одним из пяти деревянных столиков, покрытых местами облупившимся лаком. Кожаные диваны, на удивление мягкие, были придвинуты к столам чуть ли не вплотную, а ножки их оказались намертво прибиты к полу. В торце комнаты располагалась видавшая виды барная стойка, окруженная со всех сторон развешавшими табуретами о трех ножках. Бутылки с напитками выстроились вдоль стойки в импровизированную шеренгу, состоящую преимущественно из рома и местного ликера ярко оранжевого цвета. Последний напиток настойчиво рекламировался на плакатах, развешенных по всем стенам заведения, и удивительным образом умудрялся оказаться везде, куда бы вы ни посмотрели. Сами плакаты были нарисованы от руки, вероятно, одним из сотрудников, и благодаря своим немалым размерам заставляли помещение казаться не столь пустым. Марка рисунки, кажется, заинтересовали куда сильнее, чем меня. Я же попросту провалился в воспоминания, и теперь думал о том, как раньше уверял Ли, что со мной оснований для страха у неё нет. То есть, вспомнил я, конечно, не из-за рисунков, а из-за того, что сказал Марк. И теперь, несмотря на то, что Ли поблизости не было, мне это по-прежнему представлялось важным.
- Он просто жирный и болтливый, - ответил я, пытаясь изобразить успокаивающую улыбку. - И еще он из большого мира, в котором тебе бывать доводилось не нечасто.
- Раз вы говорите, так оно и есть. Но, сдается мне, этот ваш новый приятель - большой врун. У него глаза вруна, улыбка вруна, и смех у него тоже, как у вруна. Он говорит так, как говорят все плохие актеры, а их я видел много, потому что каждые полгода в Энд Поинте останавливался цирк. Может, сам он и не циркач, но говорит и смеется точно так же, как они.
- Даже если так, актер нам сейчас вряд ли может навредить.
Казалось, Марк ожидал от меня любого ответа за исключением этого. В глазах его теперь читался упрек, но выдавать его еще каким-то образом он не хотел. 
- Вы и сами знаете, - бессильно выдавил он, - что вред приносят не актеры, а большие вруны. 
- Как бы там ни было, у нас еще есть время это узнать.
Когда толсятк вернулся, я сказал, что это место оказалось здесь невероятно кстати. Ночи, говорил я, теперь всё холоднее. И не удивительно - лето на последнем издыхании, а скоро и вовсе задохнется под натиском осенних холодов. На это толстяк возразил, что холод любит куда больше, чем жару, потому что в холод ему не приходится так потеть. 
- Это всё из-за моей проклятой комплекции, - продолжал он. - Красивым статным мужчинам проходится чем-то жертвовать. Вот так-то.
- Всем приходится чем-то жертвовать, - пожал я плечами. 
После этого толстяк не поленился еще раз напомнить нам, что именно он нашел это славное местечко. А это, если мы вдруг не догадались, тоже жертва. Да еще какая.
- Потратить уйму времени, ребятки, - слова его звучали, как ода самому себе. - Не полениться обыскать здесь все углы. Не побояться отморозить себе булки или вывихнуть лодыжку. Я, может, в обычное время и не самый отважный парень, но в ситуациях особой нужды...
- Вы так и не рассказали, что здесь делаете среди ночи, - спросил я, решив не дожидаться, пока он прекратит себя хвалить.
- А вы разве рассказали? - засмеялся жирдяй. - Уверен, ваша история будет не хуже моей. Может, даже лучше. Чудаковатый парень и мистер большой молчун. Да такие истории просто не могут быть ничем, кроме как усладой для ушей. 
- Думаю, этот рассказ вас огорчит. У нас просто бензин закончился не вовремя. Заехали сюда в надежде, что можно будет заправиться. Вот вроде и всё. 
- Всё? - округлил глаза толстяк. - А мне вот, например, так не кажется. Но ладно, дело ваше. Не хотите делиться с новым другом - не делитесь. Мне-то всё равно от вас скрывать нечего. Я, коль уж спрашиваете, иллюзионист. Знаю, не похож, но ловким рукам большое тело не в помеху. Учиться я закончил недавно, так что теперь мне нужна практика. И как сказал мой учитель Гарри, начинать лучше всего с той публики, которая до тебя не видела ни одного иллюзиониста. Так что, джентльмены, Дэвид Вернер к вашим услугам. 
- Фокусы? - переспросил Марк, не в силах скрыть подступающее ликование. - А прямо здесь вы что-то показать можете?
- Здесь я могу показать только свой голый зад, мальчик. Иллюзионисту нужно оборудование. И как только я подготовлюсь, вы сами всё увидите. Но не раньше, - на этих словах указательный палец его правой руки повис в воздухе и угрожающе нацелился на Марка. - Не раньше, малыш. Усвоил?
Вероятно, пожалев о том, что вообще решился говорить, мой юный спутник громко сглотнул. Как только звук этот протиснулся сквозь его горло, Марк энергично закивал.
- Вот и славно, - снова заулыбался толстяк, а затем, решив, что сейчас время поудобнее разместиться на диване, заерзал по нему взад-вперед. "Да чтоб тебя, Иисусе" - вскрикнул он спустя пару секунд, и, приподнявшись настолько, насколько позволяла его комплекция, принялся ощупывать задний карман джинс. Из кармана он выудил что-то вроде кошелька в потертой кожаной обложке. Мельком взглянув на обнаруженный предмет, толстяк накрыл его ладонью, так чтобы мы могли видеть разве что обтрепавшиеся уголки обложки, и поспешно спрятал его обратно в карман. Затем, уставившись на нас взглядом, в котором за первенство сражались рассеянность и волнение, он спросил:
- А знаете, мои новые друзья, какая в этом всем мораль?
Я кивнул, давая понять, что выслушаю ответ вне зависимости от того, хочется мне его слышать или нет. 
- Так вот, - продолжил толстяк, предварительно возвратив на лицо самодовольную ухмылку. - Мораль здесь следующая: никогда не носи с собой то, что может продырявить твою задницу. 
- Дельный совет, - согласился я. 
- Ха! - хлопнул в ладоши жирдяй, да с такой силой, что Марк подпрыгнул на месте. - Смотрите, кто к нам идет, - указал он на окно. 
Упершись руками стол, я наклонился в сторону окна, предварительно заставив отпрянуть Марка, который сидел к нему ближе. По узкой дорожке, которая всё больше проглядывалась в наступающем рассвете, к нам направлялось два человека. Первый, идущий впереди, был заметно ниже того, кто следовал за ним, даже несмотря на высокую меховую шапку, восседающую на его голове подобно ленивому питомцу. Одет он был в простой полосатый халат, оливковую футболку и пижамные штаны в полоску красного цвета, точно такую же, как и на халате. Человек, семенящий позади казался безобразно худым, и с такого расстояния больше походил на скелет, нежели на кого-то живого. Его обнаженные тонкие ноги торчали из синих шорт с каким-то замысловатым геометрическим узором, а руки, еще более тонкие, болтались из стороны в сторону, как будто сам ветер приводил их в движение. Из верхней одежды на втором человеке была только футболка с неизвестным черно-белым логотипом, явно не подходящая ему по размеру. Края футболки он заправил в шорты, однако та всё равно оставалась слишком большой, и теперь вздулась от ветра, обретя сходство с натянутым парусом. Каштановые волосы до плеч, не видевшие воды уже много дней, с каждым порывом ветра облепляли ему лицо, подобно водорослям, что обклеивают тело пловца, оказавшегося в застоявшемся водоеме.
- Кажется, наш стук их всё же разбудил, - кивнул я в сторону идущих к нам людей.
- Мне больше интересно, как эти подонки узнали, что мы здесь, - проговорил Дэвид, позволив улыбке уступить место замешательству. 
- Ну, об этом они нам точно скажут.
И они сказали. Почти сразу, как только преступили порог придорожного бара-кафе. Взглянув на нашего нового спутника весьма внушительных габаритов, сотрудники мотеля единогласно и без лишних слов решили не приближаться к нам ни на шаг. В конце концов, незнакомцы есть незнакомцы, и кто знает, чего от них ждать, особенно, когда их трое, а один из них может случайно на тебя сесть. Конечно, уберечь нас от угроз с их стороны это не могло никак. И к осознанию этого обе стороны пришли почти одновременно. Мужик в шапке решил нападать не сразу, а постепенно, подбирая наиболее удобную и верную стратегию. На нем, как на управляющем мотеля, должно быть, лежала нехилая ответственность, а пренебрежение обязанностями сулило бы верным провалом. Вы же, в свою очередь, можете спросить, с чего я вообще взял, что он и есть управляющий мотеля, а не, к примеру, заместитель худосочного типа или вообще обычный бродяга с окрестностей. Вы также можете выдвинуть несколько разумных доводов в пользу того, что последние из названных мной вариантов звучат куда правдоподобнее, однако правда... Правда состояла в том, что худощавый тип не тянул даже на роль управляющего собственным телом, так что о такой огромной штуке как мотель можно было спокойно забыть. Он вроде как был из тех, кого другие водят за собой для количества. Такой парень мог легко обеспечить вам преимущество в дискуссии или любого рода противостоянии, где победитель определялся количеством голосов "за" и "против". Задача его, вероятно, состояла в том, чтобы активно и кивать и соглашаться с тем, кто его с собой привел. Но кто вообще говорит, что этого мало? Так что в этом смысле ценность худого типа, которого едва не унесло в страну Оз по дороге сюда, была неоспоримой. И, подтверждая мое предположение, он усиленно закивал, как только открылся рот его шефа. Последний же держался холодно и уверенно, несмотря на глупую шапку, надетую явно не по сезону. Сказал он, что как бы мы здесь не очутились, ключей он там точно не давал, и если вдруг окажется, что мы отсюда что-то утащили, он сам нас найдет и заставит отработать всё до цента. 
- Кроме этих диванов и дверной ручки мы здесь ничего не трогали, - спокойно возразил я. - И они, как видите, всё еще на месте.
- Хорошо, - кивнул он. - Тогда задам другой вопрос. Кто вы, черт возьми, такие, и кто дал вам ключ?
- Ключ? - зашелся уже привычным хохотом толстяк. - Да ты вообще в своем уме, боец? Здесь было открыто. Это, когда дверь говорит "войди в меня". Говорит, "ну же, странник, не бойся, согрейся в стенах этого прекрасного кафе, раз уж остолопы из мотеля спят мертвым сном". Так она говорит. А мы просто послушали и вошли.
Прищурившись так, что глаза его обрели сходство с отверстиями для монет в телефонных автоматах, мужик в шапке чуть поддался в нашу сторону. 
- Положим, так и было, - наконец выдал он. - Но что теперь? Должна в этом всем быть какая-то польза, не думаете? Эдакая компенсация за беспокойство.
- Погоди-ка, погоди-ка, - заговорил Дэвид Вернер голосом азартного игрока, - мне это послышалось, или ты хочешь содрать с нас деньжат за то, что не дал нам номера в отеле. 
- За пользование имуществом, принадлежащим мотелю, - сухо ответил управляющий.
- Вы только посмотрите, - азартный игрок, пробудившийся в Вернере, казалось, получил то, что хотел. - Это называется капитализм. То, чему учили нас наши отцы. Вы, надо заметить, очень способный ученик, мистер шапка. Но, пока никто из нас не наделал глупостей, предлагаю выйти в укромное местечко и переговорить. 
- Если вы думаете, что драка...
- Господи, - хохот, который толстяк так усердно пытался подавить в течение нескольких секунд, всё же вырвался наружу и заполнил собой кафе, отражаясь от каждой его стены. - Иисус и Мария, его дорогая благородная матушка Мария... Что вы вообще за дикари такие? Драка! Нет, шапочник, я серьёзно, да ты же настоящий варвар! Чуть что, сразу драться... Чтоб ты себе уяснил, я об этом даже подумать не успел. Я тебе поговорить предложил. Разве не так я сказал?
- Всё так, - снова сощурив глаза, мужик в шапке впился взглядом в Вернера, так, словно замысел последнего можно было и вправду прочесть на его лице. - Но наговорил ты уже достаточно. Хочешь сказать еще что-то, дерзай. Но выходить с тобой у меня нет ни одной причины.
Навалившись на стол так, что тот наверняка бы отъехал на несколько ярдов, не будь он привинчен к полу, толстяк стал подниматься. Слегка покачнувшись, Вернер выругался, и направился в сторону, где всё так же неподвижно стояли управляющий и его помощник. Снисходительно, как обычно учитель смотрит на провинившегося ученика-балбеса, он посмотрел на типа в шапке, а затем закинул ему руку на плечо.
- Поверь, - заговорил толстяк, начав сдавливать плечо управляющего с такой силой, что лицо последнего исказилось от боли, - этот разговор только для двоих. Это как танго. Другие будут только мешать. Пошли, - одним движением руки он развернул управляющего к двери и слегка подтолкнул вперед. - Много времени я не отниму. Ты занятой человек, я всё понимаю. Вызовешь полицию, если не понравится то, что я скажу. 
И разразившись очередным приступом смеха, Девид Вернер толкнул мужика в шапке с большей силой, от чего тот упал на дверь и отворил её перед его величеством жирным иллюзионистом. 
Когда дверь захлопнулась, худощавый помощник управляющего метнул в нашу сторону испуганный взгляд и отступил на шаг. Марк, не издавший ни звука с момента появления парней из мотеля, легонько пнул в меня в бок, и, убедившись в том, что я обратил на него внимание, заговорил полушепотом:
- Вы не думали, почему они ведут себя, как будто не знакомы?
- Кто? - рассеяно переспросил я. 
- Ну, этот Девид Вернер и тот, кто вышел вместе с ним. Вернер много чего говорил нам о людях из этого мотеля и говорил, что кого-то здесь знал. Так почему они притворяются, что друг друга не знают?
- Может, он знал кого-то другого, - сказал я, сам понимая, что мой аргумент звучит беспомощно.
- Я говорил вам, что он врет. Говорил в самом начале... 
- Да причем здесь это? - вопрос мой прозвучал чуть громче и грубее, чем я ожидал, и парень-скелет отступил еще на шаг, окончательно вжавшись в дверь.
- Постойте, - вскрикнул Марк, не дав мне договорить. - Кажется, я кое-что видел...
С этим словами юноша неожиданно нырнул под стол, а когда голова его показалась снова, на лице его читалось волнение. 
- Вот, - сказал он, протягивая мне руку с зажатой в ней кожаной обложкой. 
Отобрав у Марка то, что определенно принадлежало толстяку и столь же определенно выскользнуло из кармана его штанов, когда тот пытался встать, я нащупал металл с обратной стороны обложки. Ценностью металл, конечно, не отличался. Зато мог похвастаться надписью "полиция" и указанным чуть ниже номером из четырех цифр. И, если подумать, такого рода металл в данной ситуации по ценности превосходил любой другой.

Серия сообщений "Unnamed novel":
Часть 1 - Проснитесь, мистер Эйкли. I.
Часть 2 - Бегите, мистер Эйкли. II, III.
...
Часть 15 - Думаю, они здесь готовят всё ко взрыву. XXVII.
Часть 16 - По-правде, я бы просто хотел спросить у вас, работает ли здесь заправка? XXVIII, XXIX.
Часть 17 - Кроме этих диванов и дверной ручки мы здесь ничего не трогали. XXX.
Часть 18 - Хороший человек в плохих обстоятельствах. XXXI, XXXII.
Часть 19 - Убирайся из моего города - вот так. XXXIII, XXXIV.
Часть 20 - Спасти себя от себя самого. XXXV, XXXVI.
Часть 21 - Во сне заложников не беру. XLI, XLII.
Часть 22 - Фолсомские Фламинго. XLIII.

XXVIII

- Вы как-то энергично киваете во сне, - сказал Марк, поглядев на меня не без доли сочувствия. - Вы вообще знали?
- Нет, - мотнул я головой, - не знал.
- Вообще, это больше напоминало те движения из "Короля льва", когда они пели "Акуна Матата". 
- Львы мне, кстати, еще не снились. 
- А что снилось?
Я перевел взгляд на окно, как, знаете, делают порой персонажи душераздирающих драм прежде, чем толкнуть не менее драматичный монолог. Снаружи по-прежнему было темно. Вблизи мелькали огни немногочисленных зданий, расположившихся вдоль дороги и за долгие годы успевших обрасти парой-тройкой дополнительных пристроек. Беглые тени деревьев скользили по асфальту следом за пикапом и оставляли за собой шлейф цвета смолы. 
- Ты не устал вести? - спросил я, проигнорировав предыдущий вопрос моего спутника.
- Нет. То есть, не знаю. Устал, наверное... Но мы потратили много времени, и теперь должны добраться до заправки. И до мотеля. 
- Если ты вырубишься в дороге и отвезешь нас в канаву, до заправки нам точно не добраться.
- Я пытаюсь выиграть нам время. Вы вообще разве не спешите?
- Каждый, кто сбегает из тюрьмы, наверное, спешит. Но, после того, как ты меня сбил, я обрел стопроцентную уверенность в том, что от целого меня куда больше пользы, чем от отдельных моих частей.
- И вы не хотите, чтобы я сейчас вас вез?
- Я не хочу, чтобы мы застряли в этой дыре.
- Не застрянем. Сами подумайте, это же автомобиль. Его и создали-то в свое время для того, чтобы людям не приходилось подолгу торчать на одном месте. Он не выйдет из строя. Я знаю. Точно знаю, уж поверьте.
- Да я и верю. Думаю только, что скоро из строя выйдешь ты.
- Вы теперь совсем как моя матушка.
- Ну, вряд ли сбежавшим заключенным разрешают кого-то усыновлять. А вот если ты, к примеру, разобьешься, а меня обнаружат с тобой в машине, как думаешь, кого во всем обвинят?
- Если так не хотите, чтоб я вёл, можете сами повести.
- Да, - выдохнул я как-то уж слишком тяжело, - до этого рано или поздно должно было дойти. И ты, наверное, будешь смеяться, что водить я так и не научился. Авария в детстве. Такие вот дела. Родители были жутко против автомобилей. 
- А вы сам?
- А сам я понятия не имел, зачем мне автомобиль, если можно просто дойти. 
- Значит, водить вы не умеете?
Я кивнул. 
- Тогда я продолжу вести. Нам нужно в этот мотель. 
Больше я не спорил. Подумал, наверное, что споры отнимают слишком много сил, а вести с еще меньшим их запасом опаснее на пару порядков. Если вдруг спросите, я честно не знаю, почему не верил в то, что могу его переубедить. Переубеждение - это вообще не мое. Хорошо убеждать я умею только себя. Так, знаете, чтобы наверняка и надолго. Правда, пользы подобное убеждение мне не приносит. Заставляет разве что совершать бытовые ритуалы в надежде, что те принесут больше пользы, чем сама уверенность в этом. И знаете, что? Они не приносят, я знаю. Но отказаться от этого еще сложнее. Я уже говорил. Осталось только переубедить себя. Но, как я тоже говорил, переубеждение - вообще не мое. И это совсем не то же, что и убеждение.

XXIX

Когда мы добрались до мотеля, было по-прежнему темно. Если честно, я вообще не видел никакого мотеля, но Марк сказал, что, если верить карте, он здесь. И если я вдруг не верю карте, пусть поверю хотя бы ему, потому что всё это время он считал мили, одну за другой. Это, подумал я, должно быть, чертовски сложно. И это уж точно сложнее, чем просто не спать и смотреть на дорогу. Вообразите только: считать мили. Задача, не знаю даже, ответственная, для настоящих экспертов. Но если Марк и вправду справился, то я теперь его должник. В долгу у паренька, который не понимает шуток и более не в праве посещать местную церковь. Вот так ситуация-то, да? Но что поделать? Мотель и вправду был там. Просто вывеска у него не светилась, если она вообще была. А наверняка там имелась только заправка. Ну, и еще парковка точь-в-точь, как в моем сне со стервятниками и кабаном. 
Хрупкие гипсокартонные конструкции теснились в ярдах двадцати от самой парковки. За долгое время существования мотеля некоторые двери там успели лишиться ручек, и место их теперь занимали импровизированные стальные штыки, обмотанные скотчем. Увидеть незамысловатую конструкцию позволял свет немногих уцелевших светильников, в большинстве своем беспомощно болтавшихся на паре проводов над самой дверью. Номера комнат были грубо наведены мелом, и, судя по всему, это здесь было единственным, что обновлялось хотя бы иногда.
Главное помещение располагалось с правой стороны и тесно примыкало к остальным конструкциям, выдавая себя разве что размером и материалом, с помощью которого было возведено. Плотно утрамбованный красный кирпич представлял собой тело главного здания, и заканчивался только там, где начиналась черепица. Входная дверь, казалось, была вдавлена внутрь каким-то большим и неповоротливым постояльцем, так и не сумевшим с ней совладать. Тот, возможно, пробился над дверью не один час, но та не поддалась, а наградой за приложенные усилия стала арка, возникшая в результате усердного вдавливания двери вглубь кирпичного сооружения. К бокам арки были привинчены продолговатые люминесцентные лампы, светить в полную мощь которым мешал толстый слой пыли (способный, кстати, похвастаться нехилым стажем оседания на стеклах). Сами же лампы исполняли функцию скорее указательную. Эй! Да-да, именно вы! Ищете вход? Ну, так он здесь. Вот, смотрите, даже лампочки рядом имеются. Целых четыре и все у одной двери. Значит это что-то, как думаете? 
Я думал, что значит, и, вероятно, точно так же думал Марк.
- Мы будем стучать в такую рань? - спросил он, когда от входной двери нас отделяло уже не более двух шагов.
- Ну, как это говорится? Попытка ведь не пытка, да? 
- Это вы просто не пытались тушить спички языком, как в свое время делал мой отец. Но конкретно эта попытка - вроде не пытка, да.
- В таком случае, чего мы ждем?
Сделав большой шаг в сторону двери, я принялся барабанить по ней сразу двумя руками, то ли от усталости, то ли от нетерпения. К счастью или к сожалению, входная дверь главного помещения была полностью лишена каких-либо стекол, и потому не предоставляла стоящему снаружи никакой возможности заглянуть внутрь. Спустя несколько минут я покинул попытки до кого-то достучаться, и привалился к двери, немного проехавшись щекой по её шершавой поверхности. Изнутри доносился храп, который при определенных обстоятельствах можно было легко спутать с гулом холодильника или трансформатора. Это, как я подумал, был храп, характерный только для тех, кто засыпает на работе. Особое послание окружающему миру от выбившегося их сил организма. Мол, попробуйте только разбудить меня, ублюдки. Разве не слышите, я сплю. 
- Персонал мотеля сейчас, кажется, гостит у песчаного человека, - сказал я, наконец отодвинувшись от двери. 
- У кого? - переспросил Марк. Ну, конечно же, переспросил. Чего ты от него вообще ждал, Томми? Мог бы, кстати, и привыкнуть за это время. Научиться говорить всё, как есть, а не погребать под кучей метафор и сравнений. Сам ведь знаешь, так было бы гораздо проще. И слов бы ты целую кучу сэкономил. Но нет. Это, видимо, для слабаков. Не-слабаки же выбирают долгий извилистый путь с огромным количеством препятствий в виде вопросов и требований объяснить всё то, что ты сказал.
- Да дрыхнут они, мальчик, дрыхнут. Харю давят - не иначе. 
И это говорил уже не я. То был кто-то за нашей спиной. И от того, что голос его доносился откуда-то сзади, возникало ужасающее ощущение, что я снова провалился в сон. Вот только сон бы я теперь узнал наверняка. Во сне, чтоб вы знали, мотель этот выглядит совсем иначе. И путешествую я там в одиночку, а не с Марком, от которого пользы было бы не больше, чем от дырявого зонта в майский ливень. У снов, если хотите, всегда особый привкус, и от него вам не отделаться до тех самых пор, пока не решите проснуться. Так что это точно был не сон. Это была самая настоящая явь, и потому за спиной у нас стоял не тигр и не кабан, а обычный мужик, с массивным животом, выпирающим из клетчатой рубашки цвета хаки, и внушительных габаритов фонарем в руке. Огромную голову незнакомца покрывала бейсбольная кепка вроде той, что уже встречалась мне во сне, но, конечно же, не такая. Вместо безызвестных "Экорнс" над козырьком красовался ни чуть не более известный кабан с могучими клыками и взглядом, свирепым настолько, насколько позволяли нитки и материал бейсболки. Пока вы еще не успели заладить о вещих снах и знаках судьбы, я попытаюсь вас прервать. Надеюсь, в своих мыслях далеко зайти вы не успели, и остановить этот процесс еще не поздно. Можете не говорить - я и сам знаю, что увидеть сон про кабана в бейсболке, а потом воочию узреть жирдяя в кепке с чуть ли не таким же кабаном, как минимум, подозрительно. Но вокруг вроде и без того много подозрительного. И чем подозрительнее становитесь вы сами, тем больше заговоров возникает вокруг.
- Можете не сбивать костяшки на своих нежных ручках, - снова обратился к нам толстяк. - Они вам не откроют. Думаю, верняк здесь - поджечь к чертям всё здание, и ждать, пока они оторвут свои ленивые задницы от стульев, чтобы их спасти. Не стулья - задницы. Вы же поняли, да? Но я это вообще к чему? Этих лентяев оттуда можно только выкурить. И то, милые друзья, вы столкнетесь с одной солидной проблемой. Зданьице-то кирпичное. Такие, как знаете, горят очень хреново. И пока вы будете всё здесь поджигать, эти уроды успеют проснуться самостоятельно и умять свой просроченный ленч.
- Нам, в общем-то, сам мотель и не нужен, - ответил я, обнаружив, что взгляд Марка теперь намертво припаян к носкам его же кед. 
- Значит, нужен кто-то из мотеля? - на последних словах губы толстяка растянулись в безобразной улыбке, тем самым сместив пухлые щеки с их орбит. - Знавал я здесь одну цыпу. Деваха была, что надо. Сиськи и попка - первый класс. А ваш покорный слуга многих девах до неё повидал, так что это не просто какая-то там болтовня. Звали её, кажется, Эбби. Или, может, Эмми...
- Вы хотите рассказать нам о том, когда в последний раз были с девушкой? - перебил я жирдяя. 
- А твой дружок не любит историй, да? - немного приблизившись к нам, незнакомец "по-приятельски" пнул Марка в плечо. Переведя взгляд на толстяка, тот уставился прямиком ему в глаза. Скорее от непонимания, чем от злости (последняя, как я успел обнаружить, давалась парню с куда большим трудом), но так, что сам толсятк почувствовал себя до ужаса неуютно.
- Не люблю только те, которые ложатся в основу порно-фильмов, - ответил я в надежде, что в назревшей зрительной дуэли всё еще можно обойтись без жертв.
Маленькие глаза толстяка забегали из стороны в сторону, а когда они вернусь на место, губы его снова раскроили лицо в неком подобии улыбки.
- Ты шутник, - указал он на меня, заходясь хохотом. - Это хорошо. Очень хорошо. Я, знаешь, люблю парней с юмором. С такими и пинту другую пропустить не грех. Не то, что эти зануды. "В понедельник я не пью, к одиннадцати я всегда дома, а по воскресеньям хожу в церковь". Скука смертная, ей богу.
- По-правде, я бы просто хотел спросить у вас, работает ли здесь заправка?
- Для таких славных ребят, как вы, здесь работает всё, - говорил толстяк, продолжая улыбаться. - Вот только заминочка небольшая получается. Ну, прям совсем небольшая. Вы, голубки, наверняка и сами об этом знаете, но если вдруг не знаете, то лучше вам поскорее узнать, что на заправке работают те же лодыри, что и в мотеле.
- И нам всё равно придется дожидаться, пока они проснутся, - вздохнул я.
- Верно мыслишь, сыщик, - закивал толстяк. - Я бы, ребятки, предложил вам пройти в одно превосходное кафе неподалеку, которое эти шалопаи забыли закрыть. Обслужить нас будет некому, но и просто сидеть там - всяко лучше, чем здесь.
- Выбор, кажется, у нас небольшой, - согласился я. - Что уж там, ведите. 
И толстяк зашагал в направлении заправки, попутно расчищая дорогу от мрака с помощью фонаря. Мы же с Марком молча следовали за ним. 
Будь на улице чуть светлее, я бы наверняка попытался обменяться со своим юным спутником многозначительными взглядами и выудить хотя бы каплю информации о том, что сам он думает по этому поводу. Не уверен, конечно, что существует хотя бы один взгляд, способный сказать "эй, я видел во сне кабана в похожей кепке, а теперь этот кабан на кепке у другого кабана", но, может, существует взгляд, выдающий подозрительность. Быть может, в мире тайных жестов и подмигиваний имеется хотя бы один подходящий вариант, говорящий, что вот к этому парню нам лучше присмотреться, пока он ничего не натворил. Такой взгляд пришелся бы сейчас как нельзя кстати, но, как я уже сказал, вокруг было слишком темно. Так что мы просто продолжалиидти следом за толстяком. Не обмениваясь многозначительными взглядами и не задавая лишних вопросов.

Серия сообщений "Unnamed novel":
Часть 1 - Проснитесь, мистер Эйкли. I.
Часть 2 - Бегите, мистер Эйкли. II, III.
...
Часть 14 - Тогда вышка не приносит никакой пользы. XXVI.
Часть 15 - Думаю, они здесь готовят всё ко взрыву. XXVII.
Часть 16 - По-правде, я бы просто хотел спросить у вас, работает ли здесь заправка? XXVIII, XXIX.
Часть 17 - Кроме этих диванов и дверной ручки мы здесь ничего не трогали. XXX.
Часть 18 - Хороший человек в плохих обстоятельствах. XXXI, XXXII.
...
Часть 20 - Спасти себя от себя самого. XXXV, XXXVI.
Часть 21 - Во сне заложников не беру. XLI, XLII.
Часть 22 - Фолсомские Фламинго. XLIII.

XXVII

Теперь тот факт, что меня бросили в тюрьму за покушение, представлялся скорее забавным. Это как если бы вам платили зарплату за работу, которую вы не выполнили, или заставляли платить за вещи, которых вы никогда не покупали. Но это скорее мелочь, простая придирка. По-настоящему же занятным представлялось то, что для совершения убийства совсем не обязательно быть живым, и уж тем более - человеком. Достаточно просто быть вышкой. Стоять у заброшенного аэродрома молчаливым стражем и подмигивать единственным красным глазом в ожидании того, что какая-то полоумная тетка сочтет это знаком судьбы. Этого будет вполне достаточно - можете не сомневаться. Да вам даже орудие убийства скрывать не надо - человек сделал всё сам. А вы что? Вы - ничего: просто мигаете себе дальше, тем самым продолжая нести вахту. И кто, спрашивается, обвинит вышку? Только полнейший идиот.
- Полнейший идиот, - послышался вдруг согласный голос, а мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что я успешно добрался до машины и снова провалился в сон. 
Передо мной всё тот же мотель. За ним - вроде бы ничего. От ядерного взрыва следов тоже не осталось, да и машины, чье падение каким-то чудом его спровоцировало, припаркованы на стоянке, как ни в чем не бывало.
- Если я обернусь, я снова увижу тигра с ножом? - спросил я собеседника, стоящего за мной. 
Только не спрашивайте, как я об этом догадался. Я, если честно, и сам не знаю. Но вообще, всё верно. Это структура сна такая: за тобой обязательно кто-то стоит, а перед тобой всё рушится.
- Тигра с ножом? - спросил наконец собеседник, и его размеренный бархатный голос уступил место булькающему хохоту. - Что за чушь тебе мерещится?
- Значит, будет что-то новое.
- Нуу, - заискивающе протянул незнакомец, - можешь сам посмотреть.
Говорил он, конечно же, чистую правду - никакого тигра. Голос у него был тот же, что и у предшественника, но это только поначалу, пока он мог таким быть. А потом безликий собеседник всё же обрел лицо. Ну, и с таким вот лицом ни о каком бархатном голосе уже речи быть не может. Если на то пошло, здесь и о лице можно говорить с большой натяжкой. Вот называли вы кабанью морду лицом? А это, к вашему сведению, была самая настоящая кабанья морда. Не человека, которого принято называть кабаном, потому что за последних пару лет он успел набрать добрых сто фунтов, регулярно отсиживаясь в местных забегаловках и избавляя их от лишней провизии. Нет. Такое лицо, пусть даже с животными чертами, по-прежнему можно назвать лицом. Может, не совсем симпатичным, но всё же лицом. А это... В общем, оно было совершенно другим. Не таким, в котором проглядывается что-то человеческое. И на вершине айсберга из жесткой кожи, густо покрытой волосами, красовалась бейсбольная кепка. Без того несуразную картину дополняли клыки и пятак. Пятак был влажным, как и полагается любому кабаньему пятаку. Но, в отличие от многих других пятаков, этот был перепачкан в чем-то красном. Цвет как раз под стать бейсболке, не менее красной, с огромной эмблемой команды "Экорнс", за которую в этом мире, должно быть, болеют все кабаны. 
- Ты о чем-то задумался? - спросил кабан, по всей видимости, уставший от моего пристального взгляда.
- Я? Ну, я пытаюсь понять, почему в последнее время мне попадается так много разговорчивых животных.
- Животных, значит? - переспросил мой собеседник, словно не ожидавший от меня такого серьёзного оскорбления.
- А вы называете себя как-то иначе?
- Называем? Да ты, должно быть, шутишь, приятель. Я здесь один. Вот уже как много лет один. И никак я себя не называю. Ну, ты же не обращается к себе по имени или прозвищу, когда остаешься один?
- Нет, наверное.
- Так держать, сынок. 
- Почему я снова у этого мотеля? - вдруг спросил я.
- Потому, что тебе нужен мотель. Угадал я, как думаешь?
- И этот, значит, самый подходящий?
- Этот - вряд ли. Ему сейчас крышу разберут.
- Зачем вообще разбирать крышу мотеля?
- А это уже, видишь ли, не наша с тобой забота. Они всегда делают то, что делают. Мы - смотрим. Думаю, они здесь готовят всё ко взрыву. Когда крышу разберут, подорвать здесь всё будет гораздо проще.
- И ты назовешь меня идиотом, если я спрошу, зачем здесь всё взрывать?
- Ты, сынок, кажется, избавил меня от этой необходимости, но да, правда твоя. 
- Но знать-то вы знаете?
- А зачем мне знать? Я наблюдаю. И тебе тоже знать незачем, раз ты наблюдаешь вместе со мной.
- Но что-то еще мы делать можем?
- Тссс! Лучше смотри. Начинается.
Звуков, надо заметить, в этот раз было гораздо меньше. И автомобили с небес больше не падали. Небеса вообще оставались статичными довольно длительное время. А когда статичность всё же нарушилась, серое полотно небосклона вдруг покрылось черными пятнами. Пятна эти напоминали многочисленные язвы на болезненной дряблой коже, и небеса оттого выглядели обреченно. Дрожащие и беспомощные, все в черных нарывах, продолжающих усердно разрастаться. Как, видимо, и полагалось, в какой-то момент "нарывы" перестали быть таковыми, и обрели более отчетливую форму. Теперь для их описания лучше всего подходило слово "птицы", а еще через пару секунд можно было сказать с полной уверенностью, что так оно и было. Большие, знаете, такие птицы. Вроде грифов или стервятников, с массивными клювами и длинными шеями. Крылья их медленно вздымались вверх, а затем возвращались в исходную позицию, но возвращались как-то неумело, как будто грифы эти понятия не имели, что делать с собственными телами. И потому летели они к крыше очень медленно. Мне подумалось, что они, должно быть, порядком устали от работы, которую им поручают. Уж я бы точно уставал каждый день прилетать на крышу какого-то мотеля, а потом улетать обратно. 
- Оо, - хохотнул кабан, - сейчас еще увидишь их за работой. 
А работа у них была и вправду утомительная. Состоящая, видимо, только в том, чтобы клевать крышу, но, тем не менее, утомительная. На этот раз клевать им предстояло очень долго. Крупные изогнутые клювы заходили вверх-вниз, как только обладатели их умостились по краям крыши. 
- Не хочешь узнать, что они сделают с фрагментами, которые не смогут склевать? - спросил наконец кабан.
- А есть фрагменты, которые они не могут склевать?
- Ну, конечно, глупец, конечно. Всегда есть такие фрагменты. 
- Раз уж так хотите, говорите уже, что они будут делать с этими фрагментами.
- Тебе не говорили, что ты не в меру самодоволен? Я говорить вообще не хочу. Вот честное скаутское. Но так, сдается мне, нужно. Тебе точно пригодится. А чистильщики, чтоб ты знал, унесут фрагменты в клювах. И дополнят ими гнездо.
- У этих ребят, что, еще и гнездо есть?
- Завязывай задавать глупые вопросы, я серьёзно. Разве не ясно, что у них есть гнездо? Оно есть у всех. Это сейчас они слишком далеко оттуда, где всё начиналось. Как, собственно, и ты.

Серия сообщений "Unnamed novel":
Часть 1 - Проснитесь, мистер Эйкли. I.
Часть 2 - Бегите, мистер Эйкли. II, III.
...
Часть 13 - Значит, всё из-за какой-то вышки? XXIV, XXV.
Часть 14 - Тогда вышка не приносит никакой пользы. XXVI.
Часть 15 - Думаю, они здесь готовят всё ко взрыву. XXVII.
Часть 16 - По-правде, я бы просто хотел спросить у вас, работает ли здесь заправка? XXVIII, XXIX.
Часть 17 - Кроме этих диванов и дверной ручки мы здесь ничего не трогали. XXX.
...
Часть 20 - Спасти себя от себя самого. XXXV, XXXVI.
Часть 21 - Во сне заложников не беру. XLI, XLII.
Часть 22 - Фолсомские Фламинго. XLIII.

Серия сообщений "Unnamed novel":
Часть 1 - Проснитесь, мистер Эйкли. I.
Часть 2 - Бегите, мистер Эйкли. II, III.
...
Часть 12 - Взлом, мистер Эйкли, но никаких следов проникновения. XXII, XXIII.
Часть 13 - Значит, всё из-за какой-то вышки? XXIV, XXV.
Часть 14 - Тогда вышка не приносит никакой пользы. XXVI.
Часть 15 - Думаю, они здесь готовят всё ко взрыву. XXVII.
Часть 16 - По-правде, я бы просто хотел спросить у вас, работает ли здесь заправка? XXVIII, XXIX.
...
Часть 20 - Спасти себя от себя самого. XXXV, XXXVI.
Часть 21 - Во сне заложников не беру. XLI, XLII.
Часть 22 - Фолсомские Фламинго. XLIII.

XXIV

Ирония состояла в том, что тюрьма оберегала от опасности не только окружающий мир, но и меня. Уж где, а за решеткой автомобиль меня точно сбить не мог. Да и с оружием там было туго, так что мои шансы оказаться застреленным тоже устремлялись к нулю. Тюрьма, если на то пошло, была даже безопаснее моего старого дома, и поспорить с этим решились бы разве что парни вроде Джеффа Дамера. Но он, как говорится, сам виноват - сам накликал на себя беду. По крайней мере, так мне когда-то случилось прочесть. А что же касается меня, неприятностей я всегда стремился избегать. Даже в общественном транспорте рядом с тучными людьми не ездил. Теперь уже мертвый отец поговаривал, что толстяки опаснее любой стихии. Наваливаются на тебя в самый неожиданный момент, и не отпускают до тех пор, пока ты не задохнешься или что-нибудь себе не сломаешь. А что в этом самое дрянное, Томми? Да то, что, мать их, прогнозов погоды, предсказывающих осадки в виде толстяков, нигде нет. В общем, мысль вы, думаю, поняли. И если после этого вам вдруг захотелось рассмеяться, прошу, не смейтесь. Как-то на меня упала женщина весом не меньше двухсот фунтов, и, поверьте на слово, это действительно опаснее любой стихии. Даже быть погребенным под землей, должно быть, приятнее, хотя испробовать на себе еще и этот вариант погребения я пока не жажду. Теперь, по правде, я хочу просто прийти в себя. Упорядочить всю эту хрень в мозгу, понимаете? Если не понимаете - не страшно. Я, признаться, сейчас и сам едва ли отдаю в чем-то отчет. Некий прогресс, конечно, наблюдается, спорить не стану. Вот, например, за время нашего продвижения по трассе я успел в полной мере осознать, что избежать пули бывает гораздо проще, чем избежать тюрьмы. Вдобавок я вспомнил, что так и не повидался с Филом, а это, в свою очередь, значило, что шанса повидаться снова у нас могло и быть. Если всё так, история старика будет одной из тех, которую никогда не досказывают, потому что сами не знают, что с упомянутым человеком произошло. В этом смысле Фил навсегда застрянет в Энд Поинте. Затеряется где-то среди его трущоб или засядет в одном из маленьких кафе. Фил, если можно так сказать, обретет свой дом. Но только потому, что перемещать его куда-то в другое место будет ничуть ни глупее, чем полагать, что он предпочел остаться в Энд Поинте.
Думал я об этом достаточно долго, представлял почему-то, как Филу вручают ключ от города, а тот пускает скупую слезу и благодарит всех своих знакомых, не забыв упомянуть и меня. Спасибо всем, мои дорогие соседи. Но тебе, Том, отдельное спасибо. Ты себе даже представить не можешь, как я благодарен за то, что ты меня оставил в этой дыре. Я здесь, кстати, преуспел. Видишь? Мне вручают ключ. Как думаешь, нужен человеку ключ от дыры?
Хреновая мысль, знаю. И какая-то мрачная. Может, поэтому я и провалился в сон - не хотел больше думать. А здесь соображалка точно не требовалась. Парень из автомобильных шин куда-то пропал, хотя сама локация не сменилась. Это, кстати, был один из тех снов, когда ты точно осознаешь, что это сон. Но, что еще занятнее, это был тот сон, куда возвращаешься несколько раз.
Со стороны свалки послышался какой-то звук, и, обернувшись, я увидел, как гора автомобилей постепенно расползается по земле, подобно карточному домику, на который кто-то подул. Покрытые ржавчиной автомобили без единого стекла продолжали ползти друг за дружкой до тех самых пор, пока свободного места на земле не осталось вовсе.
- Впечатляет, а? - спросил кто-то за моей спиной, но я предпочел к нему не поворачиваться.
- А? - переспросил я, продолжая рассматривать свалку.
- Спрашиваю, нравятся разрушения?
- Смотря, какие. В фильмах обычно здорово выглядят, а в жизни - не знаю.
- К черту твои фильмы. Я о жизни спрашиваю. 
- Значит, нет.
- Ты и против причинения вреда? 
- Это удивляет?
- Ну... Я думал, тебе нравится. Смотри!
- Куда? - спросил я несколько рассеяно.
- Сейчас сам всё поймешь.
В этом мой собеседник оказался прав. Не заметить такое было бы сложно, даже окажись вы одним из самых невнимательных людей на планете. То есть, я, конечно, понимаю, люди умудряются просыпать землетрясения и пожары, но это... Это уже совсем другое. Здесь вам не какие-то судороги тектонических плит, а самое настоящее зрелище. БАБАХ. Минивен приземляется прямиком на кучу покореженных автомобилей, выпав из ночного неба, как из дырявого кармана. БАБАХ. Колымага с прицепом времен, наверное, Второй мировой прилетает вслед за минивеном и подминает его под своим весом.
- Это что? - спрашиваю я, по-прежнему не осмеливаясь развернуться в сторону собеседника.
- Два из трех, - спокойно отвечает он.
- Будет еще?
- Прямо сейчас.
Точку в предложении поставил звук еще одного удара. Этот оказался гораздо громче двух своих предшественников, и хотя сам автомобиль во время падения мне разглядеть не удалось, я был уверен, что здесь поработал грузовик. В надежде получить более или менее содержательный ответ на вопрос о здесь происходящем, я подготовился снова заговорить с собеседником, но здесь на смену звуку пришел яркий свет, и я предпочел не прерывать молчания. Крохотная вспышка продолжала увеличиваться на глазах, пока не достигла очертаний, знакомых мне еще с младшей школы. Ядерный гриб. Похожий больше на поганку, нежели на что-то съедобное, но кто вообще додумается такое сожрать? Мгновенно закрыв глаза, я прокричал:
- Серьёзно? Откуда здесь вообще ядерный взрыв?
- Это же сон, придурок. Здесь может произойти что угодно.
- Я думал, мои сны хотя бы немного рациональнее.
- Придется мне развенчать твой миф. Ах да, можешь наконец открыть глаза и посмотреть на меня.
- И что же я увижу?
- Ооо, - мой собеседник издал что-то вроде смешка.
А я открыл глаза. Гриб исчез вместе со свалкой. Автомастерскую теперь сменило что-то наподобие мотеля. На располагающейся поблизости парковке стояли минивен, подержанный грузовик и колымага с прицепом. Но что уж там? Передо мной, во всей своей красе, на двух задних лапах стоял тигр. С крепко зажатым в зубах ножом.

XXV

- Тебе ведь снились безумные сны? - спросил я, когда уже начал отходить ото сна.
- Безумные? - парень за рулем мельком посмотрел в мою сторону. - А это какие конкретно?
- Такие, от которых у тебя мозги в трубочку сворачиваются. Полнейший бред, Ну, или что-то вроде того.
- Не знаю. Когда-то мне приснилось, что огромный фокусник вытягивает меня из своей шляпы. Я это понял уже, когда он меня уже достал. А до этого думал, что просто сижу в темной комнате. Можно такое назвать безумным?
- По-своему.
- А почему вы заинтересовались моими снами?
- Не то чтобы твоими. Думаю, меня беспокоят собственные сны.
- И что вам такого снится?
- Ну... В последнем был тигр с ножом. И еще ядерный взрыв.
- Думаете, это что-то значит?
- Нет. Не думаю, что сны вообще могут что-то значить. То есть, мне кажется, мы сами решаем, будут они что-то значить или нет. В конце концов, это же наши собственные воспоминания. Просто как бы побывавшие в блендере.
- Вот теперь я точно убедился, что говорить вы умеете. Сам бы я так никогда не сказал... - снова заладил мой собеседник, и я поспешил его перебить.
- Лучше скажи, куда мы едем.
- О, хорошо, что вы напомнили. Надеюсь, вы не будете из-за этого злиться, потому что оно того стоит.
- Если за время моего пребывания во сне ты успел прикончить еще кого-то, это я вряд ли оценю.
 Это вы так шутите? Я понимаю. Но нет. Ничего подобного. Я просто решил немного вернуться назад, чтобы показать вам ту вышку, с которой всё началось.
- На старый аэродром? Думаю, достаточно было и того, что я поверил тебе на слово. Но, по правде, от тебя я ожидал худшего, так что с поездкой на аэродром уж как-то справлюсь.
- Вы, наверное, не совсем поняли, что я хотел сказать. Дело в том, что бензина на дорогу до ближайшего города нам теперь не хватит. То есть, могло и раньше не хватить, но теперь - точно. Просто я прикинул, что вы в этих краях вряд ли окажетесь снова, а значит, и вышку не увидите. Лучше уж немного бензина потратить, да?
- Сомнительные, я бы сказал, у тебя приоритеты, Ты, конечно, всё решил сам, и теперь от тебя что-то требовать бесполезно, но вот, к примеру, где мы возьмем еще бензин, когда закончится этот?
- О, насчет этого точно не переживайте. Об этом я подумал. На карте, которая валялась у меня дома, сколько себя помню, был отмечен мотель. Прямо у нас на пути. Думаю, там и заправка должна быть.
- Значит, всё из-за какой-то вышки?
- У этой вышки теперь своя история. А таких совсем немного.
Остаток пути мы проделали молча. Парень, чьего имени я до сих пор не знал, продолжал вести, не отрываясь от дороги ни на секунду, а я вдруг вспомнил о голосе (Что будете делать, мистер Эйкли? Вы уверены, что принимаете правильное решение, мистер Эйкли?), который почему-то замолчал. Его как будто полностью вытеснили мои бредовые сны, и не то чтобы я был совсем уж против. Это было приятным спокойствием. Чем-то вроде штиля, понимаете?  Ну, а кто, спрашивается, не любит штиль? Особенно, после знатной бури.

Серия сообщений "Unnamed novel":
Часть 1 - Проснитесь, мистер Эйкли. I.
Часть 2 - Бегите, мистер Эйкли. II, III.
...
Часть 11 - Отличное дополнение к вашему образу маньяка, мистер Эйкли. XX, XXI.
Часть 12 - Взлом, мистер Эйкли, но никаких следов проникновения. XXII, XXIII.
Часть 13 - Значит, всё из-за какой-то вышки? XXIV, XXV.
Часть 14 - Тогда вышка не приносит никакой пользы. XXVI.
Часть 15 - Думаю, они здесь готовят всё ко взрыву. XXVII.
...
Часть 20 - Спасти себя от себя самого. XXXV, XXXVI.
Часть 21 - Во сне заложников не беру. XLI, XLII.
Часть 22 - Фолсомские Фламинго. XLIII.

XXII

Я хорошо знал, что существуют разные виды пропастей, и только малая их часть определяется глубиной, которую мы способны определить на глаз. Обычно, чтобы оказаться на самом дне, совсем не обязательно падать в глубокую яму. Ямы - это для настоящих искателей приключений. Для тех, кто носит потертую ковбойскую шляпу, катается на лиане и выбегает из древних усыпальниц, когда те начинают рушиться камешек за камешком. Таким ребятам, может, и нужна здоровенная пропасть до самого центра Земли, но другим же вполне достаточно и небольшой выемки в асфальте. 
Я не думал, что пришел в себя, потому что дутого парня из "Мишелин" здесь точно быть не могло. Его место было на вывеске у автомастерской, но точно не надо мной. Посреди дороги ему делать было нечего, как собственно и мне, если учесть, что разгар дня неожиданно сменился поздним вечером. 
- Точно не хочешь пойти домой? - спросил дутый, нависая надо мной и размеренно покачиваясь взад-вперед.
- Будет глупо, если я тебе отвечу да?
- Ничуть ни глупее попытки меня игнорировать, Ну, сам подумай, кто вообще игнорирует девятифутового чувака из шин?
- Только полнейший идиот, - подтвердил я.
- Именно. А теперь ответь мне на вопрос.
- Домой - это в тюрьму?
- Боже мой, Том. С каких вообще пор тюрьма стала твоим домом?
- Может, с тех, как я успел прожить там дольше, чем в любой из своих квартир.
- Охренительная попытка оправдать свою непроницательность. Будешь продолжать?
- Зависит от того, задашь ли ты еще вопросы. Я бы вообще предпочел с тобой не говорить, с учетом того, насколько бредово это выглядит. Но это мы, кажется уже прошли.
- Значит, память тебе не отшибло. Всё правильно, брательник, прошли. И даже успели вернуться к моему вопросу о том, хочешь ли ты домой.
- Я так и не понял, что ты подразумеваешь под домом, так что этот вопрос лучше тоже пропустить.
- Ну ты и придурок, Томми, ей Богу. Я тебе еще раз говорю: Д-О-М-О-Й. Это в тот, что на колесах, и тот, который куда-то тебя везет.
- Другого от резинового изделия ожидать, наверное, не стоило, - вздохнул я.
- Ты же наконец понял, о чем я?
- О доме на колесах. Это вроде фильм какой-то. Или детская сказка. Может, даже карта таро, но в последнем я точно не силен.
- Я бы тебя прямо сейчас избил, но тебе вроде и так досталось. Конечно же, тебя не нужно просить посмотреть на свои руки, как это делают во всех снах для того, чтобы спящий наконец обратил внимание на очевидные, мать их, различия между реальностью и сном.
- Можешь не стараться, я и так знаю, что в отключке.
- И тебя это устраивает?
- Ну, я либо очнусь, либо нет. Если нет, то застряну здесь с тобой, а если всё же очнусь, то наверняка в больнице. А она, как тебе, наверное, известно, для таких, как я, всегда в паре часов от тюрьмы.
- Эй, - послышался вдруг другой голос, а следом за ним последовало жжение в руках.
- Это еще что? - переспросил я.
- Вы должны меня помнить, - что-то стало усиленно трепать меня за плечо. Оставаясь почти неподвижным, я, кажется, пытался отмахнуться. Жжение в руках усилилось, когда те наткнулись на что-то твердое, и я усиленно заморгал. Дорога и парень из "Мишелин" растворились, как тает порой мираж с приходом вечерней прохлады. Шоссе, совсем не такое, как в моем "сне", проглядывало сквозь лобовое стекло автомобиля, тогда как открытое пространство давало о себе знать, мелькая в боковых окнах.
- Так вы меня не помните? - переспросил парень за рулем.
- Мистер анафема, - кивнул я. - Если бы я не узнал тебя по говору, то уж наверняка опознал бы твой пикап.
- Я, - начал он, как будто оправдываясь, - не стану отрицать... Это я вас сбил, да. Но я, между прочим, слабак, а вас не поленился втащить в салон. И можете не утруждаться - я знаю, кто вы. Но это же всё враньё, разве нет? Убить так далеко отсюда вы бы не успели.
- Вот - вздохнул я не без доли облегчения, - хотя бы кто-то догадался.
- Ну, я не шибко смышленый, так что скорее не догадался, а просто знал. Любой, кого обвиняли в чем-то по ошибке, догадался бы.
- В чем обвиняли, спрашивать не буду. Лучше сразу спрошу, куда ты меня везешь, и зачем вообще затолкал меня в эту развалюху? 
- Любой из Энд Поинта сказал бы, что выглядите не особо благодарным. 
- Не то чтобы... - замялся я. - Я благодарен. Наверное. Но нам с тобой вряд ли по пути, так что ты просто потратил время. Целую уйму времени. И продолжаешь тратить даже сейчас. 
- Если вы знаете, куда мне нужно, значит, вы знаете больше меня. Не знаете только, что я натворил.
- Только не говори сейчас, что убил кого-то, ладно? - смешок, едва не вырвавшийся наружу, мне удалось сдержать. 
Надо заметить, замолчал парень, как по приказу. Глаза его намертво впились в дорогу или, быть может, в белые полосы, мелькающие на ней и сливающиеся в единую линию на большой скорости. Лицо у него было такое, как будто мысль похитили прямиком из его головы. 
Взлом, мистер Эйкли, но никаких следов проникновения. 
- Лучше продолжай свой рассказ. Иначе я свихнусь от своих же собственных мыслей. Там и так почти всегда каша, а сейчас эта каша даже несъедобная. 
- Интересно вы говорите. Вам хорошо дается... Как это называется? Игра слов. Я так не умею. Никогда не умел. Мозгов для этого больше нужно. Но я уже привык, что я такой, так что всё отлично. 
- И долго ты планируешь уходить от разговора, который сам затеял?
- Уходить? - удивился парень. - Ну, что вы. Уходить нельзя - я же за рулем. А вы, может, водить не умеете. Да и с вашими руками вам всё равно нельзя. 
- Это ты сейчас всерьёз? - переспросил я, почему-то ощутив себя дураком. 
- Я всегда всерьёз. Хоть я и не понял, о чем вы сейчас спрашивали, всё равно скажу, что всерьёз, потому что иначе я и не умею. 
- Ты сказал, что натворил что-то, так? Сказал, что это вроде как важно. И раз это так важно, может, ты всё же скажешь, что такого сделал? Такой вопрос тебе понятен.
- А, так вы об этом, - на секунду оторвав руку от руля, он махнул ею в сторону дороги. - Просто вы попросили не говорить, если я кого-то убил, вот я и подумал, что не нужно этого делать, раз вы сами просите. 
- То есть, ты прикончил кого-то и решил об этом молчать? 
- Нет-нет-нет. Всё вы неправильно говорите. Это вы сами попросили молчать об этом.
- Теперь, значит, не прошу, - вздохнул я тяжелее обычного. - Выкладывай. 

XXIII

Заговорил он сначала о нашей первой встрече. Напомнил, что загадал мне тогда загадку. Единственную загадку, ответ на которую он знал, а это уже что-то да значит. Сказал, что загадка эта важна не потому, что он не знает никаких других, а потому что с неё всё началось. То есть, с его неудачного побега из дому. Ему тогда было лет тринадцать, и бегал он не то чтобы быстро, но очень далеко. Желания оказаться подальше от Энд Поинта хватило на то, чтобы пробежать пару десятков миль. С передышками, конечно, но что это меняло?
- Так я добежал до старой посадочной полосы, - продолжал парнишка, и перебивать мне не хотелось. - Сам бы я никогда не догадался, но так там было написано. И амбар там был, как на рисунках, где самолеты поднимаются высоко в небо. А еще там был рекламный стенд. Старый, с натянутым на нем плакатом, вымытым дождями. На плакате красовался один тип. Если бы вы жили здесь, вы бы его точно вспомнили. Такой тощий, в парике. Улыбался еще во весь рот, и обещал, что сделает всё для фермеров и простых людей вроде моих родителей. "Голосуйте за Хэдвика" - так было на плакате. Если бы его лицо так не размыло водой, он бы точно убедил каждого за себя голосовать. Я еще подумал, что лучше бы нашли изображение побольше и прикрепили к вышке. Пеших посетителей там, может, было и немного, но пролетать поблизости кто-то мог. Посмотрел бы на вышку, и увидел бы там его, мистера Хедвика. До сих пор не знаю, почему люди из его штаба до этого не додумались. Но ладно уж. Я вам не об этом хотел сказать, а о самой вышке. Просто нужно, наверное, было и Хэдвике упомянуть, потому что то место я называю Хэдвик Лейн. Это всё из-за него. Ну, да вы и сами поняли - вы же умный. А насчет вышки... Я в тот день твердо решил, что не вернусь домой, и решил переночевать под ней. В амбаре ночевать я почему-то боялся. Там всё было каким-то затхлым, как, знаете, пахнет иногда набивка старого дивана.
Ну, и в диване ночевать мне, ясно, не хотелось - лучше уж на улице. На улице был свежий воздух и запах старого металла, по-своему приятный, если к нему привыкнуть. В общем, нравилось мне всё это. Я там остался, а проснулся от урчания в животе еще до наступления утра. Тогда я впервые пожалел, что не подготовился к побегу заранее. Это я сейчас пытаюсь говорить спокойно, а тогда мне казалось, что я попал в самый настоящий кошмар. Это был крах всего моего плана. И я поступил, как трус. Решил, что голодная смерть пугает меня куда сильнее жизни в Энд Поинте. Глупо, правда? Убежать от детишек, которые тебя дразнят, туда, где скончаешься и без их помощи. Очень и очень глупо. Теперь нужно было возвращаться, а сил на бег уже не оставалось. Перед тем, как отправиться в дорогу, я попробовал быть более предусмотрительным, и отошел помочиться у стенки амбара. Вот тогда-то я всё и увидел.
Они отражались в окне. Прыгали по стеклу, как какие-то насекомые. Но это были совсем не насекомые, а огни, которые зажигались на вышке. Вряд ли там кто-то был, чтобы их зажигать. Наверное, об этом позаботились заранее. Есть же всякие программы, которые приводят механизмы в действие без участи человека. Такие, как в кино, или даже кое-где в Энд Поинте. Думаю, это были они. Не давали огням погаснуть навсегда. А если что-то не гаснет, то у него есть какая-то задача, верно? Должна же быть причина, по которой эти огни горят, или по крайней мере горели когда-то. Вот вам еще подтверждение: они зажигаются только ночью. Светят всю ночь, когда вокруг один мрак, а с первыми лучами рассветного солнца исчезают. Красиво звучит, правда? Я научился этому предложению из книг. Сразу из нескольких, что у меня были. Там везде так говорится - "в лучах рассветного солнца". Мне кажется, это очень красиво. Когда кто-то так говорит, сразу хочется оказаться там, где бывал этот человек. Но что это я снова отвлекаюсь? Я же вам вроде как сознаться должен был. И болтал я так долго только для того, чтоб вам было ясно, откуда Силли узнала о сигнальных огнях. Если вы её не знаете, так даже лучше. Вам нужно знать только то, что это я ей рассказал. Да любой ребенок сказал бы. Мне просто поделиться с кем-то хотелось. Это разве плохо? Она мне в те дни просто доброй соседкой казалась. Приятной женщиной из тех, что желают тебе хорошего дня, а вечером грозятся отдубасить всех ребят, которые над тобой в школе издевались. Силли казалась понимающей, вот и всё. Ну, спрашивается, откуда мне было знать, что у неё проблемы какие-то? Что она свихнется на этих сигнальных огнях, и станет их везде высматривать только потому, что какой-то мальчик назвал их важными. Силли ждала какого-то знака свыше, и вдруг получила мою историю. Ей, наверное, что-угодно сгодилось бы, но я со своим рассказом об огнях подвернулся первым. И после этого она стала высматривать их везде. Многие годы высматривала, и вроде никого этим не беспокоила, но потом свихнулась совсем. И, видимо, из-за этого какая-то терка у них приключилась с её мужем. Даже не какая-то, а очень серьёзная. А знаете, кто был главным негодяем? Я. Всё так. Это же я когда-то говорил с его женой, и она помнила, что это был я. Она, насколько знаю, была мне благодарна, но вот мужик её - совсем наоборот. Он сам по себе грубый, жестокий. Считает, что всегда прав, и всё такое. Я таких людей обычно избегаю, но он просто вломился ко мне в дом. Схватил за горло, и начал кричать мне в лицо. Всё время повторял, что это я голову забил его Силли. Говорил, не зря меня в церковь пускать перестали, и еще добавил что-то о том, что я с самого рождения был уродом. А я...да я просто воздух ртом хватал, и даже не мог объяснить, что из их любимой церкви меня выгнали просто потому, что я службу им сорвал. Об этом, если захотите, тоже расскажу, но пока о другом. Здесь уже не много говорить осталось. По лицу вашему вижу, что вы слушать меня устали уже. Вы, небось, уже сами догадались обо всём, да? 
- О том, что это его ты завалил? - спросил я наконец.
- И об этом тоже. Что бы вы там не подумали, просто знайте, что я защищался, ладно? Я его не из ненависти убил. 
- Из ненависти или нет - это теперь не важно. Я, по правде, вообще не знаю, что сейчас важно. Но, может, лучше для начала решить, куда мы едем. Потому, что я, в отличие от тебя, точно знаю, куда хочу попасть, а куда - нет. Есть места, куда ребятам вроде нас лучше вообще не попадать, но, как понимаешь, есть и те, куда попасть придется. Перед нами сложный выбор, и сложный он совсем не потому, что вариантов вокруг слишком много, а потому,  что ни один из них нам, на самом деле, не подходит. Это ты понимаешь?
В ответ парень ничего не сказал, но утвердительно кивнул. И, надо заметить, это был не крах плана, как в той его истории с побегом.

Серия сообщений "Unnamed novel":
Часть 1 - Проснитесь, мистер Эйкли. I.
Часть 2 - Бегите, мистер Эйкли. II, III.
...
Часть 10 - Ну, мистер Эйкли, снова будете бежать? XVIII, XIX.
Часть 11 - Отличное дополнение к вашему образу маньяка, мистер Эйкли. XX, XXI.
Часть 12 - Взлом, мистер Эйкли, но никаких следов проникновения. XXII, XXIII.
Часть 13 - Значит, всё из-за какой-то вышки? XXIV, XXV.
Часть 14 - Тогда вышка не приносит никакой пользы. XXVI.
...
Часть 20 - Спасти себя от себя самого. XXXV, XXXVI.
Часть 21 - Во сне заложников не беру. XLI, XLII.
Часть 22 - Фолсомские Фламинго. XLIII.

XX

Лопата по-прежнему лежала без дела на расстоянии нескольких дюймов, а я вспоминал о том, как по телеку когда-то показывали серию передач о людях, выживших после ужаснейших происшествий. Ребята вроде строителей и мороженщиков мастерски спасали свои жизни просто потому, что слишком не хотели умирать. Они вскарабкивались по горам без страховки, выбирались из реки, отовсюду покрытой льдом, даже заразу всякую превозмогали... В общем, срабатывал их инстинкт самосохранения, и они находили выход. Во время интервью все они сходились на одном: в опасной для жизни ситуации мозг концентрируется на единственной важной задаче и направляет все ресурсы на её решение. Они рассказывали, а репортеры с ними не спорили, потому что сами в их шкуре никогда не бывали, и спорить было бы ну уж совсем неуважительно. Зрители вроде меня тоже верили им на слово, и периодически воображали, как сами справляются с кучей трудностей ради того, чтобы пожить еще чуть-чуть. Всё было предельно просто: тебе угрожает опасность - ты её устраняешь. Закон жизни, выживания, и вообще всего. Нужно просто сосредоточиться, да? И не будь это так сложно, я бы уже давно со всем справился, пополнив ряды отважно победивших смерть. Проблема состояла в том, что сконцентрироваться я никак не мог. Финдлтон продолжал рассказывать о том, что меня ждет после всех тех немыслимых преступлений, а я же попросту не мог подобрать подходящий момент, чтобы метнуться к лопате.
Глядя на коротышку с револьвером я вспоминал цирковые представления, которые посещал в детстве с друзьями моей матери и их собственной оравой детей, а затем возвращался к огромному количеству бессмысленных в данной ситуации вопросов. По какой-то причине меня стала интересовать цель, с которой Финдлтон каждое утро поливал асфальт. Отгоняя образы цирковых карликов с пушками, шмаляющих по красочным мишеням, я переключался на мысли об асфальте, нуждающемся в регулярной поливке, а затем переключался на Фила, который неожиданно куда-то запропастился. Я пытался представить, как коротышка убивает старика и заматывает его в ковер, чтобы потом вывезти в лес и закопать, как мы закапывали Эйба. Второй раз за неделю, подумал я, меня держат на мушке и пытаются пристрелить. Участь не самая лестная. Ну, вы-то должны понимать. Это не то, к чему привыкаешь после первого раза, и уж точно не то, к чему хотелось бы привыкать. 
- Что, язык проглотил, бесстрашный убийца? - спросил меня Финдлтон, явно довольный собой.
- Да, - проговорил я в надежде, что мое лицо не выдает панического беспокойства, - то, что вы сказали, заставляет по-настоящему задуматься. Когда тебя держат на мушке не задуматься просто нельзя. Но, раз у вы так уверены в своих намерениях, вам, наверное, стоит знать, что из револьвера с забитым дулом стрелять дьявольски неудобно.
- Забитым...что?
Слегка растерявшись, словно человек, которого неожиданно попросили произнести речь на серьёзном мероприятии, коротышка забегал глазами по комнате. Вряд ли он чего-то боялся или предполагал, что хотя бы одна из присутствующих в комнате вещей способна принести вред ему же самому. Взгляд его скорее метался в поисках гарантов безопасности. Вот, например, старый зонт. Ручка у него деревянная, увесистая - такой точно можно внушить кому-нибудь авторитет. Вот трость с огромным набалдашником в виде змеиной головы. Змеи - это в любом виде страшно, а если змеи металлические, тяжелые и оставляют синяки - тогда это страшно вдвойне. И вот, наконец лопата. Не такая презентабельная, как трость, и авторитета, подобно зонту, не внушает, но все же вещица довольно ценная. Прямо созданная для того, чтобы гарантировать безопасность. Такая исправно служит своему хозяину из года в год. И отклоняется от намеченного плана лишь оказавшись в чужих руках. Тогда, как бы досадно это ни было, гарантировать своему владельцу безопасность она не может. Будучи лишенной собственной воли, она вынуждена нестись на встречу лицу своего старого доброго хозяина с внушительной скоростью. Может, скорость эта не такая уж солидная в сравнении с той, что способна развить пуля, вылетающая из дула револьвера, но пуле нужно подать сигнал, верно? Нажать на спусковой крючок. Да уж, действие простое, почти что примитивное. Но без него ничего не получится. И если рука по какой-то причине нажатию курка предпочла ощупывание слегка травмированного лица, ничего здесь уже не поделать. Пуля не вылетает, её и в помине нет. Летит только старенький "Смит и Вессон". Несется к полу несколько секунд, не больше. А затем, породив глухой, слегка пристыженный, звук удара, и вовсе замирает.
Наблюдая за тем, как Финдлтон пытается остановить кровь, яростным напором хлынувшую из его носа, я снова вспомнил маленьких циркачей. Когда мишени от их безобразной стрельбы уже начинали походить на сито, те переходили ко второму этапу развлекательной программы, и объявляли бои без правил. По носу участникам доставалось чаще всего. Показывать, что им больно, они, конечно, не могли, но искаженные физиономии в алых разводах всё и так говорили за них. Удовольствие сомнительное, и улыбкой здесь не проведешь. В этом смысле я был даже рад, что Финдлтон не улыбался. 
- Хреново, приятель, - сказал я вслух, хотя и рассчитывал, что слова эти останутся в моих мыслях. А потом, прихватив лопату, ставшую теперь уликой с моими собственными отпечатками, бросился к выходу. 
Знаете, в тех историях, которыми выжившие делились со всем миром, всегда была какая-то мораль. Вроде "не лезь в горы один при хреновых погодных условиях" или "не суйся в джунгли после двадцати лет работы на Уолл Стрит". Эти истории были призваны чему-то научить. В этом была их цель. И это было основным различием между их историями и моей собственной. Моя, если подумать, вообще не представляла ценности для ребят из Дискавери и ВВС. Она не учила выживать. Не подсказывала, как избежать ошибок. Она рассказывала о том, сбежать из тюрьмы и избить лопатой коротышку. И это не было смело или отважно. Это было глупо.

XXI

В отличие от рассуждений бег в состоянии испуга давался мне гораздо лучше. Убедившись в том, что Финдлтон остался в стенах своего гостеприимного дома, я продолжил движение вдоль слегка покосившихся одноэтажных домов. 
Испуг, конечно, был не паническим. Не таким, как тот, что случается, когда старуха в кружевном платье разряжает винчестер в живот твоему новому приятелю. Но и мысли о том, что в нескольких метрах от тебя валяется парень, избитый лопатой, с которой ты же сам сейчас и убегаешь, было достаточно для того, чтобы бежать в несколько раз быстрее обычного. Я почему-то подумал о том, что будет чертовски глупо прибежать обратно в тюрьму. Просто бежать без оглядки слишком долго, а потом обнаружить, что городок давно сменился лесом, да и сам лес вот-вот уступит место аскетичному сооружению из камня и бетона. Не часто, знаете ли, в тюрьмы прибегают сбежавшие заключенные, и просят принять их обратно.
Я бы на вашем месте и вправду свернул, мистер Эйкли. Иначе воплотите в реальность все свои кошмарные шутки, а вы же этого не хотите, так?
Как знать, сколько здесь еще осталось смелых парней вроде коротышки, усердно следящих за новостями? А если у каждого из них по такому же револьверу...
Напрасно вы, кстати, револьвер не прихватили.
Да уж. Если старина Финдлтон вызовет копов, те, должно быть, придут в смятение. Парень ворвался в дом, избил хозяина, стащил старую лопату, а револьвер оставил валяться на полу. Преступник с необычными предпочтениями.
Отличное дополнение к вашему образу маньяка, мистер Эйкли.
Ли такое вряд ли оценит. Наверное, сама меня пристрелит, как только завидит поблизости. Для этого, правда, можно было и типа этого лопатой не избивать. Если Ли хотя бы изредка включает новостной канал, она уже наверняка знает, кто я такой по версии стражей порядка. Думает, наверное, о том, что от простого убийцы до серийного - один шаг, и шаг этот длиною в еще одну человеческую жизнь. Ли у нас филантроп. Она любит всё мерить в человеческих жизнях, что, кстати, по-своему иронично. 
Добежав до пересечения двух следующих улиц, я остановился, чтобы перевести дыхания. С каждым новым вздохом ко мне приходили новые силы, а с ними - идеи насчет ответа любому случайному прохожему, которого угораздит поинтересоваться, кто я такой и почему я здесь стою. Разве не видишь, я делом занят, дружище. Человек с лопатой просто так посреди улицы стоять не будет, верно? Ну, конечно, верно. Так чего ты, спрашивается, вопросами своими засыпать меня решил? Что...повтори, что ты говоришь? Ничего. Что ж, для начала и такой ответ сойдет. Хорошего дня. Проходи дальше, не стесняйся.
Но подойти ко мне никто не решился, и я, поочередно протерев о штаны вспотевшие руки, снова перебросил лопату через плечо и побежал дальше. Низкие деревья, поглядывающие на пешеходов из-за парковой ограды, отвесили мне поклон под неожиданным порывом ветра. Других людей здесь было не так уж много, да и улица сама ничем, кроме пары заброшенных лавок и примыкающего к ним парка, похвастаться не могла. Из парка доносились звонкие голоса, в основном детские, но и те в скором времени замолчали, оставшись далеко позади. По мере моего продвижения вперед тротуар прижимался всё ближе к зданиям, расчищая путь для проездной дороги.
Грубая брусчатка сменилась асфальтом, таким же гладким, как и на участке Финдлтона, но, может, не таким чистым - здесь его никто не поливал. Ветер налетал неожиданно, то и дело подгоняя меня вперед, как будто лично беспокоился о моей дальнейшей судьбе. Гонимый ветром вперед, я следовал за указателями, любезно оповещающими о том, что выбранный мной путь ведет через пятую улицу к "Подержанным товарам Кэла" и автомастерской. Сама мастерская, как оказалось, примыкала к чему-то вроде кладбища старых автомобилей, по размером превосходившего большую часть известных мне кладбищ для людей. Если в этом городе что-то и умирало, то это были автомобили. Но, кажется, на рисованный на одной из стен мастерской парень из шин, символ компании "Мишелин", стремился разубедить в этом всех проходящих поблизости. Приветливо подняв руку вперед, другой он держал подобие плаката с надписью "Вылечим любой недуг вашего автомобиля. Грейсон и Ко. Работаем без выходных."
Почти у самого входа на свалку, представленного дыркой в проволочной ограде, асфальтовая дорога разветвлялась на две более узких. Одна продолжала тянуться вперед, а другая уходила влево под небольшим углом, затем устремляясь в сторону бесчисленных гаражей и низких деревянных построек. Здесь городок, кажется, начинал терять свою силу, отдавая примыкающим к нему лесу и автостраде всё больше полномочий. Для себя я отметил, что в вечернем свете он казался несколько больше, но, как бы там ни было, сейчас это особой роли не играло. Энд Поинт нужно было немедленно покидать. Без драматичного выбрасывания монеток в фонтанчик и даже без прощания с Филом. Нужно было бежать, пока история парня с лопатой не обросла дополнительными байками. 
Выбежав на середину дороги там, где она еще не успевала разделиться, я решил направиться в сторону свалки. Возможно, за ней город заканчивается, а это сейчас оказалось бы как никогда кстати. В общем, прибавив скорости, я рванул к ограде, но, кажется, не учел того, что асфальт ровный далеко не везде. Пальцы левой ноги ощутили препятствие в виде небольшой ямки и подали сигнал всему телу, но времени на подобающую реакцию у того уже не оставалось. Нелепо взмахнув руками, я выронил лопату, а потом полетел следом за ней в еще более нелепой попытке её схватить. Первыми асфальт ощутили руки. Это, как я слышал, что-то вроде защитной реакции. Мы выставляем руки вперед, когда ощущаем приближение опасности, как будто они - самая лишняя часть нашего тела. Вот, возьмите мои руки - они мне всё равно не нужны. Только не забирайте жизнь. Слышите? Не забирайте жизнь. По правде, куда лучше было бы рисковать аппендиксом, чья незаменимость уже давно канула в историю, а руки приберечь для тех случаев, когда с их помощью придется что-то держать или нести. Конечности в жертву лучше вообще не приносить - уж слишком они хрупкие. И даже простой удар об асфальт порой причиняет им немало повреждений. 
На руках я обнаружил содранную кожу, смешавшуюся со свежей кровью, еще не успевшей остановиться. Одно колено, оказавшееся чуть впереди, кажется, тоже пострадало, но под штанами этого проверить я не мог. Я понял, что падал по-настоящему несуразно, как мог бы падать мешок, под завязку набитый зерном. Не пытался сохранить равновесие или хотя бы отшатнуться назад - просто летел навстречу асфальту, словно тот в какой-то момент должен был превратиться в жидкость, дабы позволить мне нырнуть. Но получилось, как вы понимаете, хреново. И теперь все усилия, которым предстояло уйти на бег, были направлены на попытку подняться. Не подумайте, что я преувеличиваю. Встать, даже после неудачного падения, совсем нетрудно. С трудом же дается кое-что другое: привстав на одно колено, и пытаясь не опираться на исцарапанные руки, увернуться от несущегося на полной скорости пикапа. Вот, что действительно сложно. И никто не говорит, что я вообще способен это реализовать.

Серия сообщений "Unnamed novel":
Часть 1 - Проснитесь, мистер Эйкли. I.
Часть 2 - Бегите, мистер Эйкли. II, III.
...
Часть 9 - Только брить. XVI, XVII.
Часть 10 - Ну, мистер Эйкли, снова будете бежать? XVIII, XIX.
Часть 11 - Отличное дополнение к вашему образу маньяка, мистер Эйкли. XX, XXI.
Часть 12 - Взлом, мистер Эйкли, но никаких следов проникновения. XXII, XXIII.
Часть 13 - Значит, всё из-за какой-то вышки? XXIV, XXV.
...
Часть 20 - Спасти себя от себя самого. XXXV, XXXVI.
Часть 21 - Во сне заложников не беру. XLI, XLII.
Часть 22 - Фолсомские Фламинго. XLIII.