"Киевский процесс" на Венецианском кинофестивале
C 17 по 28 января 1946 года в Киевском доме офицеров проходил судебный процесс над нацистскими преступниками. Перед судом предстали бывший начальник киевской полиции генерал-лейтенант Пауль Шеер, генерал-лейтенант Карл Буркхардт, офицер СС Георг Хейниш и еще 12 человек, которых обвиняли в массовом истреблении мирного населения на территории Украинской ССР. Трое подсудимых были отправлены в лагеря, остальных приговорили к повешению. Публичная казнь – при большом стечении народа – состоялась 29 января на площади Калинина (ныне – Майдан Незалежности). Подобные процессы проходили в Минске, Риге, Харькове, Севастополе, Ленинграде и других городах. На всех судах над военнослужащими гитлеровской коалиции к высшей мере наказания и длительным срокам заключения были приговорены 252 человека.
Суды были открытыми, они освещались в советской прессе, их снимали кинооператоры. Смонтированный из архивных материалов фильм "Киевский процесс" продолжает цикл документальных лент Сергея Лозницы, посвященных ключевым событиям советской истории ("Блокада" (2005), "Событие" (2015), "Процесс" (2018), "Государственные похороны" (2019), и напрямую связан с вышедшим в прошлом году фильмом "Бабий Яр. Контекст", вплоть до повтора нескольких сцен – например, показаний Дины Проничевой, выжившей во время массового убийства киевских евреев в 1941 году.
За год, разделяющий два фильма о гитлеровской оккупации Украины, произошли события, меняющие восприятие хроники 1946-го. Глядя на нацистов, отвечающих на вопросы прокуроров, зритель думает о войне, развязанной Путиным, и убийствах мирных жителей тех же самых городов, названия которых звучали в зале советского суда. Состоится ли еще один Киевский процесс над теми, кто напал на Украину 24 февраля?
Интервью с Сергеем Лозницей записано перед премьерой фильма, которая прошла 4 сентября на Венецианском кинофестивале.
– "Бабий Яр. Контекст" был собран из материалов, которые вы нашли в архивах разных стран, а здесь весь материал очевидно находится в советском архиве. Кто снимал суд и видели ли эти съемки советские зрители? Был ли план в 1946 году сделать из этого документальный фильм, как из материалов, которые снимались во время похорон Сталина?
сквозь всю эту постановочность проглядывает истинное кошмарное лицо войны
– Эти материалы находятся в Красногорском архиве. Снимался процесс при участии ЦСДФ, в Украине был сделан киножурнал, 17 минут, он хранится в архиве имени Пшеничного в Киеве. Таким образом, материал был разделен: журнал находится в Киеве, да и снимали киевские операторы, а весь материал уехал в Москву. Похоже, что из этого материала никто не собирался ничего делать. В архиве 13 коробок плюс две коробки смонтированного киножурнала в архиве имени Пшеничного, всего 150 минут.
– То есть большая часть материала вошла в ваш фильм?
– Да, фильм – 1 час 45 мин., большая часть вошла. Я старался сохранить как можно больше и свидетельств, и кадров разрушенного города. Всё, что можно было смонтировать, не разрушая структуру фильма, я включил.
– Киевский процесс похож на спектакль. Подсудимые и свидетели знают свои роли, нет никаких – по крайней мере, в этих материалах – чрезвычайных происшествий. Мы знаем, как режиссировались сталинские процессы, у вас есть фильм о деле Промпартии, где тоже все очень театрально и якобы достоверно, а на самом деле фейк. И вот у современного зрителя возникает вопрос: а вдруг и тут неправда? До какой степени мы можем верить этому материалу?
– Две крайние точки, одна – мы верим стопроцентно в то, что произошло, и другая – всё это фантазия товарища Сталина и следователей Военной прокуратуры. Думаю, что правда находится посередине, как обычно. Мы нашли стенограмму процесса, это уникальный документ. Она не была расшифрована и находилась в архивах СБУ. Мы ее расшифровали, киевский Мемориальный центр Холокоста "Бабий Яр" собирался выпустить книгу о процессе и опубликовать стенограмму. Десять дней шел процесс, у нас одна пятидесятая от того, что там говорилось. Видно, что некоторые ответы немецкие преступники читают по бумаге. Выбор подсудимых был специфический, надо было весь спектр показать – от солдата вермахта, лейтенанта СС до генерала вермахта или СД. Некоторые подсудимые – например Хейниш, близкий друг Гитлера, – принимали участие и в других процессах. Был генерал, который пытался себя защищать, он даже опровергал показания свидетелей, не соглашался. В какие-то дни он не присутствовал на процессе, говорили, что он болен, но можно предположить, что его поведение мешало судьям. То есть не все так уж гладко шло. Задача процесса – всю вину за все, что произошло, возложить на нацистскую Германию, чтобы избежать ответственности, которая была на советских властях, – ответственности за начало войны, за ту дикость, с которой она проходила по отношению к местному населению, к инфраструктуре городов. Ведь Киев был взорван советскими властями. Все это пытались взвалить на немцев и сделали это очень успешно, пропаганда работала хорошо. Ценность Киевского процесса, во всяком случае для меня: сквозь всю эту постановочность, сквозь отсутствующий характер главного военного прокурора, судей, адвокатов, которые были у некоторых подсудимых, проглядывает истинное кошмарное лицо войны. Поражает хладнокровность, с которой немецкие офицеры, участвовавшие в массовых уничтожениях, об этом всем рассказывают. А вот свидетели не могут сдержать своих эмоций. При том, что процесс готовился для определенных целей, человеческое тут не сдержать все равно, камера это ухватывает. То есть это не чистая пропаганда, мы не можем сказать, что это все фейк.
– Сцена, которую вы включили и в фильм "Бабий Яр. Контекст", и в этот фильм, – казнь подсудимых, она потрясающая во всех отношениях. Таких казней было в ту пору много – и тайных, и публичных. Сейчас в Риге снесли памятник Советской армии, он установлен на том поле, где проводилась в 1946 году такая же казнь. Не знаю, были ли другие такие съемки.
– Были. У меня есть материал казни в Мелитополе, есть материал казни в Харькове, есть материал казни в Риге. Кстати, генерал-губернатор Киева был казнен в Риге. Всюду, где проводились процессы, они заканчивались казнью, и эту казнь снимали. В фильме "Блокада" я использовал такой материал – казнь на площади возле кинотеатра "Гигант" тоже после процесса, о котором сделал фильм режиссер Учитель, папа Алексея Учителя.
– Вы давно планируете снять игровой фильм "Бабий Яр", съемки откладываются по разным причинам. Эти два документальных фильма – как бы две планеты вокруг светила, которого еще пока не существует?
Мы сейчас опять начинаем переживать те обстоятельства, которые переживали люди в конце 30-х – начале 40-х
– Это самостоятельные фильмы, которые связаны с идеей большого фильма. Я очень надеюсь, что мы все-таки сделаем "Бабий Яр" в следующем году. Не знаю, где будут съемки, потому что непонятно, где будет война и на каком свете мы будем жить. Это очень важная тема. Мы сейчас опять начинаем переживать те обстоятельства, которые переживали люди в конце 30-х – начале 40-х. Сталкиваемся с такими же вызовами, на которые, к сожалению, отвечаем точно так же. Поразительно, что мы продолжаем так же реагировать на все то, что когда-то переформатировало и европейское сообщество, и советских людей. Об этом необходимо говорить, все необходимо осмыслять.
– Как смотреть ваш фильм изнутри идущей войны? Должен ли зритель, по вашему замыслу, проводить параллели?
нас всех накрыло девятым валом ненависти, и это вернуло нас на 80 лет назад
– Я думаю, что если после этой войны состоится суд, то он будет очень похож в части показаний на то, что было и в Киеве в 1946 году, и на Нюрнбергском процессе. Было бы хорошо, чтобы будущий процесс провели всеобъемлюще, охватывая все вопросы, которые кому-то и не очень хотелось бы затрагивать. В части показаний мы услышим свидетельства все той же дикости, которая является частью человеческой природы. Я тут надеюсь на нейробиологов, физиологов, которые занимаются головным мозгом, на их способность исследовать цепочки, которые приводят к агрессии, и как-то локализовать вовремя, в том числе медикаментозными способами, нежелательную агрессию в человеческом организме. Больше на это надеюсь, чем на какие-либо моральные и прочие воздействия на человека.
– Знаю вашу идею о том, что это психоз, который нападает на человека, потом исчезает.
– Это все очень печально. Как только стали падать бомбы, как только стали уничтожать людей – можно уверенно говорить о десятках тысяч жертв, – поднялись волны встречной ненависти, нас всех накрыло этим девятым валом ненависти, и это вернуло нас на 80 лет назад. Причем 80 лет назад не было такого мощного оружия и такого мощного воздействия на людей. Нам очень сложно сейчас оценить это воздействие, потому что мы сами его жертвы. Результаты увидим потом, это все оставит долгий след в нашей жизни. Фильм появляется в тот момент, когда нас опять накрывает та же волна. Это чума, которая приходит ниоткуда и исчезает в никуда, живет по собственной воле. Этой чуме мы не способны сопротивляться – вот эта мысль ужасна. Мы вынуждены ее переживать, искать свое место в этом потоке, в котором очень не хотелось бы присутствовать вообще. Сила ненависти велика – это ужасно.
– Когда я смотрел ваш фильм, я думал о процессе, который тоже сейчас прошел в Киеве, – по делу российского рядового Шишимарина, убившего мирного жителя. Может быть, это прообраз тех судов, о которых мы только что говорили.
Среди стран альянса, который сражался с гитлеровской Германией, было террористическое государство
– Можно вспомнить фильм Стэнли Крамера "Нюрнбергский процесс". Там ведь вопрос неразрешимый. Немецкий судья, которого судят, – его играет Берт Ланкастер, – имеет такую защиту: он присягал служить своему народу. А если народ принимает такие законы, как то закон о кастрации, направленный против умалишенных, если народ принимает законы, доверяя своему правительству, то он вынужден этому следовать, поскольку давал присягу. Но что делать с народом, который согласен на власть, принимающую бесчеловечные законы? Это фундаментальный вопрос нашего времени. Этот вопрос не имеет пока никакого ответа. С другой стороны, существует личностное измерение в такой ситуации. Этот судья мог подать в отставку, чувствуя, что он совершает преступление. Так что, когда подобные процессы будут проводиться, эти вопросы тоже возникнут. Правосудие – в какой-то степени восстановление статус-кво. Каков Киевский процесс, такой статус-кво и восстановили. Надеюсь, что все эти процессы будущего не будут заканчиваться публичной экзекуцией.
– Мы тут можем сказать, что одни преступники судят других преступников.
– Вы затронули очень важную проблему, которая не была решена. В силу политических интересов разных стран на Нюрнбергском процессе не рассматривались преступления Советского Союза, не рассматривалось начало Второй мировой войны. Среди стран альянса, который сражался с гитлеровской Германией, была страна-преступник, было террористическое государство, которое сражалось с другим террористическим государством, и оно же осталось победителем. Прошло 80 лет, и это государство снова расцвело как террористическое в тот момент, когда ему позволило это сделать экономическое положение. Я считаю эту войну продолжением Второй мировой войны, поскольку тогда не была искоренена возможность существования унитарного террористического государства, каковым был Советский Союз, а потом уже и та часть, которая стала Российской Федерацией. Эта неразрешенная проблема сейчас снова возникла, и ее необходимо решать. Это даже не дело Украины защищать себя отдельно от всех, это дело всего мирового сообщества – завершить эту историю. Это еще история ХХ века, с ней продолжать жить невозможно. Так что неслучайно Путин настаивает всю свою идеологию на идее государства-победителя, государства-освободителя, на всей этой лжи, которую мы уже несколько десятков лет слышим из каждого утюга. К этому необходимо отнестись серьезно. Так же серьезно, как к этому отнеслись Вооруженные силы Украины.
– Знаю, что помимо "Бабьего Яра" вы планировали сделать несколько документальных фильмов. Война повлияла на ваши замыслы?
что делать с народом, который согласен на власть, принимающую бесчеловечные законы?
– Сейчас я начинаю ставить пьесу, которую написал по роману Джонатана Литтелла "Благоволительницы". Я ставлю ее в Вильнюсе на литовском языке. Это все та же тема – Холокост на территории Советского Союза. Я сконцентрировался только на этой линии в романе, на преступлениях и попытке их осмыслить. В ближайшие три месяца мы будем заниматься репетициями, на декабрь запланирована премьера спектакля. Параллельно я начал съемки в Украине. Меня интересуют, опять-таки, военные преступления, которые были совершены в последние шесть месяцев. Расследованиями занимается очень много организаций, помимо украинской прокуратуры. Меня интересует, каковы возможности международного правосудия. Как вы видите в случае с самолетом MH-17, возможности не так уж велики. Все будет зависеть в том числе и от того, как закончится война. Еще меня интересует, каким образом война трансформирует жизнь людей. Я думаю, что в следующем году будет сделана документальная картина. Мы готовим и съемки фильма "Бабий Яр", смотрим локации. И еще я написал сценарий по повести Георгия Демидова "Два прокурора", тоже думаю, что через год-два сделаю эту картину. Очень важно вернуться и исследовать сталинский период, заложивший фундамент тех обществ, в которых сейчас проживает большая часть граждан бывшего Советского Союза. У Георгия Демидова есть три потрясающие повести о 1937 годе, я бы хотел сделать фильм, основываясь на этих повестях, – о советской карательной системе в момент ее становления. То, о чем повествует Демидов, перекликается с тем, что происходит сейчас.
– И все эти фильмы складываются в большую структуру, дополняют друг друга.
– Очень хотелось бы эту мозаику дописать. Судя по тому, как поступают сейчас власти разных стран, они часто не понимают суть проблемы. Их поступки продиктованы сиюминутными политическими интересами, но стратегически они начинают проигрывать. Нужно иметь нечто, на что можно опереться, чтобы доказать свою правоту. А так – все по течению плывут, и из этого ничего хорошего не получается, а благие усилия распыляются и исчезают.
