Последняя великая княгиня: любовь, опасности, сокровища

Растянувшийся на год 100-летний юбилей Великой русской революции (или Великой русской катастрофы, кому как угодно) вызывает повышенный интерес к свергнутой ею династии.

Мой предыдущий блог был о "принцессе на мотоцикле" Наталье Романовой-Андросовой. А этот - о ее троюродной тете.

Ольга Александровна Романова, младшая сестра Николая II, последняя великая княгиня в соответствии с законом "Об императорской фамилии" 1885 года, единственное порфирородное дитя Александра III (то есть появившееся на свет, когда отец был уже императором, а не наследником). Плюс одаренная художница.

Недавно исполнилось 135 лет со дня ее рождения. Информационный повод так себе, да не в нем дело.

Наталье Романовой-Андросовой выпала удивительная судьба, но по драматизму и количеству событий ее жизнь с жизнью Ольги Александровны, как говорится, рядом не стояла. Ну, жила в СССР, скрывая происхождение, занималась акробатикой на мотоцикле, пленяла воображение романтичных молодых поэтов. А по биографии Ольги Александровны можно написать авантюрный роман.

Причем бывают люди, мечтающие о жизни необыкновенной и притягивающие приключения. Ольга Александровна Романова всегда мечтала только о тихом семейном счастье. Приключения находили ее сами.

Дела семейные

Мать Николая II Мария Федоровна и его супруга Александра Федоровна по характерам являлись антиподами.

Александра - сухая, замкнутая, неприятная, решительно неспособная, по выражению Дейла Карнеги, приобретать друзей и оказывать влияние на людей. Зато идеальная мать и жена.

Мария - само обаяние, всеобщая любимица. И в людях разбиралась, и в политике ее советы, в отличие от советов Александры Федоровны, были в основном здравыми. Но по отношению к самым близким нередко демонстрировала эгоизм.

Рано овдовев, вела себя так, будто мир перед ней за это в большом долгу. Не мирилась с новым положением, требовала от сына каких-то особенных почестей, часто в ущерб статусу невестки.

Например, настояла на том, чтобы остаться шефом кавалергардского полка, хотя это отличие полагалось царствующей императрице.

Николаю трения между матерью и женой причиняли душевные страдания.

Что касается дочерей, Ксении и Ольги, Мария Федоровна умом понимала необходимость их замужества, а сердцем, похоже, хотела, чтобы они подольше оставались рядом, скрашивая вдовью долю.

Когда к Ксении посватался великий князь Александр Михайлович, мать устроила форменную истерику, хотя по существу возразить ей было нечего.

Ольгу отдала за герцога Петра Ольденбургского, отличавшегося нетрадиционной сексуальной ориентацией.

В очень узком кругу высшего света Петербурга это вряд ли могло быть тайной. В целом благожелательно относящаяся к Марии Федоровне историк Елена Хорватова полагает, что она нарочно устроила брак дочери так, чтобы та меньше времени проводила с мужем и больше с ней.

Ольга развлекала матушку, увлекалась рисованием. Подружилась с доживавшей век в одиночестве светлейшей княгиней Юрьевской, той самой Катенькой Долгорукой, венчаной, но не коронованной супругой ее деда Александра II. Больше делать ей было нечего.

Счастье она нашла в лице ротмистра лейб-гвардии Кирасирского полка Николая Куликовского. Развелась с герцогом и вышла замуж за любимого человека.

Мужчинам рода Романовых уже доводилось делать подобные вещи, но среди женщин Ольга Александровна первой нашла в себе волю и характер, чтобы переступить через условности.

Поскольку "неравнородный" брак автоматически влек утрату великокняжеского титула, особо въедливые историки считают, что звать Ольгу Александровну великой княгиней неправильно.

Другие призывают не придираться, напоминая, что император мог возвратить титул именным указом, как в отношении брата Михаила, дяди Павла и кузена Кирилла, и, несомненно, сделал бы это и для любимой сестры к Пасхе или ее следующему дню рождения. Просто не успел, поскольку свадьба состоялась в ноябре 1916 года.

Вихри враждебные

Напряженные отношения с невесткой спасли Марии Федоровне жизнь. Когда Николай II уехал в могилевскую ставку, и хозяйкой в Петрограде оказалась Александра Федоровна, свекровь присутствовать при этом не пожелала и проводила время в Киеве и Ливадии.

В Крым к ней приехали Ксения с Александром Михайловичем и шестью детьми и Ольга с Куликовским. В августе 1917 года у них родился сын.

После октябрьского переворота два большевика, один из которых представлял севастопольский, а другой ялтинской совет, в присутствии Романовых пререкались, шлепнуть контру немедленно или ждать указаний товарища Ленина. Ялтинец кричал, что не для того делал революцию, чтобы тянуться хотя бы и перед Лениным. Севастополец предлагал ему заткнуться, потому что делал революцию, когда ялтинец еще сидел в тюрьме за кражу.

Увлекательную дискуссию прервали немецкие войска, появившиеся в Крыму по Брестскому договору. Причем Мария Федоровна отказалась выйти и поздороваться со спасителями, считая Россию по-прежнему в состоянии войны с Германией.

Осенью 1918 года немцев сменили белые.

Как только пропала прямая угроза, Мария Федоровна и Ксения не нашли ничего лучшего, чем начать третировать "неравнородного" Куликовского и младшую дочь и сестру. Довели до того, что те уехали в Ростов к Деникину, надеясь на какую-то помощь. Но главнокомандующий вооруженными силами Юга России передал через адъютанта, что монархия закончилась. Свергнутая династия была непопулярна и среди белых.

Ольга Александровна встретила знакомого казака, прежде служившего в императорском конвое. Тот предложил пожить у него в станице.

Чтобы не быть нахлебниками, супруги делали деревенскую работу. Блестящий гвардеец рубил дрова, великая княгиня ходила босиком и полола грядки. Там, не в царских условиях, она родила второго мальчика.

Горький хлеб

Осенью 1920 года все ливадийское общество воссоединилось в Копенгагене, где Марию Федоровну приютил племянник, король Христиан X.

Пожилая дама несколько утратила чувство реальности и держалась как императрица всероссийская и почетная гостья, не желая понимать, что Дания, во-первых, страна небольшая и небогатая, а во-вторых, конституционная, где монарху приходится отчитываться за каждую крону.

Содержание русских изгнанников, плюс фрейлин, слуг и казаков, которых Мария Федоровна вывезла из Крыма и категорически не желала распустить на вольные хлеба - как же ей совсем без двора! - ложилась на королевский бюджет ощутимым бременем.

Христиан выражал недовольство на грани приличий. Мог, например, прислать вечером лакея с напоминанием выключить свет.

Тут на сцене появляется сундук с сокровищами, ибо куда же без него в приключенческой повести.

Мария Федоровна вывезла из России свою долю сказочных фамильных драгоценностей Романовых. Зимой 1918 года Ольга прятала их от "революционных реквизиций" в горных расщелинах, разложив по жестяным банкам.

Дочери говорили матери, что камни надо хотя бы частично продать, чтобы не жить из милости. Та и слышать не желала: в этой шкатулке вся моя жизнь, вот умру, тогда делайте, что хотите! На ночь прятала ларец под кровать.

В 1928 году Мария Федоровна скончалась в возрасте 82 лет, так и не поверив, что ее сын с детьми действительно погибли в Екатеринбурге.

Не успели похоронить покойную, как явился бывший министр финансов России Петр Барк, работавший в Лондоне директором коммерческого банка.

Уединившись с Ксенией, он уговорил ее на сделку: коллекция целиком отправляется в Британию, сестры получают аванс в 100 тысяч фунтов (60 Ксении и 40 Ольге), затем британское правительство не спеша распродает драгоценности на международных аукционах и выплачивает владелицам остальную сумму за вычетом комиссионных.

Ольга узнала об этом задним числом. На замечание, что не худо было бы посоветоваться и с ней, сестра ответила, что она - старшая, а Ольга неправильно вышла замуж.

По прибытии в Лондон эксперты известной фирмы "Хенкель и сыновья" определили минимальную цену камней в полмиллиона фунтов.

Через год грохнула Великая депрессия. Барк заявил, что ювелирный рынок рухнул, продать драгоценности невозможно, и никаких денег сверх уже полученных 100 тысяч сестры не увидят - по кризисным временам и это много.

Ксении Александровне и ее детям британцы предоставили в бесплатное пользование коттедж в Виндзорском парке. При этом ее мужу жить там запретили на том основании, что он еще до Первой мировой войны недостойно себя вел - изменял супруге.

Сложно понять, кто их просил следить за чужой нравственностью, тем более, что собственная жена его давно простила, ездила к нему во французскую Ментону и, в конце концов, завещала похоронить себя рядом с ним.

Счастливая пора

Ольга Александровна и Куликовский оказались вообще никому не нужны. Христиан X, обиженный тем, что из ларца ему ничего не досталось, дал понять, что русских родственников больше не знает.

40 тысяч фунтов были деньги не царские, но и не такие маленькие. Их хватило на покупку молочной фермы.

1930-е годы оказались лучшими в жизни Ольги Александровны. Буколический быт, относительный достаток, любимый муж, подрастающие сыновья.

На ферму нанимали только русских эмигрантов, давая им заработать, и жили как дружная семья.

Снова появились время и охота рисовать. Картины продавались, конечно, не по ценам Пикассо, но приносили кое-какой дополнительный доход.

Вспоминается булгаковская фраза: "Он (в данном случае она) заслужил покой". Так лих же нет! В апреле 1940 года в Данию вступил вермахт.

Новая напасть

Поскольку датчан в Берлине считали родственным нордическим народом, а датская армия не оказала сопротивления, режим был самым мягким во всей оккупированной Европе. Фактически он свелся к запрету местной компартии и использованию датских аэродромов для воздушной войны с Британией.

Один из таких аэродромов находился недалеко от русской фермы. Среди летчиков имелось много аристократов с приставкой "фон". Прознав, что по соседству живет дальняя родственница их бывшего кайзера, они зачастили с визитами.

Указывать гостям на дверь было неудобно, и отчего не пообщаться с приятными, воспитанными людьми, которые не являлись активистами НСДАП или эсэсовцами?

Имелось еще одно соображение. Сыновья Куликовских, Тихон и Гурий, успели стать датскими офицерами, и, хотя боевых действий не было, оказались в лагере для военнопленных. Мать опасалась им навредить.

Однако соседи-датчане знали одно: эти водятся с немцами!

В мае 1945 года на ферму постучали какие-то пропыленные и голодные русские. Масса людей разных национальностей и судеб в те дни двигалась кто куда по разбитой Европе.

Для Ольги Александровны и ее мужа имело значение одно: это соотечественники, и им плохо.

Накормили, оставили переночевать. А спустя некоторое время советские власти, у которых, видать, везде имелись глаза и уши, заявили, что то были власовцы, и потребовали от Дании выдать "коллаборационистов", связанных с "военными преступниками".

Датчане провели свою проверку и признаков коллаборационизма в действиях супругов не нашли. Но это ничего не значило: Вторая мировая война только что закончилась, "холодная" еще не началась, общественность западных стран источала симпатию к "дядюшке Джо", правительства гнулись перед Москвой.

Легко представить, какой судебный спектакль поставил бы Великий Режиссер, поднаторевший на Больших процессах 1937-38 годов, как освещали бы его советские газеты: "Сестра Николая Кровавого в ее закономерном падении...".

Пришлось далеко на седьмом десятке лет все бросить и снова бежать, на этот раз в Канаду.

Осели в небольшой квартирке в пригороде Торонто. Жили бедно и тихо. Помогали сыновья, тоже эмигрировавшие в Канаду: старший работал в управлении дорог провинции Онтарио, младший преподавал славистику.

В 1958 году не стало Николая Куликовского. Ольга Александровна пережила его на два года.

Ее правнук Пол Эдвард Куликовский является почетным членом Объединения членов рода Романовых.

Незадолго до смерти последнюю великую княгиню разыскал канадский журналист с православными греческими корнями Йен Воррес и записал воспоминания.

От Ворреса соседи узнали, что в их доме живет родная сестра русского царя - и были очень удивлены.