Прерафаэлиты одним из первых начали возвращать из Небытия имя Сандро Боттичелли. В его творчестве они искали свой идеал. . Джон Рескин даже назвал его реформатором, подобным Лютеру, перевернувшим представления об истинной красоте и подлинной вере.
А Данте Габриэль Россетти посвятил стихотворение его картине «Весна»:

"Весна"
Сандро Боттичелли
(В Академии Флоренции)

Перевод с английского Сергея Сухарева

Кто, провожая изнемогший год,
Приветствует твоё рожденье*, Флора -
Вся в завитках цветочного убора?
Сплетая руки, славят твой приход
Три Грации поблизости; а вот
С Зефиром нежно обнялась Аврора;
В сандалиях крылатых из простора
Гермес над юною Весной скользнёт.

Стволы безлистые - колонны храма,
Амур стрелу пускает над тобой.
Но кто ответит: тайною какой
Овеян ритуал? Кто спросит прямо:
Где вёсны прежние? Напрасно ждёт
Ответа изнемогший новый год.


Читать далее

Источник

После интересного поста ASorel захотелось процитировать рассказ Брэдбери "Улыбка". Грустный рассказ...

"На главной площади очередь установилась еще в пять часов, когда за выбеленными инеем полями пели далекие петухи и нигде не было огней. Тогда вокруг, среди разбитых зданий, клочьями висел туман, но теперь, в семь утра, рассвело, и он начал таять. Вдоль дороги по-двое, по-трое подстраивались к очереди еще люди, которых приманил в город праздник и базарный день.
Мальчишка стоял сразу за двумя мужчинами, которые громко разговаривали между собой, и в чистом холодном воздухе звук голосов казался вдвое громче.
Мальчишка притопывал на месте и дул на свои красные, в цыпках, руки, поглядывая то на грязную, из грубой мешковины, одежду соседей, то на длинный ряд мужчин и женщин впереди.
- Слышь, парень, ты-то что здесь делаешь в такую рань? - сказал человек за его спиной.
- Это мое место, я тут очередь занял, - ответил мальчик.
- Бежал бы ты, мальчик, отсюда, уступил бы свое место тому, кто знает в этом толк!
- Оставь в покое парня, - вмешался, резко обернувшись, один из мужчин, стоящих впереди.
- Я же пошутил. - Задний положил руку на голову мальчишки. Мальчик угрюмо стряхнул ее. - Просто подумал, чудно это-ребенок, такая рань а он не спит.
- Этот парень знает толк в искусстве, ясно? - сказал заступник, его фамилия была Григсби. - Тебя как звать-то, малец?
- Том.
- Наш Том, уж он плюнет что надо, в самую точку-верно. Том?
- Точно!
Смех покатился по шеренге людей.
Впереди кто-то продавал горячий кофе в треснувших чашках. Поглядев туда. Том увидел маленький жаркий костер и бурлящее варево в ржавой кастрюле. Это был не настоящий кофе. Его заварили из каких-то ягод, собранных на лугах за городом, и продавали по пенни чашка, согреть желудок" но мало кто покупал, мало кому это было по карману.
Том устремил взгляд туда, где очередь пропадала за разваленной взрывом каменной стеной.
- Говорят, она улыбается, - сказал мальчик.
- Ага, улыбается, - ответил Григсби.
- Говорят, она сделана из краски и холста.
- Точно. Потому-то и сдается мне, что она не подлинная. Та, настоящая, - я слышал - была на доске нарисована, в незапамятные времена.
- Говорят, ей четыреста лет.
- Если не больше. Коли. уж на то пошло, никому не известно, какой сейчас год.


Читать далее

Захотелось продолжить тему, посвященную поэзии о художниках и живописи. Это одна из моих любимых тем, которую я почему-то надолго забросила.
Подобные сообщения о Брейгеле (вернее, Брейгелях) у меня уже были ТУТ и ТУТ
Ну а вот еще=)

Брейгель

... И голос нам издалека
Еще расскажет об охоте,
О тихом домике в тени,
О замирающем полете
На фоне реющей горы.
Беспечный мир на грани смерти,
На грани вечности мороз,
И корка хлеба в круговерти
Легко меняющихся поз.

©Геннадий Куртик

Питер Брейгель. Охотники на снегу

По Брейгелю, в горах уже зима.
Охотники гуляют от ума.
Сочатся небом вздувшиеся реки.
И на холсте, распятом в облаках,
Рисует Некто с дудочкой в руках
Последнюю мечту о человеке.

Как тонок наст нетронутой любви!
Дыханьем дня его не продави.
Такая тяжесть в воздухе повисла,
Что кажется – вот-вот ударит лёд.
И всё у нас тогда произойдёт.
И ничему уже не будет смысла.

© Андрей Коровин

Питер Брейгель Cтарший. Охотники на снегу

О Саврасове уже писала в дневнике:
Жизнь и творчество А. К. Саврасова
Грачи прилетели. Авторские вариации

Нашла еще одно интересное стихотворение (в посте о «Грачах» цитировала замечательное стихотворение Самойлова) о Саврасове. Спешу поделиться.

Он шел в кабак, дыша на руки
В мозолях, ссадинах и краске,
И, подтянув душе подпруги,
Входил. Предать себя. Огласке.

Смущенно кашлял. В сердце — кратер...
«Профессор спился, слышь, — художник!»
Стал кроткий Алексей Кондратьич
Своей известности острожник.

Угрел нутро. Убаил мысли.
Душа расстегнутая — дышит...
В каморке два этюда скисли,
А он все пишет, пишет, пишет!
Читать далее

© Ольга Пахомова

А вот еще две фотографии церкви Воскресения Христова в селе Сусанино (бывшее Молвитиново) Костромской области, увековеченная Саврасовым.


Читать далее

Сюжет знаменитой поэмы Джона Китса, вдохновлявшей художников, был заимствован из «Декамерона» Боккаччо.
Это рассказ о любви, вспыхнувший между Изабеллой и Лоренцо. Лоренцо был слугой в доме, где Изабелла жила со своими богатыми и заносчивыми братьями. Когда те узнали об их отношениях, то решили тайно убить юношу, чтобы избавить сестру от позора. Изабелла ничего не знала о судьбе Лоренцо и сильно тосковала.
Однажды ночью дух Лоренцо явился девушке и указал, где братья зарыли его зарыли тело. Изабелла отправилась туда, выкопала голову возлюбленного и спрятала в горшок с базиликом, с котором проводила почти все время.
Когда братья узнали, что именно хранится в горшке, они, боясь наказания, похитили его у сестры и сбежали. А Изабелла умерла от горя и тоски.

Китс написал «Изабеллу…» в 1818 году, пересказав пятую новеллу четвертого дня «Декамерона». Но уже через год после написания он весьма критически оценивал поэму и только по настоянию друзей включил ее в сборник 1820 г.: «В ней слишком много жизненной неопытности и простодушного неведения. Это могло бы быть очень хорошо, когда человека нет в живых, но при жизни это не годится. Будь я рецензентом, я назвал бы "Изабеллу" слабой, со всех сторон уязвимой поэмой, до смешного серьезной и печальной. Если можно так выразиться, драматургическая способность позволяет мне полностью проникнуться каким-то чувством, но in Propria Persona [In Propria Persona (лат.) - от соответствующего лица] мне следует быть готовым к тому, чтобы самому слегка над ним посмеяться…»

Тем не менее, сюжет именно благодаря стихотворной обработке Китса пользовался большой популярностью в живописи. Особую любовь питали к нему прерафаэлиты.

В 1849 году Джон Эверетт Миллес написал картину «Лоренцо и Изабелла».
Все герои в сборе. И все живы. Но братья Изабеллы уже знают, что убьют ее возлюбленного. Один из них тайком пинает собаку сестры. А на окне уже стоит тот самый горшок.


Читать далее

Александр Городницкий

Разрушение Содома
На картине у Коро,--
Угол каменного дома,
Дуб с обугленной корой.
Красный дым на небосводе,
Сжаты ужасом сердца,
Дочь из города уводит
Престарелого отца.
На лету сгорает птица
Меж разрядов грозовых,
И темны от страха лица
Прародителей моих.

Разрушение Содома
На картине у Коро.
Нет людей в долине Дона,
Нет на Темзе никого.
Обгорят у лавров кроны,
В реках выкипит вода,--
Нет гражданской обороны
От Господнего Суда.

Разрушение Содома
На картине у Коро.
Возле ног, как ад, бездонно
Разверзается метро.
Долго после вернисажа
Будит в полночи меня
Жаркий воздух в дымной саже,
Пляска тёмного огня.
И до самого рассвета
Сотрясает блочный дом
Небо Ветхого Завета
С чёрным атомным грибом.

К. Коро. Разрушение Содома

Возвращаясь к незаслуженно забытой теме=)

Александр Блок

ГАМАЮН, ПТИЦА ВЕЩАЯ

(картина В. Васнецова)

На гладях бесконечных вод,
Закатом в пурпур облеченных,
Она вещает и поет,
Не в силах крыл поднять смятенных...
Вещает иго злых татар,
Вещает казней ряд кровавых,
И трус, и голод, и пожар,
Злодеев силу, гибель правых...
Предвечным ужасом объят,
Прекрасный лик горит любовью,
Но вещей правдою звучат
Уста, запекшиеся кровью!..

В. М. Васнецов. Гамаюн

Рюрик Ивнев

К. С. Петрову-Водкину

Кроваво-красный конь,
К волнам морским
стремящийся,
С истомным юношей на выпуклой спине.
Ты, как немой огонь, вокруг костра клубящийся,
О многом знаешь ты, о многом шепчешь мне.
Зрачки расширились...
Стою в святом волнении,
И слышу запах волн,
поющих о весне,
И слышу шепот душ,
измученных в горении,
И, юноша, твой плач
на огненном коне.
Там, где лежит туман,
где степь непроходимая
Зелено-ярких вод —
поют о новом дне.
И нас туда влечет мольба неизгладимая,
И там мы будем жить,
а здесь мы, как во сне...



К. С. Петров-Водкин. Купание красного коня

Картина "Купание красного коня" принесла славу Кузьме Петрову-Водкину, сделала его имя известным на всю Россию и вызвала много споров. Это было этапное произведение в творчестве художника. Написанное в 1912 году, оно было показано на выставке "Мир искусства", причем устроители выставки повесили картину не в общей экспозиции, а над входной дверью - поверх всей выставки, "как знамя, вокруг которого можно объединиться". Но если одни воспринимали "Купание красного коня" как программный манифест, как знамя, для других это полотно было мишенью.
Читать далее

Источник

Давно я не обращалась к этой теме. Вот решила взяться за старое.

Всеволод Рождественский

Некрасов

Зеленая лампа чадит до рассвета,
Шуршит корректура, а дым от сигар
Над редкой бородкой, над плешью поэта
Струит сладковатый неспешный угар.

Что жизнь — не глоток ли остывшего чая,
Простуженный день петербургской весны,
Сигары, и карты, и ласка простая
Над той же страницей склоненной жены?

Без сна и без отдыха, сумрачный пленник
Цензуры, редакций, медвежьих охот,
Он видит сейчас, разогнув «Современник»,
Что двинулся где-то в полях ледоход.

Перо задержалось на рифме к «свободе»,
И слышит он, руки на стол уронив,
Что вот оно, близко, растет половодье
На вольном просторе разбуженных нив...

Иссохшим в подушках под бременем муки
Ты, муза, России его передашь.
Крамской нарисует прозрачные руки
И плотно прижатый к губам карандаш.

А слава пошлет похоронные ленты,
Венки катафалка, нежданный покой
Да песню, которую хором студенты
Подхватят над Волгой в глуши костромской.

И с этою песней пойдут поколенья
По мерзлым этапам, под звон кандалов
В якутскую вьюгу, в снега поселений,
В остроги российских глухих городов.

И вырастет гневная песня в проклятье
Надменному трону, родной нищете,
И песню услышат далекие братья
В великой и страстной ее простоте.



Крамской И.Н.Некрасов в период "Последних песен"

Уже в начале 1877 года ни для кого не было тайной, что Некрасов тяжело болен и что дни его сочтены. Все, кому была дорога русская литература, восприняли болезнь поэта как глубокое личное горе.
"Если, когда ты получишь мое письмо, Некрасов будет продолжать дышать, — писал Чернышевский своему двоюродному брату из ссылки, — скажи ему, что я горячо любил его, как человека, что я благодарю за его доброе расположение ко мне, что я целую его, что я убежден: его слава будет бессмертна, что вечна любовь России к нему, гениальнейшему и благороднейшему из всех русских поэтов. Я рыдаю о нем. Он действительно был человек высокого благородства души и человек великого ума. И как поэт он, конечно, выше всех русских поэтов".
Близко принял к сердцу болезнь Некрасова и высоко ценивший его творчество Павел Михайлович Третьяков. Как раз в семидесятых годах он задался благородной целью собрать в своей галерее портреты выдающихся людей России. Портрета Некрасова у него еще не было, а тяжелое состояние больного поэта заставляло торопиться. Третьяков обратился с просьбой к И. Н. Крамскому, который и ранее выполнял для него подобные заказы.
Читать далее
Источник

В конце 1890-х годов В. М. Васнецов работал над иллюстрациями к "Песне о вещем Олеге" Пушкина для академического издaния к столетию со дня рождения поэта в 1899 году. Оформление, созвучное эпически-величавым строфам Пушкина, было выполнено художником в стиле богато изукрашенных орнаментами и миниатюрами древнерусских рукaписных книг. Васнецрв создал заставки, заглавные буквицы, концовки и композиции, служившие как бы лицевыми миниатюрами, как в древних книгах. Cам текст был написан художником Виктором Замирайло.
В песне о вещем Олеге Васнецoв выступил продолжателем древнерусских традиций оформления книг, восприняв у средневековых мастеров не только стилистику, но и суть их подхода к конструкции книги в целом.
"Песнь о вещем Олеге" Васнецова определила новое направление в развитии книжной иллюстрации, продолженное Иваном Билибиным и художниками «Мира искусства».



Как ныне сбирается вещий Олег
Отмстить неразумным хозарам,
Их селы и нивы за буйный набег
Обрек он мечам и пожарам;
С дружиной своей, в цареградской броне,
Князь по полю едет на верном коне.

Из темного леса навстречу ему
Идет вдохновенный кудесник,
Покорный Перуну старик одному,
Заветов грядущего вестник,
В мольбах и гаданьях проведший весь век.
И к мудрому старцу подъехал Олег.


Читать далее

В 1888 году на XVI выставке передвижников была представлена самая известная и, пожалуй, самая скандальная картина Николая Ярошенко «Всюду жизнь». До сих пор нет единого мнения по поводу того, какой смысл вложил художник в свою работу.
Пытался ли Ярошенко таким образом символически показать, что в тюрьмах и ссылках томились не преступники, а обычные люди, ставшие жертвами политической и социальной несправедливости? Стремился ли запечатлеть светлую минуту в жизни арестантов, кормящих голубей через решетку во время остановки тюремного вагона? Хотел ли показать человечность людей, отвергнутых обществом? Или все вместе?
А Лев Толстой, между прочим, называл эту картину "Голуби"...



А Марк Лисянский посвятил картине замечательное стихотворение:

Я люблю картину Ярошенко
"Всюду жизнь". Люблю ее давно.
Посмотрите: вот глядит с простенка
Мальчик сквозь тюремное окно.
Вспомнив на минуту,
Не забудьте,
Как мальчонка, улыбаясь нам,
Смотрит сквозь заржавленные прутья
И бросает крошки голубям.
А вокруг ребенка арестанты
С добрыми морщинками у глаз.
Жизнелюбы, мастера, таланты,
Чьи шедевры не дошли до нас.
Жизнь им застилала ясны очи,
Убивала - не могла убить,
А они ее любили. Очень!
Завещали нам ее любить.

Есть два замечательных стихотворения. Одно Давид Самойлов посвятил картине «Питера Брейгеля Старшего «Поклонение волхвов» (вот какой именно я не знаю), второе Александр Городницкий посвятил картине Питера Брейгеля Младшего «Шествие на Голгофу».
По логике вещей о каждом стихотворении и каждой картине стоило бы написать отдельно. Однако почему-то возникло желание поместить их рядом друг с другом. И не с целью сравнения, а с целью дополнения.
Во-первых, во многом схожие работы на эти сюжеты были и у отца и у сына.
Во-вторых, без творчества Питера Стершего не было бы творчества Питера Младшего. Да и, по-хорошему, сына мы знаем в первую очередь как копииста работ отца. И хотя Питер Брейгель Младший был не только копиистом, но и самостоятельным художником, о копиях придется оговориться отдельно.
Но все-таки сначала картины и стихи.



Питер Брейгель Старший. «Поклонение волхвов»

Читать далее

Можно говорить о целой династии талантливейших Брейгелей-художников, но сложно поспорить с тем, что самым ярким и непревзойденным представителем среди этой плеяды несомненно был Питер Брейгель Старший, прозванный «Мужицким» за свою серию «Времена года» и стремления изображать на своих полотнах фламандских крестьян. Может быть, изображай он дворян да королей, и прозвище бы получил «поблагороднее». Только вряд ли бы тогда художник стал тем самым Питером Брейгелем, над разгадкой смысла работ которого исследователи продолжают биться по сей день.

Мне кажется, что эту особенность Брейгеля очень хорошо уловила и смогла передать словами в своей поэме Новелла Матвеева.

Новелла Матвеева

Питер Брейгель-старший

Хула великого мыслителя угоднее Богу,
чем корыстная молитва пошляка.
(Ренан)



Питер Брейгель Старший. "Художник и знаток".
( Исследователи предполагают, что изображение художника может являться автопортретом самого Брейгеля)

В палаццо и храмах таятся,
Мерцая, полотна и фрески.
Зажгла их рука итальянца
И скрылась в их царственном блеске...
Даль в дымке, одежды цветущи,
Фигуры ясны, но не резки.

На ликах огня и покоя
Слиянием - кто не пленится!
И все же (строка за строкою)
Всегда (за страницей страница)
Я Питера Брейгеля буду
Злосчастная ученица.

Ах, лучше бы мне увязаться
Вослед за классическим Римом!
Не так-то легко и солидно
Брести по пятам уязвимым,
Ранимым... За Брейгелем-старшим,
За Брейгелем неумолимым.

Читать далее

Информацию о Константине Маковском и часть его картин я уже размещала ЗДЕСЬ. Но не менее интересно прочитать то, что писал о нем Пикуль в одной из своих замечательных исторических миниатюр.

Валентин Саввич Пикуль
Трагедия «Русского Макарта»



К. Е. Маковский. Автопортрет

Морозный Петербург. Раннее утро. Одна из комнат обширной квартиры Маковского отведена для тропического сада, в котором живут заморские птицы, наполняющие жилище художника забавным пением. Он и сам встречает день пением:

Перед троном красоты телесной
Святых молитв не зажигай,
Не называй ее небесной
И у земли не отнимай…

Громадный холст еще чист, возле него стремянка; из китайских ваз растут пышные букеты различных кистей. Бодряще пахнет красками, скипидаром, лаками… Если верить слухам, мастерская Ганса Макарта в Вене более напоминает ателье дамских мод, а мастерская Константина Маковского вроде антикварной лавки: блестят шелка и парча, всюду древнее оружие, боярские одежды, кокошники и сарафаны, в ларцах из слоновой кости туманится жемчуг, на рундуках мерцают братины из серебра и золота, ковры и гобелены — все это цветет и брызжет сочностью красок и света… В полдень живописца навещает солидный сенатор, готовый заплатить за свой портрет 3 000 рублей. Час работы — и все закончено. По опыту мастер знает: улещать удачное — только портить.
— Кажется, готово, — смущенно сказал он заказчику.
Но сановник, весьма далекий от понимания маэстрии, не соглашается платить деньги за столь быструю работу:
— Раньше портреты выписывали комариным жалом, а вы своим помелом — мах мах и…, разве уже готово? В таких случаях Маковский вынужден притворяться:
— Вы меня не совсем то правильно поняли. Портрет закончен лишь вчерне, а теперь мне нужен по крайней мере еще месяц, чтобы придать ему необходимое brio — блеск…
После ухода сенатора портрет будет валяться в мастерской целый месяц, после чего масло покрывается лаком и можно отсылать по адресу заказчика. Подобных анекдотов о Маковском сохранилось множество, зато в мемуарном наследии художников о нем упоминается бегло, словно о незначительном мастере. А между тем слава Константина Егоровича Маковского давно уже переплеснула рубежи России, хотя популярность его кисти была иногда обидной для авторского самолюбия.
Читать далее

Иероним Босх – один из наиболее любимых мною художников и, пожалуй, - один из наиболее удивительных и загадочных художников в истории мировой живописи. До сих пор не угасают споры о содержании и смысловой нагрузке его работ, а их оценка более чем противоречива.
Многие ли шедевры знаменитых мастеров можно одновременно рассматривать и как насмешливо-язвительную ересь и как дословное прочтение Священного Писания?
Я не скажу, что могу любоваться работами Босха и получать эстетическое наслаждение в прямом смысле этого слова, но вот мозги они заставляют работать.
Образы, возникшие под впечатлением работ Иеронима Босха, оставили своий след и в литературе:

«Сад земных наслаждений» (триптих)

Читать далее

Александр Городницкий

Я вижу старинный московский дворец
И кровь на подушках дивана.
Там сына родной убивает отец,
Иван убивает Ивана.
Убийца, себя истребляющий сам,
Его обвинять не рискую, -
Виною всему праотец Авраам,
Замысливший жертву такую,
Который, не в силах любовь побороть,
Готов на посмертную муку,
Не зная о том, что удержит Господь
Его занесённую руку.
Я слышал однажды: как нерв напряжён,
Безлюдной вечерней порою,
Безумец ударил картину ножом
И крикнул: "Достаточно крови!".
И там, где отметина эта видна.
Где лезвие холст разрезало,
Всё капает, капает кровь с полотна
На плинтус музейного зала.


29 января 1913 года в Третьяковской галерее молодой иконописец, старообрядец, сын крупного мебельного фабриканта Абрам Балашов в припадке душевной болезни с криком «Довольно крови!» изрезал ножом знаменитую картину Ильи Ефимовича Репина «Иван Грозный и сын его Иван. 16 ноября 1581 года». Три пореза прошли по лицу царевича, однако не затронув глаз. Репин был уверен, что его работа безвозвратно погублена. «Из трех ударов один пришелся на лицо Грозного — от середины виска, пересекая ухо, до плеча, — второй разрез прошел по контуру носа царевича, задев щеку Грозного и уничтожив весь очерк носа царевича, наконец третий повредил пальцы правой руки царевича, разрезал щеку у него и задел правый рукав Грозного», — вспоминал Игорь Эммануилович Грабарь (1871–1960), который вместе с Дмитрием Федоровичем Богословским (1870–1939) вернул картину к жизни.

А сегодня будет Рембрандт. Получилось много, но об этом художнике в двух словах не скажешь.



Рембрандт. "Автопортрет 1658 года"

Новела Матвеева

«Рембрандт»

Он умер в Голландии,
холодом моря повитой.
Оборванный бог,
нищий гений.
Он умер
и дивную тайну унес нераскрытой.
Он был королем светотени.
Бессмертную кисть,
точно жезл королевский,
держал он
Над царством мечты негасимой
Той самой рукою,
Что старческой дрожью дрожала,
Когда подаянья просил он.
Закутанный в тряпки,
бродил он окраиной мутной.
У двориков заиндевелых
Ладонь исполина
он лодочкой складывал
утлой
И зябко подсчитывал мелочь.
Считал ли он то,
сколько сам человечеству отдал?
Не столько ему подавали!
Король светотени --
Он все ж оставался голодным,
Когда королем его звали.
Когда же, отпетый отпетыми,
низший из низших,
Упал он с последней ступени,
Его схоронили
(с оглядкой!)
на кладбище нищих.
Его -- короля светотени!
....Пылится палитра...
Паук на рембрандтовой раме
в кругу паутины распластан...
На кладбище нищих
в старинном седом Амстердаме
Лежит император контрастов.
С порывами ветра
проносится иней печально,
Туманятся кровли и шпили...
Бьет море в плотины...
Не скоро откроется тайна,
Уснувшая в нищей могиле.
Но скоро в потемки
сквозт вычурный щит паутины
Весны дуновенье прорвется:
Какие для славы откроются миру картины
В лучах нидерландского солнца!
И юный художник,
взволнванный звонкой молвою,
И старый прославленный гений
На кладбище нищих
С поникшей придут головю
Почтить короля светотени.
А тень от него не оступит.
Хоть часто
Он свет перемешивал с нею.
И мастер контраста -- увы! --
не увидит контраста
Меж смертью и славой своею.
Всемирная слава
пылает над кладбищем нищих:
Там тень, но и солнце не там ли?
Но тише!
Он спит.
И на ощупь художники ищут
Ключи от замкнувшейся тайны. Читать далее

Интересна тема отношения Александра Сергеевича Пушкина к творчеству Рафаэля. В пушкинском пантеоне величайших гениев мира Рафаэль занимает одно из первых мест. Это видно из поэтического творчества Пушкина, на протяжении всей жизни возвращавшегося к имени великого творца эпохи Высокого Возрождения
Вот ЗДЕСЬ находится замечательная и подробная статья о том, как Пушкин обращался к имени и творчеству знаменитого уроженца Урбино. Я же остановлюсь только на трех стихотворениях.
В 1819 г. Пушкин пишет стихотворение "Возрождение" (здесь название имеет двойной смысл), связанное с впечатлением от картины Рафаэля "Мадонна с безбородым Иосифом"("Святое семейство"), выставленной в Эрмитаже.



Картина поступила в музей в 1772 г. в составе знаменитой коллекции Пьера Кроза. На первых страницах каталога выставки пушкинского времени, открывавшегося репродукцией картины, сообщалось: "Господин Барруа весьма дешево купил сию картину, принадлежавшую Ангулемскому дому. Она хранилась в оном без особенного внимания. Не искусной какой-то живописец, желая поновить ее и не умея совместить работы своей, с работой творца оной, всю ее переписал снова, так что уже не видно было в ней кисти Рафаэла. Но когда господин Барруа ее купил, то Вандин, очистив ее от посторонней работы, возвратил свету подлинное ее письмо, которое вместо повреждения стало от того гораздо свежее; наложенные на нее краски не искуснаго живописца послужили ей покрышкой и сохранили ее от вредных действий воздуха". Сегодня принято считать, что картина датируется 1506 г. и ее создание связано либо с именем Таддео Таддеи, либо с именем Гвидобальдо да Монтефельтро. Именно этот факт и послужил Пушкину при написания следующих строк:

ВОЗРОЖДЕНИЕ

Художник-варвар кистью сонной
Картину гения чернит
И свой рисунок беззаконный
Над ней бессмысленно чертит.
Но краски чуждые, с летами,
Спадают ветхой чешуей;
Созданье гения пред нами
Выходит с прежней красотой.
Так исчезают заблужденья
С измученной души моей,
И возникают в ней виденья
Первоначальных, чистых дней.

В том же 1819 г. Пушкин пишет стихотворение, посвященное последней, не законченной картине Рафаэля "Преображение".




НЕДОКОНЧЕННАЯ КАРТИНА

Чья мысль восторгом угадала,
Постигла тайну красоты?
Чья кисть, о небо, означала
Сии небесные черты?
Ты, гений!.. Но любви страданья
Его сразили. Взор немой
Вперил он на свое созданье
И гаснет пламенной душой.

Подлинная причина гибели Рафаэля остается тайной и сегодня. В биографиях, восходящих к жизнеописаниям Джорджо Вазари о последних днях говорится так: "...Рафаэль втихомолку продолжал заниматься своими любовными делами, превыше всякой меры предаваясь этим утехам. И вот однажды после времяпровождения еще более распутного, чем обычно, случилось так, что Рафаэль вернулся домой в сильнейшем жару, и врачи решили, что он простудился, а так как он в своем распутстве не признавался, ему по неосторожности отворили кровь, что его ослабило до полной потери сил... после исповеди и покаяния он завершил свой жизненный путь в день своего рождения, в страстную пятницу тридцати семи лет от роду". В 1805 г. в русской книге "Эрмитажная галерея" сообщалось: "Рафаэль достиг бы блистательных успехов в колорите, если бы пламенное его сложение, непрестанно влекшее его к любви, не причинило ему преждевременной смерти". Во французском "Всеобщем словаре" 1810 г. эта же версия излагалась так: "Рафаэль умер вследствие истощения от своей страсти к женщинам". Отсюда идет и Пушкинская оценка: "Но любви страданья Его сразили.". Во времена Пушкина даже "Сикстинская мадонна"(1515) так высоко не ценилась, как "Преображение", которое считалась общепризнанным шедевром мировой живописи. Вверху картины изображен "преобразившийся" Христос, вознесшийся над горой Фавор, он излучает сияние, а рядом с ним пророки Илья и Моисей, спустившиеся за ним с небес. Ощущение парения трех основных фигур передано настолько сильно, что кажется невесомость возможна и вблизи поверхности земли. Внизу изображены павшие ниц апостолы, а у подножия горы евангельские персонажи. Но, присмотритесь внимательно к лицу Христа и сравните его с автопортретом художника, и вы найдете сходство, еще ранее Рафаэль изобразил себя и в самом ясновидящем из всех ветхозаветных пророков - в портрете пророка Исайи. Незаконченной картина "Преображение" стояла у гроба великого художника, Рафаэль скончался 6 апреля 1520 г., в тот же день когда и родился в 1483 г.

Но наиболее интересна, наверное, история стихотворения «Мадона» и картины Рафаэля "Бриджуотерская мадонна".



Считается, что именно старинной копией этой картины в июле далекого 1830 года любовался Пушкин. Копия (но об этом тогда мало кто знал - ведь картина приписывалась кисти самого Рафаэля) была выставлена для продажи в Петербурге на Невском проспекте, в витрине книжного магазина, принадлежавшего И.В. Сленину, знакомцу поэта. Пушкин не мог оторвать глаз от чудесного образа мадонны: в ее лике виделись ему небесные черты невесты.
В письме к своей невесте, Н. Н. Гончаровой, от 30 июля 1830 г. Пушкин писал: "Часами простаиваю перед белокурой мадоной, похожей на вас как две капли воды; я бы купил ее, если бы она не стоила 40000 рублей".

МАДОНА.

Не множеством картин старинных мастеров
Украсить я всегда желал свою обитель,
Чтоб суеверно им дивился посетитель,
Внимая важному сужденью знатоков.

В простом углу моем, средь медленных трудов,
Одной картины я желал быть вечно зритель,
Одной: чтоб на меня с холста, как с облаков,
Пречистая и наш божественный спаситель -

Она с величием, он с разумом в очах -
Взирали, кроткие, во славе и в лучах,
Одни, без ангелов, под пальмою Сиона.

Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадона,
Чистейшей прелести чистейший образец.

Подробнее о судьбе картины можно прочитать ТУТ

Сейчас, наверное, практически невозможно представить себе цельного восприятия образа Александра Меншикова без знаменитой картины Василия Ивановича Сурикова «Меншиков в Березове».



Вот что сам художник рассказывал Максимилиану Волошину о замысле картины и работы над ней:
«В восемьдесят первом поехал я жить в деревню - в Перерву. В избушке нищенской. И жена с детьми. (Женился я в 1878 году. Мать жены была Свистунова - декабриста дочь. А отец - француз). В избушке тесно было. И выйти нельзя - дожди.
Здесь вот все мне и думалось: кто же это так вот в низкой избе сидел? И поехал я это раз в Москву за холстами. Иду по Красной площади. И вдруг... - Меншиков! Сразу всю картину увидал. Весь узел композиции. Я и о покупках забыл. Сейчас кинулся назад в Перерву. Потом ездил в имение Меншикова в Клинском уезде. Нашел бюст его. Мне маску сняли. Я с нее писал.
А потом нашел еще учителя-старика - Невенгловского; он мне позировал. Раз по Пречистенскому бульвару идет, вижу, Меншиков. Я за ним: квартиру запомнить. Учителем был математики Первой гимназии. В отставке. В первый раз и не пустил меня совсем. А во второй раз пустил. Позволил рисовать. На антресолях у него писал. В халате, перстень у него на руке, небритый - совсем Меншиков. „Кого Вы с меня писать будете?" - спрашивает. Думаю: еще обидится - говорю: „Суворова с Вас рисовать буду". Писатель Михеев потом из этого целый роман сделал. А Меншикову я с жены покойной писал. А другую дочь - с барышни одной. Сына писал в Москве с одного молодого человека - Шмаровина сына.
В 1883 году картину выставил».
Выставленная 2 марта 1883 года в Петербурге на XI выставке картин Товарищества Передвижных Художественных Выставок картина «Меншиков в Березове» сразу привлекла к себе внимание. Вокруг нее сразу же закипели горячие споры, а Крамской сказал, что если Меншиков встанет, то пробьет головой потолок.
А в 1920 году Михаил Кузмин написал такое стихотворение-ассоциацию:


Декабрь морозит в небе розовом,
нетопленный чернеет дом,
и мы, как Меншиков в Берёзове,
читаем Библию и ждем.

И ждем чего? Самим известно ли?
Какой спасительной руки?
Уж вспухнувшие пальцы треснули
и развалились башмаки.

Уже не говорят о Врангеле,
тупые протекают дни.
На златокованном архангеле
лишь млеют сладостно огни.

Пошли нам долгое терпение,
и легкий дух, и крепкий сон,
и милых книг святое чтение,
и неизменный небосклон.

Но если ангел скорбно склонится,
заплакав: "Это навсегда",
пусть упадет, как беззаконница,
меня водившая звезда.

Нет, только в ссылке, только в ссылке мы,
о, бедная моя любовь.
Лучами нежными, не пылкими,
родная согревает кровь,

окрашивает губы розовым,
не холоден минутный дом.
И мы, как Меншиков в Берёзове,
читаем Библию и ждем.

Серия сообщений "Исторические зарисовки":
Часть 1 - "Меншиков в Березове" Василия Сурикова
Часть 2 - История в художественных образах. Эпоха Анны Иоанновны
Часть 3 - Живописный казус. Мадонна Ручеллаи, Вазари и Фредерик Лейтон
...
Часть 37 - "На морозе" В. В. Верещагина
Часть 38 - Лукреция и Аррия Старшая
Часть 39 - Истории писающих мальчиков

Люблю цикл передач «Собрание Третьяквки» с Ксенией Лариной на «Эхо Москвы». Иногда удается послушать. Иногда читаю текстовый вариант на официальном сайте радиостанции. Но всегда обязательно узнаю что-нибудь новое лично для себя.

Например, вот о написанном Бакстом портрете Зинаиды Гиппиус 1906 года. Тем более что ее стихи и биографию я уже выкладывала. Пора выложить портрет.




Портрет графический, выполненный на бумаге. Художник использовал карандаш, использовал сангину. Более того, лист бумаги склеенный.
Изначально это был набросок, который Бакст позже закончил. Зинаида Николаевна имела совершенно удивительную фигуру и дивные ноги. Показать ее длинные, бесконечные ноги Бакст смог только подклеив еще немного бумаги.
Портрет изначально рассматривался как скандальный и неприличный из-за костюма, в который была одета Зинаида Гиппиус.
Это костюм маленького лорда Памплероб, героя повести, написанной англо-американской писательницей Барднед в 1886 году, которая была переведена на 17 иностранных языков, включая русский.
Героем повести является семилетний американец, бывший убежденным республиканцем, который волею судеб оказался в Англии. Более того, даже узнав, что по рождению он является лордом, герой ведет демократично и дружелюбно со всеми.
Этот золотоволосый мальчик появился перед читателями и перед своим дедушкой-лордом в черном бархатном костюме, в коротких панталонах, в рубахе с кружевным жабо, и эта мода потом подвижных мальчиков всего конца Х1Х века.
Уже то, что Зинаида Николаевна примеряет на себя подобный костюм, который ей чрезвычайно шел, содержало в себе элемент иронии и провокации.
Портрет Зинаиды Гиппиус работы Бакста поступил в Третьяковскую галерею в 20-м году. Ранее он находился в коллекции Сергея Александровича Кусевицкого, известного московского коллекционера.
Кусевицкий был очень заметной фигурой в художественной жизни дореволюционной России: виртуоз-контрабасист и дирижер. Дирижер особенный. Его программа состояла во многом из произведений современных русских композиторов. Благодаря ему, весь мир узнал музыку Скрябина, Рахманинова, Стравинского и других композиторов-современников.
Выходец из бедной семьи, Кусевицкий женился на представительнице очень богатой купеческой и меценатской московской династии Наталье Константиновне Ушковой. На полученное приданное он организовал Русское музыкальное общество, в котором и увидели свет впервые партитуры современных ему русских композиторов.
Сергей Александрович был неутомимым популяризатором русской музыки. Свою коллекционерскую и популяризаторскую деятельность он продолжил и после эмиграции.
Уже на Западе он начал собирать коллекцию, помогал русским художникам-эмигрантам. В частности, сделал заказ на оформление своего дома в Париже Наталье Гончаровой, чем безмерно помог ей материально. Приютил в своем Бостонском оркестре в качестве секретаря свою знакомую по Москве меценатку и коллекционера Генриетту Леопольдовну Гиршман.
Коллекция его тонкой направленностью (он собирал портреты музыкальных деятелей) и высоким качеством произведений.
Помимо портрета Гиппиус, в этом собрании была «Роза» и «Тени лагуны» Врубеля.

Да, а еще в 1901 году Гиппиус посвятила Баксту два замечательных сонета:

ДВА СОНЕТА
Л. С. Баксту

I. Спасение

Мы судим, говорим порою так прекрасно,
И мнится - силы нам великие даны.
Мы проповедуем, собой упоены,
И всех зовем к себе решительно и властно.
Увы нам: мы идем дорогою опасной.
Пред скорбию чужой молчать обречены,-
Мы так беспомощны, так жалки и смешны,
Когда помочь другим пытаемся напрасно.

Утешит в горести, поможет только тот,
Кто радостен и прост и верит неизменно,
Что жизнь - веселие, что все - благословенно;
Кто любит без тоски и как дитя живет.
Пред силой истинной склоняюсь я смиренно;
Не мы спасаем мир: любовь его спасет.

II. Нить

Через тропинку в лес, в уютности приветной,
Весельем солнечным и тенью облита,
Нить паутинная, упруга и чиста,
Повисла в небесах; и дрожью незаметной
Колеблет ветер нить, порвать пытаясь тщетно;
Она крепка, тонка, прозрачна и проста.
Разрезана небес живая пустота
Сверкающей чертой - струною многоцветной.

Одно неясное привыкли мы ценить.
В запутанных узлах, с какой-то страстью ложной,
Мы ищем тонкости, не веря, что возможно
Величье с простотой в душе соединить.
Но жалко, мертвенно и грубо все, что сложно;
А тонкая душа - проста, как эта нить.

Колокол храма Всех Святых на Соколе
Сокол. Оскал Кока-Колы — реклама с дом.
Волоком движутся к Войковской визг и вой.
Всполохи в небе — знамение иль неон?
Вдруг слышу колокол, колокол над собой.

Бой — одиночные выстрелы — в воздух, вверх!
Бей! — одиночество выстрадать? — выбить в пух!
Боже — ты слышишь? — ты помнишь о нас о всех?
Больно, что нищий наш дух не у всех — на двух.

Колокол молотом: продано! Где душа? —
если давно уже вынесли всех святых!
Господи, Господи, кто из нас повышал
тридцать серебренников до монет златых?!

Смолкнул малиновый звон, и шоссе крестом —
там, возле церкви, намоленной испокон.
Снова заполнили всё трескотня и стон.
Колокол, колокол, колокол — он по ком?
©Сергей Юдин

Люблю время от времени пополнять свои знания по истории района, в котором живу.
О клинике на улице 8 марта, связанной с именем Михаила Врубеля, уже писала. Теперь вот нашла интересную статью о храме Всех Святых на Соколе





Имя Сокол теперь носит теперь древнее село Всехсвятское, названное в конце XVII века по местной церкви, освященной в честь всех святых, а вот ее история более туманная. Село, известное с 1398 года, изначально носило имя Святые Отцы. По легенде, здесь стоял мужской монастырь с соборным Всесвятским храмом, а в окрестном лесу в хижинах жили старцы-отшельники.
Мнения ученых расходится. Одни согласны с тем, что здесь действительно до XV века стоял монастырь с храмом в честь всех святых, другие считают, что собор монастыря был освящен в честь VII Вселенского Собора святых отцов, отчего и произошло название села.
Еще одно странное старомосковское прозвище местности – Лужа Отцовская – объясняется очень просто: здесь протекали речки Ходынка и Таракановка, подтоплявшие местность.
Село Святые Отцы упоминается в конце XV века в духовной грамоте князя Ивана Юрьевича Патрикеева, двоюродного брата московского великого князя Ивана III, согласно которой он передавал это село с другими угодьями своему сыну. Однако род Патрикеевых скоро оказался в опале, и в начале следующего столетия село отошло в казну. С тех пор его хозяева менялись по воле московского государя. Считается, что какое-то время оно принадлежало Троице-Сергиеву монастырю. А в 1587 году царь Федор Иванович пожаловал село кремлевскому Архангельскому собору.
Далее мнения ученых снова расходятся. Одни считают, что в древнем монастыре, независимо от его посвящения всем святым или VII Вселенскому Собору, точно была деревянная церковь в честь всех святых. После упразднения монастыря она осталась приходской и потом, когда село оказалось в руках нового владельца, боярина И. М. Милославского, была перестроена в камне. Другие предполагают, что монастырь упразднили полностью, а Всесвятская церковь появилась самостоятельно и значительно позднее – в XVII веке. Она и дала новое имя селу, которое после революции изменилось на "Сокол", когда здесь стали строить первый в Москве жилищно-строительный кооперативный поселок. Прежняя традиционная версия гласила, что это название произошло от фамилии местного агронома-животновода А. Сокола, жившего здесь и разводившего на окраине Москвы породистых свиней. Теперь придерживаются другой гипотезы. Современные изыскания установили, что название "Сокол" появилось от московских Сокольников, поскольку именно там сначала собирались возводить кооперативный поселок. А агроном с фамилией Сокол действительно жил в одном из домов Всехсвятского села, и, как ни парадоксально, именно в его доме разместилась контора кооператива "Сокол", что и породило версию о происхождении советского названия местности. Иначе, как игрой истории, это не назовешь.
Местность, в которой появился этот храм, издревле располагалась на главном московском тракте. До времен Петра I здесь проходила важнейшая политическая и торговая дорога на Тверь, Великий Новгород и Псков. С правления Петра ее значение повысилось, поскольку отныне она вела в новую северную столицу. Оттого Всехсвятское село очень много повидало на своем веку. Изначально именно во Всехсвятском была последняя остановка царского поезда перед въездом в Москву на коронацию или другие торжества. Перед тем как в конце XVIII века неподалеку был построен путевой Петровский дворец, деревянный путевой дворец стоял во Всехсвятском, так что храм Всех Святых помнит и Анну Иоанновну, и Елизавету Петровну, и Екатерину II…Читать далее

Источник

Статья размещалась в православном электронном издании, поэтому у нее соответствующий настрой. Но статья интересная, поэтому вырывать из нее какие-то куски я не стала.
А вот церковь на Соколе…
Слышала утверждение о том, что в нее приезжал молиться сам Сталин. Правда, эти сведения не имеют документальных подтверждений, основываясь на словах нескольких прихожан.
Неоднократно слышала от многих живущих людей утверждения, что эта церковь «злая», «плохая». Ее не любят за царящую в ней недружелюбную атмосферу, предпочитая более открытую и доступную церковь в Петровском парке.
У меня самой ни разу не возникало желания хотя бы заглянуть за ограду, дабы увидеть, что там внутри. Обычно мне как историку все интересно. А тут… Идешь мимо и чувствуешь, что атмосфера вокруг церкви неприятная, гнетущая, даже немного пугающе-отталкивающая, несмотря на всю ее богатую и примечательную историю. Хочется побыстрее пройти церковную ограду, не останавливаясь. Даже днем, когда светло.
Хотя все это крайне субъективно.

И раз уж затронула тему творчества Леонардо да Винчи, то не могу не продолжить ее стихами, его жизни и творчеству посвященными.



"Автопортрет"


Огюст Барбье

ЛЕОНАРДО ДА ВИНЧИ

Привет, Флоренции великий сын! Твой лик
С крутым высоким лбом, с волнистой бородою
Прекрасней для меня могущества владык,
И я, восторга полн, склоняюсь пред тобою!

Что честь, добытая кровавою войною,
Перед сокровищем души твоей, старик?
Что лавры тщетные и почести герою
Пред дивной порослью искусств и мудрых книг?

Почет, почет тебе! Твой животворный гений
Фантазии полет и мудрость рассуждений
Двойным могуществом в живом единстве слил.

Подобен солнцу ты, что на пути небесном,
Склоняясь, восходя, в могуществе чудесном
Живит поля земли и водит хор светил.
Читать далее

Для меня Серов – один из любимейших художников. Но вот есть у него картины, к которым мое отношение крайне неоднозначное. Одна из них – «Портрет Иду Рубинштейн», который одновременно и категорически не нравится, и вызывает странный интерес.



Интересу способствовала биография модели художника и стихотворение Сергея Петрова:

ИДА РУБИНШТЕЙН СЕРОВА

Как рабыня старого Востока,
ластясь, покоряя и коря,
муку и усладу сотворя,
двигалась ты кротко и жестоко,
вся в глазах усталого царя.

Опустилась наземь пляска шарфа
в безвоздушной медленной стране.
Замер царь за рамою, зане
тело опустело, словно арфа
об одной-единственной струне.

Кончилось с пространством состязанье
на простом холсте пустой стены.
Нет, художник, на тебе вины,
но свистит лозою наказанья
жесткая мелодия спины.



А вот что писал В. С. Пикуль:

ПОРТРЕТ ИЗ РУССКОГО МУЗЕЯ

С чеканным стуком падала туфля на каменные плиты храма Шатель, а холодные своды при этом гулко резонировали. Обнаженная высокая женщина с перстнями на пальцах рук и ног всходила на шаткое ложе, как на заклание.
Изгиб ее спины был удивителен, как и вся она. В этой женщине - все приметы времени, в котором она жила. Современники писали: "Худощавое стальное тело, странно напоминающее кузнечика. Очарование ядовитое, красота на грани уродства, странное обаяние!"
И вот, когда я увидел ее впервые, я мучительно обомлел:
- Кто она? Откуда пришла к нам? И почему она здесь?
Встреча моя с нею произошла в Русском музее...
Меня волновал этот резкий мазок, с такой сочностью обозначивший ее спину и лопатки. И почему она (именно она!) до сих пор привлекает внимание к себе? Почему столько споров, столько страстей, которые продолжаются и поныне...

Только потом я узнал, что для нее (специально для нее!) были написаны:
ГЛАЗУНОВЫМ - "Саломея" ("Пляска семи покрывал") в 1908 году;
ДЕБЮССИ - "Мученичество Святого Себастьяна" в 1911 году;
РАВЕЛЕМ - знаменитый балет "Болеро" в 1928 году;
СТРАВИНСКИМ - "Персефона" в 1934 году.

Но особенно остро меня всегда тревожил один момент в биографии этой женщины. Когда она предстала перед Серовым. Читать далее

Поддерживаю идею подборки парных картин, написанных одним и тем же художником, которую предложил Парашутов.



Грачи прилетели. 1871
Холст, масло. 62x48,5 см
Государственная Третьяковская галерея, Москва

Собственно говоря, это и есть легендарный оригинал-первенец, который купил сам Третьяков.




Весна. Грачи прилетели. 1872
Холст, масло. 67x117 см
Частное собрание

Как минимум, картина "стала шире".




Грачи прилетели. 1879

Позднее повторение
Холст, масло. 95x62 см
Нижегородский художественный музей, Нижний Новгород

Меняется цветовая гамма?




Ранняя весна. Оттепель. 1880-е
Холст, масло. 68x54 см
Астраханская областная картинная галерея им. Б.М. Кустодиева, Астрахань

Совершенно другой ракурс.




А так сейчас выглядит та самая церковь в селе Молвитиново (ныне Сусанино) под Костромой, которую мы видим на картине Саврасова.

«Грачи прилетели» имели грандиозный успех на выставках. Почти сразу же к Саврасову стали поступать просьбы написать копии картины. Сколько всего было копий, сделанных самим художником, я не знаю. А еще ведь было множество эскизов к этим копиям.
Почему-то мне кажется, что Саврасову самому нравилось возвращаться к этому сюжету, с которым, возможно, был связан самый счастливый момент в его жизни… Все-таки традиционно принято считать, что он остался художником одной картины, чья творческая судьба в целом по ряду причин не сложилась. Одной, но КАКОЙ! Картина-символ… Картина, с которой связывают новый этап в истории русского пейзажа. И ведь Левитана без Саврасова не было бы…
Впрочем, мне большинство менее известных пейзажей кисти Саврасова тоже нравится.
А Давид Самойлов под впечатлением от «Грачей» написал стихотворение, которое в целом вроде с темой живописи и не связано, но, как мне кажется, настроению знаменитого шедевра соответствует:

Стояли они у картины:
Саврасов. "Грачи прилетели".
Там было простое, родное.
Никак уходить не хотели.

Случайно разговорились,
Поскольку случилась причина.
- Саврасов. "Грачи прилетели" -
Хорошая это картина.

Мужчина был плохо одетый.
Видать, одинокий. Из пьющих.
Она - из не больно красивых
И личного счастья не ждущих.

Ее проводил он до дома.
На улице было морозно.
Она бы его пригласила,
Но в комнате хаос и поздно.

Он сам напросился к ней в гости
Во вторник на чашечку чая.
- У нас с вами общие вкусы
В картинах, как я замечаю.

Два дня она драила, терла
Свой угол для скромного пира.
Пошла, на последние деньги
Сиреневый тортик купила.

Под вечер осталось одеться,
А также открытку повесить -
"Грачи прилетели". Оделась.
Семь, восемь. И девять. И десять.

Семь, восемь, и девять, и десять.
Поглядывала из-за шторки.
Всплакнула. И полюбовалась
Коричневой розой на торте.

Себя она не пожалела.
А про неудавшийся ужин
Подумала: "Бедненький тортик,
Ведь вот никому ты не нужен.

Наверно, забыл. Или занят...
Известное дело - мужчина..."
А все же "Грачи прилетели"
Хорошая очень картина.

Хочется продолжить тему образа Рафаэля и его творчества в поэзии…

Аполлон Майков
Renaissance

[К юбилею Рафаэля Санцио]

В светлой греческой одежде,
В свежем розовом венке,
Ходит юноша по свету
С звонкой лирою в руке.

Под одеждой кармелиток,
Преклонясь пред алтарем,
Дева тает в умиленьи
Пред небесным женихом.

Тот вступает в сумрак храма —
Очи встретилися их —
Миг — и кинулись друг к другу,
Как невеста и жених.

«Для него во мне спасенье»,—
Мыслит дева; он шептал:
«Я нашел его — так долго
Убегавший идеал!..»

Идут в мир — и, где ни ступят,
Всюду клики торжества,
Дух смягчающие слезы
И прозренье божества!




"Прекрасная садовница"




"Мадонна и дитя"("Маленькая мадонна Купера")





"Бельведерская мадонна" ("Мадонна на лугу")




"Мадонна Грандука"




"Мадонна де Фолиньо"
Ее люблю не меньше, чем саму "Сикстинскую Мадонну".


Алексей Плещеев

ПРИ ПОСЫЛКЕ
РАФАЭЛЕВОЙ МАДОННЫ

В часы тяжелых дум, в часы разуверенья,
Когда находим жизнь мы скучной и пустой
И дух слабеет наш под бременем сомненья,
Нам нужен образец терпения святой.
А если те часы печали неизбежны
И суждено вам их в грядущем испытать,
Быть может, этот Лик, спокойный, безмятежный,
Вам возвратит тогда и мир и благодать!
Вы обретете вновь всю силу упованья,
И теплую мольбу произнесут уста,
Когда предстанет вам Рафаэля созданье,
Мадонна Чистая, обнявшая Христа!
Не гасла вера в Ней и сердце не роптало,
Но к небу мысль всегда была устремлена;
О, будьте же и вы - что б вас ни ожидало -
Исполнены любви и веры, как Она!
Да не смущает вас душевная тревога;
Да не утратите средь жизненного зла,
Как не утратила Святая Матерь Бога,
Вы сердца чистоты и ясности чела.



А.Фет

МАДОННА

Я не ропщу на трудный путь земной,
Я буйного не слушаю невежды:
Моим ушам понятен звук иной,
И сердцу голос слышится надежды
С тех пор, как Санцио передо мной
Изобразил склоняющую вежды,
И этот лик, и этот взор святой,
Смиренные и легкие одежды.
И это лоно матери, и в нем
Младенца с ясным, радостным челом,
С улыбкою к Марии наклоненной.
О, как душа стихает вся до дна!
Как много со святого полотна
Ты шлешь, мой бог, с пречистою Мадонной!



Алексей Толстой

МАДОННА РАФАЭЛЯ
Склоняся к юному Христу,
Его Мария осенила,
Любовь небесная затмила
Ее земную красоту.
А он, в прозрении глубоком,
Уже вступая с миром в бой,
Глядит вперед — и ясным оком
Голгофу видит пред собой.

Когда я только начинала собирать стихи, посвященные живописи, для меня в какой-то степени было неожиданным то, что о Малевиче и его творчестве, как оказалось, тоже писали… А я себе и представить не могла менее поэтичного художника, чем Казимир Малевич.



Возможно, дело в субъективном восприятии. Мне очень нравятся ранние воздушные пейзажи Малевича в стиле импрессионистов. Я признаю его творческие опыты гениальными, а «Черный квадрат» - истинным шедевром, до которого никто не смог додуматься до него. Уважаю в нем художника и философа, сумевшего обосновать смысловую нагрузку собственных работ, а не просто поднести их как сенсацию…
Но любить Малевича и его творчество? Увольте… Его работы способны заставить работать мой мозг, но никогда не затронут душу.
И тем не менее стихи о нем писали:



К. Малевич. Автопортрет. 1933

Леонид Губанов

Малевич

Я — красный круг. Я — красный круг.
Вокруг меня тревожней снега
Неурожай простывших рук
Да суховей слепого смеха.
К мольбе мольберты неладны.
Затылок ночи оглушив,
Сбегаю на перекладных
Своей растерянной души.
Сирень, ты вожжи мне давай,
Я вижу, вижу в белых салочках,
Как бродит чья-то киноварь
Спокойной к людям Красной Шапочкой.
Природа, что ушла в себя,
Как старый палисад, набрякла,
Она позирует, сопя,
А кисти плавают, как кряква.
Сеанс проходит ни за грош.
По мне слышней, чем саду в сенце,
Как заколачивает ложь
Покорную усадьбу сердца.
Мой стыд широколиц, как луг,
Под маковым платком основы.
Он требует белила рук
На гениальный холст озноба.
Сегодня мне тепло, как мальчику.
На акварель слезу проливший,
Я славил Русь худым карманщиком,
И пал до мастерских Парижа.



К.Малевич Эскиз фресковой живописи. Автопортрет 1907 г.

Сергей Авакян

Малевич

На полотнах Малевича белый овал
И безмолвные позы людей.
Он фигуры мишенями нарисовал
На раскрашенном тире полей.

И как пасынки встали над веком сыны,
И системой избит их уклад.
Обреченные годы - доныне они
Как зияющий черный квадрат.

После смерти Элизабет Сиддал новой музой Россетти стала Джейн Берден, супруга друга его не менее знаменитого друга Вильяма Мориса. Россетти увлекся Джейн еще при жизни «своей Беатриче», но их сближение произошло только после 1861 года.
Есть у Россетти картина «Прозерпина», на которой изображена Джейн Берден:





И есть стихотворение, связанное с этим же сюжетом:

Afar away the light that brings cold cheer
Unto this wall, - one instant and no more
Admitted at my distant palace-door
Afar the flowers of Enna from this drear
Dire fruit, which, tasted once, must thrall me here.
Afar those skies from this Tartarean grey
That chills me: and afar how far away,
The nights that shall become the days that were.

Afar from mine own self I seem, and wing
Strange ways in thought, and listenfor a sign:
And still some heart unto some soul doth pine,
O, Whose sounds mine inner sense in fain to bring,
Continually together murmuring) --
'Woe me for thee, unhappy Proserpine'.

Хорошо, когда художник одновременно является и поэтом, а его творчество взаимодополняет друг друга.

Наверное, одним из самых ярких представителей среди поэтов викторианской эпохи был сэр Альфред Теннисон. Набольшую известность среди Теннисону принесли его «Королевские идиллии», что было связано с возрастающим интересом к теме рыцарства и легендам артуровского цикла, пусть они и подавались авторской обработке.
После смерти поэзию Теннисона много и резко критиковали за излишнюю сентиментальность и некоторую ограниченность. Впрочем, о вкусах не спорят.
Главное, что поэтические образы Теннисона вдохновляли его художников-современников на создание изумительных картин. Одно воплощение образа леди Шалотт – целая эпоха в истории викторианской живописи. Джон Уильям Уотерхауз написал множество картин по теннисоновским мотивам.
Мне, например, безумно нравится картина «Моя сладкая роза» или «Душа розы», написанная по мотивам поэмы Теннисона «Мод»:




Come into the garden, Maud,
For the black bat, Night, has flown,
Come into the garden, Maud,
I am here at the gate alone;
And the woodbine spices are wafted abroad,
And the musk of the roses blown.

For a breeze of morning moves,
And the planet of Love is on high,
Beginning to faint in the light that she loves
On a bed of daffodil sky,
To faint in the light of the sun she loves,
To faint in his light, and to die.

All night have the roses heard
The flute, violin, bassoon;
All night has the casement jessamine stirr'd
To the dancers dancing in tune:
Till a silence fell with the waking bird,
And a hush with the setting moon.

I said to the lily, "There is but one
With whom she has heart to be gay.
When will the dancers leave her alone?
She is weary of dance and play."
Now half to the setting moon are gone,
And half to the rising day;
Low on the sand and loud on the stone
The last wheel echoes away.

I said to the rose, "The brief night goes
In babble and revel and wine.
O young lordlover, what sighs are those
For one that will never be thine?
But mine, but mine," so I sware to the rose,
"For ever and ever, mine."

And the soul of the rose went into my blood,
As the music clash'd in the hall;
And long by the garden lake I stood,
For I heard your rivulet fall
From the lake to the meadow and on to the wood,
Our wood, that is dearer than all;

From the meadow your walks have left so sweet
That whenever a March-wind sighs
He sets the jewelprint of your feet
In violets blue as your eyes,
To the woody hollows in which we meet
And the valleys of Paradise.

The slender acacia would not shake
One long milk-bloom on the tree;
The white lake-blossom fell into the lake,
As the pimpernel dozed on the lea;
But the rose was awake all night for your sake,
Knowing your promise to me;
The lilies and roses were all awake,
They sigh'd for the dawn and thee.

Queen rose of the rosebud garden of girls,
Come hither, the dances are done,
In gloss of satin and glimmer of pearls,
Queen lily and rose in one;
Shine out, little head, sunning over with curls,
To the flowers, and be their sun.

There has fallen a splendid tear
From the passion-flower at the gate.
She is coming, my dove, my dear;
She is coming, my life, my fate;
The red rose cries, "She is near, she is near;"
And the white rose weeps, "She is late;"
The larkspur listens, "I hear, I hear;"
And the lily whispers, "I wait."

She is coming, my own, my sweet;
Were it ever so airy a tread,
My heart would hear her and beat,
Were it earth in an earthy bed;
My dust would hear her and beat,
Had I lain for a century dead;
Would start and tremble under her feet,
And blossom in purple and red.

Портретная живопись – моя слабость. И если первое место среди художников-портретистов XVIII века в моем сердце без всяких сомнений занимает Боровиковский, то второе я также без всяких сомнений готова отдать творчеству Федора Рокотова.
Удивительно, что крупнейший художник-портретист второй половины XVIII века, писавший многих своих знаменитых современников, был почти что полностью забыт в XIX веке и заново открыт в XX благодаря Дягилеву, собиравшему его картины по различным дворцам и дворянским усадьбам, и «Миру искусства», участники которого представляли их на своих знаменитых выставках.
И ведь знаменитые современники обошли Рокотова молчанием в своих воспоминаниях, поэтому его биографию исследователям до сих пор приходится обирать по кусочкам. В ней много белых пятен, а ряд портретов так и остался «Портретами неизвестных».
Меня особенно интересуют два из них. Правда, признаюсь честно, не сами по себе, а из-за связанных с ними предположений.
Первый – «Портрет молодого человека в гвардейском мундире».




Некоторые исследователи склонны видеть в нем автопортрет самого художника, но все это спорно. Тем более нельзя скидывать со счетов и версии о том, что написан он был не самим Рокотовым. Но тем не менее…

Второй – «Портрет неизвестного в треуголке».



Достаточно популярна версия о том, что на портрете изображен незаконный сын Екатерины II и Григория Орлова Алексей Бобринский, которого художник писал еще в детстве. Но меня лично больше привлекает та, что связывает портрет с Николаем Струйским и его имением Рузаевка, в котором он и находился до того, как попасть в Исторический музей, а потом – в Третьяковку.
Когда провели рентгеновскую съемку портрета, удалось выяснить, что «неизвестный в треуголке» написан поверх изображения молодой женщины в платье с глубоким вырезом. Лицо при переписывании не менялось, а вот костюм – да.
Ирина Сахорова выдвинула версию о том, что на портрете могла быть изображена первая жена Струйского Олимпиада Балбекова, которая внезапно скончалась в очень молодом возрасте. Перед новой женитьбой Струйский мог попросить Рокотова переписать и замаскировать портрет, чтобы, возможно, не смущать чувства своей второй супруги.
Николай Струйский – наверное, наитипичнейший представитель российского дворянства XVIII века. Был очень богат, так как ему достались многие поместья родственников, погибших во время бунта Емельяна Пугачева. Был хорошо образован, интересовался науками и литературой. Писал стихи, которые жестоко критиковали более талантливые современники, и издавал их в своей собственной типографии, одной из первой частных типографий в России. Издавал, кстати, не только себя.
Струйскому во многом «повезло» гораздо больше, чем Рокотову, так как современники не поскупились и на язвительные и ироничные замечания о нем как о бездарном поэте-графомане и помещике-самодуре, жестоко обращавшемся с собственными крепостными.
Тем не менее, фактически только Струйский был единственным из современников, оставившим интересные высказывания о Рокотеве, с которым, по всей видимости, его связывала дружба. Уже за одно это исследователи творчества художника могли бы боготворить Струйского. А еще он стал первым собирателем картин Рокотова, которые размещались в картинной галерее Рузаевки. И благодаря его заказу появился, быть может, самый главный шедевр Рокотова – «Портрет Александры Струйской», второй жены «поэта-самодура».




Кстати, знаменитый портрет шел парой к портрету самого Струйского, написанного Рокотовым. Оба портрета супругов создавались в одно и тоже время и долго висели в галерее рядом, как бы глядя друг на друга.





В Третьяковке они, к сожалению, сейчас висят отдельно. Видимо, из-за той славы, что оставил после себя Николай Струйский?
Николай Струйский посвятил бесчисленное множество стихов своей второй жене, которую, судя по всему, безумно любил до собственной жизни. Но более всего, разумеется, известно стихотворение Николая Заболоцкого, обращенное к ее портрету:


Любите живопись, поэты!
Лишь ей, единственной, дано
Души изменчивой приметы
Переносить на полотно.
Ты помнишь, как из тьмы былого,
Едва закутана в атлас,
С портрета Рокотова снова
Смотрела Струйская на нас?
Ее глаза - как два тумана,
Полуулыбка, полуплач,
Ее глаза - как два обмана,
Покрытых мглою неудач.
Соединенье двух загадок,
Полувосторг, полуиспуг,
Безумной нежности припадок,
Предвосхищенье смертных мук.
Когда потемки наступают
И приближается гроза,
Со дна души моей мерцают
Ее прекрасные глаза.


Хотя, наверное, Александра Струйская (до замужества Озерова) мало похожа на загадочную роковую женщину, чья жизнь сопровождалась бурей страстей. И этому можно только порадоваться.
Она была счастлива в браке, который длился больше двадцати лет, оставшись музой своего супруга до самой его смерти. Пережила она его лет на сорок, и это печально, но была окружена многочисленными детьми (правда некоторые умерли в детстве) и внуками (кстати, среди ее внуков был и поэт Полежаев), ее любили и уважали друзья и знакомые. Наверное, ее судьбу стоит назвать счастливой и стабильной, а это такая редкость для тех, кто вдохновлял людей искусства.
Правда, где-то читала, что существует легенда о любви Рокотова к Струйской. Красиво и романтично, разумеется, но подробностей не знаю, да и верится с большим трудом.

Дабы рассказать о том, что я не люблю в живописи, проще всего процитировать замечательное стихотворение Александра Городницкого:

НАТЮРМОРТЫ

А я не люблю натюрморты -
Хрустальных бокалов игру,
Порядок, недвижный и мертвый,
Черемухи, яблок и груш.

Смотрю, как в окошко за ставней,
В картинку за синим стеклом.
Весь стол до отказа заставлен,
Но нет никого за столом.

Как будто нас в летнюю пору
Позвал отдохнуть от трудов
Питух, весельчак и обжора,
Хозяин цветов и плодов.

Воспримем же это за шутку:
Ведь был он умен и красив,
Он просто ушел на минутку,
На пиршество нас пригласив.

На фрукты, кувшины и вазы,
Музейное солнце, свети.
Предметы, не видные глазу,
Я с грустью пытаюсь найти.

Концы и начала историй,
Что бережно прячут года,
О том человеке, который
Уже не придет никогда.



Б. М. Кустодиев. "Натюрморт с фазанами"





Н. П. Богданов-Бельский. "Натюрморт"

Очень много красивейших натюрмортов с цветами. Можно полюбоваться и пойти дальше. К чему-нибудь более живому и одухотворенному.

Продолжая тему Афродиты/Венеры, хочется, разумеется, вспомнить о самом знаменитом «земном образе» богини – статуе Венеры Милосской или Афродиты с острова Мелос, которую многие считают воплощением идеальной женской красоты.
Надо отметить, что назвать статую уникальной все-таки сложно. Ее относят к типу Афродиты Книдской, связанной с именами легендарного скульптора Праксителя и его не менее легендарной натурщице-возлюбленной гетеры Фрины. Дабы не уходить в сторону, скажу только о том, что Праксителя считают первым скульптором, дерзнувшим изобразить богиню обнаженной, сама статуя оригинальная статую погибла в Средние Века, а о том, какая из дошедших до наших дней копий точнее, споры продолжаются.
Еще такой тип статуй называют «Venus pudica или Венера стыдливая», так как (в случае с Венерой Милосской только на уровне «возможно») рукой богиня придерживала спадающее одеяние.
Имя скульптора, создавшего статую, тоже на уровне «возможно». Предполагают, что им был некий Агесандр. Дату создания относят к середине II века до нашей эры. Что с ней было со времени создания до 1820 года, когда ее нашел греческий крестьянин Йоргос Кентротас (найди что-нибудь даже случайно, и у тебя будут все шансы попасть в историю!), тоже только на уровне догадок.
Правда, до того самого года руки у статуи были. Потом была авантюра с перепродажей находки и конфликтом между французами и турками. Обе стороны заплатили Кентротасу, претендовали на Венеру и пытались вывезти ее с Мелоса. Французы победили, но сама статуя во время столкновения лишилась рук. С тех пор ведутся споры о том, как они выглядели, в каком положении находились, что держали…
Но даже без рук Венера Милосская считается одним из самых ценных экспонатов Лувра. В годы Второй Мировой во время эвакуации экспонатов именно Венеру Милосскую наряду вместе с Никой Самофракийской и «Джокондой» прятали в первую очередь. И Геринг очень переживал, что она так и не попала в его знаменитую коллекцию.




Ну и было бы просто удивительно, если бы ей не посвятили ни одной стихотворной строчки. Даже Маяковский, между прочим, не устоял…


Афанасий Фет

ВЕНЕРА МИЛОССКАЯ


И целомудренно и смело,
До чресл сияя наготой,
Цветет божественное тело
Неувядающей красой.

Под этой сенью прихотливой
Слегка приподнятых волос
Как много неги горделивой
В небесном лике разлилось!

Так, вся дыша пафосской страстью,
Вся млея пеною морской
И всепобедной вея властью,
Ты смотришь в вечность пред собой.


Павел Антокольский

ВЕНЕРА В ЛУВРЕ

Безрукая, обрубок правды голой,
Весь в брызгах пены идол божества,
Ты людям был необходим, как голод,
И недоказан был, как дважды два.

Весь в брызгах пены, в ссадинах соленых,
Сколоченный прибоем юный сруб.
Тысячелетья колоннад хваленых,
Плечей и шеи, бедер, ног и рук.

Ты стерпишь всё — миазмы всех борделей,
Все оттиски в мильонных тиражах,—
О, только бы глядели и балдели,
О, лишь бы, на секунду задержав

Людской поток, стоять в соленой пене,
Смотреть в ничто поверх и мимо лбов,—
Качая бедра, в ссадинах терпенья,
В тупом поту, в безруком упоенье,
Вне времени!
И это есть любовь.





В. Маяковский

ВЕНЕРА МИЛОССКАЯ И ВЯЧЕСЛАВ ПОЛОНСКИЙ

Сегодня я,
поэт,
боец за будущее,
оделся, как дурак.
В одной руке -
венок
огромный
из огромных незабудищей,
в другой -
из чайных
розовый букет.
Иду
сквозь моторно-бензинную мглу
в Лувр.
Складку
на брюке
выправил нервно,
не помню,
платил ли я за билет,
и вот
зала
и в ней
Венерино
дезабилье.
Первое смущенье.
Рассеялось когда,
я говорю:
"Мадам!
По доброй воле,
несмотря на блеск,
сюда
ни в жизнь не навострил бы лыж.
Но я
поэт СССР -
ноблес
оближ!
У нас
в Республике
не меркнет ваша слава.
Эстеты -
мрут от мраморного лоска.


Короче:
я -
от Вячеслава
Полонского.
Носастей грека он.
Он в вас души не чает.
Он
поэлладистей Лициниев и Люциев.
Хоть редактирует
и "Мир",
и "Ниву",
и "Печать
и Революцию",
Он просит передать,
что нет ему житья.
Союз наш
грубоват для тонкого мужчины.
Он много терпит там
от мужичья,
от лефов и мастеровщины.
Он просит передать,
что "леф" и "праф" костя,
в Элладу он плывет
надклассовым сознаньем.
Мечтает он
об эллинских гостях,
о тогах,
о сандалиях в Рязани,
Чтобы гекзаметром
сменилась
лефовца строфа,
чтобы Радимовы
скакали по дорожке,
и чтоб Радимов
был
не человек, а фавн, -
Чтобы свирель,
набедренник
и рожки.
Конечно,
следует иметь в виду,
у нас, мадам,
не все такие там.
Но эту я
передаю белиберду.
На ней
почти официальный штамп.
Велено
у ваших ног

положить
букеты и венок.
Венера,
окажите честь и счастье -
катите
в сны его
элладских дней ладью...
Ну -
будет.
Кончено с официальной частью.
Мадам,
адью!"
Ни улыбки,
ни привета с уст ее.
И пока
толпу очередную
загоняет Кук,
расстаемся
без рукопожатий
по причине полного отсутствия
рук.
Иду -
авто дудит в дуду.
Танцую - не иду.
Домой!
Внимателен
и нем
стою в моем окне.
Напротив окон
гладкий дом
горит стекольным льдом.
Горит над домом
букв жара -
гараж.
Не гараж -
сам бог!
"Миль вуатюр,
де сан бокс".
В переводе на простой -
"Тысяча вагонов,
двести стойл".
Товарищи!
Вы
видали Ройльса?
Ройльса,
который с ветром сросся?
А когда стоит -
кит.

И вот этого
автомобильного кита ж
подымают
на шестой этаж!
Ставши
уменьшеннее мышей,
тысяча машинных малышей,
Спит в объятиях
гаража-колосса.
Ждут рули -
дорваться до руки.
И сияют алюминием колеса
круглые,
как дураки.
И когда
опять
вдыхают на заре
воздух
миллионом
радиаторных ноздрей,
кто заставит
и какую дуру
нос вертеть
на Лувры и скульптуру?!
Автомобиль и Венера - старо-с?
Пускай!
Поновее и ахрров и роз.
Мещанская жизнь
не стала иной.
Тряхнем и мы футурстариной.
Товарищ Полонский!
Мы не позволим
любителям старых
дворянских манер
в лицо строителям
тыкать мозоли,
веками
натертые
у Венер.


Марк Лисянский

Венера


Одной рукой поддерживая тогу,
Не поднимая трепетных ресниц,
Как тайна красоты,
Как вызов богу.
Она стоит. царица всех цариц.

На длинной шее
Ни единой складки,
Две линии намечены едва.
И ямка у ключицы
Дышит сладко,
И ожерелье словно кружева.

Она стоит открыто,
Не таится,
А молодая мраморная грудь
Вздымается, волнуется, теснится,
Высокая и теплая чуть-чуть.

Весенним ранним утром
Земледелец
Её нашел случайно в борозде.
Крестьянский сын,
Тудяга и умелец,
Он ахнул,
Удивился красоте.

Он за неё в тревоге был,
Не зная
Среди своих бесчисленных забот,
Что женщина вот эта неземная
До наших дней
Спокойно доживет.

Творчество Сандро Боттичелли остается для меня загадкой. Впрочем, как и сам художник. Его ведь умудрились «забыть» и «открыть заново» только в XIX веке. Столь любимые мною прерафаэлиты входили в число «первооткрывателей».
С именем Боттичелли связано несколько полулегендарных фактов. Например, ряд его биографов утверждает, что он был в числе тех людей искусства, которые сжигали свои произведения на знаменитом костре у Синьории в 1497 году, вспыхнувшим из-за пламенного призыва Савонаролы. Точных сведений нет, но известно, что Боттичелли попал под сильнейшее влияние проповедей Савонаролы. И его творчество можно разделить как минимум на период «до» и «после» знакомства с великим проповедником. «После» он фактически обратился исключительно к религиозным сюжетам… Краски на его полотнах потускнели… От изображения обнаженной натуры художник тоже отказался.
Кажется, последним полотном художника с обнаженной натурой стало «Рождение Венеры».



Есть красивая версия о том, что моделью Боттичелли являлась Симонетта Веспуччи.
Симонетта (урожденная Каттанео) считалась самой красивой женщиной эпохи Флорентийского Ренессанса. В 15 лет она вышла замуж за родственника ТОГО САМОГО Америго Веспуччи, но брак оказался не слишком удачным. Кстати, Боттичелли и его родственники были весьма дружны с семейством Веспуччи, и не без их помощи художник в начале своего творческого пути получил необходимые в будущем связи.
А Симонетта, чьей благосклонности добивались многие мужчины, в итоге стала возлюбленной Джулиано Медичи, младшего брата Лоренцо Великолепного. Но не надолго, так как через год умерла от чахотки в возрасте 22-23-лет. Еще через два года во время заговора Пацци был убит и Джулиано.

Есть очень известный портрет Симонетты, написанный Пьеро ди Козимо.



Есть не менее известный портрет Джулиано Медичи, написанный Боттичелли.




А вот все, что связанно с Боттичелли и Симонетты, увы, только на уровне гипотез, в которые хочется верить.
Два портрета молодых женщин (возможно, и больше), которые по ряду гипотез могли бы являться именно портретами Симонетты. И лично мне верится в это. Я нахожу сходство.






И более романтизированную версию о том, что после встречи Боттичелли и Симоннеты она и только она стала моделью для всех его картин, которые он писал уже после ее смерти («Рождение Венеры» тоже появилось на свет лет 9 спустя). В это верится со скрипом, но звучит красиво…

И стихи, посвященные творчеству Сандро Боттичелли, красивые.

Новелла Матвеева

Боттичелли

Век титанов, мраморную гору
Молотом дробящий поминутно,
Был смущен, когда завидел Флору,
Лепестками сеящую смутно.

Вижу птиц серебряные клювы,
Слышу пляску воздуха живую :
То эолы, словно стеклодувы,
Выдувают вазу ветровую.

Лунной мглой отблескивают лики.
Люди реют - наземь не ступают.
(Не шагов ли ложных грех великий
Неступаньем этим искупают ?)

И встает из моря Афродита -
Безупречно любящих защита.



Рафаэль Альберти

БОТТИЧЕЛЛИ

Неуловимой грации печать
в улыбке, в каждом выраженье.
Уже готова кисть начать!
Как дуновенье - линии движенье.
Холста сияющая гладь
так лаконична,
мягко напряженье
зефиров дующих, и легкой ткани взлет.
Ритмичных завитков скольженье
и на воде, и в вышине,
в отточенной штрихом волне.
И то деталей сопряженье,
и тот во всем геометричный строй,
которому своей капризною игрой
и ветер невзначай поможет,
когда, порхая, множит
цветы, и птиц, и мотыльковый рой.
А на холсте, в пространстве нерушимом,
из танца линий рождены,
танцуют спутницы весны
на радость херувимам
и серафимам,
чьи хоры с вышины
зовет молиться
грегорианского архангела десница,
и хрупкой грации печать
в улыбке, в каждом выраженье,
и как дыханье - линии движенье,
и полотна сверкающая гладь,
и тот же ритм и чувство меры
в прозрачно-бледной наготе Венеры.


Поль Валери

РОЖДЕНИЕ ВЕНЕРЫ

Преджизненный озноб отчаясь побороть,
Исторгнутая в мир из материнской бездны,
На солнце, где прибой кочует камнерезный,
Алмазы горькие отряхивает плоть.

Еще не занялась улыбка, а на белом
Плече, отмеченном кровоподтеком дня,
Фетида разлилась, искристый дождь граня,
И волосы бегут по бедрам оробелым.

Обрызганный песок взметнулся вслед за ней,
И детский поцелуй стремительных ступней
Испила, зашуршав, сухая жажда впадин.

Но взор уклончивый предательски горел,
И в озорных глазах смешался, беспощаден,
Веселый танец волн с огнем коварных стрел.

Творчество Диего Веласкеса мне нравится, но у меня язык никогда не повернется сказать, что я его люблю.
Веласкес потрясающий портретист, но чопорный, закостенелый и безликий испанский королевский двор меня никогда особо не интересовал и не привлекал. Другие же картины художника впечатляют еще меньше.
В выборе любимой картины из «всего Веласкеса» оригинальной не буду. Конечно же, это знаменитые «Менины».



Наверное, потому что картина «движется». Здесь и сам художник, пишущий портрет королевской четы, отражающийся в зеркале, и вошедшая в комнату та самая инфанта Маргарита Тереза в окружении своей свиты, состоящей из фрейлин и карликов. И инфанта почти что живая и естественная, в отличие от других портретов, написанных Веласкесом.
Вообще портреты инфанты Маргариты кисти Веласкеса, которые очень любят многие, лично мне никогда не нравились. Нет, мастерство великого художника несомненно и не может не вызывать восхищения. Только вот его маленькая модель отталкивает… Наверное…
После стихотворения Павла Антокольского «Портрет инфанты» на Маргариту я стала смотреть немного иначе. Появились сочувствие и жалость.


ПОРТРЕТ ИНФАНТЫ


Художник был горяч, приветлив, чист, умен.
Он знал, что розовый застенчивый ребенок
Давно уж сух и желт, как выжатый лимон;
Что в пульсе этих вен — сны многих погребенных;
Что не брабантские бесценны кружева,
А верно, ни в каких Болоньях иль Сорбоннах
Не сосчитать смертей, которыми жива
Десятилетняя.
Тлел перед ним осколок
Издерганной семьи. Ублюдок божества.
Тихоня. Лакомка. Страсть карликов бесполых
И бич духовников. Он видел в ней итог
Истории страны. Пред ним метался полог
Безжизненной души. Был пуст ее чертог.

Дуэньи шли гурьбой, как овцы. И смотрелись
В портрет, как в зеркало. Он услыхал поток
Витиеватых фраз. Тонуло слово «прелесть»
Под длинным титулом в двенадцать ступеней.
У короля-отца отваливалась челюсть.
Оскалив черный рот и став еще бледней,
Он проскрипел: «Внизу накормят вас, Веласкец».
И тот, откланявшись, пошел мечтать о ней.

Дни и года его летели в адской пляске.
Всё было. Золото. Забвение. Запой
Бессонного труда. Не подлежит огласке
Душа художника. Она была собой.
Ей мало юности. Но быстро постареть ей.
Ей мало зоркости. И всё же стать слепой.

Потом прошли века. Один. Другой, И третий.
И смотрит мимо глаз, как он ей приказал,
Инфанта-девочка на пасмурном портрете.
Пред ней пустынный Лувр. Седой музейный зал.
Паркетный лоск. И тишь, как в дни Эскуриала.
И ясно девочке по всем людским глазам,
Что ничего с тех пор она не потеряла —
Ни карликов, ни царств, ни кукол, ни святых;
Что сделан целый мир из тех же матерьялов,
От века данных ей. Мир отсветов златых,
В зазубринах резьбы, в подобье звона где-то
На бронзовых часах. И снова — звон затих.

И в тот же тяжкий шелк безжалостно одета,
Безмозгла, как божок, бесспорна, как трава
Во рвах кладбищенских, старей отца и деда,—
Смеется девочка. Сильна тем, что мертва.









Я не знаю, какому именно портрету (а их больше) посвятил свои стихи Антокольский… И, пожалуй, даже не буду пробовать подбирать, так как оно подходит к любому из творений Веласкеса.

Я не считаю, что именно портреты Маргариты Терезы делают имя Веласкеса знаменитым до сих пор (а при разговоре о творчестве художника именно их вспоминают в первую очередь). Скорее все наоборот. Диего Веласкес прославил девочку-инфанту, не оставившую после себя никакой другой памяти.
Ну что о ней известно? Дочь испанского короля Филиппа IV и его жены Марианны. Обладала хрупким здоровьем как следствием вырождения испанских Габсбургов, спровоцированного постоянным кровосмешением. В 14 или 15 лет ее выдали замуж за близкого родственника, императора Священной Римской Империи Леопольда I, которого всю оставшуюся жизнь она называла дядюшкой. Рожала ему детей, которые умирали почти что сразу (до взрослого возраста дожила только одна дочь, но и она умерла достаточно молодой), в чем она обвинила евреев и уговорила мужа изгнать их из Вены. Придворные ее не любили и почти в открытую выражали надежду, что она скоро умрет, а Леопольд женится на другой.
Надежды придворных сбылись достаточно быстро, так как Маргарита умерла в 21 год.
Грустная история…

Да, еще существует мнение, что именно творчество Веласкеса вдохновило Оскара Уайльда на написание известной сказки «День рождения Инфанты»:

Это был день рождения Инфанты. Ей исполнилось ровно двенадцать лет, и солнце ярко светило в дворцовых садах.
Хотя она была настоящая Принцесса, и при том наследная Принцесса Испанская, день рождения у нее был только один за весь год, как и у бедных детей, и потому, естественно, для всей страны было чрезвычайно важно, чтобы погода ради такого дня была хорошая. И погода действительно была очень хорошая. Высокие полосатые тюльпаны стояли, вытянувшись на своих стеблях, как длинные шеренги солдат, и вызывающе поглядывали через лужайку на розы и говорили им:
- Смотрите, теперь мы такие же пышные, как и вы.
Порхали алые бабочки с золотою пыльцою на крылышках, навещая по очереди все цветы; маленькие ящерицы выползали из трещин стены и грелись, недвижные, в ярком солнечном свете; гранаты лопались от зноя, обнажая свои красные, истекающие кровью сердца.
Даже бледно-желтые лимоны, свешивавшиеся в таком изобилии с полуистлевших решеток и мрачных аркад, как будто сделались ярче от удивительно яркого солнечного света, а магнолии раскрыли свои шарообразные большие цветы, наполняя воздух сладким и густым благоуханием.
Маленькая Принцесса прогуливалась по террас со своими подругами, играла с ними в прятки вокруг каменных ваз и древних, обросших мхом статуй. В обыкновенные дни ей разрешалось играть только с детьми одинакового с ней сана и звания, а потому ей всегда приходилось играть одной; но день рождения был особенный, исключительный день, и Король позволил Инфанте пригласить кого угодно из ее юных друзей поиграть и повеселиться с нею. И была какая-то величавая грация в этих тоненьких и хрупких испанских детях, скользивших неслышною поступью: мальчики в шляпах с огромными перьями и коротеньких развевающихся плащах, девочки в тяжелых парчовых платьях с длинными шлейфами, которые они придерживали рукой, заслоняясь от солнца большими веерами, черными с серебром.
Но всех грациознее была Инфанта и всех изящнее одета по тогдашней, довольно стеснительной моде. Платье на ней было серое атласное, с тяжелым серебряным шитьем на юбке и на пышных буфах рукавов, а туго затянутый корсаж весь был расшит мелким жемчугом. Из-под платья; когда она шла, выглядывали крохотные туфельки с пышными розовыми бантами. Ее большой газовый веер был тоже розовый с жемчугом, а в волосах ее, которые были, как венчик из поблекшего золота на ее бледном личике, красовалась дивная белая роза.Читать далее

Из испанских художников я больше всего люблю не творчество Веласкеса (хотя Веласкес мне тоже очень нравится), а Бартоломео Эстебана Мурильо, которого называют «Севильским Рафаэлем». Даже не знаю, стоит ли считать такое сравнение считать похвальным (все-таки прировняли к САМОМУ Рафаэлю) или в чем-то унизительным (Рафаэль, да НЕ ТОТ) для художника, но не последнею роль в появлении подобной аналогии сыграло то, что Мурильо, как и великий уроженец Урбино, прославился в первую очередь как творец мадонн. Разумеется, у него были и другие не менее прекрасные картины, но его мадонны…

Помнится, я очень долго пыталась разобраться, к какой именно мадонне кисти Мурильо обращался в своем стихотворении Аполлон Григорьев

К МАДОННЕ МУРИЛЬО В ПАРИЖЕ

Из тьмы греха, из глубины паденья
К тебе опять я простираю руки...
Мои грехи — плоды глубокой муки,
Безвыходной и ядовитой скуки,
Отчаянья, тоски без разделенья!

На высоте святыни недоступной
И в небе света взором утопая,
Не знаешь ты ни страсти мук преступной,
Наш грешный мир стопами попирая,
Ни мук борьбы, мир лучший созерцая.

Тебя несут на крыльях серафимы,
И каждый рад служить тебе подножьем.
Перед тобой, дыханьем чистым, Божьим
Склонился в умиленье мир незримый.

О, если б мог в той выси бесконечной,
Подобно им, перед тобой упасть я
И хоть с земной, но просветленной страстью
Во взор твой погружаться вечно, вечно.

О, если б мог взирать хотя со страхом
На свет, в котором вся ты утопаешь,
О, если б мог я быть хоть этим прахом,
Который ты стопами попираешь.

Но я брожу один во тьме безбрежной,
Во тьме тоски, и ропота, и гнева,
Во тьме вражды суровой и мятежной...
Прости же мне, моя Святая Дева,
Мои грехи — плод скорби безнадежной.

16 июля 1858, Париж


Путем подбора пришла к выводу, что адресовано стихотворение картине «Непорочное зачатие» (Сульт) (хотя у Мурильо картин с таким названием как минимум три).



Эта картина попала в Париж благодаря маршалу Сульту, который взял ее в одной из часовен Севильи. Она долгое время была подлинной звездой Лувра ( и в то время, когда Григорьев был в Париже), пока не взошла звезда «Джоконды». После 1940 года картина вернулась в Испанию. Ныне находится в Прадо.

Правда, в Лувре находится еще и «Явление Непорочной Девы» Мурильо – холст, который создавался для декорации купола Санта Мария ла Бланка.



Но по содержанию стихотворение оно меньше подходит к роли адресата.

Хотя, может, я вообще ошибаюсь, и замешана какая-то иная мадонна.
Мне самой у Мурильо больше всего нравятся вот эти:




"Благовещение"





"Мария и дитя с музицирующим ангелом"




"Мадонна с младенцем и четками"

P.S. В принципе, у меня самой никогда не возникало желания сравнивать мадонн Мурильо с мадоннами Рафаэля. Другие краски, другой настроение… Мадонны Мурильо мне всегда казались более земными и даже более доступными. Мадонны Рафаэля вызывают восторг и восхищение, мадонны Мурильо – трогательное чувство умиления.

А вот еще одна история о том, как памятник вдохновил поэта на написание стихотворения.
Грустная история, которую я, к собственному стыду, узнала совсем недавно, хотя старшее поколение знает ее достаточно хорошо.
У Расула Гамзатова есть стихотворение «Журавли» (это еще и известная песня), на написание которого его вдохновил памятник Садако Сасаки, установленный в Парке Мира в Хиросиме.

Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю эту полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.

Они до сей поры с времен тех дальних
Летят и подают нам голоса.
Не потому ль так часто и печально
Мы замолкаем, глядя в небеса?

Сегодня, предвечернею порою,
Я вижу, как в тумане журавли
Летят своим определенным строем,
Как по полям людьми они брели.

Они летят, свершают путь свой длинный
И выкликают чьи-то имена.
Не потому ли с кличем журавлиным
От века речь аварская сходна?

Летит, летит по небу клин усталый -
Летит в тумане на исходе дня,
И в том строю есть промежуток малый -
Быть может, это место для меня!

Настанет день, и с журавлиной стаей
Я поплыву в такой же сизой мгле,
Из-под небес по-птичьи окликая
Всех вас, кого оставил на земле.




Садако Сасаки во время атомного удара по Хиросиме было всего 2 года. Она находилась на значительном расстоянии от эпицентра взрыва и выжила. А в 11 лет у нее появились признаки лучевой болезни, и девочка попала в госпиталь с диагнозом «лейкемия».
Кто-то рассказал ей о легенде, согласно которой человек, сложивший тысячу бумажных журавликов, может загадать желание, которое обязательно исполнится. Легенда повлияла на Садако, и она стала складывать журавликов из любых попадавших в ее руки ей кусочков бумаги. Желанием девочки было выжить.
Бумажные журавлики не помогли, она умерла в возрасте 12 лет, но люди, знавшие ее историю, захотели увековечить память Садако Сасаки. Так через три года после смерти девочки в Парке Мира появилась статуя, изображающая девочку с бумажным журавликом в руке. На постаменте статуи написано: «Это наш крик, Это наша молитва, Мир во всем мире».
Те, кто приходят к памятнику, обязательно приносят бумажных журавликов.






Ну как вот после таких историй вести дискуссии на тему, были ли те две сброшенные на японские города атомные бомбы необходимостью, дабы быстрее закончить войну... А ведь эта история лишь одна из многих...

У меня трепетно-восторженное отношения к картинам Рафаэля и, в особенности, к его мадоннам. Оригинальной не буду (впрочем, в таком случае оригинальность в своих вкусах не блистали Жуковский, Белинский, Толстой, Достоевский), но наибольшее восхищение вызывает именно «Сикстинская мадонна». Мадонна, которая идет к людям.
Надеюсь, что у меня появится возможность посетить Дрезденскую галерею и увидеть ее вживую. Уверена, что впечатление будет намного сильнее, чем даже от самых лучших репродукций.
О «Сикстинской мадонне» можно говорить и писать долго. Но надо ли, если можно просто смотреть?




А стихи, конечно же, писали…

Афанасий Фет

К СИКСТИНСКОЙ МАДОННЕ

Вот сын ее, - он тайна Иеговы, -
Лелеем девы чистыми руками.
У ног ее земля под облаками,
На воздухе нетленные покровы.

И, преклонясь, с Варварою готовы
Молиться ей мы на коленях сами
Или, как Сикст, блаженными очами
Встречать того, кто рабства сверг оковы.

Как ангелов, младенцев окрыленных,
Узришь и нас, о дева! не смущенных:
Здесь угасает пред тобой тревога.

Такой тебе, Рафаэль, вестник бога,
Тебе и нам явил твой сон чудесный
Царицу жен - царицею небесной.

Маргарита Алигер

О КРАСОТЕ

По всей земле, во все столетья,
великодушна и проста,
всем языкам на белом свете
всегда понятна красота.
Хранят изустные творенья
и рукотворные холсты
неугасимое горенье
желанной людям красоты.
Людьми творимая навеки,
она понятным языком
ведет рассказ о человеке,
с тревогой думает о нем
и неуклонно в жизни ищет
его прекрасные черты.

Чем человек сильней и чище,
тем больше в мире красоты.

И в сорок пятом, в сорок пятом
она светила нам в пути
и помогла моим солдатам
ее из пламени спасти.

Для всех людей, для всех столетий
они свершили подвиг свой,
и этот подвиг стал на свете
примером красоты земной.
И эта красота бездонна,
и безгранично ей расти.

Прощай, Сикстинская Мадонна!
Счастливого тебе пути!

А вот Пушкина, любившего творчество Рафаэля, пожалуй, больше, чем творчество других художников, на написание стихотворения «Мадонна» вдохновила совершенно другая картина, хотя периодически можно встретить ошибочные отсылки к «Сикстинской мадонне».

Есть предположение, что моделью для лика «Сикстинской мадонны» послужила возлюбленная Рафаэля, дочь пекаря Форнарина, отличавшаяся не самым добродетельным нравом. Вазари, ставший первым биографом великого уроженца Урбино, считал, что именно ее художник (хотя Рафаэль был также и архитектором, идаже руководил археологическими раскопками) на своем не менее знаменитом полотне «Дама под покрывалом».




Эдуард Межелайтис

РАФАЭЛЬ

Так не хватало небу, чтоб этот росток прихотливый,
Сын итальянского неба, ангел по имени Рафаэль,
Убаюканный синевой с серебристым отливом,
Этот безумец, покинувший колыбель,
На Землю сойдя, избрал моделью портрета
Дочь римского пекаря Форнарину, пахнущую пирогом
Из яблочек райских,- была мастерская согрета
Запахом райской пекарни, и раем стал его дом,-
Небу так надобно это!..
А этот побег живучий -
Ангел по имени Рафаэль - покинул тесные небеса
И небу не повиновался. И, словно сквозь тяжкие тучи,
Сквозь пелену к сету пробились его глаза.
Пальцы, касавшиеся небес синевы голубиной,
Сжали волосяную кисть, и на холсте зацвели
Краски, звучные, будто бронза и дантовские терцины, -
И бывший ангел становился сыном Земли.

Губы его молились:-О, лицо твое, Форнарина,
Белого мрамора - словно в пене морсеой
Зачатая Афродита!.. Лишь розовый цвет мандарина
Напоминает щеки твои!.. И локон твой -
Цвета вселенского мрака, Млечным Путем текущий,
И на волнах его, переливаясь, блестит звезда
Из серебра челлинтевского. (Я ангел чертовски везучий:
Влюбился, а красками лишь поигрываю иногда...)
Как налитые плоды в благодатную осень,
покачиваются глаза на тоненьких венках бровей.

Уста ее запечатлеть? Или, палитру отбросив,
В губы ее целовать и не краской, а кровью своей
Их написать? - И, вняв человеческому желанию,
Модель улыбнулась, но улыбкой божественною вполне...


А мастера мучает совесть - внезапная, злая:
Кажется, будто они поменялись ролями. Женщина на полотне,
Дочь римского пекаря Форнарина - стала ангелом светлым,
А он - снизошедший на Землю ангел, изобразивший ее,-
Стал человеком. Но никогда не пахло так спело
Яблоком райским простое его жилье...

Из тех немногих работ Натана Альтмана, которые я знаю у него, мне не нравится практически ничего. Вообще не нравится. Не мое. Но есть исключение – «Портрет Анны Ахматовой», выполненный в манере кубизма.
Ахматову рисовали Петров-Водкин, Сарьян, Серебрякова, но работа Альтмана мне почему-то ближе и понятнее.
Хотя портрет не сразу приняли современники, особенно те из них, кому казалось, что альтмановский портрет разрушает их представления о художественном идеале и женском обаянии модели.



А вот самой Ахматовой он нравился. Она даже написала стихотворение, посвященное тому периоду, когда позировала художнику, и вошедшее в цикл эпические мотивы:

Покинув рощи родины священной
И дом, где Муза Плача изнывала,
Я, тихая, веселая, жила
На низком острове, который, словно плот,
Остановился в пышной невской дельте.
О, зимние таинственные дни,
И милый труд, и легкая усталость,
И розы в умывальном кувшине!
Был переулок снежным и недлинным
И против двери к нам стеной алтарной
Воздвигнут храм святой Екатерины.
Как рано я из дома выходила,
И часто по нетронутому снегу
Свои следы вчерашние напрасно
На бледной, чистой пелене ища,
И вдоль реки, где шхуны, как голубки,
Друг к другу нежно, нежно прижимаясь,
О сером взморье до весны тоскуют,—
Я подходила к старому мосту.
Там комната, похожая на клетку,
Под самой крышей в грузном, шумном даме,
Где он, как чиж, свистал перед мольбертом,
И жаловался весело, и грустно
О радости небывшей говорил.
Как в зеркало, глядела я тревожно
На серый холст, и с каждою неделей
Все горше и страннее было сходство
Мое с моим изображеньем новым.
Теперь не знаю, где художник милый,
С которым я из голубой мансарды
Через окно на крышу выходила
И по карнизу шла над смертной бездной,
Чтоб видеть снег, Неву и облака,—
Но чувствую, что Музы наши дружны
Беспечной и пленительною дружбой,
Как девушки, не знавшие любви.


Еще небольшое ироничное стихотворение посвятил Альтману Мандельштам:


Это есть художник Альтман,
Очень старый человек.
По-немецки значит Альтман -
Очень старый человек.
Он художник старой школы,
Целый свой трудился век,
Оттого он невеселый,
Очень старый человек.

Это восьмистишие помнили все друзья и приятели Мандельштама. Натан Альтман в тогдашних петербургских богемно-литературных салонах был очень популярен. Мандельштам читал эти стихи сотни раз, давясь от смеха, но с напускной важностью и с сильным немецким акцентом: "ошэн стари шэловэк".