Автор. Юлия Шутова. YU_SHUTOVA



Мы сейчас отвлечемся. Расскажем вам историю, которую Тамара никогда не узнала, но которая, тем не менее имела к ней самое прямое отношение. Можно даже сказать, если б не эта история, вся ее жизнь пошла бы по-другому. И возможно, всего того, о чем мы говорили раньше, вовсе бы не случилось. Из древа ее реальности выросла бы какая-нибудь совсем иная ветка.

Вернемся несколько назад.

Училка, скользя пальцем по странице журнала, вела перекличку. Десятиклассники вполголоса переговаривались. Еще бы, первое сентября, почти целое лето не виделись — парни выросли, девчата похорошели. В классе стоял гул, некоторых приходилось выкликать и дважды, и трижды. Галина Степановна, или Глин-Степанна, как звали ее ученики, с шумом бороться не пыталась, указкой по столу не стучала, «Тише!» — не кричала. Успеет еще и настучаться, и накричаться, целый год впереди. А сегодня пусть их. Пусть поболтают, пообщаются. Палец ее скользил все ниже по списку фамилий, правая рука привычно ставила «н» против тех, до кого докричаться не удалось.

А это еще что? Новенький? Самым последним был записан какой-то Юноша Шанявский. Юноша, надо же! Кто ж тебе такое имя-то дал? Родные папа с мамой подкузьмили или чужая сторона издевнулась?

— Юноша Шанявский, — сказала она и, подняв голову, повела глазами по классу.
Никто не отозвался, да и незнакомых лиц она не обнаружила. Но повторила еще раз громче:
— Юноша Шанявский.

Класс подзатих, головы завертелись, кто-то из девчонок хихикнул:

— Какой юноша?
— Юноша бледный со взором горящим, — с готовностью подсказали с передней парты.
Кто-то заржал. Глин-Степанна прихлопнула ладонью страницу журнала:
— Ну-ка, не балбесничайте, штатские оглоеды. Так что, нет Шанявского? — и сама себе ответила, — нет.

Рука поставила последнюю «н». Можно было переходить к алгебре.

Герке Истомину тоже показалось странным такое имя — «Юноша». Но ведь были же имена и похлеще. У них в доме жила тетка Рита, продавщица из булочной, так она по паспорту была Баррикадой. В семнадцатом году родилась, в декабре, вот и получила самое что ни на есть революционное имечко. А этого неведомого Шанявского обозвали Юношей. Может неграмотные родители ткнули пальцем в книжку какую-то, как в Святцы, и выпало слово «юноша».

На фамилию Шанявский никто не откликался два месяца, всем уже шутить надоело, исчерпался юмор. И вот где-то в начале ноября, когда классная, бормотнув: «Шанявский», — уже привычно черканула «н» против фамилии, с задней парты раздался тихий голосок, девичий:

— Здесь.

Автор. Юлия Шутова. YU_SHUTOVA


Катя сердито сопя, стащила юбку через голову, швырнула ее в угол и потянулась за другой. Как она ни крутилась в примерочной, втянув живот, собственный вид ее не устраивал. Знамо дело, виновато было зеркало, усталое, вынужденное годами отражать случайных людей, злое, сующее под нос только недостатки. Дома в зеркале старого трехстворчатого шкафа, огромного как купе поезда, Катя выглядела прекрасно: молодая симпатичная женщина, с формами, не какая-нибудь селедка ржавая, такая вся аппетитная, белокурая и голубоглазая. Загляденье, одним словом.

«Ничего невозможно надеть. Ну почему в своем зеркале я хороша, а тут смотреть стыдно, задница почтовым ящиком, брюхо торчит, а ноги… Это вообще не ноги, а рояльные подпорки. Почему в магазинах я всегда жирная сибирская низкосрачка? Домашнее льстит что ли?»

Очень хотелось что-то купить себе. Последняя юбка была в общем-то не плоха. Серая псевдо-шотландка, кокетка на подкладе, а спереди и сзади встречные складки. Не будет ли мяться? Катя сжала в кулаке ткань подола. Отпустила. Да не особо. Это хорошо, а то сидишь целый день на работе, потом вся мятая, будто корова жевала.

Юбка ей нравилась. Еще раз повернулась туда-сюда перед наглым стеклом, показала ему язык: «Врешь, паскудник. Я хороша». Надо взять. Не фирма̀, конечно, кооппошив, зато не дорогая. И с курткой будет классно смотреться, и с полушубком. Всю зиму в брюках ходить надоедает. Юбка длинная, да сапоги высокие, можно и рейтузы надеть, никто не заметит. А на работе снять. Полушубок черный, юбка серая с красным немного, значит, надо шарф организовать, чтоб тоже с красным. Супер будет.

В Гостинке частенько можно что-то приличное купить, и не всегда втридорога. Вон и полушубок свой она тут купила. Четвертый год уж. Пошла тогда с подружкой и твердым намерением купить себе длинную шубку из козлика, а ушла абсолютно довольная с кроличьим полушубком и подружкиным одобрением.

У Лолки вкус есть — посмотрела: «Бери, — говорит, — и не думай, сидит на тебе шикарно». Да Катя и сама видела, что шикарно. Пушистый, воротник-стоечка, застежка скрытая. Не подвел полушубок-то, качественный оказался, три сезона оттаскала, а он ничего, не выносился, только на плече протерлось, где ремень от сумки. Но это под ремнем же и не заметно. И деньги тогда еще остались, шуба-то всяко дороже бы стоила. Катя еще шапочку себе купила, норковую. Тулья из норки, а верх как раз из козлика, сбоку две кисточки меховые болтаются, завлекалочки. Лолка ей посоветовала. И правильно, все равно бы деньги проели.

Вот завтра подруга дорогая придет, можно будет всласть потрепаться, посплетничать, все лето не виделись. И Димы дома не будет, он к родителям собрался на субботу. Чего-то там забрать надо, что они с дачи привезли. Гостинцы сынуле любимому.

***

Автор. Юлия Шутова. YU_SHUTOVA

Люся всегда знала, что будет артисткой.

А кем еще? Что она зря что ли столько лет ходила в кружок в ДК Профсоюзов? А в школе? Как только Эля и Ленуся пошли в школу, пятиклассницу Люсю назначили вожатой первоклашек. И она организовала театр. Не настоящий, само собой, куда малышне — кукольный. Сами делали кукол для «Теремка». Сначала лепили головы из пластилина: медведь, зайчик, лисичка и остальные. Потом обклеивали эти болванки мелкими обрывками мокрой газеты, сверху — кусочками белой бумаги. Это называлось «папье-маше». Потом аккуратно разрезать эту голову бритвочкой. Вытащить пластилин, и снова склеить уже пустую. Раскрасить. Сшить «тело» куклы, то, что будет надеваться на руку. Тут очень пригодились лоскутки, натащенные Люсей из театральной костюмерной.

В общем, несколько лет Люся летела к своей цели, сверкая звездой на школьных подмостках и в кружке дома культуры.

И вот, благополучно закончив школу: никаких троек, только четверки и пятерки, она едет в Ленинград поступать в театральное училище. Ленинград — самый лучший город на свете. Сколько раз они приезжали сюда на экскурсии с классом. Автобусом. Рано утром выезжали, три часа в пути, потом Петродворец или Пушкин, вечером — в театр. Ну еще обязательно в гастроном какой-нибудь большой: всем же дали денег на колбасу и сыр. А еще можно купить пепси-колу или фанту. Фантастика!

Ей до сих пор не нравится вспоминать этот день. Этот экзамен. Полное фиаско. Она была абсолютно уверена в себе, точно знала, что поступит. И стихи выучила так, что от зубов отскакивало, и станцевать могла вполне прилично: у них во Дворце Профсоюзов был преподаватель сценического движения. Дядька, правда, даже не второй свежести, но двигался, и их учил двигаться так, как на сцене полагалось. Выступила она здорово. И не стеснялась. Никакой зажатости.

И что? Ее срезали сразу. Откуда ей знать, что она понравилась комиссии, даже очень. Но, простите-извините: никто, и звать никак, провинциальная девочка, а надо принять того и этого, сына или племянника, или еще кого. А эта... Если будет настойчива, придет на следующий год... Всегда так было... Нормально...

Откуда ей знать.

Она обиделась.

Автор. Юлия Шутова. YU_SHUTOVA

Гори гори ясно
Неуловимый мститель
Конфеты с водкой

Новый Новый год
Ну вот, добрались до финала. Кто там в буфете засиделся, быстро допили свой коньяк и в зал. Доставайте своего пронафталиненного Станиславского, встряхивайте и готовьтесь орать: «Не верю!» сейчас дядя Кирилл вам самое невероятное скажет.
После распределения Танечка с Мишкой поехали в Бабеевку.
Ага, слышу: «Врешь! Девка городская. С какого перепуга ее в деревню понесло? Что в городских школах места не нашлось? Да еще в Бабеевку эту Вероничкину. Ты, Кирюха, просто историю закругляешь. Для красоты. До Бабеевки этой четыре часа дизелем шлепать, это ж конец нашей областной географии. Там даже до райцентра часа полтора пиликать». Верно, верно. И про дизель, и про райцентр. Но! Всегда найдется парочка «но». Во-первых, семейная жизнь в квартирах родителей не задалась. Ни одна сторона не возражала, чтоб «дети» с ними жили. Так что выбор был: или в Таниной проходной комнате, или в Мишкиной не проходной, но с вечно пьяным папочкой, в труселях и майке восседавшим на кухне, требовавшем сочувствия и соучастия в оплакивании своей горестной судьбины. Как бы сейчас сказали: семейная жизнь получилась ну, такая. Во-вторых, эта самая Бабеевка только в Вероничкином представлении была ареалом толстожопых баб. Это, на минуточку, главная усадьба богатого леспромхоза. От выведения под корень лесных просторов всегда был бо̀льший финансовый выхлоп, чем от сбора малочисленных в наших краях центнеров пшеницы. И там, как раз к новому учебному году открыли новую школу-восьмилетку и построили дома для учителей. Ну чтоб заманить интеллигенцию в этот медвежий угол. Интеллигенция на половину обложенного силикатным кирпичом «коттеджа» с водой из колонки и дровяной печью особо не клевала. Вероничка, вон, наотрез отказалась, укатала-таки свой последний вариант, и теперь готовилась к свадьбе с Олегом. Танечку, предложившую свои услуги учителя русского и литературы, леспромхозовское начальство чуть ли не на руках носило, хотели даже тёлку ей выписать. И для Мишки работа была, в леспромхозе нехилое автохозяйство, и ремонта оно требует непрерывно.
Так что Танечка решила ехать. Город-то от нее никуда не сбежит. Всегда вернуться можно.

Прошел ровно год с той ночи, когда поджог прокуроровой фазенды стал началом Танечкиного романа со старым детсадовским приятелем Мишкой. Год прошел не как в сказке пустым сном, а очень даже плодотворно. И сейчас, вечером тридцать первого декабря, Танечка в разъехавшемся на раздутом животе халатике крошила картошку в вечный новогодний оливье. Рожать она собиралась через неделю. У них даже шуточка была семейная: после Нового года надо ложиться в больницу, это традиция. Такая же как оливье.

Автор. Юлия Шутова. YU_SHUTOVA

Гори гори ясно
Неуловимый мститель

Конфеты с водкой
Ох уж эти первые свидания — романтический флер и душевный сумбур. Как конфеты с водкой. В те далекие времена продавались такие, назывались «Ленинградские», с Медным Всадником на обертке. Говорите, и сейчас продаются? Ну да. Название осталось, а вкуса, того, что был, нет. Так и слышу: «Кирилл, ты прям, как дед из того анекдота:
— А при Сталине все ж лучше жили.
— Это почему же?
— А бабы были моложе».
Ничего подобного. Нынче на конфетах честно написано: ароматизатор «водка». Без спирта. Совсем не то. Конфета, как конфета. А те, из прошлого века, раскусываешь, и на языке у тебя сквозь сладкое — жидкая горечь. Крохотный глоток водки и шоколад на закусь.

Часов в пять следующего вечера Танюша была уже готова. Одела, как говорится, все лучшее сразу: джинсики у нее были, правда, болгарская «Рила», зато пусерок фирменный, итальянский, черный, с белой окантовкой треугольного выреза горловины и белыми же полосками, не знаю, как назвать, лампасами, что ли, на рукавах. Вероничка достала у знакомых фарцовщиков. Две стипендии за него ушло чохом. Жаль, зима на дворе, кроссовки не наденешь, а сапоги все дело портят. В кино, конечно снять пальто не придется, но, может, потом в кафешку зайдут. Это там, на даче было все равно — старый свитер, старая куртка, больше смахивающая на ватник, главное, чтоб тепло — в городе совсем другой коленкор: хотелось быть модной. Современной и продвинутой, студентка все-таки, не пэтэушница, не вчерашняя деревенская кошелка с заводского конвейера. В их компании самой продвинутой по части моды и шмоток была, как раз, вчерашняя деревенская — Вероничку было не догнать, у нее и сапоги югославские, и джинсы Левис и пуховичок сиреневый. Местный универмаг таких «разносолов» не предлагал. Родители баловали единственную дочь и деньгами, и шмотками, в сельпо по талонам леспромхоза какой только фирмы̀ не предлагалось: дубленки итальянские, кимоно с журавлями японские, шапки из песца и куртки как у пилотов. Но не для всех.
В шесть Танечка начала дергаться: время идет, Мишка не появляется. К половине седьмого она была уже вся в нервах, а в семь рыдала, уткнувшись в плюшевого медведя: не пришел. Хорошо хоть свидетелей ее горя не было: второе января — рабочий день, и родители раньше восьми не придут. К их приходу умытая дочь сидела, как положено, обложившись учебниками, сессия на дворе, послезавтра первый экзамен.
Сидеть-то она сидела, и даже в какой-то, взятый наугад, учебник таращилась, но видела на странице известно что. В голове пульсировало: «Не пришел! Как же так? Ведь сам... Сам пригласил. Я не навязывалась. Сам пригласил, сам не пришел. Передумал?» Может, он просто из вежливости приходил, все же она его от милиции спасла. Пришел, подарил медведя, выгулял, и все, долг вежливости оплачен. А про кино, про свое приглашение просто забыл. Или нет, не так: Танечка ему понравилась, решил продолжить знакомство, а потом разонравилась — ерунду всякую несла, дурища, пацанка глупая. Он подумал, и решил не продолжать. Вот и не пришел. Вот всегда у нее так с парнями: он ей стал нужен, а она ему нет. Сама виновата. Привычно повесив вину за несостоявшееся свидание на себя, Танечка несколько успокоилась. Не в первый раз. Ложась спать, она посадила подаренного медведя на подоконник, подальше от себя. Она надеялась, что Мишка все же появится. Ну случилось что-то, не смог прийти. Бывает же? Бывает. Завтра придет и все объяснит. Вот пусть медведь в окно смотрит. Ждет, как и она.
Не пришел.
Таня весь день дома просидела. Даже за хлебом не пошла, хотя мать велела. Вдруг она в магазин — Мишка придет, а она пропустит. Скажет, что к экзамену готовилась, забыла про хлеб. К вечеру она окончательно обиделась на этого гада-поджигателя. Окончательно и бесповоротно: нечестно давать девушке надежду, если не собираешься продолжать с ней отношения! А этот! Ну не гад ли? Пришел, этого уродливого медведя ей сунул, улыбался, в кино приглашал! Да он просто издевался над ней. Почувствовал, что он ей нравится. Ладно, хоть целоваться не лез. Это потому что она себя строго держала, под ручку не брала, не прижималась. Вот и пусть катится. А медведя под кровать, чтоб не напоминал.

Автор. Юлия Шутова. YU_SHUTOVA

НАЧАЛО

Неуловимый мститель
Я вам напомню: дела это стародавние, старорежимные. Конец восьмидесятых на дворе. В те поры в провинции случалось, что прокуроры строили дачи там же, где и обычные граждане. Это нынче под судей да прокуроров выделяют отдельные, хорошо зазаборенные участки с высокотехнологичной охраной по периметру и типовой дворцовой застройкой внутри. Чтоб наслаждались жизнью под неусыпным оком государства. И брать, если что, удобно: загородка — она ведь в обе стороны загородка, и снаружи не влезть, и изнутри не убежать. Вот вы сейчас скажете: «Чего это тебя, Кирюха, в рассуждамсы бросило?» И напрасно. Должен же я рекогносцировку объяснить, а то у вас Станиславский раньше времени проснется: «Не верю! Не живут прокуроры в дачных кооперативах!» В прошлом веке еще и не такое случалось. Времена были темные.

Вот и история поджигателя тоже в нынешние реалии ну никак не укладывается. Папочка его работал технологом на местном телевизионном заводе, выпускавшем агрегаты, весом и объемом тянувшие на бегемотов в краснодерёвой шкуре. В самом городе купить эти телики с именем былинного гусляра было практически невозможно. Только по многолетней записи, куда герои Куликовской битвы вносили свои славные имена, едва воротясь с поля и повесив меч на стену. Что и понятно: надо было всю большую державу наделить, особенно братские республики.
Как-то папочка-технолог заметил, что количество брака в ОТК (Отдел технологического контроля, если что) превышает количество того же брака, спущенного вниз для устранения недостатков и огрехов сборки. «Не может быть!» — подумал он и стал месяц за месяцем сопоставлять циферки. И что получилось? Десяток-другой бракованных теликов испарялся. Он к начальнику ОТК — тот в отказку. Он к начальнику производства. Аналогично. Папочка, неуемная душа, к директору завода. Короче, добегался. На него все и повесили: недосмотр, преступная халатность, партсобрание, увольнение по статье за несоответствие занимаемой должности. И он пошел в прокуратуру. Должна же быть защита для честных граждан! Должна. Но не обязана.
Прокурор ему и сказал: «Ну что ты ходишь, чудачек? Директор ваш — парняга добрый, я его сто лет знаю, на рыбалку вместе ездим. Ты рыбалку любишь? Нет? А зря, нервишки восстанавливает. Тебе могли бы не халатность, а хищение соцсобственности впаять, а это уже статья. Так что радоваться должен. Удочку купи и радуйся». Это, если в примерных выражениях передать.
Папочка удочки не купил и радоваться не стал, а впал в уныние и разочарование: все воруют, а прокуратура покрывает. И задавшись вечными вопросами: «Что делать?» и «Кто виноват?», ушел в запой.
— Я в таксопарке автослеса̀рю, — продолжал сын изгнанного технолога, — вот как-то один из водил и сказал, что вез сюда прокуророву жену. Она всю дорогу тарахтела, как дорого все нынче, и ничего не достать, ни кирпича, ни бетона. А шабашники? Те просто грабят. Хоть последнюю шубу с себя снимай. И все самой приходится: нанимать, рассчитываться, следить, чтоб не воровали. Муж на работе посиживает, а она должна по грязи мотаться, сапоги портить. Я поехал, посмотрел. Готова дачка. На тех самых теликах, за которые отца с завода поперли, выстроена. Ясно же, что директор отстегивает. Про рыбалку же прокурор не зря намекал. Ну, думаю, не видать тебе тихих огородных радостей, сволочь. В новогоднюю ночь тут никого не будет. Какой дурак на свои шесть соток попрется? Вот я и устрою ему салют с иллюминацией. А тут вы...
Танечку идея священной мести за поруганную честь отца вполне удовлетворила. Может, и попахивало уголовкой, но все же... Смесь Гамлета с Крестным отцом. Картинно. Красиво. Она двумя руками протянула парню миску с остатками оливье:
— На, неуловимый мститель, поешь. Небось, с прошлого года ничего не ел.
Тот принял миску, накрыв ладонями девичьи пальцы. Одна ладонь была теплой, вторая после сосульки холодной. И словно от плюса к минусу пробежал через Танечку электрический ток.
И тут же по стенам и потолку скользнули желтые полосы света. Машка выглянула в окно:
— Опаньки, менты!
Все полезли смотреть: за калиткой стоял желтый уазик с синей полосой по борту.
Двое в сером уже топтались у калитки. Таня пошла открывать, но остановилась в дверях:
— Этот был с нами.
Обвела приятелей взглядом, добавила:
— Все время. Понятно?

Автор. Юлия Шутова. YU_SHUTOVA


История эта старая. Не как мир, конечно. Но еще из прошлого века. И удивительная. Хотя и абсолютно правдивая. Я привык, что как только под пиво или шашлычок рот раскрою: «Вот было дело...», — приятели сразу ухмыляются: счас Кирюха заливать начнет. Я складно рассказывать мастер, и приврать могу для украшения и пущей, так сказать, округлости темы. Но к этой истории я ни полслова вымысла не добавил. И когда у вас в черепушке заворочается Станиславский и завопит свое вечное: «Не верю!», я вам представлю такое доказательство, что он сразу заглохнет. Но это потом, в конце. А пока давайте от начала. Спляшем, как говорится, от печки. Тем более, что с нее все и началось.

Гори, гори ясно!
Печка никак не желала растапливаться, она жрала газеты, а дровами манкировала, чадила вонюче — пришлось отрывать дверь, проветривать и без того промороженную домушку. Танечка чуть не плакала. Придумала тоже: встречать Новый год на даче. Была бы Дача, а то деревянный домик с печкой, огород да туалетная будочка за кустами смородины. Обычная шестисотая родительская дачка: три сотки под картошку, да три под все остальное. Но ведь подружки, Машка с Вероничкой, одобрили — прикольно, Новый год по будильнику и танцы под магнитофон, ночь, снег и чемодан портвейна. Про чемодан —шутка, но со здоровенной долей правды: почти полтора литра кофейного ликера «Сэм энд Пол». Не слыхали про такой? Самопал, значит. Девчонки наварили, две бутылки водки на это дело ушло и банка растворимого кофе. Ну понятно, сухаря два пузырика взяли, и парни еще коньяк принесли, через каких-то родственников с завода уворованный, с темным прошлым, но питьевой. А, да, еще шампусик, это по регламенту. Крымский «Новый Свет», по шесть с полтиной за бутылку. Салатов навертели: оливье, селедка под шубой, Таня печеночный тортик смастерила. Еще и настоящий торт, это Машка — спец по бисквиту. Бисквит черный, какао добавлено, а сверху безе и крем из яичных белков —«Негр в пене».
А теперь это все в сумках на полу, а они впятером вокруг печки камлают: разгорайся, милая, будь ты неладна. Что, обратно на электричку бежать? В город возвращаться? Можно, в принципе, в общагу к Вероничке податься, как раз к двенадцати успеют...
Печка, как подслушала Танюшины мысли — смилостивилась: «Ладно, гуляй, нога!» — и разгорелась. Теплей не стало, снимать куртки и пальто они и не думали, но перспективы улучшились, даль просветлела, и можно было вытаскивать снедь на стол, да и пропустить по первой за победу над старорежимным обогревательным агрегатом стоило. Таня утешилась: все-таки идея приехать в новогоднюю ночь на дачу не так уж дурна. Они даже елочку поставили, маленькую, пластиковую, слегонца помятую в сумке с салатами. Всяко лучше, чем дома с родителями под телевизор. Если б она не настояла, Машка со своим Валериком, женатики-первогодки, дома бы сидели. У них любовь, им везде хорошо. А Вероничка в общаге на дискотеке отжигала бы. Она вечно в поиске, шерстит варианты, чтоб после института в городе остаться. Вон, очередной вариант, Олег, кассету с Лед Зеппелингом в Электронику втыкает. В свою Бабеевку Вероничка возвращаться не хочет, говорит: «Бабеевка, она и есть Бабеевка, одни бабы, разной степени толстожопости».
Вероничка, кстати, пообещала за Олега своего, что тот приятеля захватит. Для ровного счета. Но видать, не срослось. Спросить неудобно как-то, будет похоже, что Танюше мужика не подогнали. Фу, пошлость какая. Это не про нее. Не то, чтоб она такая уж недотрога, но как-то выходит, что те, кто ей нравится, Таню не замечают, а те что замечают... Они не рассматриваются. А может, все дело в близорукости: очки носить стесняется, и чтоб не озираться, щурясь: «Кто тут?» движется вдоль коридора пединститута с замкнутым, а по мнению окружающих, высокомерным видом.
Короче, праздник начал набирать обороты.
Старый год проводили, под музычку у печки потоптались. Стрелки на стареньком будильнике все ближе к двенадцати.
— Шампанское где? Открывайте!
— Куда к торту руки тянешь? Это на следующий год! Шубу бери.
— Я вам счас про шубу расскажу...
— Анекдоты погодь. Надо сосредоточиться.
— Да разливайте уже, Новый год пропустим.
Галдеж, смех, звон простых граненых стаканов. Будильник, поставленный в пустую кастрюлю, оглушительно зазвонил-загрохотал, подпрыгивая. Пробка из шампанского выскочила. Всё! Новый год наступил! Ура, товарищи!
Через часок-полтора, когда уже и наелись, и пару пустых пузырей под стол убрали, и наплясались, стало скучновато. Валерик на диван прилег.
— А давайте гулять пойдем.
— А давайте. Танюха, где у вас тут гуляют?
Таня плечами пожала. Где тут зимой болтаться? Летом на карьер купаться ходят. А сейчас?
— Ну у ворот снег в кучу собран. Видели? Там раскатано, малышня на санках отрывается.
— О, с горки кататься! Пошли, — подхватила Вероничка, видимо, вспомнив деревенское детство.
— А санки есть?
— Есть.
Через пять минут компания вывалилась на улицу. Улицы дачного кооператива, хоть и носили красивые названия: Березовая, Кленовая, Сосновая, никакими березами-кленами украшены не были, их формировали лишь разномастные заборы да редкие, обозначавшие перекрестки, фонари. Тонкий серпик месяца даже не заморачивался что-то освещать на земле — едва серебрил облачную кучу, может, тоже собирался лихо скатиться с нее, улегшись на покатую спинку.
Два шага от калитки прошли, за угол свернули, и на тебе!
— Эй, смотрите-ка! Что это там? — кто-то из парней указывал в темноту, где заборный ряд обрывался.
Там явно была только что выстроенная дача, еще не обжитая: вокруг дома с «ломанной» финской крышей из-под снежных шапок выглядывали штабеля деревянных поддонов, кирпича и еще чего-то неопознаваемого, может, просто строительного мусора.
— Костерок кто-то развел?
Они подошли ближе. Теперь было видно, что огонь горел прямо под самым домом — пламя пока еще несмело лизало деревянную стену. Припахивало бензином.
— Это не костерок, — жестко сказал Олег, — это поджог. Что делать будем?
— Может пойдем отсюда? — Машка потянула своего Валерика за рукав, — чего-то гулять расхотелось.
Валерик, отцепляя руки жены, как-то неуверенно сказал:
— В милицию бы позвонить. И пожарным.
— Ты что? До станции три кэмэ. Забыл, как мы сюда перли? — Машка вцепилась в мужнино пальтишко.
— Пока до станции доберемся, тут все сгорит, — это опять Олег.
— И ветер еще. Раздует огонь, половина дач займется, — закивала Вероничка, — у нас как-то был пожар, вся деревня сбежалась, прям как были, в труселях, ватниках и валенках, не до нарядов.
Таня представила, как пылает их дачка. И хоть она совсем ни при чем, но как говорит отец: «На тебе сломалось — твоя вина. Обратного не докажешь». Тушить надо.
— Тушить надо, — озвучил ее мысль Олег, и подхватив какую-то палку, кинулся раскидывать костерок.

Автор. Юлия Шутова. YU_SHUTOVA

История, та, что с большой буквы, складывается из крохотных, порой не заметных для окружающих, историй.

Отрез этот имел свою историю.

В сорок седьмом вернулась Алефтина из эвакуации. Вернулась, чтобы остаться одной в просторной трехкомнатной квартире на Петроградке. Отец с матерью умерли в блокаду. Похоронку на мужа она получила еще в сорок первом, ополченцы обычно много навоевать не успевали. Маленькая дочка сгорела от пневмонии в эвакуационном эшелоне, осталась на какой-то безымянной станции за Ярославлем. В отсутствие хозяев стояла квартира пустой и нетронутой, никто не взломал дверь, никто не позарился на их имущество, самой ценной часть которого была швейная машинка Зингер. Настоящий Зингер, немецкий, купленный ее матерью на барахолке в голодном Петрограде в девятнадцатом году. Эта машинка и, конечно, руки ее матери, руки умелой портнихи, не дали им тогда умереть с голоду. В блокаду Алефтина с матерью продавали все, что могли, меняли на продукты: туфли, платья и пальто, сережки и кулончики, книги из обширной, еще дореволюционной библиотеки. Но машинку не трогали. Нельзя.

И вот теперь, вернувшись домой, Алефтина вытащила на свет божий машинку, аккуратно протерла тряпочкой, смазала ее механизм, и принялась шить. Это она умела делать гораздо лучше, чем разбираться в делопроизводстве, которым занималась в эвакуации в конторе танкового завода нового города Чирчик. В квартире своей она недолго оставалась одна. Уже через три месяца управдомша привела сюда подселенцев. «Прости, Алефтина. Ну что я могу? — развела она руками. — Не положено, сама знаешь». Но в благодарность за перелицованное пальто, совсем как новое теперь, да и просто по доброте душевной, оставила она за Алефтиной самую большую комнату, двадцать три квадратных метра. А в две другие вселила не абы кого — молодого бравого полковника, вся грудь в орденских планках, и его жену, стройную яркую брюнетку с пунцовыми крашенными губами, тоненькими выщипанными бровками и ухоженными ногтями. И не скажешь, что прошла эта красотка полвойны, да не где-нибудь, а в санитарном поезде фельдшерицей. И будущего мужа своего встретила именно там. Сама под бомбежкой грузила в вагон носилки с обмотанным кровавыми бинтами телом.

Нинель, так ее звали, и имя это очень ей шло, была женщиной, веселой, шумной, звенящей. Она словно пыталась забыть, вытряхнуть из себя полностью все воспоминания о войне: ведь закончилась, проклятая, все — мир. Мир навсегда, и значит, надо радоваться каждый день. Дальше только счастье. У них постоянно собирались гости: застолье, патефон, танцы. Красиво одетые женщины, степенные мужчины. Алефтина видела, что публика не простая. Именно Нинель устроила Алефтине новую клиентуру. Теперь уже не надо было перешивать старые тряпки, перелицовывать пиджаки и брюки за копейки. Теперь у нее появились совсем другие заказчицы. С другими запросами и другими возможностями.

Автор. Юлия Шутова. YU_SHUTOVA


Мы всегда знаем, чего хотим. Мы так думаем. Но что нам делать с нашими желаниями, когда они исполняются?


Игорь выбежал вслед за ней из зала, где продолжала греметь музыка. Таня стояла у окна, закрыв лицо руками.

— Не плачь, они все дураки. Если б они знали, какая ты, они бы не стали тебя дразнить.

Он развел ее ладони и поцеловал мокрую от слез щеку. Губы его были теплыми и мягкими как вязаная варежка. Проходившая по коридору завучиха по кличке Крокодил задохнулась от возмущения…

Этого не было никогда, и не могло быть. Все это она представляла себе, мастурбируя в теплой ванне. Ванна была чугунная, с облезшей местами эмалью. Над ней на веревке сохла старая материна юбка. Но закрывая глаза, она видела не оббитый кафель, не подтекающий кран, не рыжие разводы на раковине, а серьезные серые глаза, близко-близко возле самого ее лица, чуть пухлые мальчишеские губы, аккуратную зачесанную на бок челку. Снова и снова гремела за спиной дискотека, снова и снова Игорь выбегал за ней в коридор, утешал ее, плачущую, своим поцелуем: «…они бы не стали тебя дразнить...»

Да не дразнил ее никто. В классе ее замечали только, если надо было списать физику, химию или еще что. Отличница — у кого и списать, как не у нее. Она не отказывала, пусть. Игорю списывать было незачем, он был умный. И красивый, очень. О ее существовании он, наверное, вообще не подозревал. По крайней мере, он ни разу не взглянул в сторону длинной, нескладной девчонки с простяцким бесцветно-сереньким, мышастым хвостиком на затылке, в бодлончике и брючках с китайской барахолки, в ее, Танину, сторону.

Автор. Юлия Шутова. YU_SHUTOVA

О несложившейся любви следователя Полякова
Отрывок из детективной истории Ю_ШУТОВОЙ "Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать"



Мы с ней познакомились за гранью памяти, в песочнице или на качелях во дворе, где нас мамочки выгуливали. Хотя нет, у Светки была няня, толстая, румяная, вся такая сдобная. Хохлушка, жена сапожника. Он в подвальчике на углу сидел, мы бегали к нему выпрашивать стертые подковки на счастье. Представляете? Настоящие металлические подковки! Блестящие и от стертости острые, как бритвы. Сейчас таких не увидишь. Как няньку звали? Оксана? Или Алена? Не помню. Потом мы со Светкой, взявшись за руки, в школу пошли. Сидели за одной партой. Паслись постоянно то у нее, то у меня дома. Мы все время были вместе.

Даже попытались целоваться как-то после дискотеки в девятом. Не заискрило. И вот тут что-то сломалось. Нам стало неудобно друг с другом. И мы разошлись, почти перестали общаться, только «привет – привет». У нее своя компашка, у меня – своя. После школы я в армию ушел, потом, как вернулся, сразу в тогда еще милицию устроился. Ну и вышку, образование, получить решил, в студенты подался. А через два года уехал в Питер, перевелся из нашего филиала в главный вуз, в университет юстиции. Со Светкой и не виделся, не срослось как-то, да и не вспоминал о ней вовсе.

В Питере чуть не женился, теперь понимаю, повезло, а тогда переживал очень, думал, это любовь.

И вот я возвращаюсь домой, с поезда прусь, сумарь огромный на плече, запарился. И во дворе сразу на нее натыкаюсь. Навстречу идет. За спиной солнце летнее, волосы золотом сияют. И улыбка... Я не то что обалдел, я прямо схлопнулся, задохнулся, настолько была хороша. Она не шла, плыла сквозь поток света. У меня в голове дурацкий каламбур закрутился: «Света соткана из света». Встал столбом, рот шире ушей:

Автор. Юлия Шутова. YU_SHUTOVA

ВСПОМНИТЬ ВСЕ.
Ниже идет мое письмо подруге, написанное во Франции, году в 11-ом примерно.
Пояснения:
1. Бомон - провинциальный французский городок.
2. Ле Ман - чуть менее провинциальный французский городок.
3. Марк, Алешка, Матвей и Ляка - дети.
Остальное интуитивно понятно.


С утра мы естественно позавтракали.
Мы сейчас сидим в Бомоне, где Марк с Алешкой живут. Нас тут 11 рыл сейчас, из них 4 детских. Это пролог.

Технология завтракания следующая: мы с Иваном идем в булочную, покупаем дюжину круассанов, приносим, и все это съедается. После завтрака мы поехали в город Ле Ман погулять, мы - это я, Иван, Алешка, Ванина крестница Лили (20 лет) и Матвей с Лякой. До Ле Мана поезд идет 15 минут (обращай внимание на временные отрезки, это важно). Приехав в Ле Ман мы сразу же бросились искать какой-то суперный ресторан, в котором просто необходимо было пообедать. Слава богу, он был закрыт на каникулы. Если бы в России на все каникулы закрывались рестораны, они бы разорились.

Не испытав радости питания в обозначенном ресторане, мы пошли в другой, называется он «Красный нос». Сидение в ресторане с обедом из пяти перемен занимает два часа! Встав из-за стола, мы отправились, угадай куда? Нет, не осматривать город. Бегло глянув на местный собор, мы рванули в МАГАЗИН ЗА ЕДОЙ на завтра. Вдруг завтра с голоду помрем, в выходные универсамчик в маленьком Бомоне закрыт. 40 (СОРОК!!!) минут мы провели в очереди в лавке со всякими вкусностями, всяким мясом-ветчиной-паштетами-фуагрой-этсетера. Столь тяжелый труд вынудил нас сразу из лавки, дверь в дверь, зайти в японский ресторан! Где все (кроме меня) кинулись на суши.
Сидя за столом, Иван решил, что срочно, прямо сейчас, не дожидаясь пока все поедят, мы с ним должны бежать в сырную лавку, а то пока мы тут сидим, там все раскупят. Мы побежали, это тоже соседняя дверь, там вся улица - сплошная обжорка. Ну заодно уж и в рыбную лавку зашли, взяли литровую банку рыбного супа. Потом вернулись в японский ресторан доедать.
После ресторана, прикупив конфет на послеяпонское поедание и жуя их на ходу, мы сели в трамвай, т.к. дойти пешком 2 остановки до вокзала уже не могли. Потом мы провели сорок минут на вокзале, снуя от автомата со сникерсами и лимонадом к автомату с марсами и леденцами. Наконец поезд увез нас домой.

Первое что сделано после засовывания продуктов в холодильник — был поставлен чайник.
Всем прогулка очень понравилась.

https://dzen.ru/media/yushutova/progulka-v-gorode-...5acff5?utm_referer=away.vk.com

Автор. Юлия Шутова. YU_SHUTOVA

Путешествия вприглядку.

Порту


О, Господи, где справедливость твоя? Что за стремление к симметрии? Полтора месяца назад мы ехали через город Порту, превращенный ради нашего веселия в сплошное болото. Только сырость, сырость и кваканье огромных чаек на перекрестках. Но тогда хотя бы на просторах Европы бушевала Депрессивная Эльза, а девушка в депрессии, если кто знает, это вам не что-нибудь там. (Сноска: "Депрессивная Эльза" - по португальски "депрессао" - антициклон, ничего личного).

И вот нынче - то же самое. Причем жители города, нагло ухмыляясь в наши, истекающие, низвергающиеся водопадами, лица, утверждают, что всю неделю(!) стояла жара, +19 градусей.

Нас Порту встретил в аэропорту легким питерским дождичком при +15, затем дождичек перешел в Дождь, а к 6-ти вечера, когда мы, слава тебе, Господь Симметричный, бросили детей в гостинице, и пошли погулять одни, превратился в ЛИВЕНЬ. Так что наша, хм-м, "романтическая прогулка" проходила под душем в лягушатнике по щиколотку.

Было весело.

Мы заходили в каждый третий кабак. В попытке чуть подсушить куртки мы все больше заливали собственное нутро. Постепенно и снаружи, и внутри становилось одинаково. Уравновешено. Сыро. И тепло.

Веселее всего оказалось на какой-то абсолютно древней улочке, круто уходящей в гору, крытой нашей питерской черной брусчаткой. Это глубокое каменное ущелье меж пустых руин. Темнота. Никого, одни мы как, не хочу говорить, то что напрашивается на язык, как первопроходцы. Сверху с углов безкрышных останков зданий и еще вполне жилых, но столь же бесприютных домов — водопады. Посредине ущелья — поток. И вдруг в серой сырой бесконечной стене — окно! Дверь! За ним — окном-дверью — уют, свет, желтый, теплый, стойка с бутылками, за ней мужик, и два малюсеньких, 40 см квадратных, столика. И ты понимаешь, — будешь жить!

Два бокала вина и лекция об Азорских островах, с душой, с показом фоток в компе, с ностальгией, уехавшего из благословенного рая скитальца.

Ради этого стоило брести по щиколотку в воде. И еще ради бутылки портвейна, хлеба и сыра, нашего грядущего ужина.

https://dzen.ru/media/yushutova/rastvorenie-poportugalski-611cc8c46bccf611716f994c

Автор. Юлия Шутова. YU_SHUTOVA


— Осторожно, двери закрываются, следующая станция «Сокольники». Уважаемые пассажиры, при выходе из поезда не забывайте свои вещи, — проворковал вкрадчивый радио-голос, и Таня подхватилась: «Господи, какие Сокольники? Опять, продрыхла, курица, пересадку пропустила».

Но очнувшееся сознание похлопало по щекам: «Сиди, дурочка, тебе на следующей выходить. И никакая пересадка тебе не нужна».

Больше не нужна. Десять из пятнадцати лет совместной с Вадимом жизни прожили они в евродвушке в Протопоповском переулке. Десять лет ровно в шесть двадцать она садилась в метро на Спортивной и ехала к себе на Проспект Мира. Автоматом, не задумываясь выходила на Чистых прудах, пересаживалась и ехала дальше. Могла даже от очередной Донцовой или Марининой не отрываться. А теперь пересадка не нужна. В прошлую субботу она переехала в крохотную студию на тридцатом этаже стеклянной башни. В этих самых Сокольниках.

Потому что сама она, Таня, тоже теперь не нужна. Не нужна Вадиму. Нашел себе другую. Поновее, помоложе. Эта лошадь закончилась, подавайте новую! Таня и чувствовала себя закончившейся лошадью: сорокалетняя старая баба. Она никому больше не нужна, у нее все закончилось.

Пока длился развод, продажа евродвушки, встречная покупка двух студий в разных концах города, Таня привыкала жить одна, муж, теперь уже бывший, дома почти не появлялся. Конечно, ему было с кем ночевать! Заходил иногда за вещами. Они мирно здоровались:

— Привет.
— Привет. Как дела?
— Все нормально.

Стеклянный хрупкий разговор. Чуть надави, и разлетится острыми осколками взаимных упреков, злости, накопленных обид. Поэтому надо аккуратно:

— Как на работе?
— Нормально. Премию дали. У тебя новый костюм? Красивый. Тебе идет.
— Нормальный костюм. Года три его ношу.

Автор. Юлия Шутова. YU_SHUTOVA


ДЕНЬ ПЕРВЫЙ




У нас ласточки. Мы произносим это так, как обычно произносят: «У нас котята», с легкой гордостью и одновременной надеждой на сочувствие. Ласточки у нас не впервые. Видимо, как и котята, они будут у нас теперь регулярно. В прошлом году они свили себе гнездо над перилами балкона, под крышей. Большая самоотверженность понадобилась птичкам, чтобы вывести своих птенцов прямо под носом, а вернее прямо над головами этих чудовищ, вечно машущих своими огромными лапами людей и кошки, мерзкой и хитрой твари, делающей вид, что никаких ласточек она вообще не видит.

В этом году ласточки пошли еще дальше, дальше вглубь. Теперь они подвесили свое гнездо прямо над дверью балкона. Если тенденция сохранится, то в следующем году нам придется делить с этими милашками свою спальню, ибо она находится по другую сторону балконной двери. И по вечерам мамаша, высунувшись из гнезда, будет говорить нам: «Сколько можно болтать. Дети не могут уснуть. Гасите свет уже!» А по утрам папаша будет долбить клювом прямо мне в лоб: «Вставай! Дверь открывать кто будет? Мне детей пора кормить. Этак с вами свежего комара пропустишь. Дрыхнут тут!»

Пока в гнезде лежат три ласточкиных яйца. Крупных. Больше ихних голов. До гнезда можно дотянуться рукой. Так что НЗ на яичницу у нас есть.

Автор. Юлия Шутова. YU_SHUTOVA

Вот мы уже вторые сутки в Мадриде. Гостиница наша находится на невидимой границе между белым и черным Мадридом. Если идти вверх по карте, т.е. на север, это будет белый Мадрид, полный туристов, маленьких площадей полностью накрытых, все в столиках, между которыми бродят музыканты с аккордеонами, гитарами, бубнами или просто нищие, говорящие на всех языках, включая русский. А потом вообще официоз с королевским дворцом, огромными соборами и бродвеем Гран Виа, который страшно похож на Москву, причем на всю сразу, со сталинскими высотками, рекламой, потоком машин и людей.


А если спускаться на юг, через две минуты будешь в районе Лавапьес, где узкие улочки змеятся между высокими и тоже узкими, всего в два-три окна, фасадами домов, где маленькие площади по вечерам заполнены местными черными парнями. Эти африканцы настолько черные, что кажется, навстречу идет человек без головы, черты лица не различимы, и черное пятно над свитером просто теряется в темноте. В каждом втором доме локутория, т.е. переговорный телефонный пункт, судя по рекламным объявлениям на них, направленность у них разная, одни – что-то из Африки или Латинской Америки, другие – Индия, например. Сплошное «Алло, Мама!» И по-всюду – ресторанчики, ресторанчики, ресторанчики… всевозможных кухонь. А еще бары, кондитерские, кафе и забегаловки непонятного толка. И в каждой из них, по крайней мере это утверждает Крылов в Непутевых заметках, побывал Хемингуэй (редкостный видать был обжора и бездельник, когда только книжки писал?) Только в одном кафе он не был, там так и написано: «Здесь не был Хемингуэй».

Автор. Юлия Шутова. YU_SHUTOVA


Талантливый человек ко всему подходит творчески, даже к приготовлению банальной еды. Именно это и отличает талантливого человека от остальных, обыкновенных.

Каждый знает, что такое «Икорка по Стендалю». А что такое «Супец по Майн Риду», а?


Сегодня я буду варить суп из тунца. Я буду делать это неспешно и вдумчиво, ибо спешить мне некуда. Вот он тунец, нарезанный палочками цвета пионерского галстука времен поздней коллективизации. Он заморожен и помещен в вакуумный пакетик. Этакий пакетик с зимним забором внутри. Размораживать тунца я не буду. Смысл? Сам сначала разморозится в кастрюле, а потом плавно перейдет к варке. Помыть только под струей этот обледенелый штакетник.

Вот тунец мой в кастрюле на плите, а я – на диване у телика. А там, - боже, кто мог ожидать такой подарок, - там «Всадник без головы» времен моего щенячества. Мустангер Морис Джеральд широкоэкранно выезжает прямо на меня. Морис Джеральд добр и смел, индейцы считают его своим братом. Его любит главная героиня, нежная наследница хлопковых плантаций, и героиня второго плана, знойная красавица-испанка, щеголяющая в карнавальном костюме тореадора. Я тоже люблю Мориса Джеральда. Мы несемся с ним рядом через некие плоскогорья, красиво уставленные постмодернистскими инсталляциями в виде причудливо вылизанных ветром скал. Наши мустанги скачут круп к крупу. Мы держим в зубах песню «Я еду в Монтану, овечек гоню». Ветер в волосах, протяжный рев бизонов за горизонтом.

Муж выходит на кухню, и заглядывает в кастрюлю: «У тебя весь суп выкипел». На полном ходу осаживаю лошадь, привязываю ее к холодильнику и мчусь к плите, оставляя шпорами борозды на полу. Да, действительно, вода ушла, словно океанский отлив, и посеревший от пережитого тунец едва не прижарился к обнажившемуся дну. Щедрой рукой плещу воду в кастрюлю, тунец, фыркнув, уходит на дно. Мы оба с ним в смятении. Он обеспокоен своим будущим, я – судьбой честного парняги Джеральда. Вон его гармоничное тело, фотогенично исцарапанное ягуаром, тащат к импровизированной виселице. Над головами в стетсоновских шляпах, вселяя ужас, неспешно едет безголовый дьявол.

Автор. Юлия Шутова. YU_SHUTOVA

Мадейра – поистине рай на Земле, и как любой рай, он переполнен пенсионерами.





Здесь все для них – удобные скоростные дороги, такси до любой точки острова (точно: «извозчики всюду довезут»), кафе через каждые пять шагов, прогулочные маршруты по красивенным местам, туда и обратно – автобусом, плюс обед, вечером – танцы в баре под певца или оркестрик. Правильно говорят, что будущее принадлежит молодым, потому что настоящее принадлежит старикам. Обслуживающий персонал соответственный, большинство водителей автобусов, таксистов, официантов, барменов – мужички преклонного возраста.

Никто не переутруждается. В гостинице открытый бассейн захлестнуло волной из океана, натащило грязи, на дне и вокруг бассейна – черный песок. На берегу постепенно собирается весь свободный гостиничный персонал, кто-то кого-то позвал, кто-то за кем-то сходил. Подходят, смотрят, обсуждают, одни уходят, другие появляются. Это длится часа полтора. Никто ничего не делает. Разошлись. Чистить начали к вечеру, видно получив сигнал от директора, который неизвестно где, и узнал последним. На стройках работают полтора человека, перерыв на обед часа три, в ресторане, чтобы пообедать, надо потратить пару часов, пока меню принесут, пока унесут, пока вилки-ложки дадут, забудешь зачем сюда пришел. Лучше сразу заодно и поужинать, чтоб снова не ждать сто лет.
По причине вялотекущего шторма, рыболовные лодки не ходят в море.


Свободные от трудовой повинности рыбаки весь день как голуби кружат, воркуя, по главной площади деревни.


Если сесть сбоку за столик кафе, взять чашечку крепчайшего эспрессо и понаблюдать, получается: мужички, все мелкотравчатые, староватые, запростяцкие кружат стайками, балабонят и курят, играют в домино и еще в какую-то неопознанную мной игру. Вдруг на бреющем полете через площадь летит груженая авоськами дама, толстенная, зады что твои комоды, жир обтянут трикотажным сарафанчиком, откуда жизнерадостно выпирает. Мужская воркотня затихает, часть втягивается в открытые двери баров, часть перетекает еще куда-то. Пролетела… голуби снова, воркуя, занимают всю площадь.

Автор. Юлия Шутова. YU_SHUTOVA

#ЯНЕЛЮБЛЮГОТОВИТЬ

Суп с фрикадельками скромен, непритязателен и на первый взгляд не интересен. Такая серая личность, прошел мимо в толпе и не обратил внимания. Суп с фрикадельками? Да тут и говорить не о чем. Не скажѝте. Лично для меня это неприрывное погружение в мое собственное прошлое.


Вот я стою на общежитской кухне у помятой плиты. Супчик с фрикадельками – это единственный доступный мне кулинарный шедевр. За окном падает снег, покрывая двор. На дворе 1984 год. Сдана первая сессия. Плита покрыта бежевой жижей. Жижа глубока, из нее как факел в руке затонувшей статуи Свободы, торчит конфорка, на ней – моя маленькая эмалированная кастрюлька, красная, в белый горошек. Такими же красными в белый горох были грибки на нашем новгородском пляже, куда я бегала купаться одна или с ребятами с нашего двора еще в дошкольное детство. Мама не беспокоилась, что дочь ее, не умеющая плавать, утонет в бурных волховских волнах. Сидя на работе, она даже не подозревала о моих приключениях.

Автор. Юлия Шутова. YU_SHUTOVA

Рассказ Ю_ШУТОВОЙ "КЛУБНИКА" из цикла "Попадьинские байки"

Весна в этом году в наших краях дружная, теплая, даже, пожалуй, жаркая. А это что значит? А это значит, что скоро наступит сезон клубники. А это что, в свою очередь, значит? А это, милые мои, значит, что опять мне пора по инстанциям скакать, приглашения иностранным господам оформлять. А какая связь? Не понятно, не-а? Ну дак, слушайте.



Начну издалеча. Вот как пошла у нас в стране свистопляска: санкцаи- антисанкцаи, наши мужики попадьинские в бошках и зачесали, а нельзя ли и нам, как в телевизире показывают, чё-то измыслить, да деньжат на том срубить. Сначала думали сыр делать. А чё, сыр у нас все делать умеют, не велика наука, коровы опять же имеются, то есть сырье, пожалте, в наличии. Но таки от сыра решили отказаться, хлопотно. Много всяких предложениев было, но остановиться порешили на клубнике. Лужок один раз распахал, да один раз посадил, а потом кажный год только собирай. Делов-то, на копейку, а выхлоп — на цалковый, как деды наши говорили.

Как решили, так и сделали. Лужок за озером за нашим распахали, рассады клубничной со своих огородов понатащили, остатьнюю, лужок-то не малый, своей не хватило, так остатьнюю у друзей-знакомых-родственников выпросили, не покупать же, и землю засадили. За тем каждый своими делами занялся в ожидании урожая.

Это все тому назад, чтоб не соврать, года три назад было.

И грянул урожай! А никто и не ожидал, что такой хороший урожай-то случится. Как говориться, таскать вам, не перетаскать. А кто собирать будет? У кого коровы, у кого баба разболелась, на поле не выгонишь, к кому родственники с Москвы приехали.

Автор. Юлия Шутова. YU_SHUTOVA

Этот город покорил нас сразу. А кого бы такое не покорило. Высадились на вокзале, сели в два такси, в одно-то не лезем. Поехали, поехали, таксист говорит, там, мол, пешеходная зона, мы вас на площади высадим, дальше сами. О’кей, - говорим. Вот и вышел сплошной о'кей. Высадили нас на площади, общей площадью пять квадратных метров, вокруг старые дома, проулки – руки вытянешь, до противоположных стен дотянешься. Квартал 15-го века. Вам, - говорят,- прямо и направо.


И мы пошли… громыхая чемоданами по каменной мостовой, теряя детей на каждом повороте, сворачивая все время направо, пока через 30 минут не поняли, что это лабиринт, и так брести мы можем бесконечно, поворачивая все время направо и иногда, для разнообразия, налево. Мы встали табором на площадке (площадью это не назовешь, мала слишком), где в центре был фонтан со ступеньками, и решили послать разведчиков на все четыре стороны искать нашу гостиницу. Тут к нам вышли какие-то сердобольные туристки, стали спрашивать, куда нам надо, достали карту, а потом Ивана куда-то повела одна из них, а вторая осталась с нами. Тетя вернулась, сыто облизываясь, минут через 20, а Иван нет.

Стало еще интереснее. Тети ушли… а Иван появился еще через 20 минут, с лицом Миронова из «Бриллиантовой руки» и срывающимися с губ словами: «ЩЬЕРТ ПОБЬЕРИ, ЩЬЕРТ ПОБЬЕРИ!»

Эти улочки, по которым мы блудили с чемоданами, это конечно надо видеть. Они уже, чем коридор в коммуналке на Измайловском, где я жила. Дома яркие, балконы шириной в ладонь, с балкона на балкон через улицу можно прикурить. Гостиница, которую мы искали, называется Санта Круз (это название старого района, где при маврах было еврейское гетто). Такой гостиницы, в смысле вывески мы не нашли, а нашли ресторан Санта Круз. Нас провели через него наискосок на другую улицу, оттуда в соседний подъезд, там без вывески ресипшен гостиницы, а номер через дорогу от ресипшена.

Класс! А адрес который указан в брони, это вообще улица с задней стороны и входа там нет. Не то что без пол-литра, а и без литра не найдешь!

Как выяснилось уже на следующее утро и в дальнейшем выяснялось ежедневно, таких искателей там хватало, и каждый день мы радостно наблюдали за очередной группой товарищей, уткнувших носы в карту, громыхающих чемоданами по камням и тянущим друг друга в разные стороны. Мы не слишком долго пробыли в Севилье, поэтому не успели вступить в священное братство блуждающих туристов. Но в следующий раз - обязательно.

Номер у нас как у мавританских властителей Севильи, просторный двухспальневый, с большой гостиной, с коваными столами и стульями, африканскими фонарями и горшками (кто был в египте-тунисе, меня поймет). Кровати тоже кованные. Не скажу что это удобно, особенно когда железное изголовье при каждом вращательном движении тела стучит по стене, но что-то эстетическое в этом есть. Но мы как умелые и опытные ночевальщики в чужих кроватях, куда-то ловко намотали туалетной бумаги, и оно грохотать перестало. Жить с комфортом можно везде!

Автор. Юлия Шутова. YU_SHUTOVA



Пирожки печь? Подумаешь! Любой мужик справится. Вот вам, кстати, рецептик.

Вот недавно меня пирожками накрыло как волной. Я их печь не собиралась. Категорически. И есть тоже. Еще более категорически. Но пирожки состоялись. Причем именно ПАПИНЫ. Было, кстати не плохо. И тут же все знакомые отцы стали просить у меня рецепт этого, быстро ставшего модным трендом, блюда.

Даю рецепт, жалко что ли.

Первое: открываешь интернет и читаешь пять рецептов дрожжевого теста. Прочитав, понимаешь, что все эти пятеро в сговоре и хотят тебя обмануть-запутать, поэтому пишут абсолютно противоположное. Придя в ярость, трубишь как дикий слон и топчешь ноутбук, как еще более дикий слон.

Второе: идешь к жене, спрашиваешь, сколько все-таки молока лить в тесто, 1 литр или как? и сколько соли, 40 грамм, как сказано, или как? Глядя в ее вытаращенные глаза "откуда я знаю. я на глазок всегда делаю" , говоришь: "Нет уж, надо все по инструкции" и уходишь снова с головой в интернет, постигая смысл слова "опара" . Не постигнув, идешь к жене и спрашиваешь: "Опару ставить или как?" Глядя в ее еще более вытаращенные глаза: "Какая опара? Ее еще с вечера надо было ставить! Кто вообще это делает?! Я - никогда! ", понимаешь, что опара - это фейк, и снова в интернет, чтоб понять, как месить.

Третье: голословно и нагло заявляешь жене, некстати зашедшей на кухню выпить кофейку, что месить тесто надо в миске, а не на столе. как она глумливо утверждает. И тут же, подхалимски улыбаясь, : " я не понимаю, как вбить яйца в муку, насыпанную на стол" .

Четвертое: пока жена, так и не попив кофейку, вачкается в муке, яйцах, льет туда молоко, снова во всем этом вачкается, месит всю эту массу из 1 кг муки, 4-х яиц, 800 мл молока и 100 мл подсолнечного масла, 2 ст ложек соли, 4-х ст. ложек сахара и некого количества дрожжей, можешь сам выпить кофе, но далеко от процесса не отходи, не выпадай, так сказать.

Автор. Юлия Шутова. YU_SHUTOVA

А вот этим летом у нас такой случай был. В наши края стали наведываться цыгане. Нет, они вообще в городе постоянно живут. Но то свои, оседлые. Эти красавицы никому не мешают, как все люди живут, по утрам с детишками за ручку на рынок идут или там в Пятерочку. Нарядные как на праздник, смотреть приятно. Ну бывает, конечно, проходит такая красавица мимо тебя и по привычке: -Подайте и так далее.. Но это просто кровь сказывается, рефлекс безусловный, она и сама не заметила, чего там пробормотала, и ответа не ждет.

А вот еще про них, про цыган факт интересный. Когда дождь, никаких цыганок не встретишь в городе, ни на рынке, ни в магазинах. Как смыло. Они ж огнепоклонники, им ихняя вера запрещает в дождь на улицу выходить. А в остальном люди как люди. Меня вот только одно смущает, я ихних девок и баб постоянно в городе на главной площади, где рынок да церковь, вижу, и детишек тоже. А вот мужиков цыганских никогда не видела. Они по домам что ли прочно сидят? А может и нет их вовсе, а это такое племя амазонок невельских. Детишки тогда откуда? Не понятно.
Ну дак я не про этих цыган. Тут какие-то вольные проходимцы стали объявляться. Никто их не видал, но они точно по округе шастают, следы и последствия оставляют. Может из-за кордона накатывают, места-то у нас - приграничные, все возможно. Ну вот как где пройдут, это сразу заметно становится. Как? Да так, прут, что ни попадя. Дак вот, значит.

Есть у нас соседи, как раз напротив нашего дома - ихняя усадба. Люди они степенные, зажиточные, хозяйство большое. Все в нем как надо. И дом, и сараи, и гараж, и баня имеются. Сад опять же яблоневый. И погреб. Ну погреб - это одно название, на самом деле там бункер бетонный на случай ядерной войны. Старый хозяин, Ильич человеком был обстоятельным, и в будущее заглядывал. Он этот бункер аккурат во время карибского кризиса и сладил. Как только американы вой вокруг наших ракет на Кубе подняли, Ильич за лопату. Выкопал нехилое такое подземное убежище, все забетонировал, как раз на все свое семейство с припасом, чтоб лет пять пересидеть можно было. Ну да то времена уж стародавние.
А нынче хозяева значит както отлучились по своей надобности в Италию. Не надолго, на годик другой, ну и аривидерчи вам с кисточкой.

Мы как добрые соседи за ихним хозяйством, конечно, приглядываем. Траву там скосить для нашей Буренки или яблоки соседские собрать, это мы завсегда, с готовностью и самоотречением. Дрова опять же. Мы как баню соберемся топить, сразу на соседский двор — проверить, а как у них там, все ли дрова на месте. Все пересчитаем, чтоб дебет со скребетом сошелся. Всегда порядок. Ну иногда вдруг излишек какой, дак сальдо подравняем. А дрова у них в сарае хранятся. Хороший такой сарай, старинной постройки. Крепкий. Был...

Автор. Юлия Шутова. YU_SHUTOVA




В стекло стукнули, через пестрый ряд сигаретных пачек замаячило круглое Стасово лицо. Смена пришла. Ленуся отперла дверь Но охранник был один.

— А Леха где? — Удивилась.
— А он это... Не придет он. У него там что-то случилось. Жена что ли в больницу попала. Я не понял. Он сказал, чтоб ты на ночь осталась, а он в шесть утра подскочит, отпустит тебя.
— Вы чего, сдурели? Какая ночь? Я смену свою проторчала и хватит. Я тоже человек.
— Ну, он сказал двойную зарплату тебе выплатит. А откажешься — уволит. Лен, ну чего делать-то? Я торговать не умею.
— Ну дак закройся и сиди. Сторожи бариново добро, пес цепной. А я пошла.

«Чего я его обозвала? Сейчас обидится, еще врежет, вон у него рожа какая, нос набок, ясное дело, в драке перебили. Нашла перед кем выпендриваться. А Леха точно уволит, у него не заржавеет. И куда я пойду? В другой ларек. Подумаешь, какая разница. А есть разница. Я тут спокойно сижу, возле дома, да без весового товара. Сунула в окошечко шоколадку или бутылку водки, и всего делов. А то придется на накрученных весах народу мандарины впаривать. И будут все меня полоскать: воровка, обманщица бесстыжая. А я ж не в свой карман обвешиваю, в хозяйский. Хозяину деньги — мне тычки. И еще кланяйся за это. Ладно, посижу одну ночь, не рассыплюсь. Тем более по двойному тарифу ».

Стас на «цепного пса» не обиделся, только вздохнул и опять:

— Ну, Лен...
Упрашивает.
— Точно двойную выплатит? — Надо же уточнить.
Разулыбался — ямочки на щеках — уболтал, значит:
— Точно. Зуб даю.

Автор. Юлия Шутова. YU_SHUTOVA

Мы думаем, что знаем окружающих. Это ошибка. Мы думаем, что знаем себя. Это тоже ошибка.



Мама говорила, сначала нас было двое. Близнецы. Разнополые. Хотя точно определить пол на восьмой неделе сложно. Но тогда нас было двое. А после десятой недели остался один. Она это рассказала, когда мне пятнадцать стукнуло. Зачем рассказала, я не поняла.

Мы у нее «от ветра» завелись. Ребенка очень хотела, а замуж идти, жить с кем-то не собиралась. Вот и постаралась. Знаю, почему. Не нужна была никому. Сама любить не умела. Совсем одна была. Хотела быть нужной, чтобы улыбался ей кто-то, с работы ждал, приносил чашку горячего чая с лимоном и медом. Кто? Поди, заставь постороннего мужика разглядеть именно тебя, утонуть в тебе. Не получалось. Стыдного жаркого счастья не получалось. Тогда пусть будет тихая радость, пахнущая молочной кашей и сиропом от кашля. Ребеночек, собственный, родной, он обязательно будет мать любить.

Тоже не получилось. Я не любила ее. Но она не знала. Не узнала.

Нас было двое. Значит, это я «сожрала» второго, своего брата, высосала его жизнь. И отравилась. Поэтому я такая. Я так думала. Но я ошиблась.

Недавно книгу прочитала. Так, — муть, фантастика. И прочитала-то случайно, в кафе с полки взяла наугад. Пока пила кофе, пролистала. Зацепило. Потом в инете нашла. Там про средневековую Японию, не настоящую, выдуманную, как говорится, авторская версия. А суть в том, что убитый человек, жертва, возрождается в теле убийцы. Выдумка? Конечно. Но ведь все выдумки приходят откуда-то. Идеи входят в нас. А мы потом на них турусы на колесах наворачиваем. Так что ее саму и не разглядишь сквозь налепленные поверх умопостроения. Но все идеи — они не из головы, они снаружи. Хоть информационным полем назови, хоть ноосферой, хоть богом, без разницы. Название значения не имеет.

Короче, я поняла тогда: не я его «съела» — он меня убил. Мой брат-близнец. Там, в теплой утробе нашей матери, в блаженном изначальном раю. Он убил меня. И я воскресла в его теле. В теле своего брата.

Автор. Юлия Шутова. YU_SHUTOVA

Отрывок из романа Ю_ШУТОВОЙ "Реки текут к морю"


Это был очень длинный путь. Потом Томка не могла вспомнить, сколько же они ехали. Ей казалось, что это был один долгий-предолгий день. Он начался на пристани в поселке. Когда они брали билеты в кассе, подошел дядька Сыромятин. Сказал, поможет загрузится, а то у них животья[1] много. Он еще что-то говорил неинтересное, Томка не слушала. Вытащил из-за пазухи что-то плоское, в тряпку замотанное. Томка решила — книжку. «Вот, — говорит, — отдай Оле, а она пусть Иннокентию, сыну, отдаст. Это наша фамильная, я тебе рассказывал». Что фамильное, он не сказал, а мама не спросила. Она сверток взяла, в баул сунула. «Хорошо, — говорит, — я отдам, Сергей». Эко напутала! Дядька Сыромятин, он Ефрем, а Сергей — это Томкин папа. Вот мамка загниголовая. Но говорить маме она ничего не стала, перепутала и ладно.

Потом день длился бесконечным плаванием на пароходе, потом пароход превратился в паровоз. Он дымил и вкусно пах углем. Из всей этой бесконечной дороги она запомнила только окно, за которым сначала медленно двигались заросшие черным лесом берега, потом что-то зеленое, может быть луга или поля. Потом лес замелькал быстрее, иногда он отпрыгивал куда-то и появлялись дома, люди, лошади и машины. Один бесконечный день и пестрое полотно, мелькавшее в раме окна.

И вдруг день этот в одночасье кончился, обратился в вечер, сырой и темный, как непропеченная краюха. Они с мамой оказались на длинном мокром перроне, зажатом с одной стороны бесконечной чередой вагонов, с другой — таким же бесконечным домом, двухэтажным, с высокими окнами-арками. Почитай, в такое окно запросто прошел бы карбас с поднятым парусом. Томке смешно: кто ж такие окна делает, разве что недотыкомка какой, это ж сколько дровины надо, чтоб протопить, а и все одно сквозь окна выстудит. Дом этот тянулся в обе стороны, конца-края не видать.

Вокзал в Вологде

Автор. Юлия Шутова. YU_SHUTOVA

Отрывок из романа Ю_ШУТОВОЙ "Реки текут к морю"


— Девчонки, что там у вас? Чего хохочете? — Герка постучал в дверь и сунул голову в комнату, из которой доносился громкий девичий смех. Пять или шесть голов нависали над чем-то, одна бубнила, остальные смеялись.
— А, Герочка, ты. А мы тут... Смотри, какая книженция, — Тамара не преминула первой обратить на себя внимание, — «Кулинария» называется. В помощь любой хозяйке. Вот ужин собираемся готовить.

Он посмотрел на блеклую желтую обложку толстенного талмуда, в золотом картуше лишь одно слово «Кулинария». Как «Библия» — была у них на антресолях дома, еще дедова, рука не поднималась выкинуть.


Кулинария. Год издания 1955

— И чего смешного?

— Ну как же, — Тамара взяла книгу и стала читать с неким томным выражением лица и легким придыханием в голосе, — у жареного охлажденного рябчика каждое филе надрезать острым ножом вдоль на ровные ломтики. На образовавшееся между ломтиками пространство нанести слой сыра из дичи или мусса из дичи...

При слове «мусс» девчонки опять захохотали. А Тома продолжала:

— При подаче порциями рябчика положить на крутон из желе, на ножку одеть папильетку, — девчонки уже подвывали, схватившись за животы: «Папильотку... Счас умру... Рябчик в папильотках...», — и гарнировать корзиночками из мандаринов с фруктовым салатом, украсить зеленью и фигурками из желе.

И дождавшись, когда хохот несколько стихнет, добавила загробным голосом:

— На десерт подайте ананас.

Отсмеялись. Кто-то, сползая с кровати, вздохнул:

Автор. Юлия Шутова. YU_SHUTOVA

"Иногда чтобы выжить, нужно убивать".

Отрывок из #повести Ю_ШУТОВОЙ "Чужие зеркала"



Пять школьных лет отдано бальным танцам. Он ради них изменил айкидо. А ведь, можно сказать, вырос на татами. Мать, мастер спорта международного класса, чуть не с рождения таскала Вадьку сначала на свои соревнования, потом на турниры своих учеников. Увидев однажды как трехлетний сынок повторяет кихон доса, движения тренировавшихся в зале, поставила его «в строй». Гением айкидо он не стал, а в шестом классе в очередном дворце спорта на выездном турнире случайно забрел в соседний зал и попал на конкурс бальных танцев. Просидел там до конца и вышел адептом фокстрота, пасодобля и румбы.

Когда учился в седьмом, они переехали в другой район, отцу, секретарю парткома Кировского завода дали трехкомнатную квартиру на Ветеранов. Вадим пошел в новую школу. Здесь про его «борцовское» прошлое никто не знал. Здесь ему дали кличку Балерунчик за танцевальные выступления на школьных концертах по любому поводу. Выступать ему нравилось, и прозвища своего он не стыдился. На дискотеках ему не отказывала ни одна девчонка, даже если была старше. Ростом его бог не обидел, а красиво пройти в паре через весь зал хотела, наверное, каждая. Чтоб, как в кино.

На день рождения мать подарила ему голубой мохеровый шарф, привезла из Югославии. Вадим пришел в нем в школу, и в первый же день этот шарф в раздевалке вытащил из рукава его куртки и напялил на себя гроза и ужас всей школы, Витька Жарков по кличке Клосс. Скорее всего это прозвище он придумал себе сам, вряд ли кому другому пришло в голову назвать этого архаровца в честь героя-разведчика из фильма «Ставка больше чем жизнь». Витька гаденышем был редкостным. Восьмиклассник-переросток, пару раз остававшийся на второй год, достал всю школу. Учителя просто терпели его, стараясь дышать глубже, повторяя как мантру: «Всего ничего осталось, закончит восьмой и уйдет навсегда».

Вадимов класс сидел на биологии. Биологичка, мелконькая старушенция, ходившая в школу в кримпленовых костюмчиках, зеленый — на каждый день, розовый –— на праздники, едва возвышалась за огромным, поднятым на подиум, столом, писала что-то в журнал, иногда облизывая перо чернильной ручки, они читали учебники, готовясь к опросу. Было в общем-то тихо. И в этой тишине из-за двери из коридора донесся проникновенно-зовущий голос:

— Сикля! Сиклюшка!

Это Клосс, выгнанный с урока, пришел дразнить биологичку. Она работала в школе уже тридцать лет, и тридцать лет тащила за собой непонятное прозвище Сикля. Школьники менялись, кличка оставалась.

Автор. Юлия Шутова. YU_SHUTOVA


Эту историю мне рассказала одна знакомая. Вернее, мама одного моего знакомого армянского паренька с шекспировским именем Гамлет.

Рассказывала Гамлетова мама так:

«Меня в честь прабабки назвали, вытащили из сундука старинное имя. Татевик — дарующая крылья. Красиво, правда? В Армении такой монастырь есть, Татев, старинный. На горе, над обрывом. Там еще легенда какая-то. Вроде как мастера, построившего храм, не отпускали, и тогда он сказал: «Господь, даруй мне крылья!» И даровал Господь ему крылья. Кинулся мастер со скалы и улетел. Как Икар. Нет, я там не была. Хотя очень хотелось. Может как-нибудь и соберемся.

Это давным-давно было, больше ста лет прошло. Предки наши жили в городе Ван в Турции. Отцом моей прабабки был аптекарь, человек уважаемый. Большая семья, дядья, тетки, двоюродные братья, сестры, большой гостеприимный армянский дом. И вот началась Первая мировая. И в девятьсот пятнадцатом году турки стали убивать армян. Вы слышали про это? Вот. Сначала взялись за мужчин. Их призывали в армию и убивали. Старшего брата Татевик увели из дома с другими мужчинами, и всех их расстреляли за городом.

Ее мать тогда была беременна. Начались роды, не вовремя, не правильно, а тут в дом пришла полиция. Сказали: «Вы прячете оружие», — стали проводить обыск, переворачивать все вверх дном, мать сбросили с кровати. Отец кинулся на них — его зарубили саблей. Татевик убежала к родственникам. Трясется, плачет, сказать ничего не может. Ей всего-то четырнадцать лет было. Да уже и не надо, по всем домам турки шарятся, грабят, тащат все мало-мальски ценное, а тех, кто сопротивляется, убивают. Да и тех, кто не сопротивляется — тоже.

Автор. Юлия Шутова. YU_SHUTOVA

Экскурс в недавнюю или давнюю, это для кого как, историю. Небольшая зарисовка из жизни предвоенной деревни.


Посмотрим пристальнее на другую хозяйку деревенского дома, на нелюбимую свекровку Нину Макаровну или, как ее звали по молодости за голос, громкий, распевный, издалека слышный, Нинку-Трубу. На нее, да на двух ее мужчин: отца, Макара Пересыпина и мужа Анатолия Верховцева. Правда, эту историю Ленуся не от отца услышала. Позже сама бабушка ей рассказала. Когда перестала сравнивать внучку с женой своего сына. Ну нам-то все равно, что и когда прозвучало. Мы как хотим, так и ведем свое повествование. Вот и вставим этот кусок посреди повести про то, как не ужились в одной избе свекровь с невесткой. Зачем нам вообще нужны эти мужики, давно заплатившие свой обол перевозчику на другой берег реальности? От деда Анатолия хоть фотография осталась, вон рядом с иконами на комоде стоит. Сидит на табуреточке бравый мужик со светлым чубом, нога на ногу, гимнастерочка, на плечах старлейские погоны, на груди три медали в ряд да нашивки за ранения. А от прадеда Макара ничего, кроме бабушкиного отчества не осталось вовсе. А все же помянуть их не грех. Оба они — истоки. Скрытые, ушедшие под землю ручейки, которые тоже влились в прозрачную речку Ленусиной жизни.

Начнем с сорокового года, когда в конце марта по весенней распутице, приехали в деревню строители. Надо было водонапорную башню поднимать, обеспечивать свеженький, только что выстроенный кирпичный коровник на полсотни рогатых голов водой. А заодно и пару-тройку водоразборных колонок по деревне установить. Водопровод! Советская деревня — это вам не старорежимная. И электричество в домах есть, и вода из колонки будет.

Автор. Юлия Шутова. YU_SHUTOVA

Он с порога швырнул подушку на кровать. Ира не спала, сидела, прижавшись спиной к изголовью, обхватив руками поджатые к подбородку колени. Спала ли она вообще этой ночью? В глазах ее плескался страх. Он учуял и хищно оскалился:

— Чтоб вечером дома была. С ним разберусь, потом с тобой. Поняла?

Она быстро кивнула.

Выйдя из спальни, не закрыл дверь, и она услышала, как в ванной зашумела вода — встал под душ. Выскочив из постели, метнулась в гостиную, правой рукой схватила со стола его смартфон, в левой держала свой.

Когда он уходил, Ира по-прежнему сидела в кровати, притаившись в одеяльном гнезде. Муж собирался неспешно, как всегда по утрам. Эспрессо из дорогой кофеварки — сыпануть две ложечки сахара и капнуть крохотную каплю сливок, бутерброд с хамоном — отрезать один тонкий кусочек батона, сверху два полупрозрачных мясных листика. Отглаженный домработницей костюм — будто не на объект в область собрался, а на прием к губернатору. Будто ничего не случилось. Будто вчера не орал на нее: «Шлюха! И с кем! С моим собственным партнером! Бог не дай, это правда. Я из этого козла все вытрясу, он все расскажет. Я умею информацию из-под ногтей выколупывать».

Он умел. Его папаша в девяностые строил строительный бизнес, идя по головам и не только, его даже пытались посадить, но адвокаты отмазывали. Сынок был такой же, она знала. Но замуж за него пошла. И с его партнером спала. С самой свадьбы спала. Двойная жизнь возбуждала. Вчера она тоже орала: «Ложь! Ты что не видишь, его подставляют, кто-то метит на его место. Твой партнер спит с твоей женой — лучше не придумаешь!»

***