Ежедневно, серым, промозглым утром, я, ёжась с бодунца, выхожу из дома, иду на станцию, курю в ожидании поезда, сажусь в электричку и еду на работу. На работу, на работу… стучат колёса: Бадам-дабам! Тудум-будум! Ехать не далеко, вторая станция – моя. Я всегда прихожу на полчаса раньше, и мы стоим во дворе с мужиками и курим. Стоим и курим. Молча. Иногда, правда, бухтим. Потом начнётся рабочий день. Буду тянуть телефонный кабель, нырять в колодец связи, где еле помещаюсь со своим пивным животом, вылезая оттуда весь грязный и потный. Будет стоять мат, бесконечный мат. Потом обед, после которого мы играем в домино. Играем парами, с нами иногда играют и наши бабы. Я играю с одной бабой, и мы всех обыгрываем. Оба мы жирные и, получается, самые умные. Или нам, жирным, просто везёт в игре. Хоть в чём-то же мне должно повезти…

И снова сидим и курим. Сидим и курим. Молча. Иногда, правда, кто-нибудь побухтит немного. А потом снова идём работать и работаем до пяти часов вечера. И потом мы снова курим, идём в сторону станций, автобусной и железнодорожной, покупая по дороге глазированные сырки. Моя любимая закусь. Кто – чем, а я, вот, сырками закусываю. Так у нас заведено. Давно, ещё с начала 90-х. Много, очень много лет - вот так. Потом прощаемся, так как не все садятся в электричку, кто-то идёт пешком, кто-то едет домой в автобусе, а мне удобнее проехать пару остановок поездом, и я уже дома. Иногда покупаю бутылёк пива или, лучше, чекушку водки, выпиваю её по дороге. Бывает, парочку бутылочек пивасика прихватываю, что бы выпить уже дома. Вечером успеваю лишь поужинать, выпить две большие чашки чая, посмотреть телевизор, совсем чуть-чуть пообщаться с женой и ребёнком, если не полаемся, конечно, и, вскоре, «убитый», быстро засыпаю под бормотание мерцающего телевизора и погрохатывание поездов за окном. И так изо дня в день. Давно уже так. Можно считать, всю жизнь.

Я в этой комнате вырос. Раньше в большой комнате жила моя мать, а я всегда жил в маленькой. Потом я женился и съехал, развёлся и вернулся. Женился второй раз, и мы с женой стали тесниться в этой, маленькой комнатке, где нам даже воздуха не хватало. Так и жили, пока мама не умерла от рака. Теперь в бывшей её комнате живут жена и наша с ней дочь. Когда мы ссоримся, жена уходит к родителям. А ещё она обязательно уходит к родителям на выходные, что бы спихнуть ребёнка на них, а самой куда-нибудь свинтить. И тогда она где-то зароется, затеряется и окопается… и того, что она будет делать и делает, не знает никто. И никто никогда этим не поинтересуется, потому что моя супруга умеет раствориться в толпе, стать невидимой и сделать так, что бы о ней вдруг все на какое-то время все позабыли и не думали до тех пор, пока она сама не даст о себе знать. В ней явно умер шпион или частный сыщик. Никто не умеет так ловко притвориться окурком, валяющимся в углу, прикинуться ветошью или серой мышкой. Она может стоять рядом, а ты не чувствуешь от неё никаких токов. Стоишь, и у тебя полная иллюзия того, что рядом никого нет. И её действительно нет, потому что она уходит в себя настолько глубоко, что её уже не достать.

Постоянно я слышу гул, проходящих мимо нашего дома, составов. Мы уже запросто отличаем грохот и лязг товарняка от звука скорого поезда и электричек. Почти круглосуточно все эти разные поезда проезжают мимо нас с протяжными гудками на разные лады и стуком колёс о стыки рельсов, и я привык к этому. Дом из-за этого слегка потряхивает, гудят оконные стёкла. Жена и дочь тоже давно уже на это не реагируют. И если вдруг, в один из дней или одну из ночей разобрали бы железнодорожные пути, сняли бы все провода, засадив это место парком, то вся наша семья, думаю, стала бы мучиться ночными тревогами и бессонницей, просыпаясь от каждого собачьего лая или громкого кашля. Читать далее

      В тот промозглый апрель случались снеговые дожди, и в пятницу было бы лучше оставаться дома, что я и сделал, отпросившись вчера с работы. Но мне предстояло выползать из дома на улицу, где сейчас так противно находиться и ехать в далёкий храм, где-нибудь, в пригороде, и там будет проходить первая в моей жизни исповедь. Я решил идти в любой храм, наугад. Не в такой, куда ходит вся питерская интеллигенция или не тот, где служит всем известный и чтимый в народе духовник или проповедник, мелькающий в телевизоре, а именно такой, о котором мало, кто знает. Я так решил. Я никого там не знаю и никто там не знает меня. Нет «километровых» очередей, куда надо вставать с ночи, нет ненужного общения…

Я – это я, и у меня будет так, как нужно мне, и хватит уже мне подстраиваться под других. Господь Бог не наделил меня умом, к сожалению, зато не обидел интуицией, и мой внутренний голос ещё ни разу не подвёл меня, да только я его ни разу ещё не послушался. А теперь, вот, решил ему внять.

Было ещё позднее утро, и я собирался, не спеша. Надо взять с собой побольше денег… спрятать их на грудь, под майку… список грехов не забыть…

За окном так и льёт. Капли бьют по металлу, слышно, как ветер завывает… обычное для Питера состояние – холодно, ветрено, промозгло, а там, где нет ветра – воняет болотной гнилью. Гнилой город. Не люблю его. Если ночью иду по нему, то, обязательно, обильно пописаю в Неву. Вот такой я гад!..

Шучу. Не писаю я не в какую Неву по той простой причине, что мне физически не удобно было бы это сделать. Нет у меня такого приспособления, что бы, стоя, пописать с набережной или моста. Мне, pardon, нечем  длинную струйку пускать. Читать далее

         ...На ранее чистенькой кухоньке, а теперь закопченной, давно без ремонта, как и во всём доме, за это время образовался немыслимый бардак. Надо бы убрать, но я, почему-то ничего не соображаю, дрожащие руки ведут свою партию и вытворяют нечто ведомое только им одним. На плите - пустая гусятница, рядом - кастрюлька с чем-то закисшим, заплесневелым и вонючим. Отправляю это в унитаз, вонючую кастрюльку сразу в контейнер, она, всё равно, ржавая да без ручек.

Возвращаюсь на кухню, но там всё равно воняет тухлятиной, и я пока не вижу, от чего. Есть хочется, и тогда я решаю что-нибудь приготовить. Кладут мои шаловливые ручонки в гусятницу кусочки сырой курицы. Обнаруживаю, что часть кусков курицы случайно выброшена в помойное ведро, достаю их оттуда, и бросаю тоже в гусятницу тушиться, но как попрёт оттуда какая-то непонятная красная пена! И всё это прямо на плиту! И вся духовка заполнена какой-то слизистой массой, в которой сломанная пополам сковородка вся ржавая и её меленькие осколочки повсюду, а так же – тухлые яйца, кальмары, спьяну положенные туда вместо холодильника и там забыты, и теперь всё это жутко воняет... Короче, пока всё это ликвидировалось, меня чуть было не вырвало! Открываю окна, спасаю помещение от этого свинства, вынося в контейнер горы мусора. Читать далее

К 25-ти годам у меня было уже две дочери, а третья тогда ещё ждала своего часа внутри. И вот, в один далеко не прекрасный день, мой излишне чудаковатый муженёк, ныне не безызвестный в наших краях, тот самый Михаил Таранов, сообщил мне о том, что его рукополагают в дьяконы. «Как бы не пожалеть об этом…» - подумала я, но возражать не стала, так как в этом случае он обязательно сделал бы наперекор. Такой уж у него характер. Я даже радость изобразила, чем он был явно разочарован, так как, после смерти моего отца, всё делал в пику мне, но, решения своего так и не изменил.

Пока был жив мой отец, полковник, муж ходил по струнке, так как безумно боялся моего милитариста-папаши. Его все боялись. Он был человеком весьма грозным, и если бы узнал о том, что меня обижают, порвал бы, как тузик грелку. Меня он любил беззаветно, но отнюдь не баловал. Каждый день, рано утром я в любую погоду совершала пробежку и упражнения на свежем воздухе, а потом принимала прохладный душ. Я отлично стреляю по движущейся мишени, очень быстро разбираю и собираю автомат Калашникова, надеваю противогаз и в нём ползу, и это ещё не все мои умения, столь «необходимые» хрупкой дамочке. Но папа мой вдруг умер, и Мишка, наконец-таки, показал свой «милый» характер во всей красе, отыгрываясь на мне за свои страхи и длительную несвободу. Дома он вёл себя очень плохо, и я уже была готова к разводу, от коего меня удерживали только дети. На людях г-н Таранов был совсем другим. Он очень хорошо умел притворяться. Жизнь с моим папой нас всех этому научила, но до Таранова нам далеко, так как хитрил он виртуозно.

Он всем, в том числе и, впоследствии, журналистам, рассказывал о том, что священником решил стать еще в 12 лет, когда зимой зашёл в церковь погреться, его пытались шугануть старушки, но заступился батюшка и пригласил парнишку в воскресную школу. Затем он, якобы, закончил духовную семинарию, а после её окончания работал в соборе алтарником. И это тоже не правда. Он это выдумал для журналистов. Никакой он семинарии не заканчивал, учился в обычной школе, а в алтаре прислуживал действительно, но совсем недолго. Всего два года, как Миха стал ходить в церковь и, по сути, он ещё неофит. Да он и Четверо-Евангелие-то до конца не прочёл, не говоря уж о деяниях и посланиях святых Апостолов Нового Завета, а, тем более, всё Священное Писание, с Ветхим Заветом и все остальные духовные книги. Думал, что Мария Магдалина действительно была блудницей, и об этом, якобы, сказано в Евангелии, а там этого нет! Я специально искала! И не ожидала я того, что мой Миха-Таран вдруг решит связать жизнь с церковью. Но, я дала себе установку не унывать, а во что бы то ни стало, быть счастливой, и была неисправимым романтиком. Читать далее

Мой внутренний капитан всегда мертвецки пьян! 

         Время - это какая-то загадка... Оно умеет то вдруг растянуться, а то и может вдруг сжаться без всякой логики. По ощущениям, конечно. То минута мучительно тянется, а то 5 часов проскакивают! Иногда, за одну или две минуты происходит сразу много событий. Ты успеваешь прибежать куда-то, что-то купить, заказать или сделать, а иногда - наоборот. Проходит много времени, а событие всё длится – ты всё сидишь, ждёшь чего-то или куда-то едешь, а дорога никак не заканчивается, ты всё думаешь о чём-то, крутишь в голове множество дум… и вот, иду я куда-то. Прошёлся пешком до остановки, вошёл в троллейбус, вышел у метро, проехал под землёй, сделал пересадку, поехал дальше, вышел, сел в автобус, и это всё может произойти за 15 минут, а, может быть, и за полтора часа добираюсь! Один и тот же путь! Вот такой феномен. Причина того, чем вызвано это растяжение и сжатие времени, мне не ясна. Или, например, мой возраст, моё самоощущение. Я застрял в 90-х. Причём, тогда мне было уже больше 20-ти, причём, хорошо за 20-ть. В 99-м уже 30-ть, но я считаю себя именно «ребёнком 90-х». У меня в самосознании отложилось то, что мне тогда было лет 14-ть, если на пару-тройку лет не меньше!..

Юность моей матери попала на Сталинские времена. Она рассказала о том, что после ареста родителей, ей снилось, что она стоит в толпе голых женщин перед зеркалом. Их, худых и грустных, видит, а себя, молодую и красивую, никак не находит среди множества лиц. Её там, как бы, нет. Этот навязчивый сон всё повторялся. Читать далее


 

Наш паровоз вперёд лети…

Мой муж, православный священник отец Андрей, был отправлен служить в далёкое село, где устраивался, оставив меня пока в городе. Пользуясь этим, я отдыхала от взрослой жизни, так как это испытание не для меня. Я оставалась ребёнком, прожив с мужем почти десять лет в любви, гармонии и согласии. А ещё мы с ним – дружбаны-корефаны с юности.

Познакомились мы, когда я ещё училась в школе, мне было всего 15-ть лет, а Андрей был меня на 3 года старше. Его прозвали «Паровоз», потому, что он тогда ещё курил или новомодно «парил», и вокруг него клубился дым. Он всегда был впереди, тянул за собой других, будучи генератором идей, неформальным лидером и всех зажигал. Меня он «взял под крыло», как самую юную в компании, и до прихода к вере, церкви, у нас была и страсть, и романтика. Но тут Паровоз, увлёкся православием, поступил в семинарию, затем - в духовную Академию. Я приняла крещение. Расписавшись с Андреем в Загсе, без пошлых торжеств, мы обвенчались. Вместе ходили в церковь, постились, исповедовались и причащались. Мне, девчонке, это было «по приколу». Вся наша компания вслед за Андреем устремилась в храм. Мы пели под гитару у костра, часто празднуя чьи-нибудь именины или прочие праздники, которых много в православии. Весело было… Читать далее

В сельском храме звонят колокола. Преображение Господне. Или Яблочный Спас. Сегодня люди освещают в храмах яблоки и прочие семечковые плоды. Я уже сварил варенье, самовар подошёл, и мы с дочерью садимся пить чай. Движется она плавно, как большая, ленивая кошка. Я её и зову «Кошкой» - такое домашнее прозвище. У неё роскошные кудри, какие были у моей матери, а грустные еврейские глаза с поволокой - мои, нос, рот и подбородок - Машкины. Царство ей небесное! С того времени не прошло и двадцати лет… Аня рано осталась без матери, а из-за моего рабства, была ещё и лишена отца, поэтому её отчаянно баловали, никогда не ругали за лень, двойки. В результате, она не учится в вузе, работать тоже не хочет. Замуж выходить и заводить детей отказывается категорически, заявляя, что хочет жить только для себя. «Ловить кайф от жизни» - как она выражается. Она любит попить кофе, почаёвничать, выпить пива или хорошего вина, поваляться с книжкой, смотреть фильмы, слушать музыку, созерцать живопись, но сотворить что-либо сама она не хотела никогда. Такая, вот. Вся в меня. Читать далее

Давно уже шёл экономический кризис, и на моей работе вдвое сократили штат. Мы теперь работали не 8 часов, а 12-ть, и выходной день был теперь один, только в воскресение. Топить стали только в первой половине дня, потом отопление выключали, и мы утром приходили в выстуженное за ночь, помещение и приходилось работать в пуховых платках да овечьих жилетах. Свет разрешали включать только тогда, когда становилось совсем темно. Кондиционеры тоже не включали. Из холла исчезли мягкие кресла, кофе-машина и кулер. Отменили выплаты на дорогу (бесплатные проездные карточки или бензин) и молоко за вредность. Ослабили дресс-код, тем сотрудникам, которые не были на людях и не работали с клиентами, разрешили приходить на работу в джинсах. Первый этаж сдали в аренду дому быта, кофейне, пекарне и кондитерской. Выживали, как могли.

И вот, грянула пандемия. Мы расползлись по квартирам и стали работать дистанционно, но вскоре наша контора обанкротилась, и все мы остались без работы. Мне было 54 года, выглядел я плохо – очень сильно растолстел, заметно поседел, смотрелся пожилым и усталым от перегрузок работой, и на другую работу меня не брали. Везде нужны были энергичные молодые люди, желательно до 35-ти или сорока лет. Кроме того, нужно было знание современных компьютерных программ, свободное владение английским языком, водительские права, но что самое отвратительное – так это, появившееся относительно недавно, мерзкое словечко: «многозадачность». То есть, им нужны были котлеты с мухами, а это невозможно. Либо ты, допустим, художник и хорошо рисуешь, либо ты знаешь компьютерные программы, но рукой рисуешь плохо. А эти сволочи ищут два в одном! На западе и в США давно уже с этим разобрались. И там отдельно - художник «от руки» и, так называемый, «художник» с компьютером! А у нас!.. Читать далее

 - Так, так, так… хорошо, крути педали энергичнее, миленькая, так, так, так… держи руль прямо… так, так, так… отлично, молодец! Умница! Отпускаю тебя, теперь попробуй сама, без поддержки. Под горку – притормаживай! Умница!

- Я еду! Бабушка! Смотри! Я еду сама! Бабушка! Как хорошо! Я еду!

- Осторожно! Не упади, миленькая! Смотри по сторонам! Вдруг машина поедет!

Двадцатилетняя девушка с каштановыми волосами до плеч, в летнем коротком платьице крутила педали велосипеда стройными ногами в сетчатых баретках и радостно смеялась. От сосредоточенности она даже высунула кончик языка.

А старушка бежала за ней следом и кричала:

- Катенька! Осторожно! Не упади! Смотри по сторонам!

Запыхавшись, она остановилась перевести дух. К ней подошла женщина в косынке и с хозяйственной сумкой, откуда торчали перья лука, и поздоровалась. Читать далее

Татьяне Михайловне, как говорится, было, что вспомнить. Её жизнь была очень насыщенной. Особенно в молодости. Ну, это, как у большинства людей. Лучшие и самые интересные годы, обычно, приходятся на молодость. «Первая молодость», а, точнее, юность Татьяны выпала на, так называемые, «лихие 90-е». Ей тогда было от 14-ти до 24-х лет, и Таня, несмотря на сложный для страны период, была «возмутительно» счастлива, как она сама выражалась. И это самосознание не удивительно, так как молодость её матери, например, проходила в самом начале эпохи застоя, когда людей «на пожизненное» сажали в психиатрическую больницу за инакомыслие, где закалывали лекарствами, превращающими человека в овощ, а отец и вовсе застал сталинское время со всеми его «прибамбасами» – он родился в сороковых, и они (родители) тоже не раз говорили Тане о том, что эти времена были лучшими в их жизни, так как они тогда были молодыми. Читать далее

Сегодня на работе короткий день, да я ещё и отпросилась пораньше, жалобно захныкав о том, что мне бабушку старенькую нужно в санаторий отвезти, пока народу ещё не много едет в сторону области. Зачем я вру? Во-первых, мне нужно пораньше уйти, чтобы ехать всей семьёй на дачу, а это причина неуважительная. Работа, по мнению начальства, важнее всяких там дач. Она сидит допоздна, и все мы сидим до последнего, ожидая милостивого разрешения уйти. Приходим утром, раньше начала рабочего дня, а она уже на месте. Сидит, хмуро, из-под бровей, поверх очков пялится не предвещающим ничего хорошего, взглядом. Начальница у нас трудоголик, карьеристка, бизнес-вумен, без личной жизни, изощрённая садистка и жуткая стерва, как и большинство начальников, чью власть над собой мне выносить так трудно, что почти невозможно. Я её боюсь панически и поэтому ненавижу. Ненавижу так, как всех хищных зверей, акул и прочих агрессоров, могущих причинить вред мне или моей семье. Говорить правду такому человеку опасно. Вот и приходится врать. Читать далее

В конце ноября пошли дожди со снегом или просто снег, начались холода и ежеутренние заморозки. Даже в мрачном, промозглом ноябре, преддверье долгой зимы, которую я плохо переношу, всё ещё дивно-красиво, с туманами, ещё кое-где оставшимися золотыми деревьями. «Унылая пора, очей очарованье, приятна мне твоя прощальная краса. Люблю я тихое природы увяданье, в багрец и золото одетые леса…» Ещё можно писать на пленэре. Уезжать жалко, но деньги закончились, и пора зарабатывать. Придётся вернуться к больному папе, он уже два месяца в городе, и сестрёнка замучилась ходить за ним одна. Она молодая, ей охота жить весело…

Дача у нас старая. Построили её в моём раннем детстве - ещё в девяностых. Помню, как этот дом строили. Это – мои первые воспоминания. Вот, сижу я на горшке в чистом поле, пятилетний брат, Лёшик, хорошенький кудрявый мальчишечка, носится с какой-то палкой, которой лупит по мышам и лягушкам, не слушая взрослых, когда те пытаются унять его агрессию, и орёт так, что слышно на всю округу. Толстая, как шар, собака разлеглась на травке. Бабушка режет огурцы и помидоры, делает бутерброды на импровизированном столике из ящиков стеклотары. Ноги дедушки торчат из палатки. Где-то поодаль какие-то мрачные чернявые дядьки суетятся вокруг растущего прямо на глазах, дома, а родители, одетые чёрте во что, в каких-то дурацких лыжных шапочках, сидят у костра, над которым, чёрный от копоти, болтается чайник. Катька (младшая сестра) тогда ещё не родилась.

А сейчас нет в живых дедушек, бабушек, семья наша здорово ужалась. На даче всё заросло, особенно на нашем участке, деревья до небес, бурьян метра три в высоту. А вокруг – дома, дома… и много богатых дач, со всеми удобствами… Наш дом рядом с ними смотрится нищенской халупой. Мамы больше нет на этом свете, а папа очень болен. Но это не самое страшное в нашей жизни. Есть обстоятельство, здорово отравляющее нам существование.

Это - наш с Катей старший брат Алексей, который держит в напряжении семью, сделав нашу жизнь невыносимой. Читать далее

Это было 23-го мая, в 1987-м году. То есть, очень давно, и всех героев этой истории нет среди живых, но до сих пор жители того академического городка рассказывают эту историю, которая стала местной легендой. История обрастала каждый раз новыми подробностями, но я расскажу о том, как это было на самом деле.

Супруги Гореловы выехав из общежития в академическом городке, поселились в отдельной квартире многоэтажного блочного дома, отделанного серо-голубой плиткой, что недавно построили прямо напротив их бывшего общежития квартирного типа. Окна в окна. Таня и Вадим были молоды, недавно закончив аспирантуру и защитив диссертации, теперь работали в местном научном институте, возле которого и жили. Из одного окна был виден реактор, находившийся на территории их института, и Татьяна решила засадить балкон плющом, чтобы этого реактора не было видно. Из другого окна было видно то самое общежитие квартирного типа, откуда они сегодня перебрались на новую отдельную квартиру, перетаскав на себе всю скромную обстановку, так как идти было всего ничего. Это был дом тёмно-серого цвета, из неотделанных железобетонных блоков, всегда какой-то грязный, с ржавыми подтёками, без балконов, зловещего вида и, как уже было сказано выше, окна в окна с новым домом Гореловых. Новенькая, чистенькая квартирка без тараканов им очень понравилась, и они почувствовали себя на седьмом небе от счастья. Уже не нужно было готовить на общей кухне, мыться в общем душе и ходить в общий туалет. Всё было так хорошо! Таня недавно узнала о том, что ждёт ребёнка, из окна был виден прекрасный закат, а ярко-оранжевое солнце, осветившее их дом, отражало свет на их бывшее общежитие в этом страшном доме.Читать далее

Вот, почему в зеркале человек красивый, а на фотографиях - страшный или просто некрасивый, неказистый, какой-то, с маленькими глазками, большими щеками, старше и толще? И ещё вопрос: вот, шизофрения, писательство и художничество неужели заразны? Вот, я живу в доме, где 6 подъездов и 10-ть этажей. И художников у нас несколько человек, а в нашем подъезде надо мной живёт художница и подо мной на одной лестничной клетке в двух квартирах по художнику! И ещё умер художник на самом верху. В других подъездах тоже они есть. А  писателей у нас целый дом! Нашему домоуправу, отцу родному кучу мемуаров надарили! Мой отец пишет мемуары, я тоже пописываю рассказики (повести и романы не особо, но один уже есть). Впрочем, пора с этим завязывать. Мой лучший рассказ зарубили для альманаха на проза.ру, и ещё и художник к тому же. Это моя профессия, но и здесь я, не такой уж и крутой профессионал, как выяснилось. Такой, "длясебяшник". Ещё у меня проблемы с головой, а психически больных людей у нас дома тоже много! В нашем подъезде - двое, в других подъездах больше троих... А вот, алкоголики как-то не приживаются. Двое быстро съехали, один умер, предварительно, правда, завязав.

Но, оговорюсь: наш дом не простой, он построен по индивидуальному проекту, и это кооператив. Старшее поколение (от 70-ти до 90-та и выше лет) у нас - все учёные, но не гуманитарии, а по точным и естественным наукам. Среди них и много пишущих. "Молодёжь" (от 30-ти до 60-ти), правда, не пошла, почти, в науку, разве что, некоторые из них. А их дети - это кто во что горазд. Вот, среди них и много художников. А шизофреники у нас к каждом поколении имеются. И мне как-то подруга одна (тоже ку-ку) сказала, что психические заболевания опасны. Что с психами лучше не дружить, не лежать в психбольницах и просто их избегать. Легко сказать! Ко мне так и липнут психи! У меня четыре приятельницы - все психи. Один псих из дневного стационара в псих.диспансере со мной теперь вконтакте дружит, другой - мой бывший ученик - тот совсем ку-ку, а сколько у меня приятелей с приветом! Кошмар! И если так рассуждать, то меня ещё в раннем детстве "заразила" одна девчонка, родители наши общались, а со мной до 4-х лет всё было в порядке, но вдруг что-то пошло не так. Как раз тогда эта девчонка  родилась, и меня привели к ним знакомиться. Вероятно, тогда и заразили меня... Сейчас эта девушка совсем не в порядке. Чудовищно выглядит, обитает в квартире-помойке, совсем одна и рвётся на войну с Украиной. Меня, вот, тоже подбивает стать добровольцем. Чуть вместе не ушли воевать. Она уже и форму себе купила, несмотря на то, что это дорого, а она живёт на пенсию по инвалидности, а меня не отпустили дома, конечно, да и с моим диагнозом туда точно бы не взяли, и её, конечно, тоже не возьмут. А то по своим начнёт ещё палить... Больная же...

Короче, вот, как-то так. Ищу себе работу, но её не так-то легко найти. Я могу работать с 9.30-ти до 17.30-ти, но смены такие! Например с семи часов утра или вообще - на хлебозаводе, например, с 8.00 до 20.00 работать надо. Простите, как это? У нас, что, вообще, то-ли профсоюзов нет? Работодатели из людей верёвки вьют безнаказанно. Если у тебя ребёнок, то уже на работу и не устроишься - как в США, прямо, стало. Короче, если 10 000 - это пенсия для инвалида третьей группы, который не может работать, то как ему в Москве на такие деньги жить!.. Это только за коммуналку заплатить, хлебушка купить и всё! Выживай, как хочешь. Картину сейчас продать, практически, не-воз-мож-но! Заказы тоже получить не удаётся. В одиночестве просто не выживешь!

Давно не пишу в дневнике, и вдруг захотелось сделать запись. Из деревни мы вернулись уже давно. Но перед этим, уже традиционно 1-го июня, в день защиты детей, в Царицыно праздновали день детей цветов, где на равне со старыми хиппи, гуляет и неформальная молодёжь. Это было очень интересно.

За черные кудри, миниатюрность и огромные, выпуклые глаза её звали Мухой или Мушкой. Окончив в 1991-м году институт, будучи двадцати двух лет, она выкладывалась на работе, стремясь сделать карьеру. Начальство её ценило, коллеги с ней ладили, но всерьёз не принимали, несмотря на то, что она была очень талантливой, считали глупой и говорили: «Маленькая собачка до старости щенок». И верно, тощая, легкомысленная и смешливая Мушка, обожающая сумочки, обувь, шляпки и бижутерию, лет до пятидесяти смотрелась девочкой. Деньги почти не держались у неё, Мушка транжирила их на развлечения, вкусную еду, выпивку, одежду, подарки родителям и друзьям. Купила даже, однажды, дом в деревне, чтобы отдыхать там летом. После работы она бежала развлекаться, чтобы взять от жизни всё. За всю жизнь она не выпила столько алкоголя, сколько в «лихих 90-х». В тот, сложный для многих, период она имела почти всё. Её родителям не было 50-ти, они хорошо зарабатывали, освоив компьютер и вписавшись в новые реалии. Жили они в хорошей квартире, в тихом районе, а у Мушки была интересная работа, здоровье и привлекательность. Она наслаждалась молодостью, радовалась жизни. Вот, только с мужчинами ей не везло. Читать далее

После двух лет пытки неудачными отношениями с бездушным, некультурным и развратным эгоистом по прозвищу Баклан, у 22-хлетней Ларисы, выработалась боязнь и стойкое отвращение к красивым брюнетам с грубым голосом, похожих на грузин. И, пережив первое разочарование, она, начитавшись всякой литературы об интимных отношениях мужчины и женщины, вдруг влюбилась в нового сослуживца, весёлого мужичонку ростом 160 см, далеко не красавца, похожего на мартышку, излишне щуплого, с большим красногубым ртом, лошадиными зубами да носом картошкой, лет на 20-ть её старше. Конечно, в отличии от Баклана, Боря, как звали мужичонку, был отзывчив, то есть, не зациклен на себе так сильно, как тот, а умел сказать даме удачный комплимент. Неизбалованная комплиментами, Лариса живо проглотила наживку и поплыла за удилищем в водоворот следующих отношений. Однако, схема их общения повторилась, как и в предыдущем случае. С первого свидания, после близости, продлившейся несколько часов (с перерывами на сон и жрачку), девушка ехала домой одна, стоя в тесноте переполненного автобуса, и, глядя в черноту за окном, улыбалась своим воспоминаниям.

В солнечный июньский день мы с друзьями сидели на пустыре под яблоней и пили вино, закусывая колбасой и тортом. Сейчас там квартал элитных домов, а яблонь почти не осталось. Но ту железобетонную трубу, на которой мы любили сидеть, до сих пор видно, хоть и совсем немного. Земля поглотила её.

Повредившись рассудком из-за смерти сестры, пять лет проучившись во вспомогательной школе, а потом кое-как закончив специальное ПТУ, с горем пополам, я получил профессию художника-керамиста. Конечно, я, высоченный балбес, оказался профессионально непригодным, меня со свободным распределением никуда не брали, и я работал курьером в институте моей матери. И теперь поднимался на нереальную для себя высоту. Я, дурень и бездарь, прошёл просмотр, и меня брали туда, куда был путь заказан даже очень талантливым и прекрасно подготовленным абитуриентам! Вот, за это-то мы и пили, празднуя начало новой жизни.Читать далее

«…Он был дрянной музыкант,

…Он утратил талант,

Появилось немало морщин,

…Он спивался у всех на глазах,

Но по ночам он слышал музыку…»

Саша Башлачёв

«…Прольются все слова как дождь,
И там, где ты меня не ждешь,
Ночные ветры принесут тебе прохладу.
На наших лицах без ответа
Лишь только отблески рассвета того,
Где ты меня не ждешь…»

Михаил Карасёв

Время, как будто бы остановилось в этот тёплый летний вечер. Или оно сильно замедлилось, и тянулось долго-долго, почти незаметно был ход его… на главном городском бульваре толпились усталые, довольные и пьяные люди. Здесь в тот день праздновали День города. Немецкая фирма, построившая в этом городе свой филиал, проводила рекламную акцию, угощая жителей городка-побратима своим пивом. На нескольких точках стояли огромные деревянные бочки, и люди, одетые в немецкие народные костюмы – мужчины в шляпах, жилетах и фрау в чепцах бесплатно разливали пиво, от чего весь город сбежался, и центральный бульвар оцепила полиция, контролируя людской поток за халявой. Пиво тоже может быть хмельным, если пить его много, и теперь подвыпившие люди сидели, полулежали и валялись, раскинувшись, на газонах в случайных, расслабленных позах живописными группами. Праздник заканчивался, но народ расходился медленно. Оркестр перестал играть, музыканты сложили свои инструменты и, как в полусне пьяно покачивались вместе со всеми… худосочная молодёжь в джинсах, колыхалась, извиваясь, подобно водорослям от подводного течения, люди постарше плавно покачивались, как немцы в пивной, обнявшись и взявшись за руки, потому что музыка продолжала играть. Невидимая музыка. Потому что она была неизвестно, откуда, и состояла из шороха шин проезжающих где-то далеко автомобилей, звона колоколов церквей, звуков с реки, по которой проходили теплоходы и катера, шороха листьев, женского визга то тут, то там, смеха и певучих голосов разных тембров. Колокола церквей мелодично перекликались, а разомлевшие полуголые люди замирали в самых необычных положениях, даже как-то вниз головами, задрав ноги, лёжа на траве склона пригорка у подножия странного монумента, от коего звездой расходились бульвары. Главный городской бульвар был самый широкий и пешеходный. От шизоидного монумента, прозванного в народе «памятником всаднику без головы» бульвар спускался к реке, переходя в широкую лестницу, опускающуюся на набережную, где тоже плавно покачивались, обнимаясь, расслабленные пьяные люди. Все лавки были заняты. На них люди тоже сидели, развалившись, и даже лежали. Иногда они клали головы на колени друг другу, а ноги закидывали на спинки скамеек. На одной из таких лавок сидела тонкая девушка с каштановыми волосами и карими глазами в пол-лица. Она тоже плавно покачивалась в такт невидимой музыке и, прикрыв глаза, лениво посматривала вокруг себя. Рядом с ней двое влюблённых были разложены на скамейке так, как будто бы из них вынули костяк. Прямо перед Татьяной (как звали девушку) раскачивались полупьяные музыканты с инструментами в футлярах. Один из них, что недавно играл на альте, выделялся высоким ростом, худобой и красивой шевелюрой с проседью над породистым носатым лицом с рыжей бородкой. Он тоже смотрел на Татьяну глазами с паволокой, слегка прищурившись. На расстоянии этот интересный альтист казался достаточно молодым человеком, которому не больше 35-ти лет. Читать далее

Да, именно в цитатнике и будут теперь мои новые рассказы. Так удобнее публиковать.. 

Фотографии Ари_Шер 

Некоторые хорошие люди иногда пишут мне в личку и просят показаться. ну что же, покажусь. прежде, чем побриться)))

 

Зачем-то, я часто сокращаю дистанцию между собой и людьми, которые у нас работают. Конечно, я не опускаюсь до пошлого флирта и даже избегаю простого панибратства с шофёром или охранниками. С этими молодцами я веду себя, наоборот, строго. Разговариваю односложными словами, как правило, что похоже на «гав!». Самой противно эти «гав-гав!», но с этими людьми иначе нельзя - могут не понять, если буду вести себя иначе. А вот с Гулей, приходящей поварихой, почти что дружу, несмотря на разницу в интересах и мировоззрении. Дело не в том, что с человеком, который готовит еду твоему ребёнку, ссориться нельзя, хотя и в этом тоже. Просто, она душевная. С няней, Маргаритой Витальевной, я тоже предпочитаю сохранять хорошие отношения, несмотря на то, что с детства, бывшая двоечница, хулиганка и вдохновенная лентяйка в школе, боюсь и не люблю строгих учительниц. А она и есть учитель английского языка на пенсии. С ребёнком она говорит только по-английски, а меня с удовольствием учит жизни, так как не может удержаться от зуда кого-нибудь воспитывать: «Чёрные колготки, душечка, это – моветон!», «Наращивать волосы, дорогая, не стоит, их часто в моргах срезают с трупов…», «Очень длинные ногти – это символ праздности!», «На слишком высоких шпильках ходить опасно и вредно!», «Скажите мужу, чтобы не переедал. У него лишний вес, а это губительно для его сердца! Вы можете его потерять!» Вероятно, поэтому она сменила уже много мест, но у нас прижилась. Что поделаешь, ради её знаний и опыта, нам приходится терпеть зануду. Но она неплохой человек, желает нам добра, чтобы мы «стали ещё лучше», как она выражается.

И с Евгенией Владимировной я тоже, почему-то, сблизилась. Эта дама раз в неделю убирает нашу двухуровневую квартиру в загородном доме. Мы специально построили дом с пятью разными квартирами, у коих отдельные входы у каждой – мы с мужем и дитём в одной, в другой живут его родители и младший брат, инвалид, а в третьей - мой папа-вдовец со своими кошками и аквариумами, в четвёртой – сестра моего мужа со своей большой многодетной семьёй и собаками, а пятая – гостевая. А ещё у нас есть отдельный гостевой домик на случай приезда многих друзей или родственников. Таким образом, вся семья в сборе, удобнее присматривать за родителями, но не на голове друг у друга, а как добрые соседи. Ходим друг к другу в гости. Впрочем, я отвлеклась. Читать далее

Я шарахаюсь от автомобилей, вздрагиваю от резких звуков, задыхаюсь в метро, паникую в магазинах... ещё бы! Ведь три месяца без связи и интернета. Более того. У нас там даже электричество бывает не всегда! Но воздух! А грибов - немерено! Впрочем, мы и в городе живём в хорошем районе. Вид из окна тому свидетель. И парка не нужно - достаточно из дома выйти. Но с дачей, конечно, не сравнить. Это самое начало июня. Похоронили нашего друга и сразу уехали в деревню, где наша хибара, о коей будет написано ниже и приложу фотки.

А это - моя любимая еда. борщёк и огурчики со сметанкой...

И вот, мы в деревне. Топим печку...

А это наш участок в июне

Чаепитие в деревне...

Рыбалочка...

Прощаюсь с интернетом на три месяца. Адью!

У моей бабушки по отцу не заладилась карьера актрисы, и, будучи талантливой художницей, она стала писать декорации к спектаклям. Когда родился мой отец, деда вскоре арестовали. Из лагеря он отправился на фронт воевать в штрафном батальоне и, конечно, погиб. После него осталось несколько фотокарточек, писем и кое-какие вещицы из дворянского прошлого. О том, какой это был чудесный человек, я знал по рассказам бабушки и письмам со старой орфографией, которые она мне читала. Выйдя на пенсию, бабушка ушла в живопись. Пока мой отец был ребёнком, она стала первым, хотя и невольным его учителем рисования, но, после школы папе пришлось поступить в технический вуз. Зная людей искусства, бабушка отвадила сына от ненадёжной творческой профессии, хоть ему и передалась её натура, рассудив, что успешная карьера в искусстве - крайне редкое везение, а большинство актёров ездят по периферии, вынося поднос: «Кушать подано!» или играют задние ноги лошади да часто спиваются. Художники тоже, если «не прогибаются под власть, да «ленинов» или «рабочих-колхозников» не паяют в духе соцреализма», то, в лучшем случае, преподают, а это работа не благодарная, а в худшем случае работают истопниками, дворниками или сторожами… как спел Борис Борисович: «поколение дворников и сторожей…», и велела сыну получать высшее образование, желательно, не гуманитарное, устроиться на работу, где стабильная зарплата, а потом уже делать то, что нравится. Папа, не склонный к точным наукам, бесконечно уважал мать, и, вняв её доводам, поступил в технический вуз, но, всё ж-таки, стал, втайне от неё, три вечера в неделю заниматься в изостудии.Читать далее 

Сегодня – день моего рождения. Я родился ровно 55 лет назад. Нахлынули воспоминания о детстве… Тогда маме было всего лишь 19-ть лет, и её беззаботная жизнь закончилась. Пришлось тащить на себе двоих мужиков - меня и отца, непутёвого художника-абстракциониста. К сожалению, я стал таким же, как он, маргиналом, не способным работать. У меня творилось что-то нехорошее с мозгами.

С моим рождением, в семье стало хуже c финансами, помогали, как могли, бабушки. Но они были пожилыми, пенсии у них были маленькие, а им самим были нужны и лекарства, и прочее. Поэтому жизнь была тяжёлой, но мама ни разу ничего не сказала из-за этого моему отцу, «непризнанному гению». Ничем не попрекнула, но относилась к нему с пониманием, уважала его и очень любила.

Поэтому она достала старенькую швейную машинку Зингер и принялась за шитьё. Позже удалось с большим трудом достать вязальную машину со странным названием «Кашубка». После работы мама садилась за эти свои машинки и работала. Кроме этого, она готовила, стирала, приносила продукты из магазина, наводила порядок в квартире и растила меня. А отец писал картины, в основном, абстрактные, и всё больше и чаще напивался. Он оброс бородой, отрастил волосы.

Помню, так называемую, «культурную программу» раннего детства. Например, мне посчастливилось не раз увидеть выступления живого Леонида Енгибарова, и я очень хорошо его помню. После его выступлений загорелся стать клоуном. Было дело. А, между тем, я, действительно, стал клоуном, только в жизни. Читать далее

Всё началось с того, что я, как в старом, пошлом анекдоте, застукал жену с любовником. Какой была моя на это реакция, описывать не имею ни малейшего желания, и не вижу в этом смысла, так как речь пойдёт не об этом. Но не скрою то, что этот факт не только подорвал мою веру в людей, но и перевернул всю мою жизнь. Я жил в квартире супруги (теперь бывшей), детей у нас не было, поэтому я просто собрал свои вещи, увязал книги и съехал. Возвращаться к родителям не хотелось, и я, поехал в родную деревню, где в детстве жил с дедом и бабушкой, решив пожить там немного. И я начал, было, существование, состоявшее, в основном, из обильных возлияний, но была зима, а дров почти не осталось, и картошки в погребе тоже было мало, деньги заканчивались, а работы в деревне для меня не нашлось. Тогда я воспользоваться настойчивым приглашением знакомого священника и поехал к нему в сельский храм под Москвой. Читать далее

Сейчас произнесу банальность, но надо же как-то начать то, что я хочу рассказать. Разводы с мужьями случаются по разным причинам. Измена мужа, его алкоголизм, наркомания, зависимости другого рода, например, различные игры, рукоприкладство или моральный садизм, просто хамское поведение, попадание его в какую-нибудь секту или экстремизм в «разрешённой» религии, это со стороны мужа, а со стороны жены всё примерно то же самое. У меня была другая причина. Ничего из перечисленного выше не стало причиной моего разрыва с некогда любимым человеком. Но моя причина ничуть не легче того, что я назвала. Главным толчком к разводу стала моя усталость от такой жизни. Нет, это не позёрство и не попытка скрыть одну из вышеперечисленных причин. Поясню, начав рассказывать с начала и по порядку. Читать далее

Когда я выхожу на Старый Арбат, то непременно жду какого-нибудь чуда. Причём, я с пятнадцати лет жду этого чуда. Но ни разу ещё не происходило никакого чуда, когда мне случалось выходить на Арбат.

Я стараюсь как можно реже смотреться в зеркала. Почему? Да потому, что не хочу расстраиваться, если увижу там что-то не то. Для того, чтобы не умереть от горя при виде своего отражения, нужно иметь достаточно свободного времени и денег на исправление этих изъянов. Если  же денег нет и времени тоже, то лучше в зеркала не смотреться вообще. Достаточно знать о том, что ты:

а. Прекрасен

б. Неотразим

в. Интересен

г. Харизматичен

д. Секси

В начале 1990-х годов наш район начал, было, застраиваться, да в сумятице, так называемых, «лихих 90-х» его забросили на несколько лет. Долгострои стояли повсюду, и в них жили бомжи, а с ними - собаки, кошки, крысы и голуби (летающие крысы). Вечерами туда забредали подростки, собирались группками, жгли костры. Возвышался огромный «скелет» так и не состоявшейся гостиницы для спортсменов, таращилось слепыми окнами мрачное здание недостроенной больницы. А на месте запланированного при СССР, института был вырыт огромный котлован, и это место было самым зловещим во всём районе, туда не раз приезжали полицейские и доставали оттуда чей-нибудь труп. Зимой в нашем районе было совсем тоскливо. Особенно по вечерам, так как освещение на улицах было неважным, а дороги через тёмные пустыри были длинны, плохо расчищаемы и открыты всем ветрам. Читать далее

В очередной отпуск, который мне дали осенью, решила пожить за городом в полном одиночестве. Захотелось «прийти в себя», а именно, спокойно походить без макияжа, каблуков, элегантной одежды и, при этом, без лишних свидетелей моего разобранного вида. Устала от людей. От всего. Захотелось одичать. Именно так - «одичать»! Так я тогда говорила, собираясь на дачу, хотя слово «дача» едва ли уместно в данном контексте.

В 1997-м году мой дед, тогда ещё не старый человек, решил купить дом в деревне, чтобы внучке, то есть мне, проводить там лето, но от этого шага его отговорили знающие люди. На примере общих знакомых, которых и обворовывали, и поджигали, они объяснили ему, что, несмотря на то, что жить там дешевле, надо уметь поладить с местным населением, иначе жить спокойно не дадут. А для этого надо быть примерно из этой же среды, что и они. То есть, быть им понятными, так как всё, что не понятно, у многих людей может вызвать отторжение и агрессию. Таков менталитет. Разговаривать на одном языке с людьми другой профессии, другого круга общения и интересов очень трудно, особенно, если у тебя редкая профессия. Поэтому, людям из большого города, которые всю жизнь посвятили науке, туда лучше не соваться. Дедушка поразмыслил и решил не рисковать.

И тогда он недорого купил в садово-огородном товариществе участок в 6 соток земли у знакомого инженера, получившего его даром. Распределяли эти участки в 80-е годы, на работе, и разрешалось там построить летний садовый домик, сарай и туалет, обязанностью же было высадить энное количество плодовых деревьев, кустов и завести парник с огурцами и помидорами, грядки с картофелем, клубникой, морковью, кабачками, и прочим. Сейчас такого уж нет. Как правило, пенсионерки сажают цветы, и огород теперь не основная цель дачной жизни. Люди приезжают на эти участки, что бы, именно отдыхать, а не работать, как каторжные.

Это тихое место, куда идти пешком от станции минут сорок, а на велосипеде до магазина около получаса, вполне располагает к тому, чтобы «одичать, или зарыться, запереться, затеряться» - перефразирую кусочек из песни Окуджавы…

Строительство на нашем участке идёт именно, с конца 90-х, так как дед купил только участок земли с сараюшкой, которая давно уже сгнила и развалилась, и до сих пор нет у нас тёплого туалета, душа, и зимой там жить почти невозможно. Дед уже стар, глух, но всё ещё благоустраивает «дачу» и копается в огороде. Никто кроме него сюда, за 150 км от Москвы, уже не приезжает, если не считать вашей покорной слуги. Читать далее