Пару месяцев назад я почувствовал себя идиотом. Которому не статьи писать, а улицу подметать. Причем поганой метлой. Меня вербовали в один московский медиа-холдинг – в качестве обозревателя нового журнала. И после беседы с директором милая 20-летняя девушка из кадровой службы вручила мне лист бумаги: «Это ваш жоб-оффер. Поставьте, пожалуйста, здесь свою подпись». Тут во мне сыграла семейная традиция. Дед в 30-40-е пару раз обживал тайгу по распоряжению товарища Ягоды (далее – Ежова, Берия). И вывел из сего опыта два постулата. Первый: советская власть — цензура. Второй: ничего не подписывай, не прочитав. 

 Он убегал... в него стреляли люди...
Проваливаясь лапой в рыхлый снег,
Волк твёрдо знал: спасения не будет...
И зверя нет страшней, чем ЧЕЛОВЕК...

А в этот миг за сотни километров,
Был в исполненье смертный приговор...
Девчонка малолетняя там где-то
Уже четвёртый делала аборт...

Малыш кричал!!! Но крик никто не слушал...
Он звал на помощь: "МАМОЧКА, ПОСТОЙ!!!
Ты дай мне шанс, чтобы тебе быть нужным!!!
Дай мне возможность жить!!! Ведь я живой!!!"

А волк бежал... собаки глотку рвали...
Кричали люди пьяные в лесу...
Его уже почти совсем догнали...
Волк вскинул морду и смахнул слезу...

Малыш кричал, слезами заливаясь...
Как страшно НЕ РОДИВШИСЬ УМЕРЕТЬ!
И от железки спрятаться пытаясь,
Мечтал в глаза он маме посмотреть...

Вот только «маме» этого не нужно...
Не МОДНО стало, видите ль, рожать...
Она на глупость тратит свою душу...
Своих детей "не в падлу" убивать...

А волк упал без сил... так было надо...
Он от волчицы ВАРВАРОВ увёл...
Одна она с волчатами осталась,
Когда он на себя взял приговор...

Собаки рвали в клочья его тело!
Но только душу волчью не порвать!!!
Душа его счастливой мчалась в небо!!!
РАДИ ДЕТЕЙ ЕСТЬ СМЫСЛ УМИРАТЬ!!!

И кто, скажите, зверь на самом деле?
И почему противен этот век???
А просто ЧЕЛОВЕЧНЕЕ НАС ЗВЕРИ...
И зверя нет страшней, чем ЧЕЛОВЕК!!!

 Малыш хотел увидеть Бога. 

И хоть туда, где Бог живёт, 
Довольно длинная дорога, 
Он стал готовиться в поход. 
Печенье, кексы, банки с соком 
Сложил в походный рюкзачок. 
И в путь пустился ненароком, 
Надев спортивный пиджачок. 
Идёт по парковой аллейке. 
Вокруг покой и тишина. 
И лишь под вязом, на скамейке, 
Седая женщина. Одна. 
Он подошел, уселся рядом 
И вынул сок из рюкзака. 
Но был смущен соседки взглядом - 
В нём были горечь и тоска. 

Он предложил ей кекс лимонный. 
Она с улыбкой приняла. 
Застыл малыш заворожено - 
Улыбка ангельской была. 
Затем он поделился соком 
И снова - ангельский привет. 
Душа наполнилась восторгом- 
Ну и улыбка - нежный свет! 

Они до вечера сидели, 
Ни слова не произнося, 
Лишь улыбались. Кексы ели. 
Летела радость в небеса. 
Тихонько начало смеркаться, 
Идти уже пора домой. 
И на прощание объятья 
Открыл он женщине чужой. 
И снова засветилась радость 
В её распахнутых глазах. 
А чистоты небесной святость 
Соединила их сердца. 

Едва явившись, на пороге, 
Он маме рассказал секрет: 
-Я завтракал сегодня с Богом. 
Её улыбки краше нет! 
С душой, обласканной участьем, 
И женщина домой пришла. 
Сын изумился - сколько счастья 
В глазах искрилось и тепла. 
-Я в парке завтракала с Богом, 
Меня Он кексом угощал, 
Неслось восторженно с порога,- 
И знаешь, Он совсем не стар!

© Зинаида Полякова

СИДОРОВА КОЗА И ЕЕ РОДСТВЕННИКИ

Отставной козы барабанщик 
Шито белыми нитками 
Выдрать как Сидорову козу 
На козе не подъедешь

Наши козы странностью и разнообразием от наших собак мало чем отличаются. Взять хотя бы ту, что у Сидора была. То ли в огород забрела, то ли еще какую шкоду сотворила, только взял ее Сидор и выпорол, да так нещадно, что бедная коза в поговорку вошла, чем и своего хозяина прославила. Как говорится, нет худа без добра.

Это еще что! У нас есть и служивые козы, которых время от времени отправляют в отставку. Вместе с ихними барабанщиками. То ли по старости, то ли оттого, что со служебными обязанностями не справляются, Еще на козах, как и на собаках, у нас ездят. Мы говорим иногда на козе не подъедешь, когда не знаем, как подступиться к кому-нибудь, словно коза — это нечто такое, чем обычно решаются дела.

Что и говорить, наши козы не менее загадочны, чем собаки. Пытались разгадать некоторых из них и этимологи. Вот что они пишут, например, о выражении отставной козы барабанщик. “Выражение идет от широко распространенной в старину ярмарочной забавы водить напоказ ручного медведя, которого сопровождал пляшущий мальчик, наряженный козой, и барабанщик, который бил в барабан, как бы аккомпанируя этой пляске” [24]. Ну что здесь скажешь. Может быть, и был такой обычай у наших предков, только что с того? Причем здесь отставная коза? Кто отправлял в отставку этого мальчика? На мой взгляд, объяснение еще более темное и абсурдное, чем само выражение. Как говорится, шито оно белыми нитками. Кстати, почему мы так говорим? Если вы спросите специалиста по этимологии, он обязательно придумает какую-нибудь историю про портного. А он здесь и ни при чем. Просто по-арабски била мантык значит “без логики”. По-моему, точнее о приведенном выше объяснении не скажешь. Во всяком случае, науки здесь никакой. Одна фантазия.

Чтобы восстановить логику, надо просто козу выписать арабскими буквами, получим судью.Кази, а по-арабски — это судья, вовсе не коза и даже не мальчик. Что касается обычаев, то здесь речь идет об обычае приводить приговор в исполнение сразу же после его вынесения, что требовало, чтобы в штате судьи был и барабанщик, под дробь барабана которого пороли, а по терминологии той поры “драли” (от арабского корня ДРЪ “снимать кожу”) провинившегося. Понятно, что судья имел огромный авторитет и вес среди мирян, но только до тех пор, пока не уходил в отставку, после чего становился человеком, не заслуживающим никакого внимания, таким, с которым можно было уже не считаться. В русском языке вообще-то есть слово кази. Поэтому странно, что мои коллеги-филологи не догадались, о ком идет речь.

Знания арабского здесь и не нужны. Другое дело поговорка выдрать как Сидорову козу. Если не знаешь арабского, как поймешь, что садар коза в арабской графике означает “вышел приговор, решение судьи”. Выходит, здесь и нет никакого Сидора. Просто созвучие с арабским выражением. А буквальный смысл поговорки: “выдрать так, как вышло решение судьи, в точном с ним соответствии”, то есть без снисхождения. Назначил судья, то бишь казий, скажем, сорок палок — сорок и получай. Вот в этом все и дело. Понятно, что о происхождении “Сидоровой козы” во фразеологическом словаре вы не найдете ни слова.

Арабское слово каза означает не только решение судьи, но и суд, судопроизводство. Корень для русского человека знаком, например, по слову наказание. Казуистика того же корня. Его точное значение — “рассмотрение отдельных судебных дел, случаев”. Отсюда и наша оказияи оказался и даже кажется. Даже газета от этого корня. Это арабское слово казыййе, в некоторых диалектах оно произносится через Г, означает “дело” и не только судебное, но и, например, рабочее дело. Ученые утверждают, что газета происходит от названия итальянской монеты. Но это тоже белыми нитками. Никогда не слышал, чтобы газета называлась по цене, даже когда цены на них были стабильными. А вот дело — слово, которое часто присутствует в названиях самых разных газет и на русском языке, и на иностранных. От него и общее название газеты.

Теперь будет понятным и другое выражение с козой: на козе не подъедешь, то есть не решишь в обычном правовом порядке (и более употребимое на кривой козе не подъедешь – т.е. не решишь даже с помощью кривого, неправедного судьи - БВВ).

Итак, все три козы родственницы, хотя на первый взгляд и не скажешь. Да ведь и словосказать того же корня. Это ведь означает “рассудить, высказать свое решение”. Реальная коза — другого корня а именно КЗЗ “прыгать”.

Одних собак и коз в нашей фразеологии вполне достаточно для человека с нормальной головой, чтобы сделать однозначный вывод о неслучайности этих языковых совпадений. В книге “За семью печатями” я привожу около пяти десятков русских идиом, которые расшифровываются точно так же. Мало ли что может показаться — таков ответ филологии.

РЫБЫ, ПТИЦЫ И РАЗНОЕ ЗВЕРЬЕ.

Гол как сокол

Соловей-разбойник

Что ты смотришь как баран на новые ворота

Барашек в бумажке

Убить бобра

Купить кота в мешке

Кот наплакал

Как угорелая кошка

Кошки скребут на душе

Мышиная беготня

Мышиный жеребчик

Под мухой

В русском языке есть очень красивый фразеологический оборот: биться как рыба об лед. Это значит “тщетно, безрезультатно прилагать все усилия, чтобы выйти из бедственного материального положения” [24]. Так перед глазами и стоит образ этой несчастной рыбины, пойманной в зимний студеный день и брошенной на лед. И вот она, бедная, бьется, бьется об этот самый лед, на который брошена, пробиться к воде не может. Вода, кажется, вот она, рядом, а это не вода, а прозрачный лед. (У меня перед глазами другая картина, оставшаяся от объяснений учителя начальных классов – рыба, задыхающаяся в бедной кислородом воде подо льдом, пытается пробиться к воздуху. Разница с предыдущей невелика, сравните с объяснением Вашкевича! - БВВ) Все, казалось бы, в этом выражении на месте: и слова подогнаны друг к другу, как доски бортовой обшивки баркаса, и ритм гладкий, как женское колено, но есть маленькие, едва заметные необычности. Я понаблюдал за рыбаками, сидящими у лунок, и что-то они не бросают пойманных рыбин на лед. Да и льда-то нет. Он, как правило, бывает покрыт зимою толстым слоем снега, так что ситуация, описанная во фразеологизме, не совсем обычная, не говоря уже о том, что материальное положение рыбин обсуждать как-то неудобно. Что-то здесь не так, подумал я, взял, да и написал идиому в арабской манере. В арабском корне должно быть обязательно три согласных. Так, может быть, об лед как раз и составляет этот корень БЛД, который в русском расщепился на два слова? Вот, например, глагол от этого корня табаллад. Он означает буквально следующее: “оказаться неспособным что-либо сделать, например, не выиграть скачку о (лошади)”. Похоже, наша рыбина родственница той собаки, которая твердо решила обходиться четырьмя ногами. Остается узнать породу рыбины. Рибх по-арабски значит “доход”, а корень БХТ имеет значение “искать, домогаться”. Сложим все эти арабские значения, получим точный смысл русского фразеологизма: “искать доход, но тщетно”. Как будто и не из арабского словаря мы выписали эти значения, а из толкового словаря русской фразеологии. И с формальной, звуковой стороны различия незначительны. Стоит лишь арабскую гортанную Х восьмеричную прочитать как наше И восьмеричное, тем более что пишутся эти две буквы из разных алфавитов одинаково, арабское БХТ превращается в русское БИТЬ.

Из птиц довольно странная птица сокол. Говорят: гол как сокол. Спрашивается, если в идиоме и в самом деле упомянут сокол, почему он голый? Он же, как и все птицы, в перьях. Впрочем, идиома подразумевает бедность. Тоже неувязка. Сокол не та птица, которая прозябала бы в бедности. Во всяком случае, у сокола претендовать на то, чтобы стать героем фразеологизма, оснований не больше, чем у других птиц.

Этимологи объясняют, что выражение идет от сравнения со старинным стенобитным орудием сокол, представляющим собой совершенно гладкую чугунную болванку, закрепляемую на цепях [24]. В этом уже есть, слава богу, хоть какая-то логика, что дает право сказать, что в нашей этимологии не все так безнадежно плохо. И все же остается неясность: почему болванка называется так же, как и эта гордая птица. Находим в словаре арабский корень СКЛ. Он означает “счищать, шелушить, оголять”. Похожее значение и у корня ГЛЙ — “быть ясным, открытым, голым”. Русское голый тоже отсюда. Оказывается, в нашем выражении просто семантический повтор для усиления. Один раз от корня гол, второй от корня СКЛ. Что-то вроде голый гольем. Такой же, как в выражении ходить ходуном. Ни сокола в нем, ни болванки.

Что же касается болванки, то корень СКЛ имеет и другое значение “бить, стучать”, от него-то стенобитное орудие, а не от голизны. Но и в первом значении этот корень имеет продолжение в русском, например, в таких словах как скула “часть лица, на которой не растут волосы” или в выражении скалить зубы.

Еще более странная птица — соловей. Тот самый, который разбойник. Как стало возможным, что это маленькая певчая, совершенно, как я думаю, безобидная птичка превратилась в грозного разбойника, олицетворение зла? Как вообще стало возможным сочетание двух таких разных понятий в одном выражении соловей-разбойник, если даже конь и трепетная лань, по нашим представлениям, не сочетаемы.

Начнем, однако, с его определения, то есть со слова разбойник. Нельзя не заметить, что в нем есть некая странность. Судите сами. Одно дело — разбой шаров на бильярдном столе, совсем другое — разбой на дорогах. Это же в принципе разные вещи. На дорогах ничего не разбивается, разве что посуда по нечаянности или судьбы тех, кто подвергается разбою. В чем здесь дело? Ответ, как всегда, ищем в арабских корнях. Оказывается, наш разбойник не от разбивать, а от арабского выражения рас забба “голова волосатая”. От него же и наша голова забубеная “бесшабашный, отчаянный человек”. В арабском забба и забуба — синонимы, разные формы одного слова, выражающего идею волосатости, а в переносном смысле — непокорности. Сами арабы, между прочим, тоже не совсем понимают, откуда идет это значение непокорности. Значение забуб “непокорный” (о верблюде) они объясняют так. Когда у верблюда слишком длинные волосы, они закрывают ему глаза, отчего он плохо видит дорогу, бесится и не слушает погонщика [21]. Наши этимологи по какой-то странной причине, а, скорее всего, по недоразумению, считают, что голова забубеная происходит от карточной масти, забывая при этом объяснить людям, какая же связь между бубями и бесшабашностью и почему крести, пики или черви здесь меньше подходят.

Что ты смотришь как баран на новые ворота — так мы говорим человеку, остолбеневшему от неожиданной новости.

Баран здесь на своем месте, употреблен почти в прямом значении, по-арабски (бар 'ан) он означает “невинный”. Вот только непонятно, откуда взялись ворота. Можно себе, впрочем, легко представить. Приводят барана вечером домой с пастбища, а за день поставили новые ворота. Вот баран стоит и удивляется, не узнает родного дома. Думать так о баране — на три порядка завышать его интеллект. Скорее всего, он просто внимания не обратит на эти новые ворота. Да и во фразеологизме не ворота вовсе, а вуруд “появление”, откуда наши роды. Просто баран наш новорожденный, по-гречески эмбрион (того же корня БР' “быть невинным”), потому ему все в диковинку. Греческое значение слова эмбрион, для сведения, — “детеныш животного, преимущественно овцы” [15].

А вот наш барашек в бумажке совсем другого свойства. Так называют взятку. Слово барашикпо-арабски буквально означает: “я даю тебе взятку”. Разумеется, выражение к баранам не имеет отношения. Простое созвучие. Один знакомый арабист, с профессорским званием, говорит мне: “Нет, не так. Когда дают взятку, баранов заворачивают в бумажку”. То ли он своим опытом хотел поделиться, то ли крыша у профессора поехала. Мне это неизвестно.

Перейдем к животным помельче. Почему говорят убить бобра, имея в виду “ошибиться в расчетах”? Здесь даже и представить себе трудно, какая может быть связь между расчетами и убиением этого тоже, в общем-то, хоть и волосатого (от арабского вабр “шерсть”), но совершенно невинного и безобидного животного. Возможно, найдутся хитроумные филологи, которые вызовутся эту связь установить, но пока этого не произошло. А чтобы не произошло и впредь, я спешу объявить, что арабское выражение абат би-ъибра (в страдательном залоге —убит биъибра) как раз и означает “пренебрегать расчетами”. Так что не пугайтесь, если вы читаете книгу на ночь, в выражении ни о каком убийстве речь не идет, простое созвучие.

О собаках речь уже шла, наступил черед и котов. Вот, например, выражение купить кота в мешке, то есть приобрести неизвестно что. Этого кота напишем арабскими буквами, получим слово кут “еда”. На мой взгляд, это логичней. Продукты, действительно, если покупать не глядя, можно взять черт знает что. А кота, я думаю, труднее утаить в мешке, чем даже шило. О шиле можно даже поспорить в отношении возможностей его утайки в мешке, правильно ли, что шило в мешке не утаишь? Но вот если написать и шило арабскими буквами, получится “горелка, факел”. Тоже вроде бы лучше здесь подходит, чем шило.

Наш кот, как и собака или коза, имеет фразеологических родственников, но иногда маскируется так, что не узнаешь. Как сыр в масле катается — говорим мы о человеке, живущем в полном достатке. Если вдуматься, смысла не много. Опять же это сравнение человека с сыром не назовешь ни остроумным, ни удачным. Скорее даже, веет от этого сравнения какой-то пошлятиной, каким-то запашком вонючим отдает. Все это, разумеется, если задумываться. А если нет, то нормально.

Так вот о сыре с маслом. Арабское словосочетание йсыр кот означает “стали продукты (питание)”, а вот каким стало питание, обозначается словом амсаль — “идеальный”. Питание стало идеальным — вот о чем говорится в арабском звуковом эквиваленте русской идиомы. Но разве в нашей идиоме не та же мысль? Выходит, наш кот — родственник того, что в мешке. Сыр с маслом, надо согласиться, продукты особо ценные, но речь все же здесь не о них. Кстати, это идиоматическое “масло” того же корня, что и русское мысль.

Коты, как наши козы и собаки, разными бывают. Некоторые плачут. Признаться, не приходилось видеть, как это происходит, поэтому не могу сказать, помногу они наплакивают, или помалу. Принято думать, что помалу, поскольку кот наплакал означает “мало”. В арабском нет звука П, ему закономерно соответствует Ф. Нафль — это арабское слово, им обозначается то, что дается сверх того, что положено, например доплата к получке иди дополнительный приработок. Что касается кота, то это арабское слово кутыъ “быть обрезанным, прекращенным”, следовательно, котыъ наплак буквально означает “прекратили тебе давать нафл”, и стал ты, следовательно, жить на одну получку. Наше чтоб ты жил на одну зарплату выражает ту же идею.

О котах уже сказано немало, а про кошек мы еще речь не вели, а стоит, так как кошка не всегда жена кота. К примеру, о человеке, который мечется в исступлении, бессмысленно, говорят: мечется как угорелая кошка. Угорелых кошек или котов мне видеть не приходилось, но самому испытать это состояние однажды пришлось. Не то, что метаться, руку тяжело поднять. Одним словом, отравление, как любое пищевое или алкогольное. Тошнота, ломота, голова раскалывается. Вы видели, чтобы люди с похмелья метались как угорелые кошки? Я думаю, нет. Во всяком случае, такое поведение нехарактерно для отравленных. И в поговорке не о кошке идет речь. Звучит она на арабском так: гаралак-шакк (на египетском диалекте). Смотрите, как совпадают согласные. А значение эта фраза имеет такое: “случился с тобой удар (шок)”. Значит; идиома буквально означает “что ты мечешься, как будто с тобой случился шок”.

Тот же корень ЩКК мы видим в слове тормашки. Удивительно, что никто на свете не знает, что такое тормашки и даже не связывает, пусть и ошибочно, с каким-либо значением, тем не менее вы не найдете русского, который хоть раз в жизни не употребил этого странного слова. Это совершенно бессмысленное слово, тем не менее, обладает совершенно определенным значением. Вот такой парадокс. Кстати, о парадоксе. Ниже мы узнаем, что и это слово вовсе не греческое, как думают ученые, а такая же абракадабра, как я наши идиомы.

Так вот о тормашках. Говорят: полетел верх тормашками. Пишем вверх тормашками арабским способом, то есть одни согласные, получаем ВРХ ТР М ШК. Восстановим слабые гласные, которые не всегда обозначаются даже в Коране, получаем вполне осмысленную арабскую фразу, выражающую именно тот смысл, который мы вкладываем в наши тормашки. Переводим: “и полетел летанием того, что ударено копьем”. Это буквальный перевод. По-русски, если не употреблять слово тормашки, эту мысль можно выразить так: “полетел, словно его кто копьем ударил”.

С тормашками покончили, но еще остались странные кошки. Из выражения кошки скребут на душе. Очевидно, что и здесь не кошки, а обычный образ арабской поэтической речи: ка-шук“словно шипы, колючки”. Согласитесь, что пахучие розы с душой сочетаются лучше, чем вонючие кошки.

Раз мы заговорили о кошках, то надо что-то сказать и о мышах. Выражение мышиная беготняили мышиная возня подразумевает мелочные хлопоты, суету. Эту идею арабы обычно выражают через понятие ходьбы, говоря “ходит туда-сюда”, буквально: “приходит-уходит”. Так вот, глагол миши означает “уходить”, а бйиги — “приходить”. Отсюда и мышиная беготня.

С мышами мы пока еще не разделались. Во фразеологическом словаре русского языка я нашел такое выражение: мышиный жеребчик, с пометой устаревшее. Имеется в виду молодящийся старик. Если молодость и прыть хорошо согласуются с русским словом жеребчик, ясно, что жеребчик здесь употреблен уместно, то как жеребчик может быть мышиным, совсем непонятно. Действительно, какое отношение такое прилагательное, как мышиный, имеет отношение к возрасту или к жеребцу. То ли это масть такая серая, то ли что-то еще. Зная арабский язык, смело можно утверждать, что никакой он не мышиный этот жеребчик, а мусинн “престарелый”. Просто звуки С и Ш в семитских языках часто чередуются, например арабское приветствие салам алейкум на еврейском звучит шалом алейхем.

Ну, а теперь о совсем маленьких. О малюсеньких. О мухах. Если вы иностранец, любой русский объяснит вам что такое под мухой. Пьяный значит. Но, прежде чем понять, какое отношение мухи имеют к состоянию опьянения, несколько слов об арабской грамматике. Самая распространенная приставка в арабском — М. С помощью ее образуются причастия действительные и страдательные, имена места, времени, орудия и т.д. В русском языке ей соответствует в ряде случаев приставка по, например, покос — имя места и времени косьбы. Иногда она проявляется в сохранившемся виде, то есть тоже в форме М, например, словоместо происходит от есть, точно так же, как в арабском: макян “место” от кян “быть”, буквально: “место бытия”. В слове миска тоже сокрыта арабская формула имени орудия или сосуда, преобразующая корень СКЙ “лить, поить” в имя сосуда, то есть то, чем пьют, из чего хлебают или поливают. И все же в русском более употребительна в этом значении приставкапо. Таким образом, устанавливается равнозначность начальных согласных М и П при сопоставлениях между русским и арабским. Значит, мотмайих (диалектное произношение), в арабской графике “качающийся”, может дать в русском рефлекс с начальным П, если же учесть еще, что долгое арабское А в других языках, например, еврейском, персидском, дает 0 (У), то достаточно оснований, чтобы в выражении под мухой признать арабское мутама 'их(классическое произношение), тем более что значение подходит как нельзя лучше.

Надо сказать, что описанный случай — не единственный пример маскировки начала этой арабской грамматической модели под русскую приставку или предлог под. Возьмем русское слово подхалим. Что оно значит? Русскому человеку кажется, что оно состоит и на этот раз из приставки под- и корня халим. Но что означает халим? Других слов в русском языке с этим корнем нет. Единственное утешение для филолога, это то, что бессмыслица для русского языка — обычное явление. Случай такой, как и остальные, сколько ни ломай голову, ничего не придумаешь, если не знаешь арабского языка. Зная теперь, что приставка под — просто маскировка, смотрим в арабском словаре, что означает мутахалим. Оказывается, это тот, кто прикидывается кротким, послушным, как это обычно и делает подхалим. Подхалим и под мухой — это формы одной грамматической модели, которая в арабской грамматике называется причастием шестой породы.

Любопытно, что в древнегреческом языке эта форма маскируется под приставку мета, например, метафизик — это тот, кто пытается выглядеть красноречивым и логичным. Так что, метафизика — это не то, что за физикой, как пытаются убедить окружающих философы, а потуги на красноречие и логичность. Первым, кто раскусил метафизику, был Гегель, который называл ее антидиалектикой, а он знал, что говорил.

_______________________________________________________________________________

     Ох, напрасно Андрей Иванович заставил писать про страхи. Не посмеемся же совершенно. Ну, будем считать, что предупредила.
     У меня столько страхов, что скучно даже об этом думать: и летать боюсь, и детей заводить, и оставить маму ночью одну…
     Поэтому я расскажу о том, чего НЕ боюсь.
     Уже очень давно я не боюсь главного. Крыс.
     Крыса – это, наверное, первое, что я помню в своей жизни. Мне тогда был, может быть, год, и мы с мамой вернулись откуда-то, вошли в дом, и вдруг из-под шкафа под самый диван рванула огромная, с половину тогдашней меня черная крыса.
     С тех пор крыс я видела часто и панически их боялась. Мы с сестрой все раннее детство спали, подоткнув со всех углов концы одеяла, чтоб закрыть руки и ноги и насколько можно лицо. Я до сих пор, когда сплю, по привычке прячу лицо.
И ведь это не фобия была у нас в детстве с сестрой. Это была разумная предосторожность. Соседа нашего ночью именно так цапнула крыса. Ему делали сорок уколов в живот.
     Были еще некстати подслушанные разговоры о том, как у других соседей в нашем квартале ребенка прямо в коляске…
     В общем, крыс я боялась так, как только можно чего-то бояться.
     Пока однажды у нас не украли отцовские деньги, и я не открыла сарай.
     Это был сногсшибательный май. Впрочем, как любой другой май в моем городе.
- Зинаида, трам-тарарам! – кричал мой отец на весь двор, то влетая, то вылетая из нашей хибары. – Или ты сейчас вспомнишь, куда ты дела деньги, или я убью тебя, себя и разнесу тут всю улицу к тараканам собачьим!

                                                   читать дальше

Хочу рассказать ситуацию которую наблюдал на днях.

Вечером шёл с работы по Новинскому бульвару и зашел в кафе купить стакан кофе, на кассе была небольшая очередь (первой стояла бабушка на вид либо бездомная, либо очень малоимущая, два молодых парня, мужчина средних лет и я ). Так вот эта бабушка сказала продавцу, что она замерзла и попросила налить ей стаканчик горячей водички. Я подумал, что продавец откажет ей и попросит удалиться из кафе, но я ошибся, продавец приготовил ей чай, нагрузил полный пакет всякой выпечки, упаковал булку хлеба, посадил за столик и сказал что сейчас принесут горячий супчик. Бабушка, не веря в своё счастье, стояла и чуть ли не плакала. Так как это заняло какое-то время, стоявшие за бабушкой два парня начали громко возмущаться, кричать, что в кафе, в центре города, не должны пускать, а тем более обслуживать всяких бомжей и всякую шушеру. Когда же наступила их очередь заказывать, продавец, не обращая на них внимания, начал принимать заказ у стоящего за ними мужчины. Два парня возмутились, что их пропустили, получили от парня-продавца ответ: «Мы всякую шушеру не обслуживаем». Вы бы видели реакцию парней, они криками и оскорблениями потребовали позвать менеджера. Когда пришёл менеджер и узнал всю ситуацию, он просто выставил тех ребят и попросил больше к ним в кафе не приходить.

https://ok.ru/kolybelishim.ok/topic/66541209321697

Париж 1877

Рассказ*Александр Левковский 

Женщина была очень старой — ей было, по всей видимости, около девяноста.Я же был молод — мне было всего семнадцать.Наша случайная встреча произошла на песчаном левом берегу Днепра, как раз напротив чудной холмистой панорамы правобережного Киева.Был солнечный летний день тысяча девятьсот пятьдесят второго года. Я играл с друзьями в футбол прямо на пляжном песке. Мы хохотали и орали что есть мочи.Старая женщина, одетая в цветастый, до пят, сарафан, лежала, скрываясь от солнца, неподалеку, под матерчатым навесом, читая книгу. Было весьма вероятно, что наш старый потрёпаный мяч рано или поздно врежется в этот лёгкий навес, покоившийся на тонких деревянных столбиках. Но мы были беззаботными юнцами, и нас это совсем не беспокоило.И в конце концов мяч действительно врезался в хрупкое убежище старой женщины! Мяч ударил по навесу с такой силой, что всё шаткое сооружение тут же рухнуло, почти похоронив под собой несчастную старушку.Я был в ужасе. Я подбежал к ней, быстро убрал столбики и оттащил в сторону навес.— Бабушка, — сказал я, помогая ей подняться на ноги, — простите.— Я вам не бабушка, молодой человек, — сказала она со спокойным достоинством в голосе, отряхивая песок со своего сарафана. — Пожалуйста, не называйте меня бабушкой. Для взаимного общения, юноша, существуют имена. Меня зовут Анна Николаевна Воронцова.Хорошо помню, что я был поражён высокопарным стилем её речи. Никто из моих знакомых и близких никогда не сказал бы так: «Для взаимного общения, юноша, существуют имена...«. Эта старушка явно была странной женщиной. И к тому же она имела очень громкое имя — Воронцова! Я был начитанным парнем, и я, конечно, знал, что это имя принадлежало знаменитой династии дореволюционных российских аристократов. Я никогда не слыхал о простых людях с такой изысканной фамилией.— Простите, Анна Николаевна.Она улыбнулась.— Мне кажется, вы хороший юноша, — сказала она. — Как вас зовут?— Алексей. Алёша.— Отличное имя, — похвалила она. — У Анны Карениной был любимый человек, которого звали, как и вас, Алексей. — Анна Николаевна подняла книгу, лежавшую в песке; это была «Анна Каренина». — Их любовь была трагической — и результатом была её смерть. Вы читали Льва Толстого?— Конечно, — сказал я и добавил с гордостью: — Я прочёл всю русскую классику — от Пушкина до Чехова.Она кивнула.— Давным-давно, ещё до революции, я была знакома со многими русскими аристократами, которых Толстой сделал героями своих романов.… Современному читателю, я думаю, трудно понять те смешанные чувства, которые я испытал, услышав эти слова. Ведь я был истинным комсомольцем, твёрдо знающим, что русские аристократы были заклятыми врагами трудового народа, презренными белогвардейцами, предателями России. А тут эта женщина, эта хрупкая симпатичная старушка, улыбаясь, бесстрашно сообщает мне, незнакомому парню, что она была знакома с этими отщепенцами! И, наверное, даже дружила с ними, угнетателями простого народа!.. Моим первым побуждением было прервать это странное — и даже, возможно, опасное! -— неожиданное знакомство и вернуться к моим футбольным друзьям, но непреодолимое любопытство, которому я никогда не мог сопротивляться, взяло верх, и я нерешительно спросил её, понизив голос:— Анна Николаевна, Воронцовы, мне кажется, были князьями, верно?Она засмеялась.— Нет, Алёша. Мой отец, Николай Александрович, был графом.— … Лёшка! — кричали мои товарищи. — Что ты там делаешь? Ты будешь играть или нет?— Нет! — заорал я в ответ. Я был занят восстановлением разрушенного убежища моей новой знакомой — и не просто знакомой, а русской графини! -— и мне было не до моих футбольных друзей.— Оставьте его в покое, — объявил один из моих дружков. — Он нашёл себе подружку.И они расхохотались.Женщина тоже засмеялась.— Я немного стара, чтобы быть чьей-либо подружкой, — сказала она, и я заметил лёгкий иностранный акцент в её произношении. — У вас есть подружка, Алёша? Вы влюблены в неё?Я смутился.— Нет, — сказал я. — Мне ведь только семнадцать. И я никогда ещё не был влюблён, по правде говоря.— Молодец! — промолвила Анна Николаевна. — Вы ещё слишком юны, чтобы понять, что такое настоящая любовь. Она может быть опасной, странной и непредсказуемой. Когда я была в вашем возрасте, я почти влюбилась в мужчину, который был старше меня на сорок восемь лет. Это была самая страшная встреча во всей моей жизни. Слава Богу, она длилась всего лишь три часа.Я почувствовал, что эта разговорчивая старая женщина вот-вот расскажет мне какую-то удивительную и трагическую историю.Мы уже сидели под восстановленным навесом и ели яблоки.— Анна Николаевна, вы знаете, я заметил у вас какой-то иностранный акцент. Это французский?Она улыбнулась.— Да, конечно. Французский для меня такой же родной, как и русский… Тот человек, в которого я почти влюбилась, тоже заметил мой акцент. Но мой акцент тогда был иным, и иным был мой ответ. И последствия этого ответа были ужасными! — Она помолчала несколько секунд, а затем добавила: — Это случилось в тысяча восемьсот семьдесят седьмом году, в Париже. Мне было семнадцать; ему было шестьдесят пять…* * *Вот что рассказала мне Анна Николаевна Воронцова в тот тихий летний день на песчаном берегу Днепра:— … Он был очень красив — пожалуй, самый красивый изо всех мужчин, которых я встречала до и после него — высокий, подтянутый, широкоплечий, с копной не тронутых сединой волос. Я не знала его возраста, но он был очень моложавым и казался мне мужчиной средних лет. И с первых же минут нашего знакомства мне стало ясно, что это был умнейший, образованный и обаятельный человек.В Париже был канун Рождества. Мой отец, граф Николай Александрович Воронцов, был в то время послом России во Франции; и было неудивительно, что его пригласили, вместе с семьёй, на празднование Рождества в здании французского Министерства Иностранных Дел.Вы помните, Алёша, как Лев Толстой описал в «Войне и Мире» первое появление Наташи Ростовой на московском балу, когда ей было шестнадцать, — её страхи, её волнение, её предчувствия?.. Вот точно так же чувствовала себя я, ступив на паркетный пол министерства, расположенного на великолепной набережной Кэ д’Орсе.Он пригласил меня на танец, а затем на другой, а потом на третий… Мы танцевали, разговаривали, смеялись, шутили — и с каждой минутой я ощущала, что я впервые встретила мужчину, который возбудил во мне неясное, но восхитительное предчувствие любви!Разумеется, мы говорили по-французски. Я уже знала, что его зовут Жорж, и что он является сенатором во французском парламенте. Мы отдыхали в креслах после бешеного кружения в вальсе, когда он задал мне тот самый вопрос, который вы, Алёша, задали мне.— Анна, — сказал он, — у вас какой-то странный акцент. Вы немка?Я рассмеялась.— Голландка? Шведка? — спрашивал он.— Не угадали.— Гречанка, полька, испанка?— Нет, — сказала я. — Я русская.Он резко повернулся и взглянул на меня со странным выражением широко раскрытых глаз -— растерянным и в то же время ошеломлённым.—  Кстати, — сказала я, — я не знаю вашей фамилии, Жорж. Кто вы, таинственный незнакомец?

Он помолчал, явно собираясь с мыслями, а затем промолвил, понизив голос:— Я не могу назвать вам мою фамилию, Анна.— Почему?— Не могу.— Но почему? — настаивала я.Он опять замолчал.— Не допытывайтесь, Анна, — тихо произнёс он.Мы спорили несколько минут. Я настаивала. Он отказывался.— Анна, — сказал он, — не просите. Если я назову вам мою фамилию, то вы немедленно встанете, покините этот зал, и я не увижу вас больше никогда.— Нет! Нет! — почти закричала я.— Да, — сказал он с грустной улыбкой, взяв меня за руку. — Поверьте мне.— Клянусь! — воскликнула я. — Что бы ни случилось, я навсегда останусь вашим другом!— Не клянитесь, Анна. Возьмите назад свою клятву, умоляю вас.С этими словами он полуотвернулся от меня и еле слышно произнёс:— Меня зовут Жорж Дантес. Сорок лет тому назад я убил на дуэли Пушкина…Он повернулся ко мне. Лицо его изменилось. Это был внезапно постаревший человек; у него обозначились тёмные круги под глазами; лоб перерезали морщины страдания; глаза были полны слёз…Я смотрела на него в неверии и ужасе. Неужели этот человек, сидевший рядом со мной, был убийцей гения русской литературы!? Я вдруг почувствовала острую боль в сердце. Разве это мыслимо?! Разве это возможно!? Этот человек, в чьих объятьях я кружилась в беззаботном вальсе всего лишь двадцать минут тому назад, этот обаятельный мужчина безжалостно прервал жизнь легендарного Александра Пушкина, чьё имя известно каждому русскому человеку — молодому и старому, бедному и богатому, простому крестьянину и знатному аристократу…Я вырвала свою ладонь из его руки и порывисто встала. Не произнеся ни слова, я повернулась и выбежала из зала, пронеслась вниз по лестнице, пересекла набережную и прислонилась к дереву. Мои глаза были залиты слезами.Я явственно чувствовала его правую руку, лежавшую на моей талии, когда мы кружились с ним в стремительном вальсе…Ту самую руку, что держала пистолет, направленный на Пушкина!Ту самую руку, что послала пулю, убившую великого поэта!Сквозь пелену слёз я видела смертельно раненного Пушкина, с трудом приподнявшегося на локте и пытавшегося выстрелить в противника… И рухнувшего в отчаянии в снег после неудачного выстрела… И похороненного через несколько дней, не успев написать и половины того, на что он был способен…Я безудержно рыдала.… Несколько дней спустя я получила от Дантеса письмо. Хотели бы вы увидеть это письмо, Алёша? Приходите в понедельник, в полдень, ко мне на чашку чая, и я покажу вам это письмо. И сотни редких книг, и десятки прекрасных картин.* * *Через три дня я постучался в дверь её квартиры. Мне открыл мужчина лет шестидесяти.— Вы Алёша? — спросил он.— Да.— Анна Николаевна находится в больнице с тяжёлой формой воспаления лёгких. Я её сын. Она просила передать вам это письмо.И он протянул мне конверт.

И он протянул мне конверт.

Я пошёл в соседний парк, откуда открывалась изумительная панорама Днепра. Прямо передо мной, на противоположной стороне, раскинулся песчаный берег, где три дня тому назад я услышал невероятную историю, случившуюся с семнадцатилетней девушкой в далёком Париже семьдесят пять лет тому назад.

Я открыл конверт и вынул два листа. Один был желтоватый, почти истлевший от старости листок, заполненный непонятными строками на французском языке. Другой, на русском, был исписан колеблющимся старческим почерком. Это был перевод французского текста. Я прочёл:

Париж
30 декабря 1877-го года

Дорогая Анна!

Я не прошу прощения, ибо никакое прощение, пусть даже самое искреннее, не сможет стереть то страшное преступление, которое я совершил сорок лет тому назад, когда моей жертве, великому Александру Пушкину, было тридцать семь, а мне было двадцать пять. Сорок лет — 14600 дней и ночей! — я живу с этим невыносимым грузом. Нельзя пересчитать ночей, когда он являлся — живой или мёртвый — в моих снах.

За тридцать семь лет своей жизни он создал огромный мир стихов, поэм, сказок и драм. Великие композиторы написали оперы по его произведениям. Проживи он ещё тридцать семь лет, он бы удвоил этот великолепный мир, — но он не сделал этого, потому что я убил его самого и вместе с ним уничтожил его будущее творчество.

Мне шестьдесят пять лет, и я полностью здоров. Я убеждён, Анна, что сам Бог даровал мне долгую жизнь, чтобы я постоянно — изо дня в день — мучился страшным сознанием того, что я хладнокровный убийца гения.

Прощайте, Анна!

Жорж Дантес.

P.S. Я знаю, что для блага человечества было бы лучше, если б погиб я, а не он. Но разве возможно, стоя под дулом дуэльного пистолета и готовясь к смерти, думать о благе человечества?

Ж. Д.

Ниже его подписи стояла приписка, сделанная тем же колеблющимся старческим почерком:

Сенатор и кавалер Ордена Почётного Легиона Жорж Дантес умер в 1895-м году, мирно, в своём доме, окружённый детьми и внуками. Ему было восемьдесят три года.

* * *

Графиня Анна Николаевна Воронцова скончалась в июле 1952-го года, через десять дней после нашей встречи. Ей было девяносто два.

От автора  

КОНКРЕТНОЕ ЗАМЕЧАНИЕ: В этом рассказе ВСЁ, относящееся к исповеди Анны Николаевны, не придумано мною (да, именно ТАК она мне, семнадцатилетнему пареньку, и рассказала эту историю!), а вот наша встреча с ней обрисована с элементами фантазии. Начать с того, что фамилия у неё была иной; насколько я помню, она представилась мне как Дашкова или Дашковская, но мне для рассказа нужна была более «звонкая» фамилия, более известная читателям, — и Анна Николаевна превратилась в Воронцову (ничего общего с реальными Воронцовами, г-н Тенненбаум, даже не ищите несоответствий!). Далее, наша встреча произошла более прозаически, чем обрисовано в рассказе: А.Н. подошла ко мне (а я лежал и читал книгу) и попросила меня достать из прибрежного днепровского течения охлаждённую бутылку воды, привязанную её сыном к кусту ивняка. Я думаю, не надо объяснять, зачем мне для художественных целей понадобилась игра в футбол на пляжном песке, диалог с А.Н., мои дружки, перепалка с ними, итд…

Людочка не испытывала к новорожденному малышу никаких материнских чувств. Говорили, что чувства должны проснуться после того, как младенец впервые приложится к материнской груди. Но и этого не произошло: малыш так больно кусал дёсенками сосок, что у Людки выступали на глазах слёзы. Тем более,что этот не вовремя появившийся младенец просто мешал молодой женщине. Он не пускал её на фронт, туда, где, быть может, сейчас умирал её любимый. Или, что было ещё хуже, возможно, наслаждался ласками с какой-нибудь медсестричкой. Людка даже вздрагивала от такой мысли. Но Вовка этого, конечно же, не понимал, противно вопил во всю глотку, когда хотел есть или был мокрым. И тогда, с трудом преодолевая отвращение, молодая мама разворачивала сына, протирала его мокрой салфеткой и меняла пелёнки. Она не понимала, за что её так наказал Бог, послав ребёнка тогда, когда началась война, когда все её сверстники рвались защищать Родину, погибали, делая небольшой, но весомый вклад в победу. А тут ещё вдруг неожиданно у молодой мамы пересохло молоко. Нет, конечно, пересохло оно очень даже понятно от чего - от переживаний, от недоедания и недосыпа. Того пайка, который она получала ежедневно, едва хватало только позавтракать. А потом тянулся долгий день, ещё один день борьбы с сильнейшим голодом и слабостью, от которой подкашивались ноги. Конечно, теперь так жили все. Женщина разумом понимала всю безысходность положения. Но Людмиле от этого совсем не становилось легче. Скорее, наоборот. Ведь теперь ей ещё нужно было думать, чем накормить это орущее существо. Очень удачно как раз тогда пришло ей письмо из родной деревни от сестры Валентины. Валька была старой девой, замкнутой и некрасивой. Зато сверх меры доброй и жалостливой. "Людочка! Сестричка моя! Как тебе, наверное, тяжело одной в городе, да ещё с малышом на руках. А у нас благодать: вот-вот начнём копать картошечку, яблоки в саду - что бабушкины клубки. А в лесу грибов - море! Приезжайте вместе с сынишкой, хоть покушаете в волю. Наголодались, поди, в городе-то? Да и с малышом я тебе помогу: я же, почитай, тебя одна и растила, после смерти мамы..." И Людмила, недолго думая, собралась за полчаса, завернула Вовку в тоненькое одеялко и выскочила из квартиры. Раньше в их деревню можно было добраться легко: мимо селения проходила железная дорога. Попросись у любой проводницы, отдай червонец, и - вот моя деревня, вот мой дом родной! Дёргай стоп-кран и быстрым лётом выскакивай из поезда. Теперь же влезть в вагон проезжающего мимо состава было так же трудно, как перейти границу. Однако, немцы же сумели, гады, как-то же перешли... Значит, и она сможет. Володька , сначала довольно спокойно терпевший эту вынужденную прогулку, очень вовремя стал капризничать и вопить таким дурным голосом, что солдатики, битком набитые в теплушку, сжалились, вскинули в вагон мамашу с орущим чадом и сразу же как-то вновь растеклись,поглотив "зайцев". Пока всё складывалось благоприятно. Людке быстро нашли местечко, усадили на кучу чьих-то вещмешков. Но Володьке всё это было безразлично: он , как всегда, не вовремя потребовал еды. Хотя, почему не вовремя-то? После последней кормёжки прошло уже, почитай, 4 часа. Самое время ещё разок пообедать. И тут Людка вдруг с ужасом осознала, что кормить-то мальца ей и нечем! -Ты дитё-то почто мучаешь? Стесняешься, что ли? Так мы чичас отвернёмся,- склонился к ней пожилой мужик, скорей всего, доброволец. -Я, дядечка, вовсе не стесняюсь. Просто... незачем отворачиваться!- и, неожиданно для самой себя, Людка вдруг разревелась. О чём она плакала? О мучительной любви к Борису, ушедшему на фронт и оставившему её одну? О своей усталой душе, которой так нужна была сейчас хоть капелька доброты и ласки? О страхе за этого маленького, хоть и ненужного, но ведь живого существа? Она ревела, а мужик гладил её по головке, словно свою родную дочь. - Ну-ну, поплачь, оно авось и поможет... Слёзы - они душу омывают да страдания облегчают... - а другой рукой мужик осторожно шарил в своей котомке. Потом радостно улыбнулся и достал какую-то плюшку, заботливой женской рукой уложенную в дорогу.- А таперича и пообедаем! Булочка была свежей, поджаристой. От неё так изумительно пахло домашним хлебом! Голова тихонько поплыла от голода... Желудок сжало резкой болью, аж до тошноты. "Почему это от голода вдруг появилась тошнота?"- подумала Людка, но , уже почти теряя сознание, прошептала: -Нет, дядечка, что вы! Я не хочу!- и с усилием отвела от своего лица руку с плюшкой. -А я тебе и не даю. Я вот его угощаю,- добродушно усмехнулся мужчина. Людмила распахнула глубоко запавшие удивительные небесно-голубые глаза, и они заняли половину её лица. -Так он же ещё совсем маленький... Ему молока нужно. Как он будет хлеб-то есть?- с трудом шевеля губами, пробормотала она. -Эх, молодо-зелено! Как-как! А так: сама булку жуй, жуй хорошенько да слюной смачивай, а потом ему в роток-то с губ своих и впрыскивай... ПонЯла теперь, мамаша-а-а,- покачивая укоризненно головой, разъяснил ей солдат предназначение угощения. Людка осторожно взяла булку, откусила кусочек и стала тщательно жевать эту невыразимую вкуснотищу. Казалось, булка просто сама таяла, не оставляя после разжёвывания никаких следов. Но Людка всё-таки наклонялась к Вовке и "впрыскивала" в его "роток" то малое, что непостижимым образом ей удавалось сохранить у себя во рту. Вовка смешно чмокал, получая непривычную еду таким странным, до сей поры неизведанным способом. И, наконец, насытившись, утомлённо закрыл глазки. Мать неуверенно протянула солдату оставшиеся полбулки. -От еть глупышА! Кто ж теперя опосля тебя есть-то её будет? Сама закусила - сама и доёдывай!- усмехнулся мужик. И, довольный своей шуткой, отвернулся к соседу, продолжая прерванный разговор. И Людка, смущённо пробормотав "спасибо", уничтожила в мгновение ока остатки Вовкиного обеда. А через полчаса стали проезжать мимо Людкиной деревни. Она засуетилась, собираясь высаживаться. Только сама ещё толком-то и не знала, как всё это будет выглядеть. И тут ей опять помог всё тот же, добровольно взявший над ней шефство, мужик. -Давай-ка дитё к спине платком привяжем, вдруг ненароком сорвёшься. Падай только вперёд,ежели что. А мы чичас высунемся да машинисту посигналим, чтоб притормозил около твоей деревеньки-то,- помогал он матери приспосабливать младенца. И правда, солдаты помахали машинисту,высунувшись из теплушки, и состав слегка притормозил. Людку двое солдат на руках спустили чуть ли не до самой земли, потом разом отпустили. Освободившись от поддержки, она неловко проковыляла - проскакала метров двадцать и влепилась в объятия Валюхи. - Родненькая моя! А я так вас и жду! Каждый день на дорогу хожу встречать, думаю, приедут, обязательно приедут! Как ты исхудала-то, прозрачная вся! А Володька где? Ты...неужто оставила его в вагоне? - трещала Валентина без умолку. - Здесь он. Вот тут, к спине привязан,- устало пробормотала Людмила, тяжело садясь прямо на землю. ...Валентина, даром что старая дева,сразу взяла на себя все заботы о малыше. Она так ласково ворковала над ним, так нежно обмывала и заворачивала в тёпленькое, предварительно нагретое у печи, словно это был её собственный ребёнок. И от этого Людкин тайный план приобретал очертания всё чётче и чётче. А через неделю утром Валентина обнаружила отсутствие сестрицы. На неприбранной постели лежал клочок старой газеты, на котором огрызком карандаша было нацарапано: "Уехала на фронт. Люда." - Вот ведь, сучка мокрохвостая! Даже дитё её не держит,- укорила она сестру. А сама облегчённо вздохнула... И перекрестилась на маленький мамин образок, занавешенный шторкой. ...Людмила добралась до призывного пункта только на следующий день, питаясь в дороге варёной картошкой. Военному, который записывал добровольцев на фронт, она ничего не сказала про малыша, потому что ещё и не успела занести его в паспорт. Тот, правда, немного покочевряжился, удивляясь худобе и бледности женщины. Но врач, осматривающий призывников, вынес вердикт: "Здорова". А потом, немного подумав, добавил: "А на фронте хотя бы кашей отъестся..." Потом ей ещё пришлось узнавать, где сейчас находится её муж, проситься в его часть, уговаривать, угрожать, плакать, унижаться... Но она прошла все эти адовы круги и добралась, наконец, до своего родного и ненаглядного. Как же были они счастливы! А уж как им завидовали однополчане... Только судьба не даёт подряд два счастливых билета. Убили Людку в первом же бою. Снаряд прямым попаданием разнёс их передвижной госпиталь на мелкие кусочки. Только воронка осталась на этом месте. ...Остервенело воевал Борис. Мстил за жену. Сына защищал. Дошёл до самого Берлина. Был два раза ранен, имел медаль "За отвагу". Только в сентябре 45-го добрался он до Людкиной деревни, в которой до сей поры не доводилось ему ещё быть. С будущей женой они встретились в городе, где она училась в ФЗУ. Любовь как-то быстро закрутила их обоих, и они поженились без всякой свадьбы, известив о своём решении сестру Валентину письмом. Попозже хотели понаведаться на Людкину родину всем семейством. Но война перепутала все планы, продиктовав людям свои законы. И сейчас Борис шёл по незнакомой местности, чувствуя какую-то необъяснимую благодать. Такая стояла вокруг упоительная тишина, такой покой был разлит во всём, что казалось, ляг прямо посреди дороги - и ни одна мошка, ни один листочек не нарушит твой сон. Странно это было после четырёх страшных лет грохота, ужасов, криков и стонов умирающих... Эти звуки не отпускали Бориса ни на минуту, так и звучали постоянно в его мозгу. А тут вдруг разом отпустили. И благоговейная тишина обволокла его существо мягким и ласковым облаком... Он шёл, отвлечённо разглядывая деревню, потихоньку начиная осознавать, что война закончилась, и наслаждаясь новыми чувствами. И тут в одном из дворов он увидел своего сына. Да-да, это был именно он, его сынок! Да и разве могли быть ещё у кого-нибудь такие небесно-голубые Людкины глаза, такие милые непослушные пшеничные вихры? Борис остановился и спрятался за толстым стволом вяза, росшего неподалёку от дома. Он наблюдал за сыном, а щёки его щекотала... наверное, мошка. Ведь солдат, видевший столько смертей, плакать не умел. Значит, это была мошка. Вовка ловил дымчатую пушистую кошку. Та поджидала его, подпуская поближе, потом срывалась и пряталась под крыльцо. Вовка наклонялся, заглядывая в щель, а кошка неожиданно выпрыгивала в другом месте. И малец заливисто хохотал, задрав личико к чистому светлому небу! Только за один этот беззаботный детский смех не жаль было этих страшных четырёх лет жизни. Вот пацан побежал, неловко споткнулся о длинный стебель травы и упал. - Мама!Мамочка!!!- резанул слух детский горький плач. Тут же из покосившейся хибарки выскочила крупная деревенская баба, совсем непохожая на маленькую, стройную, юркую Людмилку, подлетела к малышу, подняла его и, что-то нашептывая и прицеловывая ранку на коленке, быстро его успокоила. Борис, наконец, решился и вышел из-за своего укрытия, подошёл, широко улыбаясь, к Валентине. - Здравствуйте, Валентина! Это я, Борис... И поразился, как побледнело лицо женщины, как задрожали её руки. Как безжизненно поникли плечи... - Вернулся... сынок, твой папка...вернулся...- а слёзы выскакивали из бабьих глаз и медленно ползли по восковым щекам щекам. - Папка? - мальчишка осторожно выглянул из-за Валиной юбки, внимательно вглядываясь в лицо незнакомца. Потом просиял и громко, так, чтобы слышали все вокруг, заорал. - Ура! Мой папка вернулся! Ура!!! - и бросился к отцу на шею. Борис держал в руках своё чудо, своего СЫНА. Того, за жизнь которого отдали свои жизни его жена и многие из его друзей. Он прижимал эту драгоценность к себе и жадно вдыхал детский запах, доселе незнакомый, но уже такой родной и близкий. Радость переполнила всё его существо, вырвавшись всё-таки наружу не мелкой мошкой, а чем-то горячим и солоноватым. А неподалёку стояла добрая деревенская баба и тоже плакала. Только из её глаз лились непрерывным потоком слёзы великого горя... Свисая с подбородка, они горошинами падали на грудь, оставляя на платье мокрые пятна. Потом все вместе вошли в чистую избу. Борис стал выкладывать на стол гостинца и подарки. Валентине он привёз из Германии красивый фарфоровый сервиз на 6 персон. Людка бы от такого просто сошла с ума! А эта женщина, не поднимая глаз, сунула его под кровать, даже не взглянув. Молча накрыла на стол, молча нарезала привезённый Борисом хлеб, молча поставила в центр бутылку мутного свекольного самогона, заткнутого скрученным куском газеты. И села, сложив на коленях руки. Борис вытащил из бутылки бумажную затычку, разлил по рюмкам мутноватую пахучую жидкость. Потом он поднялся из-за стола, чтобы произнести тост. - Спасибо вам, Валентина, за сына... Даже не могу найти слов, чтобы выразиться... Я... - тост не получился. Солдат вдруг заморгал и торопливо опрокинул в рот содержимое рюмки. - Вы закусывайте, Борис. Вот картошечка, своя, а вот огурчики... Помидоры в этом году не уродились... Зато тыквы , будто кабанчики, вымахали...- лепетала Валя, просто для того, чтобы не молчать. Чтобы опять не расплакаться. Она говорила и говорила, рассказывая о том, как по весне, когда картошка уже закончилась, тушила лебеду, добавляя в невысокую кастрюльку ложечку молочка и укропчика. Как варила краснопятник, конский щавель и крапиву - это был зелёный суп, он особенно хорош с сушёными грибами. А иногда Вовке даже перепадали "конфеты"- высушенные в печи кусочки тыквы, моркови и свёклы. Объеденье! Это вам не какой-то шоколад, а самые что ни на есть полезные витамины. Сок берёзовый и кленовый тоже вот собирали по весне. Кленовый намного слаще берёзового, его Вовка любит больше всего. Жаль, что на зиму сок Валентина консервировать не умеет... И Борис слушал ровный монотонный рассказ о том, как эта женщина, сидящая сейчас перед ним, боролась с трудностями, как отказывала себе во всём, не досыпала и недоедала, чтобы только взрастить ЕГО сына. И постепенно ему стало казаться, что всё, что пришлось пережить ему, сильному мужику, на передовой - ничто по сравнению с тем подвигом, который незаметно, изо дня в день, совершала Валентина. Простая баба, с таким же небесно-голубым взглядом, какой был у его сына, со скромно сложенными на коленях руками и горько опущенными плечами... А Вовка, гордо демонстрирующий в это время друзьям отцовы подарки - губную гармошку, настоящий солдатский ремень и фуражку с кокардой - вдруг в этот миг влетел в дом и заорал: - Мама! Папа! А чего бабка Семёниха дразнится и обзывает меня сиротой? Какой же я сирота, когда у меня теперь и мамка, и папка есть? Правда? На мгновение в избе воцарилась напряжённая тишина. Затем Борис поднял глаза и посмотрел на Валентину. Кончиком ложки она обводила контуры цветочков на старой, мытой-перемытой клеёнке... На тарелке так и лежала единственная картофелина, к которой женщина даже не прикоснулась. И Борису вдруг стало так легко-легко, так спокойно и так радостно, что он от всей души улыбнулся Валюхе. И, встряхнул кудрями, громко ответил мальчонке: - А и правда, сынок, ну какой же ты сирота?! Теперь у тебя есть и папка, и мамка! Иди на улицу и скажи об этом всем-всем! Пусть завтра идут к нам. Свадьбу будем играть!!! Вы согласны, Валентина?- опомнился он, обратившись к невесте. ...Свадьбу играли "всем миром", то есть в складчину. Борис так и остался жить в деревне. Его назначили председателем колхоза. Валентина родила ему ещё двоих сыновей. Но "первенца", Вовку, она так до самой своей смерти и любила крепче остальных. Говорила: "Он мне счастье принёс. Новую жизнь открыл."
 

Автор Людмила Уланова.