Новый концентрат сообщений о смертельной болезни президента РФ. Не первый. Но особо массированный. В чем причина? Появляется все больше тому подтверждений? Или все больше растет потребность подтолкнуть желаемое, чтобы скорее стало действительным? Изучаем и оцениваем всю опубликованную информацию медицинского характера. Что в ней может вызывать доверие? Что нужно решительно отбросить? И не является ли признаком обострения болезни все происходящее в последние три месяца? Осуждают: политический аналитик Андрей Колесников, врач-психиатр Борис Херсонский, автор пьесы "Как мы хоронили Иосифа Виссарионовича" Артур Соломонов. Ведет программу "Лицом к событию" Елена Рыковцева.
Видеоверсия программы
Елена Рыковцева: Четыре года назад мы уже собирались по поводу здоровья президента. Тогда Дмитрий Песков заявил, что он болеет. Это была сенсация: никогда не болел и вдруг заболел! Всегда опровергали, никогда не соглашались, сколько было слухов, опровержений. На этот раз поток слухов дошел до такой точки, что снова пришлось выйти Дмитрию Пескову и сказать: нет, он здоров. Но слухи ширятся. Мы показываем сюжет о том, сколько их и в каком они исполнении.
Елена Рыковцева: Нам нужно дополнить Пескова в том смысле, что мы своего корреспондента в Москве отправили сегодня на Каширку, к Центру Блохина. Он сказал, что там не наблюдается абсолютно ничего, никакого усиления. Было бы действительно странно делать такие анонсы для того, чтобы разного рода зеваки приходили и смотрели, как же сейчас его привезут.
Медицинские причины, в том числе, сподвигли на столь ненормальный для XXI века шаг, как "спецоперация"
С нами на связи Андрей Колесников. Я знаю, что вы скептически относитесь к такого рода слухам и разговорам. Давайте, во-первых, порадуемся за Валерия Соловья, который уже 20 лет с этим ходит, а теперь у него такая большая компания. Во-вторых, с чем вы связываете такое количество сообщений о том, что все плохо, все запущено, и вот-вот разрешится радикально, хирургически?
Андрей Колесников: Естественно, это связано с тем, что проходит "специальная военная операция". Это совершенно беспрецедентное событие, шокирующее, нервирующее, вызывающее сомнения в некоторой медицинской нормальности происходящего. Это можно трактовать политологически, геополитически, можно апеллировать к идеологии Путина и его команды, а можно предполагать, что здесь есть элемент медицины. Медицинские причины, в том числе, сподвигли на столь беспрецедентный, абсолютно ненормальный для XXI века шаг. Но это скорее область психиатрии. Об этом же тоже без конца говорят. Надо называть вещи своими именами.
Отсюда в массовом сознании возникает рассуждение по поводу того, как выйти из этой ситуации. Из нее невозможно выйти политически, но рождаются слухи о том, что внутри путинской команды раскол, внутри армии раскол, внутри ФСБ раскол, что силовики воюют друг с другом, внутри элит очень много недовольных, однако это недовольство почему-то не выплескивается наружу. Та же самая история связана с тем, что как бы чтобы Путин ушел... Уйти он может по разным основаниям, одно из них – медицинское. Поэтому возникают эти слухи. Для кого-то это надежды (опять же, будем назвать вещи своими именами).
Но и к слухам о том, что есть некий очень серьезный раскол в элитах, который может привести к политическим последствиям, и к слухам о болезни нужно относиться с существенной долей скепсиса, потому что это в большой степени размышления, вытекающие из всеобщей фрустрированности, всеобщего невроза. Никаких четких подтверждений быть не может, потому что система очень закрыта и утечки из нее весьма и весьма сомнительны. Можно быть вовлеченным в чужую игру, можно не понять какие-то исходящие оттуда сигналы. Естественно, все мы пытаемся что-то такое узнавать. Тот человек в окружении Путина, который называется онкологом, по моим данным (и я тоже призываю относиться к ним с известной долей скепсиса), это терапевт: так мне сказали.
Елена Рыковцева: Скорее всего, возможен вариант, когда все время говорят "крепкое рукопожатие", но этого вы проверить не можете, а потом раз – и операция?
Никаких четких подтверждений быть не может, потому что система очень закрыта, и утечки из нее весьма сомнительны
Андрей Колесников: Такое тоже может быть. Человеку практически 70 лет. Он может быть гиперздоровым и купаться в ванной с пантами оленя, но выглядит он по возрасту. Да, иногда он выглядит не очень хорошо. А кто из нас сейчас выглядит хорошо в ситуации, когда весь мир перевернулся на глазах? Здесь скорее рассуждение о вариантах изменения политической ситуации, даже о вариантах преемничества: вдруг он исчезнет, а кто? Вот Патрушев придет на его место. Вот сейчас очень активны Медведев, Турчак, Володин, Кириенко. Все это та среда, в которой мы живем, те сюжеты, которые мы обсуждаем. В некотором смысле это нормально, но к этому нужно относиться с известной долей аналитического скепсиса.
Елена Рыковцева: Это, конечно, очень любопытно, когда диагнозы одному человеку мы ставим по активности других людей, которые его окружают.
С нами Борис Херсонский. У нас в эфире будет целая глава, посвященная вашей непосредственной профессии, и это психологическое состояние человека, который умудрился начать такое на планете. А все, что касается этих слухов, связанных с операциями, с неизлечимостью, с тем, что вот-вот, два месяца, три месяца, до конца года, – вы считаете, садятся люди, из пальца свои надежды выкладывают на бумагу, или вы все-таки думаете, что существуют врачи, такие источники, которые способны что-то кому-то рассказать, слить, как это называется, и журналисты, соответственно, цепляются и пытаются информировать нас о том, что на самом деле происходит с Владимиром Путиным?
Борис Херсонский: Слухи возникают как раз в вакууме. Там, где нет информации, а информация нужна, возникают какие-то подозрения. Природа боится пустоты, в том числе информационной, и она заполняется слухами и предположениями, может быть, фантазиями. Конечно, причина этих фантазий понятна. Ситуация в мире очень накалена, она должна как-то разрешиться. Неверное, мы не можем переоценить роль одного человека во всем, что творится сейчас в мире. Боюсь, что этот человек внушает своим подчиненным страх, что ему никто не возражает, все решения принимает он.
Мои источники информации тоже, может быть, не очень надежны, но звучит это так: у нас решения принимает один человек. Если все понимают роль этой личности в этой истории, то понятно, что многие люди думают: а как вообще это может решиться? Медицинский вопрос, разумеется, тоже очень актуален. Я думаю, что эти сливы имеют два момента. Первый высказан совершенно ясно: кто-то просто хочет, чтобы этого человека не было, и осуществленное фантазийное желание выплескивается на страницы прессы. Но есть и второе. Если вдруг Путин смертельно болен, если он уйдет в ближайшие месяцы, зачем тогда усиливать санкции, предпринимать такие шаги, которые могут быть необратимыми? Давайте пока все ослабим и оставим путь назад, поскольку все это может быть ненадолго. По-моему, это единственный вариант, в котором было бы заинтересовано путинское окружение.
Вообще, существует медицинская этика, то есть мы не рассуждаем о диагнозах наших пациентов, не выносим из избы не только сор, но и истории болезней тоже. Но когда речь шла о руководителях страны, даже о состоянии здоровья Сталина, когда никакого здоровья, а возможно, уже и жизни не было, это публиковалось на первых страницах газет. Когда бывший президент США Рейган заболел болезнью Альцгеймера, он обратился к народу, сообщил об этом и сказал, что присоединяется к тысячам тысяч граждан, болеющих этой болезнью. Для того чтобы открыто это заявить, нужно, чтобы общество было открыто, а больной, несмотря на тяжелейшую болезнь, был мужественным. Когда у нас говорят, что человек не может управлять по болезни, обычно за этим стоит какой-то заговор. Например, Хрущев был отстранен в связи с преклонным возрастом и по состоянию здоровья. О состоянии здоровья говорилось и когда уходил Ельцин. То есть это универсальная маска, как при разводе "не сошлись характерами".
Природа боится пустоты, в том числе информационной, и она заполняется слухами и предположениями
Елена Рыковцева: Вы сказали об ослаблении санкций – вы имеете в виду западные санкции? Мы сейчас с Андреем вычислили один симптом: чем выше активность путинского окружения, тем больше вероятность, что он болеет. Точно так же и с санкциями. Вы считаете, если бы они их ослабили, это указало бы на то, что они знают, что конец близок?
Борис Херсонский: Нет, моя мысль иная. Я думаю, что эти слухи нужны для того, чтобы не принимались более жесткие, необратимые санкции, поскольку в этом нет необходимости.
Елена Рыковцева: То есть эти слухи распускаются самим путинским окружением для того, чтобы немножко облегчить свою личную участь и даже участь экономики страны, в которую они вросли.
Очень хорошо, что вы заговорили о Сталине, потому что у нас в эфире автор пьесы "Как мы хоронили Иосифа Виссарионовича" Артур Соломонов. У вас они хоронили на бумаге, а тут ваши коллеги-журналисты хоронят другого человека тоже на бумаге, но уже не в форме выдумки, а в форме как будто существующей истории, рассказанной конкретными врачами; там идут ссылки, пошли даже ссылки на фамилии людей, которые ставят эти диагнозы. Как вы к этому относитесь как писатель и как гражданин? На ваш взгляд, действительно нужно считаться с этим объемом слухов, или нужно все отвергать, отрицать, потому что это выдавание желаемого за действительное?
Артур Соломонов: В каком-то смысле расползание таких слухов – это хорошо в нашей ситуации, когда Путин почти обожествлен, кому-то он даже может казаться бессмертным (возможно, даже бессознательно). Говорят о какой-то болезни, немощи. Я только что слышал в сюжете, что в 2012 году, говорят, хромал: это тоже комично звучит. Мы присматриваемся и прислушиваемся к каким-то совершенно безумным, странным намекам и нюансам, потому что у нас практически нет никакой информации ни о политической жизни Кремля, ни о его затеях, ни тем более о здоровье его обитателей.
Напоминание о том, что в Кремле нет бессмертных, – это в принципе очень хорошая вещь. У нас настолько нет никакой информации о происходящем с первым лицом, что мы не знаем даже, кто его жена. Мы не знаем самых простых вещей о нем. У нас много слухов, мы как бы знаем и как бы не знаем. Он полдня находится на экране телевизора, но кто он, каковы его пристрастия в личной жизни, какова его медицинская история, мы все-таки не можем быть в курсе этого, потому что он у нас полубог.
В каком-то смысле расползание таких слухов – это хорошо в нашей ситуации, когда Путин почти обожествлен
С одной стороны, такие слухи – это хорошо. С другой стороны, это выдает бессилие общества, и не только российского, на тему того, чтобы что-то изменить. Все это вырастает в какую-то мечту, и эта мечта реализуется в таких странных слухах. Не знаю, насколько они доказательны, так как слухи о том, что с президентом что-то нехорошо, я слышу уже лет десять точно, а ему все лучше и лучше. Я утрирую, конечно, но хуже ему явно не становится. Я помню, как один из наших ведущих журналистов говорил, что во время выступлений президента он наблюдает за моторикой ног, так как это единственное, что сообщает о его подлинном состоянии, о том, что с его темпераментом, здоровьем, психикой.
Мы погружены в состояние, когда вынуждены делать выводы по каким-то нюансам, по легким, совершенно ничего не значащим движениям ног, рук, глаз, бровей. Помните, он бросил ручку, и сколько было статей о том, что значит этот жест – бросание ручки на стол, с каким лицом он это сделал! Из этого жеста делались какие-то геополитические выводы. То же самое происходит сейчас. Мы в ситуации информационного голода. При этом говорят, что у Путина есть двойники, и может быть, это их мы анализируем, и врачи, которые вынуждены ставить диагноз на расстоянии, через экран, возможно, анализируют нескольких человек сразу.
Елена Рыковцева: Я сегодня смотрела огромное совещание с участием Путина. Видимо, для того, чтобы показать, что он здоров, его высадили перед людьми, которые рассказывали ему о состоянии дорог в Российской Федерации. Я не поняла, почему это должен был слушать и кивать Путин, а не Мишустин. Но я два часа это смотрела, и действительно, как вы описали, следила за тем, чем он занимается. Стране должны показывать, что он слушает, а сказать ему нечего. Он берет листочек, потом перекладывает на другую сторону, перед ним лежат еще три листочка, он берет один из них вроде как почитать, но читать ему там совершенно нечего, и он его откладывает, потом он берет ручку, как будто бы хочет что-то написать, но писать тоже нечего. Наблюдать за этим очень забавно, но не с той точки зрения, что он больной, а с точки зрения того, что ему совершенно нечем заняться. Вы согласны, что сейчас, скорее всего, эти совещания уже для того, чтобы показывать: я существую, я живой, я не болею? Возможно, конечно, что это двойник.
Артур Соломонов: Это не значит, что он не здоров. Это скорее означает, что он довел нас до ситуации такого серьезного нездоровья, что мы вынуждены заниматься расшифровкой – листочек положил, листочек переложил. Это абсолютно ненормальная ситуация, но мы уже в ней, и она будет только усугубляться. Я не знаю, был ли когда-то какой-то аналог.
Мы в ситуации информационного голода
Елена Рыковцева: Сейчас мы покажем вам продукцию людей, которые воплотили свою мечту в переозвучке фрагмента старого американского фильма "Когда Гарри встретил Салли". Взяли фрагмент и вложили свою мечту в уста героев. Давайте посмотрим, как это получилось.
Елена Рыковцева: Переозвучивал этот фильм Андрей Куц – это сотрудник одесского "Просто радио". Кстати, о Лаврове. Он тоже опроверг слухи о том, что с Путиным не все в порядке.
Все это свидетельствует о психологическом нездоровье общества
Елена Рыковцева: Лавров сказал: сами вы нездоровы, если ищете признаки нездоровья. Артур тоже сказал: в самом деле, что тут искать, как он там дергает рукой, ногой и так далее. Действительно, тут есть что-то такое от крейзи.
Андрей Колесников: Да, это, безусловно, свидетельствует о психологическом нездоровье общества. Но это существует, значит, у этого феномена есть источник, и это то, как устроена наша власть, как она себя ведет, какие надежды связаны с тем, как эта власть может уйти.
Елена Рыковцева: Надежду одесситов вы уже услышали.
Андрей Колесников: Пиарщики кремлевской власти должны обращать на это внимание – это серьезные дела. Раз общество настолько фрустрировано этой темой, значит, она присутствует в сознании, и нельзя ею не заниматься.
Здесь есть еще один аспект: власть у нас постепенно превращается в геронтологическую. Возраст тех людей, которые нами управляют (малое политбюро, расширенное политбюро), – вокруг 70 лет или за 70. Сейчас, конечно, немножко другое отношение к этому возрасту, чем в 70–80-е годы, но, тем не менее, нынешнее политбюро входит в возраст брежневского политбюро, если сопоставить возраст начальников тех и этих лет. Эти люди затягивают следующее поколение, особенно молодое, которое в большей степени недовольно происходящим, в воронку отсутствия будущего. Этим через какое-то время, простите, станет все равно, даже если они просидят в своих креслах еще десять лет, но зачем затягивать страну в совершенно жуткую архаику, в череду катастрофических решений? Какое они имеют право топить страну, топить следующие поколения, которые, вообще говоря, их не выбирали, если смотреть, как голосуют молодые на этих самых выборах?
Эти люди затягивают следующее поколение в воронку отсутствия будущего
Мы внутри геронтократии, и это будет еще усугубляться. Если слушать Патрушева, то впечатление тяжелее, чем от выступлений членов политбюро. Человек говорит такие вещи, которые при советской власти было не дозволено говорить. А дойдут и до каких-нибудь буквально брежневских анекдотов. Леонид Ильич, выступая на политбюро, говорит, что происходит деградация руководства страны. "Я сегодня встретил товарища Пельше, сказал: "Здравствуйте, Пельше". А он ответил, что он не Пельше". Они скоро придут к этому состоянию. То, что они несут, уже свидетельствует о некоторой политической неадекватности, а дальше уже к психиатрам – это не сфера нашего анализа.
Елена Рыковцева: Вот и посмотрим сюжет к вопросу о психологическом состоянии Владимира Путина.
Стремление Путина к всемогуществу – важнейшая часть его личности. Мы называем это злокачественным нарциссизмом
Елена Рыковцева: У любого нормального человека возникает простой вопрос: адекватный человек вообще мог начать такую войну, "спецоперацию", как он ее называет, при которой с самого начало было понятно, что пострадают все, пострадает твоя страна, а не только та, на которую напали, пострадает экономика, будет разрушено будущее поколений? Первые мысли о том, что он не совсем в себе, как раз и зародились от того, что он это сделал. Но, может быть, прав и тот специалист, который говорит, что изоляция – это в любом случае потенциальный сдвиг по фазе в сознании, как мы говорим в быту.
Борис Херсонский: Первой о неадекватности Путина сказала Ангела Меркель в 2014 году. Она сказала, что у Путина нарушен контакт с реальностью. Нарушение контакта с реальностью – это вежливая замена термина "психическая болезнь". Я же должен сказать, что диагноз не имеет большого значения – это всего лишь несколько слов. Мы видим, что с самого начала правления Путина он был всюду – в небе, на дне морском, на дорогах, он и тигра усыплял, и стерхов спасал, и щуку по 20 килограммов ловил, то есть показывал модель вездесущности. Я думаю, стремление к этому всемогуществу: он может все, он может быть везде, – это важнейшая часть его личности. Мы называем это злокачественным нарциссизмом – это очень регрессивное состояние. Понятно, что этот нарциссизм развился не на пустом месте. Назову только один факт: 20 лет у власти, 20 лет у руля с неограниченными возможностями. У военных есть профессиональная деформация, у врачей, у милиционеров она тоже есть, почему же ее не должно быть у владык? Вот у Путина это профессиональная деформация по такому нарциссическому типу.
Мало того, Путин зациклен на Украине. Я вспоминаю римского сенатора, который любую свою речь заканчивал так: Карфаген должен быть разрушен. Даже задолго до 2014 года пропаганда говорила, что такой страны, как Украина, нет, что это союзная республика, ее можно присоединять либо к Евросоюзу, либо к бывшему СССР, но никакой самостоятельности нет. Потом оказалось, что ни к какому Евросоюзу Украину присоединять нельзя. И вот возникла эта теория ограниченного суверенитета постсоветских стран. Она очень напоминает мне доктрину Брежнева, согласно которой страны Варшавского договора обладали ограниченным суверенитетом. Пример Чехословакии здесь наиболее мягкий. То есть мы имеем дело с фиксацией, и эта фиксация – уже не то, о чем говорит нарциссизм, это скорее нечто паранойяльное.
Есть еще более важная часть этого паранойяльного синдрома – это страх. Даже в том, что официально говорит Путин, присутствует тема страха: к нам приближаются, до нас ракеты долетят за пять-десять минут, успею ли я добежать до укрытия. Кроме того, страх заражения, эти огромные длинные столы, о которых не говорил только ленивый. То есть мы понимаем, что этот человек боится: боится ли он заражения, боится ли он просто смерти или насилия со стороны своего собеседника. Пожалуй, Лукашенко – единственный человек, которого Путин не боится. Я помню относительно недавнее заседание, где все участники сидели на огромном расстоянии, где-то прямо у стенки, и все они были в масках, а Путин с ними говорил. Как я понимаю, такого заседания нельзя увидеть больше ни в одной стране (о Северной Корее я не говорю, не видел).
Елена Рыковцева: Как вы объясняете то, что сам он за эти два года пандемии никогда, ни разу не надел маску?
Борис Херсонский: Он уверен в том, что уж кто-кто, а он источником заражения быть не может, хотя бы потому, что он никому не позволит заразить себя. Кроме того, лицо владыки – это почти икона. Я думаю, когда он смотрит на себя в зеркало, так он должен смотреть на икону Христа Спасителя, не меньше. Соответственно, скрыть это лицо санитарной маской – не царское это дело.
Даже в том, что официально говорит Путин, присутствует тема страха
Елена Рыковцева: Вы знаете, что его фотокорреспонденту, который работал с ним много лет, надоело сидеть в этих бесконечных карантинах, и он уволился ровно по этой причине.
Давайте посмотрим опрос московских прохожих: что на самом деле знают люди о здоровье своего президента.
Елена Рыковцева: Посмотрите, как люди верят в силу физкультуры и в силу врачей! Они думают, что если человек занимается спортом, то никакая зараза его не достанет из перечисленных в наших сюжетах.
Артур Соломонов: Я месяц или полтора не был в Москве, и меня, конечно, удивила та бодрость и то ликование, с которым люди высказываются о первом лице, как они желают ему здоровья, как позитивно о нем говорят.
Люди желают здоровья человеку, который, скорее всего, отнимет у них здоровье и, может быть, даже жизнь
Ваш первый вопрос по поводу моей пьесы "Как мы хоронили Иосифа Виссарионовича", которая завтра будет в "Театре.Doc", если кому-то интересно. Сейчас очень интересное время для людей, которые занимаются искусством, но для обычного выживания оно очень тяжелое. Премьера моей следующей пьесы – "Благодать" – будет в театре "Пространство внутри" 6 июня. Там как раз один из героев – человек, который находится при власти, это не первое лицо. Там показано, насколько искажается психика, искажается мировоззрение людей, которые обладают чувством всемогущества, которые подкармливаемы всем народом, всем окружением. Сейчас это серьезная проблема. Есть человек наверху, который все-таки теряет адекватность, и окружение, которое получает все возможные выгоды от того, что наверху человек, потерявший связь с реальностью. Дальше они все-таки очень серьезно заплатят за эту ситуацию, но пока она для них очень выгодна.
Мне кажется, что людей, которые связаны с искусством, могут интересовать эти проблемы. Находиться внутри ситуации, переживать ее, быть обманутым или бесконечно используемым – это очень тяжелая участь. Я действительно сочувствую этим ликующим, радостным людям, желающим здоровья человеку, который, скорее всего, отнимет у них здоровье и, может быть, даже жизнь. Это какая-то трагикомическая ситуация. Мне было тяжело это смотреть.
Елена Рыковцева: Андрей, специфика вашей аналитики тоже связана с тем, что вы оцениваете то, что говорят люди. Я включу в вопрос оценку четырехлетней давности, опрос москвичей 2018 года. Мы спрашивали их тогда, когда Песков действительно подтвердил, что заболел: вообще-то вам нужна информация о здоровье президента? Оказалось, в основном не нужна.
Андрей Колесников: Я думаю, населению удалось навязать образ здорового Путина. Он давно не катается на конях с голым торсом, давно уже даже не играет в хоккей, ему, судя по всему, не очень можно это делать, но люди этого не замечают, потому что есть некоторая инерционность имиджа, представления о том, что раз он такой физкультурник, значит, со здоровьем у него все в порядке. Для среднестатистического россиянина, в отличие от тех, кто занимается политическим анализом, визуальным анализом, Путин остается примерно таким же, как 5, 10, даже 15 лет назад. В представлении людей, которые анализируют ситуацию, очень важны те слова, которые связывают с Путиным, – это "бункер", это "ботокс", это длинный стол, это его абсолютная закрытость, отстраненность. Для людей этого не существует, для среднего россиянина это несущественно.
Путина стараются помещать среди молодых людей, бывают такие сцены, в том числе, если помните, была встреча со стюардессами. Во время такой встречи либо перед ним экран, где какие-то человечки что-то говорят, он с ними беседует, либо длинный стол, а со стюардессами он встречался непосредственно, лично. Это попытка привнести в его имидж мужскую привлекательность, своего рода мачизм. Это тоже способствует тому, что люди видят в нем действующего мужчину во всех смыслах этого слова. Эту инерционность довольно сложно выбросить из массового сознания, на это вся надежда. Мало ли, все заговорят, что он больной, что не годится как руководитель, плохо соображает... Нет, для массового сознания, для того самого большинства всех этих проблем, в сущности, просто нет.
Елена Рыковцева: Вообще, он очень хорошо соображает, он формулирует так, что они в это поверили. Он же формулирует, зачем он пошел в Украину: иначе они бы на нас напали, НАТО у ворот. Люди же верят в это, значит, он умеет сказать так, чтобы они поверили. Он же говорит все эти вещи не как больной, а как здоровый, и они это воспринимают, значит, они считают, что он здоров.
Населению удалось навязать образ здорового Путина
Андрей Колесников: Именно так. С предыдущими вождями было понятно, что они не здоровы, с Ельциным в том числе, не говоря уже о Брежневе, Андропове и Черненко. Когда показывали тех, это играло им не на пользу, а когда показывают Путина, даже если он иногда выглядит не очень здоровым человеком (были такие кадры, да и длинный стол тоже не способствовал тому, чтобы его представляли слишком здоровым, в том числе ментально)... Тем не менее, он действительно обладает четкой речью, предлагает некую свою версию действительности тем людям, у которых этой версии нет. Если у большинства людей нет мнения по поводу происходящей катастрофы, то они возьмут как свое то мнение, которое вещается с амвона и усиливается пропагандой, в том числе телевизионной, как бы скептически мы ни относились к тому, что существенная часть населения вовсе не отказывается от телевизора. Так что все это работает. Он, конечно, телевизионный человек, его имидж формируется именно этим предметом.
Елена Рыковцева: Борис, ваш совет людям: верить в такие статьи для того, чтобы как-то подпитывать себя надеждой, или, наоборот, не верить, чтобы потом не разочаровываться?
Борис Херсонский: Я позволю себе ответить на этот вопрос косвенно. Только что на экране моего компьютера появилась ссылка на статью в журнале "Newsweek": "Путин прошел курс лечения по поводу рака в поздней стадии". Это те слухи, которые, в общем-то, уже не вполне слухи. "Newsweek", как я понимаю, это серьезное издание, и все же страница даже самого серьезного издания – это не страница истории болезни. Поэтому ни утешать себя, ни огорчать себя этими сообщениями не нужно, так как мы имеем дело вообще с новой реальностью, с постправдой, как ее называют, с тем, что очень плотно соприкасается с бредовыми идеями. Стоит ли людям в это верить? Каждый все равно будет это делать в соответствии со своими убеждениями.
