Svoboda | Graniru | BBC Russia | Golosameriki | Facebook

 -Цитатник

Рамочка "С Днем Рождения!" - (0)

Рамочка "С Днем Рождения!" Ваш текст... Ваш текст...

Схема "У нас уже цветет сирень..." - (1)

Схема "У нас уже цветет сирень..."

Схема "Весенняя гармония" и эпиграф - (1)

Схема "Весенняя гармония" и эпиграф

Куриные "блинчики" - (0)

Куриные "блинчики" https://www.sloosh.ru/ Ингредиенты: Филе куриное —...

Рамочка Звезды в твоих руках (переделка) - (0)

Рамочка Звезды в твоих руках (переделка) ...

 -Приложения

  • Перейти к приложению Я - фотограф Я - фотографПлагин для публикации фотографий в дневнике пользователя. Минимальные системные требования: Internet Explorer 6, Fire Fox 1.5, Opera 9.5, Safari 3.1.1 со включенным JavaScript. Возможно это будет рабо
  • Перейти к приложению Открытки ОткрыткиПерерожденный каталог открыток на все случаи жизни
  • Перейти к приложению Всегда под рукой Всегда под рукойаналогов нет ^_^ Позволяет вставить в профиль панель с произвольным Html-кодом. Можно разместить там банеры, счетчики и прочее
  • Перейти к приложению Стена СтенаСтена: мини-гостевая книга, позволяет посетителям Вашего дневника оставлять Вам сообщения. Для того, чтобы сообщения появились у Вас в профиле необходимо зайти на свою стену и нажать кнопку "Обновить
  • Перейти к приложению Дешевые авиабилеты Дешевые авиабилетыВыгодные цены, удобный поиск, без комиссии, 24 часа. Бронируй сейчас – плати потом!

 -Метки

актёры и судьбы актеры и судьбы артефакты белки бессмертный полк блокада ленинграда великая отечественная война вечерний кинозал военная история вторая мировая война для дневника женшины в истории женщины в истории женщины-воины живопись животные информационная война искусство искуство историческое расследование история история одного фильма история одной любви история одной песни история праздника книжная полка коллаборационизм концлагеря кошки куклы личное мир вокруг нас мир-новости мода и стиль моя книга памяти моя книга памяти музыка музыка и лирика мы все родом из ссср мысли в слух новороссия открытки писатели и судьбы пожелания поздравления политика помощь прототипы литературных героев рамочки для дневника рецепты россия сказка ложь-да в ней намёк сказки стишки стишки-вершки схемы схемы для дневника традиции народов мира третий рейх у войны женское лицо украина украина война украина.война эссе это должен знать каждый это интересно ювелирка и антиквариат юмор

 -Рубрики

 -Поиск по дневнику

Поиск сообщений в Бахыт_Светлана

 -Подписка по e-mail

 

 -Статистика

Статистика LiveInternet.ru: показано количество хитов и посетителей
Создан: 23.03.2013
Записей: 57948
Комментариев: 117076
Написано: 267182

Выбрана рубрика военная поэзия.


Другие рубрики в этом дневнике: юмор(1157), ювелирка и антиквариат(90), это интересно(873), это должен знать каждый ребёнок(29), это должен знать каждый(49), Эссе(19), Эзотерика(30), чтобы помнили(7), Цветы,букеты.(1), Художники и судьбы(96), фруктовые салаты(1), фотоальбом(0), фолк-рок(0), философия(1), упражнения(1), Униформа(53), украшения блюд(1), Украина.Война(351), украина(93), ужасы истории(45), у войны женское лицо(228), Третий Рейх(316), традиции народов мира(148), Торты(157), Тесты(125), Тесто(35), терроризм(2), схемы для дневника(3586), супы,борщи(43), суиверия и приметы(11), стишки-вершки(2459), Стикеры(1), СТАРЫЙ ПАТЕФОН(66), Сталин и сталинизм(153), спецслужбы(151), соусы(7), соус(9), СОВИНФОРМБЮРО(35), советы(18), сладкая выпечка(565), сказки(118), сказка ложь,да в ней намёк(113), серийники(6), салаты(419), Рыцарство(44), рыба(186), Русское деревянное зодчество(7), Россия(826), Рецепты к Пасхе(4), рецепты для хлебопечки(1), рецепты(4331), Религия(208), Рамочки прощённое воскресение(0), Рамочки для дневника ягодные(31), Рамочки для дневника юбилейные(6), рамочки для дневника цветочные(263), рамочки для дневника со старым новым годом(179), Рамочки для дневника с новым годом(320), рамочки для дневника с днём рождения(121), Рамочки для дневника Рождество(64), рамочки для дневника религия(96), Рамочки для дневника простые цветочные(136), Рамочки для дневника простые природа(51), Рамочки для дневника простые(204), рамочки для дневника поздравительные(60), Рамочки для дневника Пасха(76), рамочки для дневника осенние (613), Рамочки для дневника Масленица(36), Рамочки для дневника люди(1925), Рамочки для дневника лето(185), рамочки для дневника кулинарные(171), Рамочки для дневника Крещение(14), Рамочки для дневника зима(1213), рамочки для дневника животные(274), Рамочки для дневника доброго вечера(57), Рамочки для дневника детские(81), Рамочки для дневника весенние(562), Рамочки для дневника вербное воскресение(37), Рамочки для дневника Благовещения Пресвятой Богоро(3), рамочки для дневника 9 мая(80), Рамочки для дневника 8 марта(36), рамочки для дневника 23 февраля(47), Рамочки для дневника Святая Троица(8), Рамочки для дневника(1984), Рамочка для дневника с днём семьи,любви и верности(5), Рамочка для дневника с днём рождения дневничка(4), Рамочка для дневника Прощённое воскресение(3), рамочка для дневника доброе утро(96), рамочка для дневника Вознесение Господне(1), Рамочка для дневника 1 мая(3), Пятая колона в России (108), Психология(81), Прототипы литературных героев(171), проклятые роли(32), проклятые картины(38), притчи(26), Природные аномалии(1), природа(166), Приметы(5), предсказатели(11), поэзия Белого движения(2), Постный стол(7), пословицы и поговорки(8), помощь(208), политика(1460), поздравления(316), Пожелайки(14), По морям по волнам(30), плюшевые мишки(3), Пицца(32), писатели-фантасты,предсказатели (33), писатели и судьбы(546), Пираты(29), песни из кинофильмов(1), пасьянс(1), Пасха(69), очевидное не вероятное,но факт(54), Открытки(210), Оружие(162), ордена(45), онлайн-программа для изменения размера фотографий(1), олимпиад 2016(82), нумирология(13), нумизматика(11), Новороссия(110), Непознанное и неизведанное(294), Невероятные артефакты (46), Настроение(1), НАРОДНЫЕ РЕЦЕПТЫ(1), народные приметы(1), Народная медицина(6), напитки(48), нам любимым(102), мясо(337), мысли в слух(35), Мы все родом из СССР(676), Мулен Руж(8), Музыкальная гостиная. Романс.(61), Музыка и лирика(108), музыка(33), Моя Книга памяти(17), моё детство(0), мода и стиль(133), мистика(156), Мир-новости(25), мир вокруг нас(36), Медали(23), Маршалы Победы(34), малые города России(9), маленькие герои(2), Личное(479), ЛИРУШНЫЙ ФЛЕШМОБ(18), Леонардо да Винчи(19), ландшафтный дизайн(2), курица(133), куклы(596), Кровавые преступники(2), креатив(2), кошки(2425), котоматрица(1251), космонавтика(110), концлагеря (160), консервирование(45), коллаборационизм(22), книжная полка(186), Клуб путешественников(1195), Каши(4), казачество(118), Казахстан(6), история праздников(260), история одной песни(202), история одной любви(428), история одного фильма(2139), История одного танца(22), история вещей(239), история(2442), Историческое расследование(89), Искусство в годы Великой Отечественной войны(75), Искусство(4801), Информация к размышлению(3), Информационная война(32), Зодчество(8), запеканки(211), замки(46), закуски(370), Закон(1), заградотряды(15), загадки истории,исчезнувшие цивилизации(444), Жизнь замечательных людей(1), Животные(900), Живопись(1443), Женщины-шпионки и разведчики(68), женщины-убийцы(13), Женщины-палачи(19), Женщины-надзирательницы(7), женщины-воины(363), Женщины оставившие след в истории(901), женские фразы(1), друзьям(1), дрожжевая выпечка(34), Древний Египет(100), древние славяне(253), Для дневника(48), детская страничка(5), десерт(131), День Победы, как ты стал для нас далек…(45), Декор(2), Городские легенды(346), Города-Герои(58), города моей души(54), Горные стрелки(48), голос за кадром(4), Глазурь(4), гадание(1), выпечка(436), вторые блюда(920), Вторая Мировая война(243), Всё каждого знака зодиака(44), Восток дело тонкое(44), Военная история(780), Видеоплееры для Лиру(1), видео(296), вечерний кинозал(300), Великая Отечественная Война(3439), варенье(9), В мире сказок(1), Былины,мифы и легенды(166), большевизм и терроризм(4), блюда из птицы(304), блюда из овощей(111), блюда для поста(2), блюда для пароварки(1), блюда для микроволновке(9), Блюда в горшочках(75), Блокада Ленинграда(214), блины,оладья(165), бесшовные фоны для дневников(65), бессмертный полк(69), Белое движение(8), Белки(69), Белая гвардия(15), Бандеровцы(1), Балет как искусство(118), Артефакты(39), Античность(158), Анимашки(18), анекдоты(430), Актёры и судьбы(3104), ЯГДкоманды (3)
Комментарии (0)

Это стихотворение стоит послушать и до конца каждому.Может тогда в наше общество вернётся человечностьИгорь Растеряев"Дед Агван"

Дневник

Понедельник, 01 Марта 2021 г. 22:45 + в цитатник


Рубрики:  военная поэзия

Метки:  
Комментарии (4)

Роберт Рождественский. Встань, лейтенант!

Дневник

Вторник, 23 Февраля 2021 г. 18:45 + в цитатник
 
Было училище... - YouTube
...Было училище. Форма - на вырост
Стрельбы с утра. Строевая – зазря.
Полугодичный ускоренный выпуск.
И на петлице два кубаря.

Шел эшелон по протяжной России,
Шел на войну сквозь мельканье берез
«Мы разобьем их!», Мы их осилим!»,
«Мы им докажем!» - гудел паровоз.

Станции – как новгородское вече.
Мир, где клокочет людская беда.
Шел эшелон. А навстречу, навстречу –
лишь санитарные поезда.

В глотку не лезла горячая каша.
Полночь была, как курок , взведена…
«Мы разобьем их!», «Мы им докажем!»,
«Мы их осилим!» – шептал лейтенант.

В тамбуре, маясь на стрелках гремящих,
весь продуваемый сквозняком,
он по дороге взрослел – этот мальчик –
тонкая шея, уши торчком…

Только во сне, оккупировав полку
в осатанелом табачном дыму,
Он забывал обо всем ненадолго.
И улыбался. Снилось ему
Что-то распахнутое и голубое
Небо, а может, морская волна…

“Танки!” И сразу истошное: «К бою-у!»
Так они встретились: Он и Война.
…Воздух наполнился громом, гуденьем.
Мир был изломан, был искажен.
Это казалось ошибкой, виденьем,
странным чудовищным миражом.

Только виденье не проходило:
следом за танками у моста
пыльные парни в серых мундирах
шли и стреляли от живота.

Дыбились шпалы! Насыпь качалась!
Кроме пожара, Не видно ни зги!
Будто бы это планета кончалась
там, где сейчас наступали враги.

Будто ее становилось все меньше!..
Ежась От близких разрывов гранат, -
черный, растерянный, онемевший –
в жестком кювете лежал лейтенант.

Мальчик лежал посредине России,
Всех ее пашен, дорог и осин…
Что же ты, взводный?! «Докажем!..», «Осилим!…»
Вот он - Фашист. Докажи И осиль.

Вот он – фашист! Оголтело и мощно
воет его знаменитая сталь.
Знаю, Что это почти невозможно.
Знаю, что страшно. И все-таки встань!

Встань, лейтенант! Слышишь, просят об этом,
вновь возникая из небытия
дом твой, завьюженный солнечным светом,
Город, Отечество, Мама твоя…

Встань, лейтенант! Заклинают просторы,
птицы и звери, снега и цветы.
Нежная просит девчонка, с которой
так и не смог познакомиться ты.

Просит далекая средняя школа,
ставшая госпиталем с сентября.
Встань! Чемпионы двора по футболу
просят тебя – своего вратаря.

Просит высокая звездная россыпь,
горы, излучина каждой реки.
Маршал приказывает и просит:
«Встань, лейтенант! Постарайся! Смоги…»

Глядя значительно и сурово,
Вместе с землею и морем скорбя
просит об этом крейсер «Аврора».
Тельман об этом просит тебя.

Просят деревни, пропахшие гарью.
Солнце как колокол в небе гудит!
Просит из будущего Гагарин.
Ты не поднимешься – он не взлетит.

Просят твои нерожденные дети.
Просит история!.. И тогда
встал лейтенант. И шагнул по планете,
выкрикнув не по уставу: “Айда!”

Встал и пошел на врага, как вслепую.
(Сразу же сделалась влажной спина)
Встал лейтенант!… И наткнулся на пулю
Тупую и твердую, словно стена

Вздрогнул он, будто от зимнего ветра.
Падал он медленно, как нараспев.
Падал он долго… Упал он мгновенно…
Он даже выстрелить не успел!

И для него наступила сплошная
и бесконечная тишина…
Чем этот бой завершился – не знаю.
Знаю, чем кончилась эта война!

Ждет он меня за чертой неизбежной
Он мне мерещится ночью и днем –
худенький мальчик, всего-то успевший
встать под огнем и шагнуть под огнем...
 
 
Рубрики:  военная поэзия

Метки:  
Комментарии (0)

Близость войны автор Арсений Тарковский. Автор рамочки Arnusha

Дневник

Четверг, 02 Мая 2019 г. 23:49 + в цитатник

Картинки по запросу великая отечественная война страшные

Кто может умереть — умрет,
Кто выживет — бессмертен будет,
Пойдет греметь из рода в род,
Его и правнук не осудит.

На предпоследнюю войну
Бок о бок с новыми друзьями
Пойдем в чужую сторону.
Да будет память близких с нами!

Счастливец, кто переживет
Друзей и подвиг свой военный,
Залечит раны и пойдет
В последний бой со всей Вселенной.

И слава будет не слова,
А свет для всех, но только проще,
А эта жизнь — плакун-трава
Пред той широкошумной рощей.

Картинки по запросу российские войска в сирии

 

Рубрики:  военная поэзия

Метки:  
Комментарии (2)

Пехоте ВОВ автор Анатолий Черниченко

Дневник

Воскресенье, 28 Апреля 2019 г. 22:41 + в цитатник

Кто воевал,тот точно знает
про жизнь солдата на войне,
ну а про матушку-пехоту,
расскажут с гордостью вдвойне.

Как не легко подняться грудью,
на встречу огненной строке
и заслонить собою друга,
хотя уж мир не вдалеке.

В боях победу добывая,
зимой и летом много дней,
вперёд-на Запад шла пехота 
Царица огненных полей.

koreckolga

 

Рубрики:  военная поэзия
День Победы, как ты стал для нас далек…

Метки:  
Комментарии (0)

Дню Великой Победы посвящается! "Бессмертный полк"

Пятница, 04 Мая 2018 г. 19:35 + в цитатник
Это цитата сообщения Ирина_Юрьевна_ [Прочитать целиком + В свой цитатник или сообщество!]

Дню Великой Победы посвящается! "Бессмертный полк"

 


Бессмертный полк

***

Бессмертный полк по всей стране

Шагает в день Победы,

Вот так на бой плечом к плечу

Шагали наши деды.

В России каждая семья

Своих героев помнит

И не забудет никогда

Их беспримерный подвиг.

Весь мир от нечисти спасли

Герои наши деды

И этим подвигом горды

Наследники победы.

Идут с портретами в руках,

Несут своих героев,

Что жизни отдали в боях,

Закрыв весь мир собою.

А всем врагам пора понять -

В единстве наша сила!

Никто не сможет нас сломать

И Русь непобедима!

***

 

(И. Бутримова ■)

 

 

Рубрики:  военная поэзия

Метки:  
Комментарии (0)

Я УШЛА ИЗ ДЕТСТВА В ГРЯЗНУЮ ТЕПЛУШКУ..

Дневник

Понедельник, 08 Мая 2017 г. 19:26 + в цитатник

Я ушла из детства в грязную теплушку...

Я ушла из детства в грязную теплушку,
В эшелон пехоты, в санитарный взвод.
Дальние разрывы слушал и не слушал
Ко всему привыкший сорок первый год.
 
Я пришла из школы в блиндажи сырые,
От Прекрасной Дамы в «мать» и «перемать»,
Потому что имя ближе, чем «Россия»,
Не могла сыскать.
 

Юлия Друнина



Рубрики:  военная поэзия

Метки:  
Комментарии (0)

"Молитва матери" (На краю деревни старая избушка)

Понедельник, 08 Мая 2017 г. 15:07 + в цитатник
Это цитата сообщения Tatjanuschka [Прочитать целиком + В свой цитатник или сообщество!]

"Молитва матери" (На краю деревни старая избушка)

Unbenanff3434 (564x477, 141Kb)
На краю деревни старая избушка,
Там перед иконой молится старушка.
Молитва старушки сына поминает,
Сын в далёком краю родину спасает.

Молится старушка, утирает слёзы,
А в глазах усталых расцветают грёзы.
Видит она поле, поле перед боем,
Где лежит убитым сын её героем.

И от счастья с горем вся она застыла,
Голову седую на руки склонила.
И закрыли брови редкие сединки,
А из глаз, как бисер, сыплются слезинки.

Молится старушка, утирает слёзы,
А в глазах усталых расцветают грёзы.
Видит она поле, поле перед боем,
Где лежит убитым сын её героем.

На груди широкой брызжет кровь, что пламя,
А в руках застывших вражеское знамя.

Молится старушка, утирает слёзы,
А в глазах усталых расцветают грёзы.
Видит она поле, поле перед боем,
Где лежит убитым сын её героем.
Сергей Есенин




Рубрики:  военная поэзия

Метки:  
Комментарии (0)

Поговорим немного о войне

Дневник

Четверг, 07 Мая 2015 г. 21:38 + в цитатник

Я не дошёл ста метров до Рейхстага,
Упал, раздавленный, под рухнувшей стеной.
А взвод ушел, и бог лишь только видел,
Снаряд, что разорвался надо мной.

Я не был найден похоронною командой,
Когда утихла страшная стрельба.
Моя могила — площадь, под которой
Остаться повелела мне судьба.
Остался я на семь десятилетий
В чужой земле, забытый той войной
Среди имен, что через сотню метров…
Победный не найти автограф мой!
А надо мною — голоса повсюду.
С чужим акцентом. Слышу детский крик
Я, без вести пропавший той весною.
И я не понимаю тот язык.
Я не дошел ста метров до Победы,
Накрытый темнотою, взгляд померк…
А у Рейхстага, через сотню метров
Свечой по мне зажёгся фейерверк!
Автор Александр Звягин
Поговорим немного о войне
Рубрики:  военная поэзия

Метки:  
Комментарии (0)

Калечил землю сорок первый

Дневник

Четверг, 07 Мая 2015 г. 21:33 + в цитатник

Родному деду,Ивану Ивановичу,в 34 года, погибшему в конной атаке на немецкие танки под Ровно,28 января 1944-го года,ПОСВЯЩАЮ,,,,,

Калечил Землю сорок первый,
Гремел огнём,свинцом стегал
И не выдерживали нервы,
Войны,невиданный накал.
Колоны танков,стервенея,
Вгрызались в раненную Русь...
И мальчики в сукне шинельном-
Кричали:"Мама!Я вернусь!"
Зарёй пылала вся граница.
Бомбили Киев,Ленинград,
Безусые мужали лица,
Российских молодых солдат.
Им в страшной яростной атаке,
Железный дождь впивался в грудь...
И падали в смертельной драке...
О Родина!Ты не забудь!
Те нецелованные губы,
Глаза,так,жаждущие жить,
Их стон,сквозь стиснутые зубы,
И жаркий шёпот:"Мама...Пить..."
В бессмертие, от школьной парты,
Шагнул твой дед,ушёл отец!
Перечеркнули автоматы,
Мечту расстрелянных сердец.

С тех пор прошло почти пол века,
Садами расцвела Земля.
Но ратный подвиг человека,
Предать забвению нельзя.
Мы помним всё-
Как умирали,
Как ненавидели,любя.
Войны,зияющие раны,
Мы помним,искренне скорбя.
Мы помним вас-
Вы грудью встали
На бой с коричневой чумой,
Вы мир и счастье отстояли,
Все!Непришедшие домой!
Мы,вашей памяти священной
Всегда останемся верны!
Великой славе,незабвенной!
Безмерной к Родине любви!

 

Рубрики:  военная поэзия

Метки:  
Комментарии (0)

От неизвестных и до знаменитых...Расул Гамзатов

Воскресенье, 03 Мая 2015 г. 23:05 + в цитатник
Это цитата сообщения НАТАЛИЯ_ПЧЁЛКИНА [Прочитать целиком + В свой цитатник или сообщество!]

От неизвестных и до знаменитых...Расул Гамзатов



Нас двадцать миллионов

От неизвестных и до знаменитых,
Сразить которых годы не вольны,
Нас двадцать миллионов незабытых,
Убитых, не вернувшихся с войны.

Нет, не исчезли мы в кромешном дыме,
Где путь, как на вершину, был не прям.
Ещё мы жёнам снимся молодыми,
И мальчиками снимся матерям.

А в День Победы сходим с пьедесталов,
И в окнах свет покуда не погас,
Мы все от рядовых до генералов
Находимся незримо среди вас.

Есть у войны печальный день начальный,
А в этот день вы радостью пьяны.
Бьёт колокол над нами поминальный,
И гул венчальный льётся с вышины.

Мы не забылись вековыми снами,
И всякий раз у Вечного огня
Вам долг велит советоваться с нами,
Как бы в раздумьи головы клоня.

И пусть не покидает вас забота
Знать волю не вернувшихся с войны,
И перед награждением кого-то
И перед осуждением вины.

Всё то, что мы в окопах защищали
Иль возвращали, кинувшись в прорыв,
Беречь и защищать вам завещали,
Единственные жизни положив.

Как на медалях, после нас отлитых,
Мы все перед Отечеством равны.
Нас двадцать миллионов незабытых,
Убитых, не вернувшихся с войны.

Где в облаках зияет шрам наскальный,
В любом часу от солнца до луны
Бьёт колокол над нами поминальный
И гул венчальный льётся с вышины.

И хоть списали нас военкоматы,
Но недругу придётся взять в расчёт,
Что в бой пойдут и мёртвые солдаты,
Когда живых тревога призовёт.

Будь отвратима, адова година.
Но мы готовы на передовой,
Воскреснув, вновь погибнуть до едина,
Чтоб не погиб там ни один живой.

И вы должны, о многом безпокоясь,
Пред злом ни шагу не подавшись вспять,
На нашу незапятнанную совесть
Достойное равнение держать.

Живите долго, праведно живите,
Стремясь весь мир к собратству сопричесть,
И никакой из наций не хулите,
Храня в зените собственную честь.

Каких имён нет на могильных плитах!
Их всех племён оставили сыны.
Нас двадцать миллионов незабытых,
Убитых, не вернувшихся с войны.

Падучих звёзд мерцает зов сигнальный,
А ветки ив плакучих склонены.
Бьёт колокол над нами поминальный,
И гул венчальный льётся с вышины

Расул Гамзатов

Рубрики:  военная поэзия

Метки:  
Комментарии (2)

Вы думаете, что павшие молчат?

Пятница, 10 Апреля 2015 г. 21:38 + в цитатник
Это цитата сообщения НАТАЛИЯ_ПЧЁЛКИНА [Прочитать целиком + В свой цитатник или сообщество!]

Вы думаете, что павшие молчат?

getImage (4) (120x88, 6Kb)
0020-020-Vy-dumaete-pavshie-molchat (700x525, 74Kb)

НЕ ВАМИ...ПИСАНА ИСТОРИЯ...
НЕ ВАМ ЕЁ И ПЕРЕПИСЫВАТЬ...
ЕЩЁ БЫ ЛАДНО...ДЕДЫ Б СПОРИЛИ...
ТЕ...КТО В ВОЙНЕ ТОЙ...СТРАШНОЙ ВЫСТОЯЛ...


А ВЫ...ПОРОЙ РОДСТВА НЕ ПОМНИТЕ...
ТЕХ...КТО ВАС СПАС КОГДА ТО..ХАЕТЕ....
ЧЕГО ... ВЫ...В ЭТОЙ ЖИЗНИ СТОИТЕ...
НЕ СОЗДАЁТЕ....РАЗРУШАЕТЕ...

ВЫ ПАМЯТЬ ПАВШИХ...ОСКОРБЛЯЕТЕ...
БЫЛА ПОБЕДА С КРОВЬЮ ВЫРВАНА...
КТО...ДАЛ ВАМ ПРАВО...ОБВИНЯЕТЕ...
ПОГИБШИХ...А ВЕДЬ ЭТО...ИХ ВОЙНА....

КАК ЖАЛЬ ...СКАЗАТЬ НЕ МОГУТ...ПАВШИЕ...
ВАМ...НЕ ОПОШЛИТЬ ИХ ПОБЕДЫ...
А ВЫ...ИХ ПАМЯТЬ...ОБОЛГАВШИЕ...
ПРЕДАТЕЛИ...СВОИХ ЖЕ ДЕДОВ.....

Автор неизвестен
7266 (700x474, 455Kb)
Рубрики:  военная поэзия

Метки:  
Комментарии (7)

Семен Гудзенко

Дневник

Воскресенье, 25 Января 2015 г. 20:59 + в цитатник

Гудзенко Семён Петрович

Гудзенко Семен Петрович (5.03.1922, Киев - 12.02.1953, Москва) - поэт.Родился в семье инженера и учительницы. В 1939 поступил в МИФЛА.Гудзенко была близка балладно-романтическая традиция (Н.С. Тихонов, Э.Г. Багрицкий).В июле 1941 вместе с сокурсниками Ю.Д. Левитанским и Э.В. Кардиным ушел добровольцем в отдельную мотострелковую бригаду особого назначения, состоявшую из студентов и спортсменов, сформированную специально для рейдов по тылам противника. Участвовал в боях под Москвой. После тяжелого ранения Гудзенко в составе выездной редакции "Комсомольской правды" едет на стройки только что очищенного от фашистов Сталинграда, после Сталинграда с редакцией газеты "Суворовский натиск" 3-го Украинского фронта он прошел Карпаты, Венгрию.О его фронтовых записках П.Г. Антокольский писал: "Сквозь биографию очень одаренной личности, как сквозь призрачный транспарант, проступает биография поколения...". "Армейские записные книжки", "Однополчане" (1944), "Стихи и баллады" (1945) и самое известное его стихотворение "Перед атакой" - это сочетание романтики высоких чувств с неприглаженными подробностями фронтовой жизни. Подобный подход к теме войны привел к восторженной оценке на Первом Всесоюзном совещании молодых писателей (1947) и одновременно - к упрекам официальной критики в "дегероизации", "чрезмерной" сосредоточенности на недавнем военном прошлом.В конце 1940-х - в начале 1950-х много ездит - от Закарпатья до Тувы, пишет стихи о путешествиях, поэму "Дальний гарнизон", но главным в жизни и поэзии остается пережитая им Большая война.Одно из последних стихотворений: "Я пришел в шинели жестко-серой..." - новый взлет поэзии Гудзенко.Круг общения: Левитанский Ю.Д., Кардин Э.В. Источник: Русская культура XX века.


	

ПЕРЕД АТАКОЙ

     Когда на смерть идут,- поют,
     а перед этим можно плакать.
     Ведь самый страшный час в бою -
     час ожидания атаки.
     Снег минами изрыт вокруг
     и почернел от пыли минной.
     Разрыв - и умирает друг.
     И, значит, смерть проходит мимо.
     Сейчас настанет мой черед,
     За мной одним идет охота.
     Ракеты просит небосвод
     и вмерзшая в снега пехота.
     Мне кажется, что я магнит,
     что я притягиваю мины.
     Разрыв - и лейтенант хрипит.
     И смерть опять проходит мимо.
     Но мы уже не в силах ждать.
     И нас ведет через траншеи
     окоченевшая вражда,
     штыком дырявящая шеи.
     Бой был коротким.
                     А потом
     глушили водку ледяную,
     и выковыривал ножом
     из-под ногтей я кровь
                     чужую.
*************

	

МОЕ ПОКОЛЕНИЕ

     Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
     Мы пред нашим комбатом, как пред господом богом, чисты.
     На живых порыжели от крови и глины шинели,
     на могилах у мертвых расцвели голубые цветы.
     Расцвели и опали... Проходит четвертая осень.
     Наши матери плачут, и ровесницы молча грустят.
     Мы не знали любви, не изведали счастья ремесел,
     нам досталась на долю нелегкая участь солдат.
     У погодков моих ни стихов, ни любви, ни покоя -
     только сила и зависть. А когда мы вернемся с войны,
     все долюбим сполна и напишем, ровесник, такое,
     что отцами-солдатами будут гордится сыны.
     Ну, а кто не вернется? Кому долюбить не придется?
     Ну, а кто в сорок первом первою пулей сражен?
     Зарыдает ровесница, мать на пороге забьется,-
     у погодков моих ни стихов, ни покоя, ни жен.
     Кто вернется - долюбит? Нет! Сердца на это не хватит,
     и не надо погибшим, чтоб живые любили за них.
     Нет мужчины в семье - нет детей, нет хозяина в хате.
     Разве горю такому помогут рыданья живых?
     Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
     Кто в атаку ходил, кто делился последним куском,
     Тот поймет эту правду,- она к нам в окопы и щели
     приходила поспорить ворчливым, охрипшим баском.
     Пусть живые запомнят, и пусть поколения знают
     эту взятую с боем суровую правду солдат.
     И твои костыли, и смертельная рана сквозная,
     и могилы над Волгой, где тысячи юных лежат,-
     это наша судьба, это с ней мы ругались и пели,
     подымались в атаку и рвали над Бугом мосты.
     ...Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели,
     Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты.
     А когда мы вернемся,- а мы возвратимся с победой,
     все, как черти, упрямы, как люди, живучи и злы,-
     пусть нами пива наварят и мяса нажарят к обеду,
     чтоб на ножках дубовых повсюду ломились столы.
     Мы поклонимся в ноги родным исстрадавшимся людям,
     матерей расцелуем и подруг, что дождались, любя.
     Вот когда мы вернемся и победу штыками добудем -
     все долюбим, ровесник, и работу найдем для себя.
     (60 лет советской поэзии.
     Собрание стихов в четырех томах.
     Москва, "Художественная Литература", 1977)

          x x x

     Я в гарнизонном клубе за Карпатами
     читал об отступлении, читал
     о том, как над убитыми солдатами
     не ангел смерти, а комбат рыдал.
     И слушали меня, как только слушают
     друг друга люди взвода одного.
     И я почувствовал, как между душами
     сверкнула искра слова моего.
     У каждого поэта есть провинция.
     Она ему ошибки и грехи,
     все мелкие обиды и провинности
     прощает за правдивые стихи.
     И у меня есть тоже неизменная,
     на карту не внесенная, одна,
     суровая моя и откровенная,
     далекая провинция - Война...
     (Семен Гудзенко. Стихотворения. Москва, "Современник", 1985.)
          x x x
     Я был пехотой в поле чистом,
     в грязи окопной и в огне.
     Я стал армейским журналистом
     в последний год на той войне.
     Но если снова воевать...
     Таков уже закон:
     пускай меня пошлют опять
     в стрелковый батальон.
     Быть под началом у старшин
     хотя бы треть пути,
     потом могу я с тех вершин
     в поэзию сойти.
     Действующая армия, 1943-1944
     (Семен Гудзенко. Стихотворения.
     Москва, "Современник", 1985.)

****************

Могила пилота (Семён Гудзенко)

 

Осколки голубого сплава
Валяются в сухом песке.
Здесь всё:
и боевая слава
И струйка крови на виске...
Из боя выходила рота,
Мы шли на отдых, в тишину
И над могилою пилота
Почувствовали всю войну.
Всю.
От окопов и до тыла,
Ревущую, как ястребок.
И отдых сделался постылым
И неуютным городок.
Мы умираем очень просто,
По нас оркестры не звенят.
Пусть так у взорванного моста
Найдут товарищи меня.


********************

Я был пехотой в поле чистом,
в грязи окопной и в огне.
Я стал армейским журналистом
в последний год на той войне.
Но если снова воевать...
Таков уже закон:
пускай меня пошлют опять
в стрелковый батальон.
Быть под началом у старшин
хотя бы треть пути,
потом могу я с тех вершин
в поэзию сойти.
*****************

ПЕРВАЯ СМЕРТЬ

Ты знаешь,

    есть в нашей солдатской судьбе
первая смерть
       однокашника, друга...
Мы ждали разведчиков в жаркой избе,
молчали
     и трубку курили по кругу.
Картошка дымилась в большом чугуне.
Я трубку набил
       и подал соседу.
Ты знаешь,
      есть заповедь на войне:
дождаться разведку
      и вместе обедать.
«Ну, как там ребята?..
           Придут ли назад?..» —
каждый из нас повторял эту фразу.
Вошел он.
      Сержанту подал автомат.
«Сережа убит...
       В голову...
            Сразу...»
И если ты
      на фронте дружил,
поймешь эту правду:
            я ждал, что войдет он,
такой,
   как в лесах Подмосковья жил,
всегда пулеметною лентой обмотан.

Я ждал его утром.
         Шумела пурга.
Он должен прийти.
            Я сварил концентраты.

Но где-то
      в глубоких
             смоленских снегах
замерзшее тело
      армейского брата.
Ты знаешь,
      есть в нашей солдатской судьбе
первая смерть...
            Говорили по кругу —
и все об одном,
         ничего о себе.
Только о мести,
            о мести
                  за друга.
***********************
Злое небо. Злое солнце. 
Злые взрывы под ногами. 
Злая тяжкая работа, 
Злые мессеры над нами. 
Злая грязная работа – 
Ни почётно, ни позорно. 
Смесью гари, крови пота… 
Остальноё иллюзорно. 
Иллюзорно. Неправдиво. 
Всё, что было. Всё, что будет. 
Все пока ещё мы живы 
В перерасплетеньи судеб. 
Чертим в небе пасторальном 
Неевклидовые грёзы, 
Перемешаны сакрально 
Их кресты и наши звезды… 
Юнкерсы ложатся чинно 
На крыло в перевороте. 
Безнадёжный вой уныло 
Возвещает смерть пехоте. 
* 
В перекрестии размыто 
Силуэт чужой мелькает, 
Пальцы жмут гашетку липко, 
Самолёт в озноб бросает… 
Изумрудная чечётка 
Режет плоскость аккуратно 
Вышивает дробно, чётко 
По дюралю смерть в присядку. 
День не ваш сегодня, парни! 
И не мой. Уж это точно… 
Пара мессершмитов тощих 
Рвёт мне бронеспинку в клочья! 
Злой плевок свинца густого. 
Сердце вскрикнуло и … стало! 
Жизнь толчками из аорты 
Вырвалась на волю ало! 
И не будет стопки с хлебом… 
И ни святости, ни скверны… 
Злое солнце… Злое небо… 
Злое лето… Сорок первый…

 


********************

 

Рубрики:  военная поэзия

Метки:  
Комментарии (0)

Алексей Абашин - Штурм Кёнигсберга

Дневник

Четверг, 15 Января 2015 г. 18:22 + в цитатник

Алексей Абашин - Штурм Кёнигсберга

Убаюкивает дождь-пономарь. 
Исповедует бойцов политрук. 
По-над городом весенняя хмарь. 
А я знаю, что сегодня умру. 
И молиться смысла, вроде бы нет: 
с поля брани полагается в рай. 
Только дал бы кто толковый совет: 
что туда с собой дозволено брать? 

Обозначит горизонты рассвет. 
Оборвётся мысли каверзной нить. 
Вспыхнут звёздочки сигнальных ракет. 
И подумается вдруг: «Будем жить!» 
Брошу тело из окопа вперёд, 
подхвачу осипшим горлом: «Ура!» 
Мне в ответку забубнит пулемёт – 
огрызается ещё немчура… 

*** 

…Не рассказывал мне дед про войну. 
Он остался в сорок пятом. А я, 
словно чью-то искупая вину, 
вижу сны о тех апрельских боях. 

* Штурм города Кёнигсберг продолжался с января по апрель 1945 года. Капитуляция была подписана 9 апреля 1945 года. Мой дед – Денисов Кузьма Яковлевич – погиб 8 апреля 1945 года при очередной, совершенно бессмысленной, атаке окружённого, уже практически стёртого с лица земли, города.
Рубрики:  военная поэзия

Метки:  
Комментарии (0)

Туроверов Николай. Товарищ

Дневник

Четверг, 04 Декабря 2014 г. 21:32 + в цитатник

Перегорит костер и перетлеет,  
  Земле нужна холодная зола.  
  Уже никто напомнить не посмеет  
  О страшных днях бессмысленного зла.  
    
  Нет, не мученьями, страданьями и кровью  
  Утратою горчайшей из утрат:  
  Мы расплатились братскою любовью  
  С тобой, мой незнакомый брат.  
    
  С тобой, мой враг, под кличкою «товарищ»,  
  Встречались мы, наверное, не раз.  
  Меня Господь спасал среди пожарищ,  
  Да и тебя Господь не там ли спас?  
    
  Обоих нас блюла рука Господня,  
  Когда, почуяв смертную тоску,  
  Я, весь в крови, ронял свои поводья,  
  А ты, в крови, склонялся на луку.  
    
  Тогда с тобой мы что-то проглядели,  
  Смотри, чтоб нам опять не проглядеть:  
  Не для того ль мы оба уцелели,  
  Чтоб вместе за отчизну умереть? 

Рубрики:  военная поэзия

Метки:  
Комментарии (0)

Нам всё равно, в какой стране Сметать народное восстанье.Николай Тураверов.

Дневник

Четверг, 04 Декабря 2014 г. 21:15 + в цитатник

Туроверов стих-не белая сирень сегодня снилась Калатея

Николай Тураверов 
Князю Н. Н. Оболенскому.
Нам всё равно, в какой стране
Сметать народное восстанье,
И нет в других, как нет во мне
Ни жалости, ни состраданья.
Вести учет: в каком году, —
Для нас ненужная обуза;
И вот, в пустыне, как в аду,
Идем на возмущенных друзов.
Семнадцативековый срок
Прошел, не торопясь, по миру;
Всё так же небо и песок
Глядят беспечно на Пальмиру,
Среди разрушенных колонн.
Но уцелевшие колонны,
Наш Иностранный легион —
Наследник римских легионов.
Рубрики:  военная поэзия

Метки:  
Комментарии (0)

Курская дуга. PR

Дневник

Суббота, 26 Июля 2014 г. 19:23 + в цитатник

Курская дуга. PR

Броня, конечно, не скорлупка,

Но раны тяжко в ней горят.

И изнутри бывает хрупка,

Когда пронзит ее снаряд.

 

Она уже не защищает,

Ее осколки, как стекло…

И ярость – боль не укрощает,

И дымом все заволокло.

 

Подбит мой друг… Кричат машины,

И, траки бешено вертя,

Мы путь прошли до половины.

Ребята! Сможем ли!? Хотя…

 

Уж больно мало нас осталось,

Но немцы тоже устают,

Им слишком дорого досталось

Все то, что им пока дают.

 

А отдаем мы жизни наши,

Стальных, живых машин тела,

И ослепляют экипажи

Лучи сверкающего зла.

 

Ну, что такое двести метров…

Секунды хода, и – уже…

И красномордый фриц фон Детлов

Приник к прицелу… мандраже

Ему, конечно же, мешает.

Наводчик! Не промажь, родной!

Даю «дорожку»! Сокрушает

Наш выстрел «Тигр» очередной.

 

За дымно-пепельной завесой

Сквозь триплекс смутно даль видна.

Да… до войны я был повесой,

Но совладать любовь могла

С моим упрямым организмом…

Я сочинял стихи, и пел.

И на свидание с фашизмом

Как, впрочем, многие – успел.

 

Там, в небе, над горящей степью,

Отнюдь не радуги мосты…

Танкистский бог… стяни же крепью

Брони растерзанной листы.

Опубликовал Серж-Пьер Дю Переваль

http://mypegasustall.ru/blog/43056852456/Kurskaya-...p;domain=mirtesen.ru&pad=1

 

Рубрики:  военная поэзия

Метки:  
Комментарии (2)

Украина воюет с Донбассом. Небеса рыдают в дожди... Ирина Быковская

Пятница, 27 Июня 2014 г. 00:01 + в цитатник
Это цитата сообщения Lenavolgina [Прочитать целиком + В свой цитатник или сообщество!]

Украина воюет с Донбассом. Небеса рыдают в дожди... Ирина Быковская

Нашла в коментах.Нет слов у меня:((( ЛВ

Третий день небеса рыдают,
Затянуло поля в дожди.
Не ходи на крылечко, мама.
Пацана своего не жди.
Шейте, женщины, черные платья.
Примеряйте к лицу седину -
Мой Донбасс захлебнулся кровью.
Украина ведет войну.
Наши дети уже не плачут,
Научились спать под обстрел.
Мужики лишь чернеют ликом
У расстрелянных братских тел.
Это наши больницы и школы
Рвут снаряды на разворот.
Террористы, сепаратисты -
Это мы, Донбасса народ.
Это в Киеве - " воля и доля",
Там "герои" и тронная речь.
Здесь Донбасс. Мы для хунты не люди.
Нас законно стрелять и жечь.
Мы не пляшем под чью-то дудку .
Не глядим в европейскую даль.
Не плюём на российского брата
И поэтому - "мы москаль".
Смерть ступает по нивам Донбасса -
Кровью сбрызнуты, не росой.
Смерть сменила свои одежды -
В вышиванке, венке и с косой.
От страны, во лжи одуревшей,
Ни пощады, ни правды не жди.
Украина воюет с Донбассом.
Небеса рыдают в дожди...

Ирина Быковская (Вязовая)
Рубрики:  военная поэзия

Метки:  
Комментарии (4)

"АХ,Война , ЧТО Ж ТЫ СДЕЛАЛА, ПОДЛАЯ ..."

Среда, 25 Июня 2014 г. 01:46 + в цитатник
Это цитата сообщения Snejka75 [Прочитать целиком + В свой цитатник или сообщество!]

"АХ, , ЧТО Ж ТЫ СДЕЛАЛА, ПОДЛАЯ ..."
 

 



z53a54325ecee9 (700x63, 32Kb)

Кристина Мащенко2 (700x466, 91Kb)
0_5f165_1e7641bd_S.jpg (150x18, 2Kb)
Ах, война, что ж ты сделала, подлая:
стали тихими наши дворы,
наши мальчики головы подняли -
повзрослели они до поры,
на пороге едва помаячили
и ушли, за солдатом - солдат ...
До свидания, мальчики!

Мальчики,
постарайтесь вернуться назад.
Вы не прячьтесь, вы будьте высокими,
не жалейте ни пуль, ни гранат.
И себя не щадите, вы!
И всё-таки
постарайтесь вернуться назад.

0_5f165_1e7641bd_S.jpg (150x18, 2Kb)
Ах, война, что ж ты, подлая, сделала:
вместо свадеб - разлуки и дым,
наши девочки платьица белые
раздарили сестрёнкам своим.
Сапоги - ну куда от них денешься?
Да зелёные крылья погон ...
Вы наплюйте на сплетников, девочки.
Мы сведём с ними счёты потом.
Пусть болтают, что верить вам не во что,
что идёте войной наугад ...
До свидания, девочки!
Девочки,
постарайтесь вернуться назад.

0_5f165_1e7641bd_S.jpg (150x18, 2Kb)
Кристина Мащенко (700x466, 69Kb)
Автор жанровых портретов:
Кристина Мащенко.


Стихотворение Булата Окуджавы
"До свидания, мальчики". 1958 г.
0_7990f_fd973b8f_L (130x43, 19Kb)


Radeia
 

 

 

Рубрики:  военная поэзия

Метки:  
Комментарии (0)

Я не делю солдат - на наших и не наших

Дневник

Четверг, 05 Июня 2014 г. 18:03 + в цитатник

Валентин Стронин
"...бежать - куда? стрелять - в кого?
скажи, господь, кем поле боя вновь разделено? "
( парадигма не объявленной властью войны, против собственного народа... )
Валентин Стронин.

Я не делю солдат - на наших и не наших,
порой, и свет бывает скорбней тьмы...
в борьбе за прибыль* олигархов гибнут наши, д е т и,
когда-то мирной, но поделенной идиотами* страны...

Развал союза*, 
кровью в сердце матери-истории был вписан,
без родины оставшихся не счесть,
и если продолжать вопросов к богу список,
на первом месте - чья, скажите, боже, смерть?

Кто право дал, делить народ - на правых и неправых?
кто право дал - стрелять в мирных людей ?
Майдан?...ОБСЕ* - рассадник европейских палачей*!? 
а США и НАТО - пусть будут прокляты 
и до скончанья своих дней,-
в аду кипят за смерти миллионов, 
убитых ими во всем мире, невинных ангелов, детей?

Хотя мы всех их поимённо знаем*,-
кто отдавал приказ стрелять...блог бастеров* героев.
и что ? простит ли их, погибшего на поле боя,
рожавшая солдат, для жизни мирной, мать?

Ещё один вопрос - 
пойду ли я на фронт, чтоб воевать ? 
друг друга, проще говоря, громить...
увы, страна давно в пламени войны горит...
вот только не кому пожар войны тушить...

Я был рожден после войны,
отец в 47 - м из ада моровой* - домой...вернулся 
(но почему-то День победы ветеранам, пораженьем* обернулся...)
родил меня и вырвал мир из тьмы!

Вот с той поры - солдат я, правды - воин!
такой уж я - Валентин Стронин.
во мне дух справедливости отца живой,-
я и сейчас, шахтер-поэт,
с тобою, побратим, на передовой...

и дай нам бог - счастливой доли,
кто Украину - всем существом своим, -
не разрушал, а строил !

ПАРАДИГМА
(от греч. — пример, образец), 1) понятие, используемое в антич. и ср.-век. философии для характеристики взаимоотношения духовного и реального мира

5 июня 2014 гола 12 - 20 , 12 - 34, 13 - 01

г. Антрацит - ЛНР - Украина.


© Copyright: Валентин Стронин, 2014
Свидетельство о публикации №214060501048
http://www.stihi.ru/2014/06/05/5743
Рубрики:  военная поэзия

Метки:  
Комментарии (0)

ЭСТАФЕТА ПАМЯТИ. Александр Твардовский

Дневник

Суббота, 10 Мая 2014 г. 20:12 + в цитатник

ЭСТАФЕТА ПАМЯТИ. Александр Твардовский

Портрет Твардовского 1943 года.

Стихи, из самых моих любимых,  написаны в 1966, за пять лет до смерти поэта.

Прочитаны десятки раз, несмотря на хрестоматийность, свежие и пронзительные.

Если бы так писать.

***

Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В то, что они - кто старше, кто моложе -
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь,-
Речь не о том, но все же, все же, все же...

http://poetry.mirtesen.ru/blog/43147754168/ESTAFET...p;utm_medium=page_58&pad=1

Рубрики:  военная поэзия

Метки:  
Комментарии (2)

ЭСТАФЕТА ПАМЯТИ. Семен Гудзенко. Моё поколение

Дневник

Суббота, 10 Мая 2014 г. 20:10 + в цитатник

ЭСТАФЕТА ПАМЯТИ. Семен Гудзенко. Моё поколение

А это - классика военной поэзии.

Поэтическое наследие Семена Гудзенко невелико.

Поэт-фронтовик Гудзенко умер в 1953 году, не дожив до 31 года, от последствий тяжелейших ранений.

Но им созданы величайшие образцы "окопной" лирики.

 

 

     Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
     Мы пред нашим комбатом, как пред господом богом, чисты.
     На живых порыжели от крови и глины шинели,
     на могилах у мертвых расцвели голубые цветы.

     Расцвели и опали... Проходит четвертая осень.
     Наши матери плачут, и ровесницы молча грустят.
     Мы не знали любви, не изведали счастья ремесел,
     нам досталась на долю нелегкая участь солдат.

     У погодков моих ни стихов, ни любви, ни покоя -
     только сила и зависть. А когда мы вернемся с войны,
     все долюбим сполна и напишем, ровесник, такое,
     что отцами-солдатами будут гордиться сыны.

     Ну, а кто не вернется? Кому долюбить не придется?
     Ну, а кто в сорок первом первою пулей сражен?
     Зарыдает ровесница, мать на пороге забьется,-
     у погодков моих ни стихов, ни покоя, ни жен.

     Кто вернется - долюбит? Нет! Сердца на это не хватит,
     и не надо погибшим, чтоб живые любили за них.
     Нет мужчины в семье - нет детей, нет хозяина в хате.
     Разве горю такому помогут рыданья живых?

     Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
     Кто в атаку ходил, кто делился последним куском,
     Тот поймет эту правду,- она к нам в окопы и щели
     приходила поспорить ворчливым, охрипшим баском.

     Пусть живые запомнят, и пусть поколения знают
     эту взятую с боем суровую правду солдат.
     И твои костыли, и смертельная рана сквозная,
     и могилы над Волгой, где тысячи юных лежат,-
     это наша судьба, это с ней мы ругались и пели,
     подымались в атаку и рвали над Бугом мосты.

     ...Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели,
     Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты.

     А когда мы вернемся,- а мы возвратимся с победой,
     все, как черти, упрямы, как люди, живучи и злы,-
     пусть нами пива наварят и мяса нажарят к обеду,
     чтоб на ножках дубовых повсюду ломились столы.

     Мы поклонимся в ноги родным исстрадавшимся людям,
     матерей расцелуем и подруг, что дождались, любя.
     Вот когда мы вернемся и победу штыками добудем -
     все долюбим, ровесник, и работу найдем для себя.

 http://poetry.mirtesen.ru/blog/43473239321/ESTAFET...p;utm_medium=page_52&pad=1

Рубрики:  военная поэзия

Метки:  
Комментарии (4)

К выносу знамени встать!Михаил Матусовский

Дневник

Пятница, 09 Мая 2014 г. 20:45 + в цитатник

Слово знакомой команды слышу сегодня опять.

Вносится знамя победы - "К выносу знамени - встать!"

Встать перед теми, кто падал грудью на лающий дот

Кто из трясин Новгородских к нам никогда не придёт.

Кто на речных переправах шел, словно камень, ко дну,

Кто на века безымянный сгинул в фашистском плену.

Кто согревался дыханьем в стужу блокадных ночей.

Кто улетел вместе с дымом из бухенвальдских печей.

Кто перехватывал сходу Корсунь- Шевченковский шлях.

Кто подрывался на минах, смертью набитых полях.

Кто, ослеплённый ракетой вдруг поподал под обстрел.

Кто в умирающем танке вместе с бронёю горел.

Кто зарывался в траншеи, землю ногтями скребя,

Шквальный огонь "фердинандов", как бы приняв на себя.

Кто ради правого дела сердце отдать был готов.

Кто под под машины ложился вместо понтонных мостов.

Кто за родные пределы гнал чужеземную рать.

Вносится знамя Победы-

                                   К выносу знамени - встать!

 Знамя Победы

Рубрики:  военная поэзия

Метки:  
Комментарии (2)

Стихи о войне В.С. Высоцкого

Дневник

Пятница, 09 Мая 2014 г. 19:51 + в цитатник
Он не вернулся из боя.
 Почему все не так? Вроде - все как всегда:
То же небо - опять голубое,
Тот же лес, тот же воздух и та же вода...
Только - он не вернулся из боя.
Стихи о войне В.С. Высоцкого
Мне теперь не понять, кто же прав был из нас
В наших спорах без сна и покоя.
Мне не стало хватать его только сейчас -
Когда он не вернулся из боя.
Стихи о войне В.С. Высоцкого
Он молчал невпопад и не в такт подпевал,
Он всегда говорил про другое,
Он мне спать не давал, он с восходом вставал, -
А вчера не вернулся из боя.
Читать далее...
Рубрики:  военная поэзия

Метки:  
Комментарии (7)

К Дню Победы

Дневник

Четверг, 08 Мая 2014 г. 23:41 + в цитатник

К Дню Победы

По статистике День Победы (День Воинской Славы России)- самый почитаемый праздник для россиянина, наряду с Новым годом и личным Днем рождения.

Все дальше уходит от нас 9 мая 1945 года, но мы по-прежнему помним, какой ценой досталась нашим отцам и дедам тот день и каждый год отмечаем этот прекрасный и трагичный праздник вместе с ветеранами. 

К Дню Победы

Дом бойца

Александр Твардовский
***
Столько было за спиною
Городов, местечек, сел,
Что в село свое родное
Не заметил, как вошел.
***
Не один вошел - со взводом,
Не по улице прямой -
Под огнем, по огородам
Добирается домой...
***
Кто подумал бы когда-то,
Что достанется бойцу
С заряженною гранатой
К своему ползти крыльцу?
***
А мечтал он, может статься,
Подойти путем другим,
У окошка постучаться
Жданным гостем, дорогим.
***
На крылечке том с усмешкой
Притаиться, замереть.
Вот жена впотьмах от спешки
Дверь не может отпереть.
***
Видно знает, знает, знает,
Кто тут ждет за косяком...
"Что ж ты, милая, родная,
Выбегаешь босиком?.."
***
И слова, и смех, и слезы -
Все в одно сольется тут.
И к губам, сухим с мороза,
Губы теплые прильнут.
***
Дети кинутся, обнимут...
Младший здорово подрос...
Нет, не так тебе, родимый,
Заявиться довелось.
***
Повернулись по-иному
Все надежды, все дела.
На войну ушел из дому,
А война и в дом пришла.
***
Смерть свистит над головами,
Снег снарядами изрыт.
И жена в холодной яме
Где-нибудь с детьми сидит.
***
И твоя родная хата,
Где ты жил не первый год,
Под огнем из автоматов
В борозденках держит взвод.
***
- До какого ж это срока,-
Говорит боец друзьям,-
Поворачиваться боком
Да лежать, да мерзнуть нам?
***
Это я здесь виноватый,
Хата все-таки моя.
А поэтому, ребята,-
Говорит он,- дайте я...
***
И к своей избе хозяин,
По-хозяйски строг, суров,
За сугробом подползает
Вдоль плетня и клетки дров.
***
И лежат, следят ребята:
Вот он снег отгреб рукой,
Вот привстал. В окно - граната,
И гремит разрыв глухой...
***
И неспешно, деловито
Встал хозяин, вытер пот...
Сизый дым в окне разбитом,
И свободен путь вперед.
***
Затянул ремень потуже,
Отряхнулся над стеной,
Заглянул в окно снаружи -
И к своим:- Давай за мной...
***
А когда селенье взяли,
К командиру поскорей:
- Так и так. Теперь нельзя ли
Повидать жену, детей?..
***
Лейтенант, его ровесник,
Воду пьет из котелка.
- Что ж, поскольку житель местный...-
И мигнул ему слегка.-
***
Но гляди, справляйся срочно,
Тут походу не конец.-
И с улыбкой:- Это точно,-
Отвечал ему боец...
1942 

К Дню Победы

Хатынь

Александр Вертинский
***
Хатынь!
Хатынь!
Хатынь!
Я слышу,
как набатом боль стучится.
Мороз по коже.
Стой!
Замри!
Застынь!
И как же это всё могло случиться?!
Живыми уходили в мир иной...
Людей безвинных жгли с домами вместе.
И объяснить всё это лишь войной
***
Я не могу, когда стою на месте,
Где каждый сантиметр земли вопит
От горя и от боли нестерпимой, -
Он кровью человеческой полит...
***
Кто будет там, не проходите мимо!
Постойте, скорбно голову склонив,
Послушайте, как ветер плачет...
Стонет! В краю лесов и плодородных нив
***
Колокола звонят... Их эхо тонет
В высоком поднебесье.
Стой!
Застынь!
Перед тобой -
Хатынь!
***

Читать далее...
Рубрики:  военная поэзия

Метки:  
Комментарии (0)

Лейтенант

Дневник

Вторник, 29 Апреля 2014 г. 15:42 + в цитатник

Он сидел и качался,как маятник,
Безучастен был ко всему.
Потому, что остался теперь один
И не нужен стал никому.


Под бомбежку попала деревня,
Он сидел там, где был его дом.
И война "отлетела" мгновенно,
Он не думал уже ни о чем.


Так сидел он вторые сутки
Там, где дочки и где жена,
А во фляжке ни капли водки
И звенящая тишина


По плечу: "Лейтенант, поднимайтесь!
Что поделать, такие дела...
Рота ждет, вот приказ! Собирайтесь!"
Это просто была война.


http://russlav.ru/pict/velikaya-otechestvennaya-voyna-7.jpg

http://mypegasustall.ru/blog/43566392117/Leytenant...p;utm_medium=page_20&pad=1

Рубрики:  военная поэзия

Метки:  
Комментарии (0)

Баллада о скрипаче и скрипке

Вторник, 01 Апреля 2014 г. 20:52 + в цитатник
Это цитата сообщения Marina_Margo [Прочитать целиком + В свой цитатник или сообщество!]

Баллада о скрипаче и скрипке

Сменив и тишину
На фронтовую обстановку,
Попала скрипка на войну,
В одну компанию с винтовкой.

Владелец взял ее с собой,
Не в силах разлучиться с нею,
В огонь и дым передовой,
В залитые водой траншеи.

И между схватками,когда
Война давала передышку,
Касался струн скрипач-солдат
И волновался, как мальчишка.

(Художник: Касаткин Николай Алексеевич - "Песня Родины. Солдат-скрипач")

Читать далее...
Рубрики:  военная поэзия

Метки:  
Комментарии (4)

22 июня, ровно в 4 часа...

Дневник

Четверг, 27 Февраля 2014 г. 21:18 + в цитатник

Мне снится война...


Мне снится война, словно ролик кино
Вмонтирован намертво в память.
Мне снится война…
накрывает волной…
Осколки из прошлого – ранят.

Я помню жестокую ярость боёв,
Где ненависть, страх – неразрывны.
Густые спирали элекрошипов
Я помню, очнувшись от взрыва…

Цветущий июнь…
я по кромке ручья
Бегу с безнадежной надеждой,
Мокра полосатая ветошь моя,
И сердце – стежками-мережкой.

Уставшие ноги не в силах держать,
Тогда, 
ощутив неизбежность,
Свой бег прекращаю,
стою чуть дыша:
Запомнить июньскую нежность…

Замедленны кадры:
мгновения сна –
Вся жизнь.
От неё не отречься.
Зачем же стреляют?!
… плывут небеса…
Я падаю в синюю Вечность…

Откуда во мне эта память саднит,
Как будто была я солдатом
Жестокой, кровавой, Священной войны?..
Спасибо за жизнь
вам, солдаты!


Сюжет стиха реальный. С детства регулярно снился этот эпизод. Стихи стала писать в зрелом возрасте, но лет восемь не получалось воплотить сон в стихотворение. А потом стих явился сразу, и сон больше не снился.
 Алла Зенина 

Рубрики:  военная поэзия

Метки:  

Крест на льдине

Дневник

Воскресенье, 26 Января 2014 г. 16:58 + в цитатник

Был год сорок второй,
Меня шатало
От голода,
От горя,
От тоски.
Но шла весна —
Ей было горя мало
До этих бед.

Разбитый на куски,
Как рафинад сырой и ноздреватый,
Под голубой Литейного пролет,
Размеренно раскачивая латы,
Шел по Неве с Дороги жизни лед.

И где-то там
Невы посередине,
Я увидал с Литейного моста
На медленно качающейся льдине —
Отчетливо
Подобие креста.

А льдинка подплывала,
За быками
Перед мостом замедлила разбег.
Крестообразно,
В стороны руками,
Был в эту льдину впаян человек.

Нет, не солдат, убитый под Дубровкой
На окаянном «Невском пятачке»,
А мальчик,
По-мальчишески неловкий,
В ремесленном кургузном пиджачке.

Как он погиб на Ладоге,
Не знаю.
Был пулей сбит или замерз в метель.

...По всем морям,
Подтаявшая с краю,
Плывет его хрустальная постель.

Плывет под блеском всех ночных созвездий,
Как в колыбели,
На седой волне.

...Я видел мир,
Я полземли изъездил,
И время душу раскрывало мне.

Смеялись дети в Лондоне.
Плясали
В Антафагасте школьники.
А он
Все плыл и плыл в неведомые дали,
Как тихий стон
Сквозь материнский сон.

Землятресенья встряхивали суши.
Вулканы притормаживали пыл.
Ревели бомбы.
И немели души.
А он в хрустальной колыбели плыл.

Моей душе покоя больше нету.
Всегда,
Везде,
Во сне и наяву,
Пока я жив,
Я с ним плыву по свету,
Сквозь память человечеству плыву.
1966, Москва
М Дудин
 

 

Рубрики:  военная поэзия

Метки:  

Товарищ,встань,послушай,вспомни,вздрогни.

Дневник

Воскресенье, 26 Января 2014 г. 16:54 + в цитатник

Товарищ, встань, послушай, вспомни, вздрогни. 
Ведь ровно семь десятков лет назад 
По Ладоге ледовая дорога
Пробита в осажденный Ленинград.

Дорога жизни узким коридором
Протянута по Ладожскому льду.
Она спасала наш любимый город
В том страшном и чудовищном аду.

Враги ее обстреливали с неба,
Но сквозь метель и сквозь бомбежек град
По ней машины шли с насущным хлебом
И день,и ночь в блокадный Ленинград.

А город наш ,израненный, голодный,
Не сдавшийся проклятому врагу,
Как ждал он этот хлеб в цехах холодных
Под артобстрелом в лютую пургу!

Дорога жизни, Ладога родная,
О, скОльких ты тогда смогла спасти!
Для наших дедов ,бабушек ,я знаю,
Священней места в мире не найти!

Я пред тобой стою, склонив колени,
Стою и вдаль задумчиво смотрю.
От всех послевоенных поколений,
Как Бога, я тебя благодарю.

И знаю: до сих пор ночами снится
Всем, выжившим в блокадном том аду,
Поток машин ,бессонной вереницей
Везущий хлеб по Ладожскому льду…


© Copyright: Наталья Смирнова 5, 2011
Свидетельство о публикации №111112000046 

 

Рубрики:  военная поэзия

Метки:  

Вертится фокстрот П.Тодоровский

Дневник

Четверг, 07 Ноября 2013 г. 16:12 + в цитатник

Городок провинциальный, 
Летняя жара. 
На площадке танцевальной 
Музыка с утра. 
Рио-рита, рио-рита - 
Вертится фокстрот. 
На площадке танцевальной 
Сорок первый год. 

Ничего, что немцы в Польше, -- 
Но сильна страна: 
Через месяц - и не больше - 
Кончится война. 
Рио-рита, рио-рита - 
Вертится фокстрот. 
На площадке танцевальной 
Сорок первый год. 

Городок провинциальный, 
Летняя жара. 
На площадке танцевальной 
Музыка с утра. 
Рио-рита, рио-рита , 
Соло на трубе. 
Шевелюра не обрита, 
Ноги при себе. 

Ничего, что немцы в Польше, -- 
Но сильна страна: 
Через месяц - и не больше - 
Кончится война. 
Рио-рита, рио-рита - 
Вертится фокстрот. 
На площадке танцевальной 
Сорок первый год. 

Рубрики:  военная поэзия

Метки:  

Светлокосый солдат.

Пятница, 25 Октября 2013 г. 17:00 + в цитатник
Это цитата сообщения Elena_ARVIK [Прочитать целиком + В свой цитатник или сообщество!]

Светлокосый солдат.




Девушкам, героиням Великой Отечественной войны посвящается.

Зинка

Мы легли у разбитой ели.
Ждем, когда же начнет светлеть.
Под шинелью вдвоем теплее
На продрогшей, сырой земле.

- Знаешь, Юлька, я - против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Дома, в яблочном захолустье,
Мама, мамка моя живет.

У тебя есть друзья, любимый,
У меня - лишь она одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
За порогом бурлит весна.

Старой кажется: каждый кустик
Беспокойную дочку ждет...
Знаешь, Юлька, я - против грусти,
Но сегодня она не в счет.

Отогрелись мы еле-еле.
Вдруг приказ: "Выступать вперед!"
Снова рядом, в сырой шинели
Светлокосый солдат идет.

С каждым днем становилось горше.
Шли без митингов и знамен.
В окруженье попал под Оршей
Наш потрепанный батальон.

Зинка нас повела в атаку.
Мы пробились по черной ржи,
По воронкам и буеракам
Через смертные рубежи.

Мы не ждали посмертной славы.-
Мы хотели со славой жить.
...Почему же в бинтах кровавых
Светлокосый солдат лежит?

Ее тело своей шинелью
Укрывала я, зубы сжав...
Белорусские ветры пели
О рязанских глухих садах.

- Знаешь, Зинка, я против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Где-то, в яблочном захолустье,
Мама, мамка твоя живет.

У меня есть друзья, любимый,
У нее ты была одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
За порогом стоит весна.

И старушка в цветастом платье
У иконы свечу зажгла.
...Я не знаю, как написать ей,
Чтоб тебя она не ждала?!

Эти стихи Юлия Друнина посвятила светлой памяти своей однополчанки —
Героя Советского Союза Зины Самсоновой.

Зина С (300x432, 32Kb)

Читать далее...
Рубрики:  военная поэзия

Метки:  

Вошь

Дневник

Воскресенье, 13 Октября 2013 г. 17:28 + в цитатник
Ольга Киевская  

Вошь 
Верещагин В.В. - Апофеоз войны. 

Вошь

Я вспомнила сегодня о солдатах,
Что не в бою, не на передовой –
Бесславно пали где-то в медсанбатах,
Униженно сражённые тобой.

Военных лет окопная подруга,
Ты под кромешным выжила огнём:
И кровью набивала брюхо туго,
И под солдатским лопалась ногтём.

Ты не боялась дыма злой махорки,
Ядрёна вошь, ты – лихолетья знак!
Тифозной брошью липла к гимнастёрке,
Среди служивых сеяла сыпняк.

Когда б не ты, они б сражались стойко.
Пасть смертью храбрых каждый был бы рад,
А вот за смерть в инфекционной койке
Не полагалось воинских наград.

Жаль, были подлым, будничным укусом
Герои битв грядущих сражены…
Во все века кровь воинов со вкусом
Лакало Насекомое Войны.

Рубрики:  военная поэзия

Метки:  

Я погиб на войне

Дневник

Вторник, 03 Сентября 2013 г. 00:24 + в цитатник
Я погиб на войне 
Весь в простреленных ранах
Растворившись на дне
В стограммовых стаканах

Я погиб на войне и себя
Этим спас
Я погиб в той войне
Чтоб родиться сейчас.



На бетонной ПЛИТЕ
Навсегда в девятнадцать...

Рубрики:  военная поэзия

Метки:  

Просто о детях войны

Дневник

Вторник, 03 Сентября 2013 г. 00:22 + в цитатник

От голода не мог и плакать громко, 
Ты этого не помнишь ничего, 
Полуживым нашли тебя в обломках 
Девчата из дружины ПВО. 
И кто-то крикнул: «Девочки, возьмёмте!» 
И кто-то поднял бережно с земли. 
Вложили в руку хлеба чёрствый ломтик, 
Закутали и в роту принесли. 
Чуть поворчав на выдумку такую, 
Их командир, хоть был он очень строг, 
Тебя вписал солдатом в строевую, 
Как говорят, на котловой паёк. 
А девушки, придя со смены прямо, 
Садились, окружив твою кровать, 
И ты вновь обретённым словом «мама» 
Ещё не знал, кого из них назвать.

Рубрики:  военная поэзия

Метки:  

БАЛЛАДА О БЕЗ ВЕСТИ ПРОПАВШЕМ

Дневник

Вторник, 03 Сентября 2013 г. 00:20 + в цитатник

Меня нашли в четверг на минном поле, 
в глазах разбилось небо, как стекло. 
И все, чему меня учили в школе, 
в соседнюю воронку утекло. 

Друзья мои по роте и по взводу 
ушли назад, оставив рубежи, 
и похоронная команда на подводу 
меня забыла в среду положить. 

И я лежал и пушек не пугался, 
напуганный до смерти всей войной. 
И подошел ко мне какой-то гансик 
и наклонился тихо надо мной. 

И обомлел недавний гитлер-югенд, 
узнав в моем лице свое лицо, 
и удивленно плакал он, напуган 
моей или своей судьбы концом. 

О жизни не имея и понятья, 
о смерти рассуждая, как старик, 
он бормотал молитвы ли, проклятья, 
но я не понимал его язык. 

И чтоб не видеть глаз моих незрячих, 
в земле немецкой мой недавний враг 
он закопал меня, немецкий мальчик. 
От смерти думал откупиться так. 

А через день, когда вернулись наши, 
убитый Ганс в обочине лежал. 
Мой друг сказал:"Как он похож на Сашку... 
Теперь уж не найдешь его... А жаль." 

И я лежу уже десятилетья 
в земле чужой, я к этому привык. 
И слышу: надо мной играют дети, 
но я не понимаю их язык. 

1978
А. Дольский

Рубрики:  военная поэзия

Метки:  

Луиджи и Мокрина

Дневник

Вторник, 16 Июля 2013 г. 00:06 + в цитатник

Концлагерь, смерть... Войны гроза
Ее коснулась яростным огнем.
Но видит девушка его глаза
и вечерами думает о нем.

Концлагерь, смерть, нагаек свист,
Работа, униженья без конца...
Но нежен взгляд его, лучист и чист,
Когда глядит он девушке в глаза.

Год сорок третий годом встречи стал,
Началом грустной пламенной любви.
Как краток встречи миг, он пару слов сказал:
- Держись, не бойся и живи!

Тот парень в лагерь из Италии попал.
В ее мечтах и думах Украина...
Как краток встречи миг, как мал!
- Луиджи я! Как звать тебя? - Мокрина!

Концлагерь, смерть... Как коротки их встречи,
Горячий шепот и слеза с горчинкой...
Canzone* страстной итальянской речи
Сплеталась с песней речи украинской...

Свобода! Сорок пятый! Оба живы!
Вернутся вместе жить на Украину!
-Ты итальянец? Ждут тебя оливы!
Мокрина ж не поедет на чужбину!

И расставанья неприятный миг
Тянулся годы, годы, без конца...
Морщинит время прежде юный лик,
Тревожат мысли и болят сердца:

- Вдали любовь моя, его я не увижу.
Как ты живешь, скажи, Луиджи?!
- Как далека, огромна Украина...
Где ты живешь, скажи, Мокрина?!

Телеэфир... Хоть долгожданна встреча
Лет через шестьдесят - горит горчинкой...
Canzone страстной итальянской речи
Сплелась вновь с песней речи украинской...

http://ivona.bigmir.net/psihologia/relate/relation...vi-k-9-maja--Luidzhi-i-Mokrina

Рубрики:  военная поэзия

Метки:  

1 января 1941 года Ярослав Смеляков

Дневник

Суббота, 06 Июля 2013 г. 01:23 + в цитатник
Так повелось, что в серебре метели,
в глухой тиши декабрьских вечеров,
оставив лес, идут степенно ели
к далеким окнам шумных городов.

И, веселясь, торгуют горожане
для украшенья жительниц лесных
базарных нитей тонкое сиянье
и грубый блеск игрушек расписных.

Откроем дверь: пусть в комнаты сегодня
в своих расшитых валенках войдет,
осыпан хвоей елки новогодней,
звеня шарами, сорок первый год.

Мы все готовы к долгожданной встрече:
в торжественной минутной тишине
покоем дышат пламенные печи,
в ладонях елок пламенеют свечи,
и пляшет пламень в искристом вине.

В преддверье сорок первого, вначале
мы оценить прошедшее должны.
Мои товарищи сороковой встречали
не за столом, не в освещенном зале —
в жестоком дыме северной войны.

Стихали орудийные раскаты,
и слушал затемненный Ленинград,
как чокались гранаты о гранату,
штыки о штык, приклады о приклад.

Мы не забудем и не забывали,
что батальоны наши наступали,
неудержимо двигаясь вперед,
как наступает легкий час рассвета,
как после вьюги наступает лето,
как наступает сорок первый год.

Прославлен день тот самым громким словом,
когда, разбив тюремные оковы,
к нам сыновья Прибалтики пришли.
Мы рядом шли на празднестве осеннем,
и я увидел в этом единенье
прообраз единения земли.

Еще за то добром помянем старый,
что он засыпал длинные амбары
шумящим хлебом осени своей
и отковал своей рукою спорой
для красной авиации — моторы,
орудия — для красных батарей.

Мы ждем гостей — пожалуйте учиться!
Но если ночью воющая птица
с подарком прилетит пороховым —
сотрем врага. И это так же верно,
как то, что мы вступили в сорок первый
и предыдущий был сороковым.

1941

Рубрики:  военная поэзия

Метки:  

Война меня кормила из помойки

Дневник

Пятница, 21 Июня 2013 г. 14:47 + в цитатник

Война меня кормила из помойки:
пороешься и что-нибудь найдешь.
Как серенькая мышка-землеройка,
как некогда пронырливый Гаврош...
Зелененький сухарик, корка сыра,
консервных банок пряный аромат.
В штанах колени, вставленные в дыры,
как стоп-сигналы красные горят.
И бешеные пульки, вместо пташек,
чирикают по-своему... И дым,
как будто знамя молодости нашей,
встает над горизонтом золотым...
Глеб Горбовский

Рубрики:  военная поэзия

Метки:  

ЮННА МОРИЦ В О Е Н Н О Е И С К У С С Т В О

Пятница, 21 Июня 2013 г. 14:45 + в цитатник
Это цитата сообщения S-emiramidus-11 [Прочитать целиком + В свой цитатник или сообщество!]

ЮННА МОРИЦ


В О Е Н Н О Е И С К У С С Т В О

Да что вы знаете про нервную нагрузку?..
Противогаз. Воздушная тревога.
Бомбоубежище. Сосёт младенец блузку,
Нет молока, но в блузке есть немного.

Бинты кончаются. Кончаются носилки.
Наркоз для раненых – бутылки русской водки.
Особо ценятся окурки и обмылки,
А также ватники и толстые подмётки.

Мы отступаем, но за нами – Чувство Дома,
И страшной силой обладает это чувство,
Оно и есть военное искусство!
А без него – страна пылает, как солома.

Я в первом классе, шьём кисеты для махорки,
Они на фронте приближают час победный.
Победа курит, нет в её подкорке
Сейчасных надписей про табачок зловредный.

Победа курит, не давая спуску
Жестокой битве дьявола и Бога.
Бомбоубежище. Сосёт младенец блузку,
Нет молока, но в блузке есть немного.

Мы победим, за нами – Чувство Дома,
И страшной силой обладает это чувство,
Оно и есть военное искусство!
А без него – страна пылает, как солома.

…Без Чувства Дома – нет Победы, есть убийство.

на оф.сайте Ю.М.
Рубрики:  военная поэзия

Метки:  

СТИХИ ИЗ ПЛАНШЕТА ГВАРДИИ ЛЕЙТЕНАНТА ИОНА ДЕГЕНА

Дневник

Суббота, 11 Мая 2013 г. 01:28 + в цитатник

НАЧАЛО

     Девятый класс окончен лишь вчера.
     Окончу ли когда-нибудь десятый?
     Каникулы - счастливая пора.
     И вдруг - траншея, карабин, гранаты,

     И над рекой до тла сгоревший дом,
     Сосед по парте навсегда потерян.
     Я путаюсь беспомощно во всем,
     Что невозможно школьной меркой мерить.

     До самой смерти буду вспоминать:
     Лежали блики на изломах мела,
     Как новенькая школьная тетрадь,
     Над полем боя небо голубело,

     Окоп мой под цветущей бузиной,
     Стрижей пискливых пролетела стайка,
     И облако сверкало белизной,
     Совсем как без чернил "невыливайка".

     Но пальцем с фиолетовым пятном,
     Следом диктантов и работ контрольных,
     Нажав крючок, подумал я о том,
     Что начинаю счет уже не школьный.

Июль 1941 г.

РУСУДАН


Мне не забыть точеные черты
И робость полудетских прикасаний
И голос твой, когда читаешь ты
Самозабвенно "Вепхнис тхеосани".*

Твоя рука дрожит в моей руке.
В твоих глазах тревога: не шучу ли.
А над горами где-то вдалеке
Гортанное трепещет креманчули.

О, если бы поверить ты могла,
Как уходить я не хочу отсюда,
Где в эвкалиптах дремлют облака,
Где так тепло меня встречают люди.

Да, это правда, не зовут меня,
Но шарит луч в ночном батумском небе,
И тяжкими кувалдами гремя,
Готовят бронепоезд в Натанеби.

И если в мандариновом саду
Я вдруг тебе кажусь чужим и строгим,
Пойми,
Ведь я опять на фронт уйду.
Я должен,
Чемо геноцвали гого**.

Не обещаю, что когда-нибудь...
Мне лгать ни честь ни сердце не велели.
Ты лучше просто паренька забудь,
Влюбленного в тебя. И в Руставели.

Весна 1942 г.


ОСВЕТИТЕЛЬНАЯ РАКЕТА


Из проклятой немецкой траншеи
слепящим огнем
Вдруг ракета рванулась.
И замерла, сжалась нейтралка.
Звезды разом погасли.
И стали виднее, чем днем,
Опаленные ветви дубов
и за нами ничейная балка.
Подлый страх продавил моим телом
гранитный бугор.
Как ракета, горела во мне
негасимая ярость.
Никогда еще так
не хотелось убить мне того,
Кто для темного дела повесил
такую вот яркость.

Июль 1942 г.





ЖАЖДА


Воздух - крутой кипяток.
В глазах огневые круги.
Воды последний глоток
Я отдал сегодня другу.
А друг все равно...
И сейчас
Меня сожаление мучит:
Глотком тем его не спас.
Себе бы оставить лучше.
Но если сожжет меня зной
И пуля меня окровавит,
Товарищ полуживой
Плечо мне свое подставит.
Я выплюнул горькую пыль,
Скребущую горло,
Без влаги,
Я выбросил в душный ковыль
Ненужную флягу.

Сгоревший танк
на выжженом пригорке.
Кружат над полем
черные грачи.
Тянуть на слом
в утиль
тридцатьчетверку
Идут с надрывным стоном тягачи.

Что для страны
десяток тонн металла?
Не требует бугор
благоустройства.
Я вас прошу,
чтоб вечно здесь стояла
Машина эта -
памятник геройству.

Лето 1943 г.

БОЕВЫЕ ПОТЕРИ


Это все на нотной бумаге:
Свист и грохот свинцовой вьюги,
Тяжкий шелест поникших флагов
Над могилой лучшего друга,

На сосне, перебитой снарядом,
Дятел клювом стучит морзянку,
Старшина экипажу в награду
Водку цедит консервной банкой..

Радость, ярость, любовь и муки,
Танк, по башню огнем объятый, -
Все рождало образы, звуки
В юном сердце певца и солдата.

В командирской сумке суровой
На виду у смертей и агоний
Вместе с картой километровой
Партитуры его симфоний.

И когда над его машиной
Дым взметнулся надгробьем черным,
Не сдержали рыданий мужчины
В пропаленной танкистской форме.

Сердце болью огромной сковано.
Слезы горя не растворили.
Может быть, второго Бетховена
Мы сегодня похоронили.

Лето 1944 г.

Ни плача я не слышал и ни стона.
Над башнями нагробия огня.
За полчаса не стало батальона.
А я все тот же, кем-то сохраненный.
Быть может, лишь до завтрашнего дня.

Июль 1944 г.

Команда, как нагайкой:
- По машинам!
И прочь стихи.
И снова ехать в бой.
Береза, на прощанье помаши нам
Спокойно серебрящейся листвой.

Береза, незатейливые строки
Писать меня, несмелого, звала.
В который раз кровавые потоки
Уносят нас от белого ствола.

В который раз сгорел привал короткий
В пожаре нераспаленных костров.
В который раз мои слова-находки
Ревущий дизель вымарал из строф.

Но я пройду сквозь пушечные грозы,
Сквозь кровь, и грязь, и тысячи смертей,
И может быть когда-нибудь, береза,
Еще вернусь к поэзии твоей.

Лето 1944 г.


Случайный рейд по вражеским тылам.
Всего лишь танк решил судьбу сраженья.
Но ордена достанутся не нам.
Спасибо, хоть не меньше, чем забвенье.

За наш случайный сумасшедший бой
Признают гениальным полководца.
Но главное - мы выжили с тобой.
А правда - что? Ведь так оно ведется,.,

Сентябрь 1944 г.


Есть у моих товарищей танкистов,
Не верящих в святую мощь брони,
Беззвучная молитва атеистов:
- Помилуй, пронеси и сохрани.

Стыдясь друг друга и себя немного,
Пред боем, как и прежде на Руси,
Безбожники покорно просят Бога:
- Помилуй, сохрани и пронеси.

Сентябрь 1944 г.

В экипажах новые лица.
Мой товарищ сегодня сгорел.
Мир все чаще и чаще снится
Тем, кто чудом еще уцелел.

...Тают дыма зловещие клубы,
На Земле угасают бои.
Тихий ветер целует губы,
Обожженные губы мои.
Ти-
ши-
на.
Только эхо умолкшего грома -
Над Москвою победный салют.
Но сейчас, страх взнуздав многотонный,
Люди молча атаки ждут.

Октябрь 1944 г.

Зияет в толстой лобовой броне
Дыра, насквозь прошитая болванкой.
Мы ко всему привыкли на войне.
И все же возле замершего танка
Молю судьбу:
Когда прикажут в бой,
Когда взлетит ракета, смерти сваха.
Не видеть даже в мыслях пред собой
Из этой дырки хлещущего страха.

Ноябрь 1944 г.



Туман.
А нам идти в атаку.
Противна водка,
Шутка не остра.
Бездомную озябшую собаку
Мы кормим у потухшего костра.
Мы нежность отдаем с неслышным стоном.
Мы не успели нежностью согреть
Ни наших продолжений нерожденных,
Ни ту, что нынче может овдоветь.
Мы не успели...
День встает над рощей.
Атаки ждут машины меж берез.
На черных ветках,
Оголенных,
Тощих
Холодные цепочки крупных слез.

Ноябрь 1944 г.




ЗАТИШЬЕ


Орудия посеребрило инеем.
Под гусеницей золотой ковер.
Дрожит лесов каемка бледносиняя
Вокруг чужих испуганных озер.

Преступная поверженная Пруссия!
И вдруг покой.
Вокруг такой покой.
Верба косички распустила русые,
Совсем как дома над моей рекой.

Но я не верю тишине обманчивой,
Которой взвод сегодня оглушен.
Скорей снаряды загружать заканчивай!
Еще покой в паек наш не включен.

Ноябрь 1944 г.




Когда из танка, смерть перехитрив,
Ты выскочишь чумной за миг до взрыва,
Ну, все, - решишь, - отныне буду жив
В пехоте, в безопасности счастливой.

И лишь когда опомнишься вполне,
Тебя коснется истина простая:
Пехоте тоже плохо на войне.
Пехоту тоже убивают.

Ноябрь 1944 г.




Солдату за войну, за обездоленность
В награду только смутные мечты,
А мне еще досталась вседозволенность.
Ведь я со смертью запросто на ты.

Считаюсь бесшабашным и отчаянным.
И даже экипажу невдомек,
Что парапет над пропастью отчаяния -
Теплящийся надежды уголек.

Декабрь 1944 г.




Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Ты не плачь, не стони, ты не маленький,
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки.
Нам еще наступать предстоит.

Декабрь 1944 г.




Осколками исхлестаны осины.
Снарядами растерзаны снега.
А все-таки в январской яркой сини
Покрыты позолотой облака.

А все-таки не баталист, а лирик
В моей душе, и в сердце и в мозгу.
Я даже в тесном Т-34
Не восторгаться жизнью не могу.

Так хорошо в день ясный и погожий,
Так много теплой ласки у меня,
Что бархатистой юной женской кожей
Мне кажется шершавая броня.

Чтобы царила доброта на свете,
Чтоб нежности в душе не убывать,
Я еду в бой, запрятав чувства эти,
Безжалостно сжигать и убивать.

И меркнет день. И нет небесной сини.
И неизвестность в логове врага.
Осколками исхлестаны осины.
Снарядами растерзаны снега.

Январь 1945 г.

БАЛЛАДА О ТРЕХ ЛЕЙТЕНАНТАХ


Случилось чудо: Три экипажа
Из боя пришли почти невредимые,
Почти без ожогов, не ранены даже,
Лишь танки - потеря невозвратимая.
Как сказано выше, случилось чудо.
В землянку вселили их, в лучшее здание.
И повар им тащит вкуснейшие блюда,
А водку - танкисты, подбитые ранее.
Три командира трех экипажей
Водки не пьют.
Консервы запаяны.
На лицах маски газойлевой сажи.
В глазах преисподни недавней отчаяние.
Вдруг стал лейтенант как в бою матюгаться:
- Подлюги! Какую машину угробили!
Мотор в ней был, не поверите, братцы,
Не дизель, а просто перпетум мобиле.
Второй лейтенант, молчаливый мужчина,
Угрюмо сжимал кулаки обожженные:
- В бессонном тылу собиралась машина
Забывшими ласку голодными женами.
Мерцала коптилка в притихшей землянке.
Третий лишь губы до крови покусывал.
Судьбы тысяч сожженных танков
Безмолвно кричали с лица безусого.
Все судьбы.
Вся боль - своя и чужая
Глаза не слезами - страданьем наполнила.
Чуть слышно сказал он, зубы сжимая:
-Сгорели стихи, а я не запомнил их.

Три экипажа погибших танков
Из боя пришли почти невредимые.
Выпита водка вся без останков.
Утеряно самое невозвратимое.

Декабрь 1944 г.




За три часа до начала атаки нам показали
кинофильм "Серенада Солнечной долины".
Вальс кружили снежинки ленивые.
На холмах голубел хрупкий наст.
Мы лыжню обновляли счастливые.

Но сейчас это все не для нас.

Мы по горло сыты снегопадами.
Не до лыж в эту подлую дрожь.
Черный наст искарежен снарядами.
Красный снег для лыжни непригож.

Январь 1945 г.





УЩЕРБНАЯ СОВЕСТЬ


Шесть "юнкерсов" бомбили эшалон
Хозяйственно, спокойно, деловито.
Рожала женщина, глуша старухи стон,
Желавшей вместо внука быть убитой.

Шесть "юнкерсов"... Я к памяти взывал.
Когда мой танк, зверея, проутюжил
Колонну беженцев - костей и мяса вал,
И таял снег в крови, в дымящих лужах.

Шесть "юнкерсов"?
Мне есть что вспоминать!
Так почему же совесть шевелится
И ноет, и мешает спать,
И не дает возмездьем насладиться?

Январь 1945 г.




Полевая почта -
Пять обыкновенных цифр.
Пять обыкновеннейших цифр.
Что они значат
для непосвященного человека?
А для меня...
Сотни километров дорог.
Каких там дорог? -
Красных нитей маршрута на карте.
Пыль. Господи, какая пыль!
Выедающий глаза газойлевый дым.
Грязь. Поглощающая всего без остатка.
Бои.
Черное пламя из люков и щелей.
Черные безымянные обелиски дымов,
Подпирающие тяжелое небо,
Готовое рухнуть кровавым дождем.
Истлевающие фанерные надгробья.
Но только сердце, пока оно бьется,
Сохранит имена.
Изменяющаяся география Земли -
Курганы трупов, озера крови,
Ставшие привычной деталью пейзажа.
Холостяцкие танцы в землянке.
Бои.
Грубость грубее гробовой брони.
И руки,
Осторожно извлекающие тебя
из подбитой машины.
Танковая бригада.
Полевая почта -
Пять обыкновенейших цифр.
Что они значат
для непосвященного человека?

Апрель 1945 г.





ТОВАРИЩАМ "ФРОНТОВЫМ" ПОЭТАМ


(Вместо заключительного слова во время
выступления в Центральном Доме Литераторов).


Я не писал фронтовые стихи
В тихом армейском штабе.
Кровь и безумство военных стихий,
Танки на снежных ухабах
Ритм диктовали.
Врывались в стихи
Рванных шрапнелей медузы.
Смерть караулила встречи мои
С малоприветливой Музой.
Слышал я строф ненаписанных высь,
Танком утюжа траншеи.

Вы же - в обозе толпою плелись
И подшибали трофеи.

Мой гонорар - только слава в полку
И благодарность солдата.

Вам же платил за любую строку
Щедрый главбух Литиздата.

Лето 1945 г.






* ВОЙНА НИКОГДА НЕ КОНЧАЕТСЯ *



ЧАСЫ


В железном корпусе помятом,
Бесстрастно время отмеряя,
Часы с потертым циферблатом -
Вы были часть меня живая.

Зубчаток медные кружочки,
И стрелок линия витая,
И даже кожа ремешочка -
Как-будто часть меня живая.

Стары и очень некрасивы,
И невозможные педанты.
За ваш размер, за стук ретивый
Прозвали в роте вас "куранты".

Я часто думал: неужели
Нам вместе суждено умолкнуть?
(Застынут в карауле ели,
Роняя скорбные иголки).

Ведь и зубчатки, и кружочки,
И стрелок линия витая,
И даже кожа ремешочка,
Все было часть меня живая.

Я помню песню на привале -
Унылый суррогат молитвы.
Часы солдатам подпевали,
Как метроном диктуя ритмы.

Я помню песню пулемета,
Его безумную чечетку,
И похвалу: мол, он работал,
Как вы - уверенно и четко.

Я помню танк. Одно мгновенье -
Обугленная груда стали.
В немецком сидя окруженье,
Часы со мною замирали,

Все - и зубчатки, и кружочки,
И стрелок линия витая,
И даже кожа ремешочка,
Как-будто часть меня живая.

Я верил прочно, беспредельно,
Что талисман вы мой счастливый,
Что раз мы с вами нераздельны.
То всю войну мы будем живы.

Под гимнастеркою солдатской
И ремешок ваш был приличен.
Я относился к вам по-братски
И вид ваш был мне безразличен.

Но я, надев костюм гражданский
(О, час желаный и счастливый!),
Заметил ваш размер гигантский
И циферблат ваш некрасивый...

Вы вдруг предстали в новом свете...
Стал забывать я дни былые.
На модном вычурном браслете
Я захотел часы другие.

А циферблат смотрел с укором,
И стрелки двигались незримо...
Да, человек, ты очень скоро
Забыл друзей незаменимых.

Сентябрь 1945 г.





МЕДАЛЬ "ЗА ОТВАГУ"


Забыл я патетику выспренных слов
О старой моей гимнастерке.
Но слышать приглушенный звон орденов
До слез мне обидно и горько.

Атаки и марши припомнились вновь,
И снова я в танковой роте.
Эмаль орденов - наша щедрая кровь,
Из наших сердец-позолота.

Но если обычная выслуга лет
Достойна военной награды,
Низведена ценность награды на нет,
А подвиг... - кому это надо?

Ведь граней сверканье и бликов игра,
Вы напрочь забытая сага.
Лишь светится скромно кружок серебра
И надпись на нем - "За отвагу".

Приятно мне знать, хоть чрезмерно не горд:
Лишь этой награды единой
Еще не получит спортсмен за рекорд
И даже генсек - к именинам.
1954 г.


В жару и в стужу, в непролазь осеннюю
Мальчишки гибли, совершая чудо.
Но я, не веря в чудо воскресения,
Строкой посильной
Воскрешать их буду.
В душе своей не ошибиться клавишей,
Не слишком громко,
Не надрывно ломко,
Рассказывать о них,
О не оставивших
Ни формул,
Ни стихов
И ни потомков.
1954 г.



БЕЗБОЖНИК


Костел ощетинился готикой грозной
И тычется тщетно в кровавые тучи.
За тучами там - довоенные звезды
И может быть где-то Господь всемогущий.

Как страшно костелу! Как больно и страшно!
О, где же ты, Господи, в огненном своде?
Безбожные звезды на танковых башнях
Случайно на помощь костелу приходят.

Как черт прокопченный я вылез из танка,
Еще очумелый у смерти в объятьях.
Дымились и тлели часовни останки.
Валялось разбитое миной распятье.

На улице насмерть испуганной, узкой
Старушка меня обняла, католичка,
И польского помесь с литовским и русским
Звучала для нас, для солдат, непривычно.

Подарок старушки "жолнежу-спасителю"
В ту пору смешным показался и странным:
Цветной образок Иоанна Крестителя,
В бою чтоб от смерти хранил и от раны.

Не стал просветителем женщины старой,
И молча, не веря лубочному вздору,
В планшет положил я ненужный подарок.
Другому я богу молился в ту пору.

Устав от убийства, мечтая о мире,
Средь пуль улюлюканья, минного свиста
В тот час на планшет своего командира,
Слегка улыбаясь, смотрели танкисты.

И снова бои. И случайно я выжил.
Одни лишь увечья - ожоги и раны.
И был возвеличен. И ростом стал ниже.
Увы, не помог образок Иоанна.

Давно никаких мне кумиров не надо.
О них даже память на ниточках тонких.
Давно понимаю, что я - житель ада.
И вдруг захотелось увидеть иконку.

Потертый планшет, сослуживец мой старый,
Ты снова раскрыт, как раскрытая рана.
Я все обыскал, все напрасно обшарил.
Но нету иконки. Но нет Иоанна.

Ноябрь 1956 г.




Сомкнули шеренги кусты винограда,
По склону сбегая в атаку.
А солнце, как орден, сверкает - награда
За ночи тревоги и страха.

Прозрачные зерна, тяжелые кисти,
Душистые кисти муската
В подсумках широких узорчатых листьев
Запрятаны, словно гранаты.

Я знаю, как страшно. Лишь внешне так смело
Идет на заданье разведчик.
То рислинг, пружиня упругое тело,
Вползает беседке на плечи.

Солдатские будни без сна и без ласки,
Дороги к солдатской славе
Воскресли в искристой росинке фетяско,
В кровавой слезе саперави.

Не хмель разгулялся, а просто заныли
Рубцы на ранениях старых.
И даже в гвоздиках под солнечной пылью
Мне чудятся взрывов кошмары.

Довольно, зловредная память людская,
Достаточно, хватит, не надо!
Пусть мирное солнце растит и ласкает
Прекрасную кисть винограда.

Август 1961 г.





НАСТОЯЩИЕ МУЖЧИНЫ


Обелиски фанерные.
Обугленные машины.
Здесь самые верные
Настоящие мужчины,
Что неправды не ведали
И верили свято.
Не продали, не предали
В экипажах ребята.
Не несли на заклание
Ни надежды ни веры
Даже ради желания
Не истлеть под фанерой.
Шли в огни бесконечные,
Отдавая все силы.
Но умолкли навечно мы
В братских могилах.

Стой!
Не мертвый ведь я!
Я-то выполз оттуда -
Из могил, из огня,
Из обугленной груды.
Стой! Ведь я уцелел!
Только сломано что-то...
Я обрюзг, растолстел,
Убаюкан почетом.
И боясь растерять
Даже крохи уюта,
Нучился молчать,
Лицемерить,
Как-будто,
Ничего не страшась -
Ни ранжира, ни чина -
Не расшвыривал мразь
Настоящий мужчина.
Только в тесном кругу
(Эх, мол, мне бы да прав бы!),
Озираясь шепну
Осторожную правду.

Осень 1962 г.




РАЗГОВОР С МОЕЙ


СТАРОЙ ФОТОГРАФИЕЙ


Смотришь надменно? Ладно, я выпил.
Мне сладостно головокружение.
Швырнул к чертям победителя вымпел,
Поняв, что сижу в окружении.

Выпил и сбросил обиды тонны.
И легче идти. И не думать - к цели ли.
Эмблемы танков на лейтенантских погонах
Дула мне в душу нацелили.

Думаешь, что ты честней и смелей,
Если ордена на офицерском кителе?
А знаешь, что значит боль костылей,
Тем более - "врачи-отравители"?

А что ты знаешь о подлецах
Из нового фашистского воинства.
Которое, прости, на с того конца
Судит о людских достоинствах?

Верный наивный вояка, вольно!
Другие мы. Истина ближе нам.
Прости меня, мальчик, очень больно
Быть без причины обиженным.

Но стыдно признаться: осталось что-то
У меня, у прожженного, тертого,
От тебя, лейтенанта, от того, что на фото
Осени сорок четвертого.
1962 г.


МЕМОРИАЛЬНАЯ ДОСКА В Ц.Д.Л.


В Центральном Доме Литераторов
Как взрыв сверкнул войны оскал:
В Центральном Доме Литераторов
Мемориальная доска.
И мир внезапно стал пустыннее.
Пожарища.
Руины.
Тени.
(Седой поэт с почтенным именем
Пронесся мимо по ступеням.
Удачлив. Крови не оставил он -
Спецкорр, конечно, не пехота).
Поэты гибли не по правилам.
Какие там права у роты!
Права на стойкость и на мужество
И на способность не быть слабым
Поэту в боевом содружестве,
А не в укромном дальнем штабе.
Но вот предел правдоподобия:
Не признанный своей державой,
Как будто мраморным надгробием
В углу придавлен Окуджава
И Панченко, правдивый, искренний,
Пижонов резвых антитеза,
И Слуцкий с огненными искрами
В культе, продолженной протезом.
Но не запечатлят для вечности
На мраморе над мутной Летой
В бою потерянных конечностей,
Ни даже пуль в сердцах поэтов,
Ни вдруг запевших в дни военные
Восторженных и желторотых.
Могла б услышать их вселенная,
Но вот... успели только в ротах.
Доска... И крохи не уляжется.
Лишь оглавление потери.

И вдруг!
Не может быть!
Мне кажется!
Идут, плечом толкая двери.
Идут...
Вглядитесь в них, погибшие!
Не эти ли, - вы их узнали? -
С окурками, к губам прилипшими,
Нас хладнокровно убивали?
Идут в буфет.
А их бы в камеру.
И на цемент со снегом голый.
И доску. Только не из мрамора,
А из тринитротолуола.

Но там все ладно, чинно, чисто там.
Смешные надписи на стенах.
Сосуществует там с фашистами
Антифашист, солдат бессменный.
В Центральном Доме Литераторов
Мемориальная доска...

2 февраля 1965 г.




Опять земли омоложение
С тревожным прошлым чем-то сходно:
Набрякших почек напряжение,
Как будто танки на исходной.
Опять не то.
Искал сравнение -
Мазок прозрачный без помарок,
Слова мажорные весенние,
Где каждый звук - небес подарок.
Но почки выстрелить готовы.
Опять стрельба...
Не то.
Я знаю.
Воспоминания-оковы
Из прошлого не выпускают.

Весна 1965 г.




Я весь набальзамирован войною.
Насквозь пропитан.
Прочно.
Навсегда.
Рубцы и память ночью нудно ноют,
А днем кружу по собственным следам.
И в кабинет начальства - как в атаку
Тревожною ракетой на заре.
И потому так мало мягких знаков
В моем полувоенном словаре.
Всегда придавлен тяжестью двойною:
То, что сейчас,
И прошлая беда.
Я весь набальзамирован войной.
Насквозь пропитан.
Прочно.
Навсегда.

Весна 1965 г.




Грунтовые, булыжные - любые,
Примявшие леса и зеленя.
Дороги серо-голубые.
Вы в прошлое уводите меня.

Вы красными прочерчены в планшетах -
Тем самым цветом - крови и огня.
Дороги наших судеб недопетых,
Вы в прошлое уводите меня.

В пыли и в дыме, злобою гонимы.
Рвались дороги в Кенигсберг и в Прагу.
Дороги были серо-голубыми,
Как ленточки медали "За отвагу".
1970 г.


Я изучал неровности Земли -
Горизонтали на километровке.
Придавленный огнем артподготовки,
Я носом их пропахивал в пыли.

Я пулемет на гору поднимал.
Ее и налегке не одолеешь.
Последний шаг. И все. И околеешь.
А все-таки мы взяли перевал!

Неровности Земли. В который раз
Они во мне как предостереженье,
Как инструмент сверхтонкого слеженья,
Чтоб не сползать до уровня пролаз.

И потому, что трудно так пройти,
Когда "ежи" и надолбы - преграды,
Сводящие с пути куда не надо,
Я лишь прямые признаю пути.
1970 г.






Хрупкий хрусталь
На том берегу
Первая медаль "За отвагу"
Еще одна встреча
Курсантское счастье
Нарушитель заповеди
Вильнюс
После боя
Победитель
Вторая медаль "За отвагу"
Мадонна Боттичелли
п.м.п.
Мыльный пузырь
Стреляющий
Низководный мост
Свобода выбора
На коротком поводке с порфорсом
Молчальник
Трубач
Поездка в Шомрон

Рубрики:  военная поэзия

Метки:  

Слово об Ионе Дегене

Дневник

Суббота, 11 Мая 2013 г. 01:16 + в цитатник

Я люблю листать толстенный том антологии русской поэзии «Строфы века». Сборники стихов обычно называют «братскими могилами», потому что кроме авторов они мало кого интересуют. Антология Евгения Евтушенко этому определению не соответствует. Грандиозность замысла, впечатляющий объём, профессиональный отбор – всё это делает «Строфы века» уникальной книгой. Без малого тысяча имён, из которых только десятки на слуху даже у знатоков поэзии.

Я читаю эту книгу небольшими глотками, открывая на случайных страницах. И вот на стр. 701 обнаруживаю совершенно незнакомое имя – Ион Деген. Обратила на себя внимание преамбула, намного более длинная, чем короткое, из восьми строк, стихотворение. Цитирую Евтушенко: «...эти стихи наизусть читали и Луконин, и Межиров, Гроссман процитировал их в романе «Жизнь и судьба» - и все они были уверены, что анонимный автор убит». Далее в преамбуле говорится о чудесном воскрешении и удивительной судьбе автора стиха Иона Дегена.

Долгие годы стихотворение передавалось из уст в уста, возникали разные варианты. Евтушенко выбрал, на его взгляд, лучший. Вот этот стих:

 

Мой товарищ в предсмертной агонии.

Замерзаю. Ему потеплей.

Дай-ка лучше согрею ладони я

Над дымящейся кровью твоей.

 

Что с тобой, что с тобою, мой маленький?

Ты не ранен - ты просто убит.

Дай-ка лучше сниму с тебя валенки.

Мне ещё воевать предстоит.

 

Поразили строчки: «Дай-ка лучше согрею ладони я \ Над дымящейся кровью твоей». Вот она, жуткая правда войны и обычность, повседневность смерти. Другие строчки произвели меньшее впечатление, особенно, обращение «что с тобою, мой маленький?». Какая-то инфантильность, абсолютно не соответствующая «дымящейся крови».

Так бы всё это и осталось, но мне повезло. Я познакомился и подружился с Ионом Дегеном. Оказалось, что оригинал стиха существенно отличается от опубликованного в антологии. Приведу его целиком:

 

Мой товарищ, в смертельной агонии

Не зови понапрасну друзей.

Дай-ка лучше согрею ладони я

Над дымящейся кровью твоей.

 

Ты не плачь, не стони, ты не маленький,

Ты не ранен, ты просто убит.

Дай на память сниму с тебя валенки.

Нам еще наступать предстоит.

 

Вроде, о том же. Но даже запятая в первой строчке совершенно меняет смысл. Это не констатация факта, а обращение к смертельно раненому товарищу, который понапрасну взывает о помощи. Насколько же это сильнее, чем «ему потеплей»! А строчка «Ты не плачь, не стони, ты не маленький»? Разве это сравнится с совершенно проходной строчкой «Что с тобой, что с тобою, мой маленький?» Разница очевидна. Наконец, «на память сниму», а не «лучше сниму», и победное «наступать», а не общее «воевать» - всего этого вполне достаточно, чтобы сделать вывод: оригинал намного сильнее евтушенковской публикации и заслуженно находится в ряду лучших стихов о войне.

В один из своих приездов в Израиль Евгений Евтушенко встретился с Ионом Дегеном. Мэтр приготовился услышать благодарность за публикацию, но неожиданно для себя встретил жёсткое неприятие автором тех искажений, которые претерпел стих.

Как рождаются такие стихи? Ведь понятно, что автор не грел рук над дымящейся кровью и не снимал валенок с убитого товарища. Как возникли эти метафоры, в которых реальные ужасы войны преломляются в поэтические образы, более правдивые и более потрясающие, чем реальность, их породившая?

В разговоре с Ионом я попытался это понять. И он мне сказал, что точно не знает, а может только догадываться, из каких ассоциаций мог возникнуть стих «Мой товарищ».

До сих пор во снах ужасов к нему приходит увиденное им, семнадцатилетним парнем, тогда, когда смертельно ранило его друга-разведчика Гошу Куликова.

Слово Иону Дегену:

- Он лежал в грязи рядом с железнодорожной насыпью. Всю ночь лил холодный октябрьский дождь. Время приближалось к полудню, и всё ещё продолжало моросить. Кинжалом я вспорол комбинезон и гимнастерку на его груди. Рана была ужасной. Не рана, а дыра. Над раздробленными ребрами клокотала красная пена. Ручьи крови текли, как лава из кратера. И над всем - два кровавых фонтанчика. А у меня только один индивидуальный пакет. Вощёная бумага, в которую был упакован бинт, не закрыла даже половины раны, а тампон просто утонул в ней. Бинта хватило, чтобы полтора раза опоясать могучую грудь Егора. Я быстро снял нательную рубашку, разорвал ее и пытался перебинтовать его. Егор большой ладонью погладил мои мокрые волосы и едва различимо прошептал: «Зря это ты. Рубашку стоит отдать живому». Больше он ничего не сказал.

- Жуткая история, Ион. А снятые валенки? Неужели и это имеет какую-то связь с реальностью?

- Может, и имеет. Правда это были не валенки, а сапоги.

И дальше Ион рассказал другую историю.

В его взводе командиром танка был Толя Сердечнев. Случилось так, что Толя выпрыгнул из люка своей загоревшейся машины в одном сапоге. Сидение, отскочив на сильных пружинах, прихватило правую ногу, и сапог остался в танке. Толя носил обувь 46-го размера. Такой размер был только у него и у замкомбата по хозчасти, гвардии капитана Барановского, к которому и обратились с просьбой выдать Толе новые сапоги. Тот объяснил, что у него сейчас, к сожалению, нет сапог для гвардии лейтенанта Сердечнева. Толя поверх портянок обернул ногу куском брезента и хромал по лужам в одном сапоге. Ежедневные обращения к замкомбату оставались без результатов. Немногие оставшиеся в живых танкисты сочувственно смотрели, как Толя таскал налипшие на примитивную обувку килограммы прусской грязи.

- Как командир взвода, - продолжает Ион, - я нёс ответственность за своего подчинённого и решил по-мужски поговорить с капитаном. Крепко выпив (после наступления в батальоне осталось считанное количество танкистов, а водка ещё поступала на полный штат батальона), я отправился к капитану. Забыв о субординации, не в особенно уважительной манере я заявил, что если завтра гвардии лейтенант Сердечнев не получит сапог, то сапоги мы снимем с гвардии капитана Барановского. Замкомбат стал что-то кричать по поводу военного трибунала, но я уже не слышал, стараясь на выходе не задеть косяки.

Сапог Толя не получил. А тут ещё ночной ливень продолжился холодным моросящим дождём. Глина раскисла так, что даже я в своих кирзовых говнодавах с трудом вытаскивал из неё ноги. Что уж говорить о Толином брезенте. Я изложил Толе план экспроприации сапог гвардии капитана. Толя поначалу горячо возражал, но после того, как мы опорожнили кружку с немецким померанцевым шнапсом, согласился, но выразил сомнение, что они справятся с верзилой капитаном. Тогда они уговорили ещё командира первой роты, гвардии старшего лейтенанта Серёгу, поддержавшего идею тоже не без влияния шнапса. И втроём гвардии офицеры заявились к капитану Барановскому. Капитан лежал на кровати, тоже не шибко трезвый. Толя и Серёга взнуздали гвардии капитана с двух сторон, а я приступил к стягиванию сапог. Это оказалось совсем непросто. Капитан брыкался, как мустанг. Мы и представить себе не могли, что у гвардии капитана Барановского такой богатый матерный словарь. Он грозил нам трибуналом и обещал, что сам примет участие в исполнении высшей меры наказания.

Протрезвев, мы с большой опаской ждали завершения проведённой операции. Но, слава Богу, ничего не случилось. Гвардии лейтенант Анатолий Сердечнев фигурял в отличных яловых сапогах. А капитан оказался порядочным человеком. Никому о нашей мальчишеской выходке не доложил. Себе же он получил новенькие сапоги на следующий день.

Так или не так, ассоциации – вещь зыбкая, но родились восемь строк, которые до жути просто и с беспощадной ясностью поведали о том, что есть война. «Пока в строках не выступит живая кровь – поэта ещё нет...» - так написал Варлам Шаламов. А кому, если не Шаламову, понимать и чувствовать это. Да, есть такой поэт Ион Деген. Чтобы называться поэтом, совсем необязательно иметь книги стихов и поэм. Достаточно написать восемь строк, в которых выступает живая кровь.

Читая стихи Иона Дегена, читая его рассказы о войне, которые жуткой правдой впечатляют не меньше, чем «Колымские рассказы» Шаламова, изумляясь его биографии, его судьбе, начинаешь думать, какой же ангел-хранитель вёл его по жизни.

Ион рано остался без отца. Лазарь Моисеевич Деген был фельдшером, но о его медицинских познаниях и безошибочных диагнозах ходили легенды. За военные подвиги в Японской войне он был награждён тремя Георгиевскими крестами. Трудно себе представить, что должен был совершить военный фельдшер, к тому же еще еврей, чтобы получить три Георгиевских креста.

Овдовев, Лазарь Деген, осуждаемый роднёй и друзьями, женился на влюбившейся в него девушке на тридцать шесть (!) лет моложе его и на 59-м году жизни стал отцом маленького Иона. Когда Иону было всего три года, отец умер. Много позже Ион услышал о том, что за гробом шло больше людей, чем было жителей в их небольшом городке Могилёве-Подольском. Трудно поверить, но путь от дома до кладбища был разделён на пять отрезков. На первом отрезке отца отпевал греко-католический священник, на втором - мусульманский муфтий, на третьем - православный батюшка, на четвертом - большой друг отца, ксёндз, с которым отец иногда запирался в костёле, где они слушали органную музыку. И только на последнем отрезке и на кладбище все шло согласно еврейской традиции. Господи, не это ли храм всех религий, построенный не из камня, а из души и свершений одного человека – Лазаря Дегена?

Когда через сорок два года после смерти отца Ион приехал в родной город, он был рад обнаружить, что память об отце жива. Благодарные земляки, узнав, что он сын старого Дегена, оказывали ему особое почтение и уважение.

С трёх лет у Иона была только мама. Мама есть мама, но как нужна пацану отцовская поддержка, отцовский пример! А тут он единственный и главный мужик в доме. Приходится самому догадываться, что значит вести себя по-мужски, постоять за себя, отстаивать по своему разумению свои честь и достоинство. Это далеко не всегда укладывалось в рамки приличного поведения, и тогда ему доставалось от мамы, которая и драла его, как сидорову козу, и плакала одновременно.

Впервые о своей «отрицательной» исключительности Ион узнал от воспитательницы детского сада. Отсасывая кровь из ранки на его ноге от укуса змеи, она негодовала: «Все дети как дети, но именно этого должна была укусить гадюка!»

А во втором классе произошёл из ряда вон выходящий случай. Учительницу Розу Эммануиловну раздражал, по её словам, какой-то бес, живущий в маленьком Ионе. Его энергия выплескивалась наружу и нарушала покой и порядок. Не дано было Розе Эммануиловне педагогического умения направить эту энергию по нужному руслу. И вот однажды, признаётся Ион, ему удалось во время урока спровоцировать на драку двух, сидящих за ним, примерных учениц. С удовольствием наблюдая за потасовкой, Ион не заметил, как подошла Роза Эммануиловна, сразу понявшая, чьих рук это дело. Она левой рукой оперлась на парту, а правой сильно ущипнула его плечо. Он чуть не взвыл от боли, но в тот же момент взвыла его первая учительница. В руке у Иона была ручка, и он что есть силы вонзил перо в кисть, опиравшуюся на парту. Можете себе представить? Маленький бандит, да и только. Это что же из него вырастет?

Оправдываясь, Ион утверждает, что никогда не был агрессивен, но имел мгновенную защитную реакцию. Эта реакция выручала его в немалочисленных драках, спасала во время войны и помогала ему во многих послевоенных инцидентах.

В течение всех школьных лет Ион учился легко, всё схватывал на лету, но при решении о похвальных грамотах за отличные успехи и примерное поведение с последним всегда возникали проблемы.

Июнь 1941-го. Только что окончен девятый класс, только что исполнилось 16. Началась война. Началась военная эпопея Иона Дегена, отражённая в его потрясающих по силе воздействия рассказах, наполненных жизнью и смертью, взлётами человеческого духа и омерзительными падениями. В этих рассказах ни одного слова вымысла, только одна жуткая, но такая нужная правда.

С первых дней Ион пытался попасть в армию, но от пацана отмахивались, как от назойливой мухи. Мать это только обрадовало, и они отправились в эвакуацию. Но на одной из небольших станций Ион решил отстать от товарняка, увозящего мать на восток, вернулся в Могилёв-Подольский, сколотил из таких же пацанов, рвущихся в бой, целый взвод – 31 человек, среди которых было много его одноклассников. В первых числах июля все они заявились в штаб 130 стрелковой дивизии. Похоже, вспоминает Ион, уже начинался бардак, связанный с поспешным отступлением, и в штабе оставался только один-единственный капитан, который и встретил ребят, готовых воевать. Ребята продемонстрировали, что они не зря проходили военную подготовку в школе. Им выдали каждому по карабину, 100 патронов и 4 гранаты и зачислили в истребительный батальон. В свои 16 Ион стал командиром взвода и оказался на передовой. Безусый парнишка не мог понять, что происходит, почему они отступают.

- Я был убеждён, - вспоминает Ион, - что на третий день войны Красная армия победоносно вступит в Берлин, где её цветами будут встречать немецкие пролетарии. Но почему-то через месяц после начала войны мой взвод сражался на дальних подступах к Киеву, а «немецкие пролетарии» пёрли на меня в танках и на мотоциклах.

После месяца боёв от взвода осталось двое. Ион был ранен в бедро. Не успев отступить со своими, они оказались в немецком тылу и девятнадцать дней пробирались к своим на восток к Днепру. Пробирались по окрестным лесам, боясь заходить в населённые пункты и питаясь тем съедобным, что могли найти в августовском лесу. Наконец, измождённые и смертельно уставшие, вышли к берегу Днепра. У них не было сомнения, что на том берегу свои, и они под покровом ночи поплыли. Их разнесло течением. До берега Ион доплыл один. После войны Ион побывал на этом месте и не мог понять, как он, раненый и обессиливший, мог переплыть Днепр. Он выполз на берег и лежал на песке, приходя в себя. Невдалеке, о ужас, он услышал немецкую речь. Вжался в песок и почти перестал дышать. Пронесло. Звуки речи удалились.

Ион дополз до ближайшей хаты за невысоким плетнём и на руках перелез во двор. Его встретил огромный лохматый пёс, не издавший ни звука. Почти опираясь на него, Ион добрался до завалинки и сел под окном. Собака обнюхала его раненую ногу, зашла с другой стороны и положила голову на здоровое колено. Только потом выяснилось, что пёс был исключительно свиреп и слушался только хозяина. «Божа дытына! – сказала тётка Параска, вышедшая на стук в окно. - Подывись, Сирко нэ чыпае його».

Так Ион оказался не иначе, как в посланной ему Богом украинской семье Григоруков. С какой любовью и благодарностью вспоминает он и тётку Параску, и дядю Фёдора из села Грушевки Полтавской области, спасших ему жизнь! Его помыли, перевязали, накормили и спрятали. Но оставаться в селе было опасно. Здесь расквартировались немцы и вовсю свирепствовали полицаи. «Рискуя жизнью, - вспоминает Ион, - славные украинские люди передавали меня, как эстафету, с подводы на подводу, давали приют в своих хатах, кормили и перевязывали. Не помню, где и когда мы пересекли линию фронта».

Ион попал в полевой передвижной госпиталь. Военврач решил, что ногу надо ампутировать. Это в шестнадцать-то лет остаться без ноги! Ион категорически отказался и был отправлен в тыловой госпиталь на Урале с ногой, которая всё ещё была в жутком состоянии. Из госпиталя бывшего командира взвода выписали только в конце января 1942 г. Ему всё ещё 16, и он снова просится на фронт. Но кто же призовёт мальчишку, которому до 18-ти ещё полтора года!

Не солоно хлебавши, Ион отправляется на юг и четыре месяца живёт в грузинском селе Шрома, окружённый вниманием и заботой гостеприимных грузин. Нога окрепла, прошла хромота. Он освоил работу тракториста. Но война продолжалась, и Ион не мог оставаться в стороне. Узнав, что в тринадцати километрах от села на станции появился бронепоезд, Ион в жаркое июньское утро отправился туда. Ему только что исполнилось 17. Командир бронедивизиона, майор, проверил его документы и попросил нанести на карту обстановку, которую продиктовал. Ион мгновенно выполнил задание.

Майор похлопал его по плечу:

- Отлично, малец, мне нужен такой адъютант.

Не первый раз его назвали мальцом. Ему это было обидно, но что поделаешь, если даже пушок над верхней губой ещё не начал пробиваться?

- Спасибо, товарищ майор. Чтобы быть адъютантом, я мог бы подождать призыва в армию.

Майор рассмеялся.

- Так чего же ты хочешь?

- Воевать.

- Выходит, я не воюю? Ладно, пойдешь в разведку. Там замечательные ребята. Вот грамоты им порой недостаёт.

На фронт они выехали из Грузии в начале июля. Воевать начали под Армавиром. За два месяца доотступались до предгорий Кавказа. Ион быстро заслужил любовь разведчиков-сибиряков и, оставаясь красноармейцем без звания, но уже награждённым медалью «За отвагу», стал их командиром. Он не кичился своей грамотностью и дивился навыкам потомственных сибирских охотников, замечательных воинов. Ион признавался, что для него заслужить их уважение и любовь было куда почётнее, чем все его награды.

Он вспоминает бой на перевале, на высоте 3400 м. К его разведчикам присоединились ещё пехотинцы. Всех вместе было 44 человека, и они столкнулись с «эдельвейсами» из отборной дивизии альпинистов. Альпинисты знали, что в снежную бурю на такой высоте надо сидеть в укрытии и пережидать. А Малец (эта кличка хоть ему и не нравилась, прочно за ним закрепилась) представления не имел о правилах поведения в горах, да и гор-то раньше никогда не видел. Могли, конечно, погибнуть все без единого выстрела, но... Сколько ещё будет этих «но» на его пути! Они взяли в плен чуть ли не целую роту во главе с обер-лейтенантом. Портрет Мальца, геройского командира, красовался на первой странице фронтовой газеты.

В середине октября 1942 г. Ион Деген был ранен во второй раз. Пули прошили всю правую его половину сверху вниз (вот везение - правую!) - плечо, грудь, живот и ногу. Раненого Иона чудом спасёт и притащит к своим разведчик Степан Лагутин.

Снова госпиталь сначала в Орджоникидзе, потом в Кировабаде. За два с половиной месяца, смеётся Ион, всё зажило, как на собаке, и 31 декабря, в канун нового 1943 г. он был выписан из госпиталя. После этого было танковое училище в Средней Азии. Сам Бог велел бывшему трактористу в грузинском колхозе и солдату в дивизионе бронепоездов стать танкистом.

После окончания училища младший лейтенант Деген, получив новенький танк с экипажем в Нижнем Тагиле, на железнодорожной платформе отправился на фронт.

А дальше ещё более удивительная танковая эпоха Иона Дегена, которая закончилась для лейтенанта, командира танковой роты тяжелейшим, казавшимся смертельным, ранением в январе 45-го. Не случайно и не преувеличение здесь слово «эпоха». Восемь месяцев на острие танковых атак – это эпоха для тех, кому война считала жизнь на минуты. Об этом времени Ион напишет самые блестящие свои рассказы. В них и геройство и трусость, и благородство и подонство, подвиги и бессмысленные жертвы, доброжелательность и злобное самодурство. В них и смерть, ставшая привычной и повседневной, и жизнь, в которой всегда есть место любви и дружбе. Ион не пересказывает чужие истории, он пишет только о том, что видел и пережил сам.

Любой ценой – приказывало начальство командиру взвода боевой разведки, лейтенанту Дегену. Для начальства это означало потерю техники, а для танкистов - верную гибель. Почти для всех. Но не для Дегена. Ион был отчаянно смел. На мой вопрос: «Ион, неужели никогда не было страшно?» он ответил: «Ещё как было. Но ещё страшнее было показать, что тебе страшно».

В том самом бою, когда Толя Сердечнев потерял сапог, Иона Дегена вообще посчитали убитым. Ион и механик-водитель успели выскочить из горящего танка до того, как в нём взорвались боеприпасы, но прибывшие позднее на место ремонтники не знали этого, увидели какое-то жуткое месиво с останками убитых и решили, что весь экипаж погиб. Через много лет Ион привезёт жену и сына в бывшую Восточную Пруссию, и они увидят братскую могилу с обелиском, на котором среди имён есть и его имя.

В тяжелейших боях, когда могли уцелеть только единицы, Ион оставался жив. Судьба? Господь? Ангел-хранитель? Кто знает... «Счастливчик» - такое прозвище закрепилось за Ионом.

В каждом рассказе Дегена о войне есть от чего прийти в восторг, хотя главный герой всегда скромно и просто пишет о себе. Здесь упомяну только об одной истории, которая заслуживает пера Шекспира.

У Иона было всего 6 секунд, чтобы выскочить из горящего танка. Он пытался поднять крышку люка, но она не открывалась. Дым сдавил горло. Всё... И тут крышка откинулась, на фоне августовского неба появилась голова Ангела. Ион потерял сознание. Когда он открыл глаза, Ангел сидел рядом с ним, лежащим на траве метрах в тридцати от горящего танка. Им оказалась невысокого роста красивая девушка с погонами младшего лейтенанта. Трудно понять, рассказывает Деген, как эта маленькая девушка смогла извлечь его из башни, спустить с высоты двух с половиной метров и оттащить от горящего танка. Ангела-спасителя звали Марина Парфёнова. Она была командиром взвода в роте дивизионной разведки. Так началась дружба двух командиров взводов – танкового и разведки.

Когда Ион первый раз увидел её после своего спасения, первым порывом было обнять, но он вдруг засмущался, осторожно снял её правую руку со ствола автомата и нежно поцеловал. Такую галантность её разведчики если и видели, то только в кино.

При малейшей возможности Ион и Марина начали встречаться. Однажды он принёс ей три красных георгина, срезанных в разбитой теплице. С цветами к девушке в дыму и огне передовой – какой это был для неё праздник!

Марина ушла на фронт после первого курса филологического факультета. Они оба любили поэзию, но у Иона эта любовь ограничивалась школьным курсом литературы, а от Марины он впервые услышал стихи Бальмонта, Брюсова, Гумилёва, Северянина. Они говорили и говорили и не могли наговориться. А расставаясь, отчаянно смелый в бою Ион не осмеливался даже обнять девушку, не то, чтобы поцеловать. Он просто пожимал её руку, как пожал бы своему товарищу.

Разведчики из взвода Марины боготворили её. В условиях постоянной опасности и ужаса каждодневных смертей, в условиях, когда особи женского пола подвергались массированным атакам изголодавшихся самцов, необычайно смелая девушка Марина сохраняла чистоту и не допускала по отношению к себе никаких вольностей. В её присутствии разведчики старались удержаться от матерщины. Она казалась не от мира сего – святая!

Однажды, придя на свидание, Ион не застал Марину. Её, как ему сказал её командир роты, вызвал майор, начальник разведки. Ион решил дойти до майора и там подождать Марину. Из-за дверей он услышал, как майор, срываясь на визг, обзывал Марину последними словами за то, что она ему отказывает. Ион рывком распахнул дверь, слегка отстранил Марину, стоявшую перед майором по стойке смирно, и всего себя вложил в удар. Майор плашмя грохнулся на спину, и лицо его залилось кровью из носа. Поднявшись, он пообещал лейтенанту, что тот штрафным батальоном не отделается, а получит высшую меру. Марина удержала руку, готовую повторить удар. В результате Марина не получила орден, к которому уже была представлена, а за Иона пришлось вступиться генералу.

Был момент, когда обе непорочные души были в шаге от интимной близости. Марина потом призналась расстроенному Иону, что желала его, может быть, ещё больше, чем он, но по неумелости обоих боялась забеременеть и быть отправленной в тыл.

Находясь в госпитале, Ион получал тёплые, полные неизрасходованных чувств, письма от Марины. И пусть пути их в дальнейшем разошлись (неисповедимы не только пути Господни), история первой любви Иона Дегена удивительна и неповторима.

В только что упомянутом госпитале Ион оказался после тяжелейшего ранения зимой 45-го. Проникающее ранение головы, открытый огнестрельный перелом верхней челюсти, семь пулевых ранений рук, четыре осколочных ранения ног. Ион то приходил в себя, то вновь терял сознание. Начался сепсис. Надежд на выживание не было никаких. В этот момент (опять случай? сколько их на счету Дегена?) в госпиталь из Свердловска приехал консультант, проф. Василий Дмитриевич Чаклин и назначил ему пенициллин внутривенно каждые три часа, несмотря на возражения начальника отделения («Пенициллин у нас на вес золота, и мы даём его только тяжело раненым, у которых есть шанс выжить, а этот протянет не больше недели»). То, что Ион выжил, было несомненным чудом, и в сотворении этого чуда у Бога были соавторы – Ион Деген с его несокрушимой волей к жизни и Врач с большой буквы В.Д. Чаклин, не признававший безнадёжных случаев.

Через много лет, после успешной защиты кандидатской диссертации Иона подошёл поздравить проф. Чаклин, но не с успешной защитой, а с тем, что тот не испугался поблагодарить одного из своих учителей, женщину, которую, и это было известно, терпеть не могли многие из членов Совета. Каково же было изумление профессора, когда он узнал, что Ион тот самый танкист, который не просто выжил, а стал ещё хорошим врачом.

С этого дня не прерывались дружеские отношения между профессором и его бывшим пациентом, а ныне коллегой. Василий Дмитриевич внимательно следил за научными работами Иона Дегена, по-отечески гордился его успехами. Он пригласил Иона на своё восьмидесятилетие. На торжественном заседании Учёного Совета, посвящённого этому событию, учёного с мировым именем поздравляли, величали, вручали адреса, цветы и подарки. У Иона к этому моменту была готова уже докторская диссертация, и он привёз её в Москву для представления к защите. В своём ответном слове юбиляр поблагодарил всех, но особо выделил Иона Дегена, сказав, что его докторская диссертация – лучший подарок, который он получил.

Всё это было много позже, а пока в 45-ом Ион медленно выздоравливал. Он перенёс несколько операций, учился есть и ходить. В июне он выписался из госпиталя. Ему ровно 20. Надо бы закончить 10-й класс, но садиться за школьную парту боевому офицеру как-то несолидно. Ион решает сдать выпускные школьные экзамены экстерном, успешно это делает и поступает в Киевский медицинский институт. Однако в первые же дни учёбы он столкнулся с тем, что не успевает за время перерыва на костылях преодолевать расстояние между удалёнными друг от друга кафедрами и опаздывает на занятия. Ион попросил перевести его в Черновицкий мединститут, где кафедры были расположены более компактно, и проблема перехода с одной на другую исчезла.

Учился Ион блестяще, но если бы только этим ограничивалась его жизнь. Началось время борьбы с космополитизмом.

После школы Ион, по его определению, был ортодоксальным комсомольцем. На фронте он стал членом партии и свято верил в гениальность Верховного. Даже после развенчания культа вождя Ион продолжал верить в безупречность системы. Тупость, доходящая до идиотизма, с которой ему пришлось столкнуться уже в институте, казалась ему местным проявлением, не носящим общего характера. Прозревание было очень медленным, как выздоровление после долгой и тяжёлой болезни.

Приведу только один случай. На семинаре по биологии студент Деген попытался объяснить ассистентке, почему в его понимании дарвинизм не состыкуется с марксизмом. У той не хватило ума, чтобы растолковать студенту его заблуждение, зато хватило, не знаю чего, пожаловаться на Дегена в партком. Партийное бюро гневно заклеймило недостойное поведение студента Дегена и решило ограничиться, учитывая его боевые заслуги, а также излишнюю горячность, связанную, возможно, с наличием в мозгу инородного тела (осколок в голове никогда не был извлечён), требованием в присутствии всей группы на следующем семинаре заявить, что заданный вопрос и последовавшая за ним дискуссия были следствием его недомыслия и недостаточного знания материала. Деген не был бы Дегеном, если бы согласился. Он упёрся и, вот наглость, попросил объяснить, в чём именно он ошибается. Секретарь взорвался и предложил исключить студента Иона Дегена из партии.

Дальше слово Иону.

- Меня просят подождать в коридоре. Вместе со мной выходит член парткома, проф. Михаил Михайлович Зотин и находит слова, удержавшие меня от безрассудного шага. «Садитесь, отрок, - сказал он мне, указав на стул. - Я сейчас скажу вам нечто такое, что не решился бы сказать даже некоторым проверенным друзьям. Вы, конечно, дурень, но из тех, на которых можно положиться. Какого черта вы упёрлись сейчас? Думаете, вы один такой разумный? Если бы только дарвинизмом ограничивалось то, что у нас сейчас творится! А я молчу, и другие молчат, чтобы не погибнуть бессмысленно, защищая свои маленькие принципы. Галилей, между прочим, отказался от более принципиальных положений, чтобы не пойти на костёр. Выживите, дурень вы этакий. Вот что для вас сейчас самое главное. И не только для вас...». Он задумался и продолжил другим тоном: «Короче, некогда мне с вами болтать. Посидите, пока вас вызовут. Войдёте, повинуйтесь и кайтесь. Я с вами ни о чем не говорил, и вы меня не слышали. Покаяние - ваша добрая воля», и Михаил Михайлович вернулся в кабинет. Через несколько минут и меня пригласили туда. Я каялся, - завершил Ион своё воспоминание.

Но больше всего в ту пору досаждали не партийные догмы, а свирепствующая компания против «безродных космополитов». Ион не спускал оскорбительных выпадов в свою сторону, и дрался, доказывая, что он всего лишь еврей, а не безродный космополит. Репутация студента-отличника и фронтовое прошлое спасали его от административных и даже судебных наказаний.

Однажды Ион, проходя мимо студенческой очереди в библиотеке, услышал змеиное шипение «у-у-у, жидовская морда», и здоровенный парень без всякой причины ударил его в левый глаз. Сработала мгновенная реакция (помните перо, вонзённое в руку учительницы), и через несколько секунд верзила, согнувшись пополам, орал, как недорезанный кабан. Ион ходил, опираясь на палку. Это была дюймовая труба из нержавеющей стали, залитая свинцом. Она не только помогала в ходьбе, но и служила для тренировки мышц. И эта палочка, описав с хорошей скоростью дугу между ногами верзилы, вдарила по тому, что было между ног.

Считая, что инцидент исчерпан и что даже вспухший фонарь под глазом неплохо компенсирован ударом в промежность, Ион решил покинуть место происшествия. Но спиной почувствовав опасность, он оглянулся, и как раз вовремя, чтобы ударом палочки по ногам остановить еще одного нападающего. А дальше, когда налетела целая орава, Иону, слава Богу, помог его друг Захар, с которым они учились в одной группе и который на фронте тоже был танкистом. Они стали спиной к спине, заняв круговую оборону, и дрались не столько руками и ногами, сколько головой в физическом смысле этого слова. Они хватали за грудки налетавших на них пятикурсников, резким движением рвали их на себя, изо всей силы ударяли их головой в лицо и опускали на пол, уливающихся кровью. Драка исчерпалась, когда к первым двум прибавились ещё шестнадцать пятикурсников со сломанными челюстями или носами.

Драку эту замяли. Антисемитизм процветал, поощрялся, но не назывался своим именем. Какой может быть антисемитизм в стране, славящейся своим интернационализмом и дружбой народов? Больший цинизм трудно было придумать. Библиотекарша, бывшая свидетелем, подтвердила, что не Ион был зачинщиком. Однако и восемнадцать не понесли наказания. Зачем же наказывать пытавшихся побить евреев? Но тут евреи сами, вопреки легенде об их слабости и покорности, за себя постояли, примерно наказав ораву антисемитов.

На год позже (после окончания второго семестра ему пришлось целый год пролежать в госпитале – сказались результаты ранений), в 1951 году Ион Деген с отличием окончил медицинский институт. а затем прошёл специализацию на кафедре ортопедии и травматологии Киевского института усовершенствования врачей. Однако между «окончил» и «прошёл» случилась история, которая заслуживает быть рассказанной.

Долгие месяцы, проведённые в госпиталях, собственные увечья и сострадание к увечьям других вызвали желание быть не просто врачом, а врачом-ортопедом. Готовясь к этому, Ион параллельно с занятиями в мединституте посещал лекции по механике в университете. Будучи студентом, он уже имел научные публикации. И вот заседает комиссия по распределению молодых специалистов. В личном деле Иона Дегена две рекомендации в аспирантуру от известных профессоров, один из которых главный ортопед-травмотолог Украины. Ведёт заседание комиссии приехавший из Киева начальник отдела кадров Минздрава.

- Поедете врачом-терапевтом в Свердловскую область, - решает он.

- Я инвалид Отечественной войны второй группы и имею право на свободный диплом. Но я согласен ехать куда угодно, только ортопедом.

- Советская власть, - грубо пресёк его начальник кадров, - не для того тратила деньги на ваше образование, чтобы вы ставили ей условия.

Никто не мог поверить, что это произошло. Антисемитизм? Да, но не до такой же степени! Смириться? Это не для Иона Дегена.

Хождение по кабинетам Минздрава в Киеве оказалось бессмысленным. Потеряв несколько дней, Ион направился в ЦК компартии Украины. Его снова гоняли из кабинета в кабинет, пока в одном из них Ион не услышал от нагло и цинично ухмыляющейся рожи, что у еврея есть возможность доказать свою преданность Родине, только согрев своим сердцем вечную мерзлоту.

Ион ощутил полную беспомощность. Казалось бы, не вырваться из злобного, уверенного в своей безнаказанности круга. Но есть ещё Москва и наивная надежда, что столичные начальники утихомирят украинских антисемитов. Однако в Москве оказалось еще хуже. Ровно в девять Ион приходил в бюро пропусков ЦК ВКП/б/ на площади Ногина. Вдоль стены располагались кабины с телефонами, и чтобы попасть на приём, надо было набрать необходимый номер и подробно изложить своё дело. В случае успеха одному из офицеров МГБ, сидящему в окошке, давалась команда выписать пропуск. Выслушав рассказ Иона, телефон каждый раз объяснял, что он обратился не по назначению и давал другой номер. Ожидающих было много, и Ион снова и снова занимал очередь к телефону. Так прошло два дня. На третий день после бессонной ночи в девять часов утра он снова был на площади Ногина. После очередного телефонного разговора, ничем не отличавшегося от всех предыдущих, Ион не выдержал. Сказались и боль в зарубцевавшихся ранах, и накопившаяся обида. Ион рванулся к ближайшему окошку, и капитан МГБ, обалдев от неожиданности, услышал отборнейший мат. Он высунулся из окошка, пристально посмотрел на явно своего человека и его орденские планки и вдруг неожиданно спросил:

- Кем был на фронте, служивый?

- Танкистом.

- В каком корпусе?

- Во второй отдельной гвардейской бригаде.

- Иди ты! Да мы, бля, соседи! Я в сто двадцатой. Слыхал? Стой, да ты, часом, не тот взводный, что первым вышел на Шешупу?

Постепенно остывая, Ион утвердительно кивнул головой.

- Ну, бля, недаром тебя Счастливчиком называли. Надо же тебе нарваться как раз на меня. Чего тебе в ЦК-то?

Эмгебист выслушал рассказ, попросил партбилет и паспорт и тут же позвонил по внутреннему телефону.

- Ну, бля, и вправду ты Счастливчик, - повторил он. - Иди на прием к зав. админотдела.

Около получаса, не прерываемый ни разу, Ион рассказывал заведующему административным отделом о себе, о распределении, о горечи и обиде. Даже впервые произнес слово «антисемитизм». Тот мягко пожурил его, напомнив, что коммунист не должен обижаться на свой Центральный Комитет. Тут же он позвонил в Киев и приказал заведующему административным отделом ЦК КП/б/ Украины немедленно обеспечить зачисление Иона Дегена в клиническую ординатуру кафедры ортопедии и травматологии Института усовершенствования врачей. В Киеве, похоже, попытались возразить, на что из Москвы последовал раздражённый ответ: "Значит, будет один из 184-х!"

Так, среди 184-х врачей, принятых в 1951 году в клиническую ординатуру, Ион Деген оказался единственным евреем. Но это ещё не конец истории.

Наступил радостный день, когда профессор, заведующий кафедрой ортопедии велел ему явиться на работу. Прошло три недели, наполненных тяжёлой, но любимой работой. Подошёл день получения первой врачебной зарплаты. Событие само по себе значимое, а тут ещё и денег осталось на пару трамвайных билетов. Голодный и усталый, около получаса Ион простоял в очереди, чтобы услышать от кассира, что он не числится в ведомости на зарплату. Главный бухгалтер, к которому Ион тут же обратился, посоветовал немедленно отправиться к директору. В приёмной директора сидели члены Учёного совета, ожидая начала заседания. Иону сказали, что у него есть минут 15-20, и он может зайти. В огромном кабинете во главе длинного Т-образного начальственного стола под большим портретом товарища Сталина в тронообразном кресле восседал директор – многопудовый мужчина с крупным жирным лицом и маленькими глазками. Сбоку, на краешке стула присела рыжеволосая дама, секретарь парткома Института.

- Клинический ординатор кафедры ортопедии? Деген? Впервые слышу.

- Простите, профессор, вот копия приказа по министерству. Оригинал вам был вручен три недели тому назад.

- Понятия не имею, - и директор снова спросил фамилию и снова повторил, что слышит её впервые.

- А чего это вы с палочкой ходите?

- Ранение.

- Ранение, значит. При эвакуации или баловство какое?

- Нет, в танке. Во время атаки.

- Да ну! А я-то думал, что это у вас с детства. Значит, ранение?

- Да.

- На фронте, говорите?

- Да.

- А как же! У вас, говорят, целая куча орденов, - и директор перечислил ионовские ордена, что свидетельствовало о полной осведомлённости директора и очевидном его желании поизмываться над кажущимся беззащитным еврейчиком. Иону, опиравшемуся на палку, даже не предложено было сесть. Блинообразное лицо директора мерзко осклабилось:

- А говорят, что ордена можно купить в Ташкенте.

Этого стерпеть Ион не мог. Он поставил свою тяжелую палку в угол буквы Т, подошёл к директору, вытянутой левой рукой схватил вышитую сорочку вместе с волосами на груди, рванул на себя и тут же прямой правой всего себя вложил в удар. Алая струя хлынула из разбитого носа и два багрово-синих кровоподтёка мгновенно вздулись, ещё больше сузив маленькие глазки. Рыжая секретарь парткома издала мощный вопль, услышанный в приёмной. Распахнулись обе половины двери, и появились члены Учёного совета. Ион схватил свою палку и голосом, которым когда-то, перекрывая грохот танка, отдавал команды, произнёс:

- Я тебе, падло, покажу, как можно купить ордена в Ташкенте! - И сквозь расступившуюся толпу профессоров быстро вышел из кабинета.

Через полчаса Ион уже был в Министерстве здравоохранения. Замминистра по кадрам уже ждал его, оповещённый обо всём, что произошло у директора Института. Сразу же с порога он обратился к нему на "ты". После подробных вопросов и восторженных междометий замминистра сказал, что утром он может вернуться на работу, и место в общежитии для него уже приготовлено. Так закончилась эта история.

Начались годы становления Иона как врача и учёного. Словно губка, он впитывал опыт своих учителей и получал свой собственный, работая с полной отдачей. Редкие посещения симфонических концертов в то время были для него единственным отвлечением от работы, которое он себе позволял. В своей книге «Портреты учителей» Ион Деген вспоминает всех поимённо, и тех, кто служил ему примером, и тех, которых не хотелось называть даже коллегами. Среди первых был прекрасный врач Владимир Иннокентьевич Шастин, жизнью своей осознавший то, что Ион понять пока не мог.

Когда-то, ещё в 45-м, Ион попал на литературную встречу в будущий ЦДЛ, которую вёл не кто-нибудь, а Константин Симонов. Молоденький лейтенант среди других стихов прочитал строчки:

За наш случайный сумасшедший бой

Признают гениальным полководца.

Но главное, мы выжили с тобой.

А правда что? Ведь так оно ведётся.

Что тут началось. На самого Сталина руку поднял! На какого Сталина? Для него Сталин был непогрешимым и гениальным вождём, а полководцем разве что полковник, командир их танковой бригады. Выручил Симонов, защитив начинающего поэта, который, по его словам, сидя в танке, и генералов-то вряд ли видел.

Долго после этого Ион никому не читал своих стихов. Только несколько самых близких ему людей знали, что он их пишет. Доктору Шастину во время одного из совместных дежурств в больнице Ион рискнул прочитать несколько фронтовых стихов и только что написанный стих «Ночь в канун Первомая». В нём Ион разговаривает с украшенной к Первомаю улицей, много повидавшей на своём веку. Её топтала конница и танки срывали мостовую. Она видела погромы и слышала революционные марши.

 

Улица, скажи мне, ты запомнила?

Люди, к сожаленью, забывают.

Забывают светлое и тёмное.

Забывают, как оно бывает.

И чуть дальше:

Улица гирляндами увенчана,

Но беда кричит в её наряде.

Разве может плачущая женщина

Спрятать горе в пудре и в помаде?

А может, это всё в прошлом, и не стоит об этом вспоминать в канун праздника?

Почему же Иону не по себе:

Тесно так и так чего-то трудно мне

На твоих просторных тротуарах.

И тут возникают строчки, в которых с поэтической глубиной отразилась сегодняшняя жизнь улицы, отразилось Время:

 

Исстрадалась улица топтанием

Робких и запуганных прохожих...

На доктора Шастина стих произвёл сильное впечатление, и он очень точно заметил:

- Знаете, Ион, в вас одновременно живут два разных человека. Один - с мозгами, до стерильности промытыми советским воспитанием, другой – с сердцем, которым написаны стихи. До второго советская власть, к счастью, не добралась. Вы ведь коммунист, слепо верящий в систему, а я один из миллионов, без вины уничтожавшихся в советских концентрационных лагерях. Можно всё приписать человеку и объяснить культом его личности. Но именно система породила чудовище и его культ. Сердцем вы почувствовали правду. Уверен, что вы придёте к ней и мозгом.

После короткой паузы добавил:

- Правда, при вашем темпераменте это может сильно усложнить вашу жизнь.

Общение с доктором Шастиным ломало стереотипы. Это было задолго до появления гулаговской литературы, и рассказы доктора Шастина о его трагической судьбе производили на Иона ошеломляющее впечатление. Они разрушали в его сознании казавшиеся незыблемыми коммунистические идеалы.

История доктора Шастина заслуживает хотя бы краткого изложения. Во время войны он был майором медицинской службы, начальником госпиталя. Госпиталь расположился в небольшом румынском городке. И вдруг, чего не бывает на войне, уже тыловой городок захватили немцы. В госпитале две тысячи раненых. К нему подкатывают немцы на мотоциклах во главе с офицером. Доктор Шастин встал у входа в белом халате и сказал по-немецки, что войти в госпиталь они смогут, только убив его. В госпитале только раненые, и если офицер не верит его слову, то он может надеть халат и произвести инспекцию. Если в госпитале обнаружится хотя бы один не раненый, он волен поступать с начальником, как ему будет угодно. Поверил немец или просто не имел времени на проверку, не столь важно. Важно, что немцы оставили госпиталь, а ночью совсем ушли из городка. На следующий день СМЕРШ (если забыли, это сокращение от «СМЕРть Шпионам») арестовал майора Шастина за то, что он позорно сдал госпиталь в плен.

Весь персонал госпиталя и все раненые обратились с письмом, в котором свидетельствовали о том, что доктор Шастин не предатель, а герой, которому они благодарны за спасение. Бесполезно. СМЕРШу никто и ничто не указ. Чем больше посадят, тем выше оценка их работы. А виновный – невиновный, какое это имеет значение.

Приходится опустить перипетии лагерной жизни доктора Шастина. Хлебнул он эту жизнь полной чашей, но слово всё-таки не о нём, а о Дегене.

Однажды, после того, как Владимир Иннокентьевич высосал на глазах у Иона пару ампул кофеина и закурил сигарету, тот не удержался и сказал, что с больным сердцем ему противопоказаны и сигареты и кофеин. Иону запомнился ответ: «Вы правы, и то мне противопоказано, и это. Но главное, мне противопоказано покорно сносить то, во что превратили мою Россию». Над могилой своего учителя уже начавший прозревать Ион Деген громогласно назовёт его смерть политическим убийством.

Сколько раз Иону приходилось отстаивать своё достоинство силой рук. Не в его характере было увещевать подонков или не обращать внимания на их оскорбления.

Однажды он спустил с лестницы зарвавшегося зятя секретаря обкома с медалью Героя, который в ответ на замечание Иона кинул с презрением: «А ты чего гавкаешь, еврейчик?» Так случилось, что через некоторое время они встретились вновь, но уже в совершенно другой ситуации, и этот зять и Герой, хлебнув спирта, плакался «еврейчику», что променял любовь и верность на шоколадную жизнь. Не начал ли он прозревать, когда кубарем летел с лестницы?

Кстати, о Герое. Ион Деген дважды представлялся к этому званию, но было кому недолюбливать строптивого и несдержанного лейтенанта, и звание Героя ему так и не было присвоено.

Расскажем ещё об одной необычной истории, в которой Ион проявил не только бойцовские качества, но и благородство истинного врача.

Ион собирался сесть в такси, когда из ресторана вышли три прилично одетых мужика и подошли к машине. «Простите, такси занято», - вежливо сказал Ион. Один из мужиков, с пренебрежением глянув на невысокого Иона, оттолкнул его: «Ладно, иди, иди». Ион мгновенно вернул толчок, но более сильный. Мужик зацепился за бордюр, упал и покатился по газону, спускавшемуся к Днепру. Второй мужик размахнулся, чтобы ударить, но не успел. Ион ткнул его концами пальцев распрямлённой ладони в солнечное сплетение, и тот согнулся под прямым углом, издавая нечленораздельные звуки. Ион уже начал садиться в такси, когда третий, оторопевший поначалу, подскочил к машине с криком: «Ах ты, жидовская морда!» Ион наотмашь ударил его своей уникальной палкой по ногам, сел в такси и уехал. Инцидент был настолько обычным для Иона, что он тут же о нём забыл и никогда бы не вспомнил, если бы...

На следующий день врач Деген начал рутинный обход своих палат. В одной из них, это был шок, лежал третий мужик, пострадавший от палки. Стараясь оставаться спокойным, Ион осмотрел сломанную голень и сказал, что необходима операция.

– Кто будет оперировать? – мужик, конечно же, узнал вчерашнюю «жидовскую морду».

– Я. Но если у вас есть возражения, могу перевести вас в любую другую больницу.

Между прочим, мне довелось оперировать высокопоставленного эсэсовца. У его кровати круглосуточно дежурили офицеры госбезопасности. Вы представляете, как я люблю фашистов, но я выхаживал его, как родного брата. Мне сказали, что его казнили, как военного преступника, но это было уже не моё дело.

Мужик наверняка слышал если не раньше, то от нынешних его соседей по палате о золотых руках хирурга Дегена. За три месяца до этого Ион Деген пришил оторванную руку двадцатишестилетнему слесарю-сантехнику. Это была первая в истории медицины успешная операция такого рода. Налетевшим журналистам Ион пытался объяснить, что только по отдалённым результатам можно будет делать выводы, но где уж там удержать сенсацию. О пришитой руке узнали все.

Тысячи операций разной сложности пришлось проделать Иону Дегену за его долгую врачебную жизнь. Но он признаётся, что никогда ни до, ни после так не волновался, как перед операцией пострадавшего от его палки мужика. Операция не относилась к категории сложных, но её результат имел для Иона принципиальное значение. Слава Богу, всё прошло благополучно. В подарок от пациента, который оказался главным инженером крупного завода, Ион получил красивую чёрную кожаную папку с монограммой: «Глубокоуважаемому ... от благодарного ...» На этом бы и поставить точку. Но не хватило ума или такта у главного инженера, и он выразил сожаление по поводу прискорбного случая, оправдываясь тем, что был пьян, а так он любит евреев и имеет их в большом количестве среди друзей и коллег. Как же неприятны Иону были эти слова о любви к евреям!

Ион вспоминает Дело врачей. Он задыхался наяву, как в ночном кошмаре, когда кто-то или что-то сжимает горло. Всеобщая подозрительность и почти нескрываемая ненависть, обвинение всех евреев в предательстве, увольнения или смещения с должностей – вся эта вакханалия грозила закончиться депортацией евреев в отдалённые края, где они должны были смыть честным трудом лёгшее на них позорное пятно. Это ли не фашизм – обвинять весь народ целиком, включая Иона Дегена, трижды раненого, чудом уцелевшего, у которого вся грудь в орденах и медалях. Где оно, объявленное равенство и братство всех народов? Или всех, кроме еврейского?

Всё болезненней Ион ощущал, что он человек второго сорта. Несмотря на золотые руки хирурга. Несмотря на докторскую степень и открытую им магнитотерапию.

Летом 1976 г. доктор медицинских наук Ион Деген, работавший рядовым врачом в больнице, получил приглашение на семинар в Томск, где ему предлагалось, как первооткрывателю, выступить с лекцией о лечебном действии магнитных полей. С письмом из Томска Ион пришёл к главному врачу, и тот сказал, что на командировку денег нет. К ноябрю, когда должен был состояться семинар, Ион успел забыть о приглашении. И вдруг по домашнему телефону звонок: «Ион Лазаревич, с вами будет говорить министр здравоохранения, академик Петровский». С чего вдруг? Рядовой врач в Киеве и министр в Москве?

– Вы почему не в Томске?

– Главный врач не дал мне командировки.

– Немедленно вылетайте.

Заметим в скобках, что за год до этого Деген был приглашён на конгресс в Японию. Все расходы – полёт, гостиница, взнос за участие, содержание – за счёт японцев. В Японию ушёл ответ за подписью Петровского, что д-р И.Л. Деген, к сожалению, не может прилететь, так как у него осколок в мозгу, и он не переносит полётов. Деген узнал об этом ответе только через пять лет от японского профессора-ортопеда на конгрессе в Бразилии, но тут он неожиданно попал в точку:

- Не могу лететь, у меня осколок в мозгу, и я не переношу полётов.

Минутное молчание, затем короткое «не дурите, вылетайте немедленно», и разговор закончился. Не успел Ион сообразить, что делать, как позвонил на этот раз замминистра здравоохранения Украины, с которым Ион был в дружеских отношениях:

- Ион, иди к своему дурню и получи командировочные. Билеты уже заказаны.

Ион пошёл к «своему дурню». Тот, по-видимому, успел получить взбучку и сидел красный, как рак.

– Идите в бухгалтерию и получите командировочные.

– Сколько?

– Как положено. Два шестьдесят в сутки.

Ион закусил удила:

– Нет, за такие деньги не поеду. Десять рублей.

Это был, замечает Ион, единственный в его жизни случай стяжательства.

– Положено два шестьдесят в сутки.

– А положено доктору медицинских наук работать рядовым врачом в больнице под вашим руководством? Так что, либо платите, либо сами летите в Томск.

Ну, не наглец ли?! Можно только догадываться, что про себя подумал главврач, но куда денешься, велел заплатить. Иону запомнилось гостеприимство томичей и тёплый, уважительный приём на семинаре.

Вскоре семья Дегенов улетела в Израиль. Началась новая глава в жизни Иона Дегена. Проблем было выше головы. Что-то нравилось, что-то вызывало неприятие. В крайних случаях дело доходило даже до непереводимого на иврит танкистского мата. Но постепенно и он привыкал, и к нему привыкали. Главное, не было пресловутой инвалидности по пятой графе, от которой он страдал гораздо больше, чем от ран, полученных на фронте.

Израиль в лице Иона Дегена обрёл выдающегося ортопеда. Он лечил, писал статьи и книги, выступал на международных симпозиумах. Не заставило себя ждать мировое признание его заслуг. Но прежде всего он оставался Врачом, нерушимо выполняющим клятву Гиппократа: «В какой бы дом я не вошёл, я войду туда для пользы больного...». Пациент-араб и пациент-еврей ничем не отличались для него друг от друга. Что следовало за чёрточкой, не имело никакого значения.

Однажды, это было до интифады, араб из Газы, работавший на ремонте помещения, попросил посмотреть его полугодовалого ребёнка. На следующий день он привёз завёрнутого в пелёнки младенца, который успел обкакаться с головы до ног. Ион помыл малыша под струёй тёплой воды из крана, тщательно обследовал его и назначил лечение. На протяжении семи месяцев он следил за результатами, пока не убедился, что ребёнок полностью здоров.

Немало арабов обязаны Иону своим излечением. Но были и другие столкновения с арабами. После начала интифады по доброй воле раз в неделю Ион ездил в Шомрон, так на иврите зовётся Самария, безвозмездно оказывать ортопедическую помощь поселенцам. Ездить по дорогам Самарии небезопасно, и начальство снабдило его американским пятнадцатизарядным пистолетом «Ругер».

Каждый раз, переезжая из одного самарийского городка в другой, Ион ехал по пустынной дороге с крутыми поворотами, проходящей по узкой, глубокой лощине. Это опасное место он всегда старался проехать на максимальной скорости. Дальше рассказывает Ион:

- На сей раз я не смог увеличить скорости. Впереди меня медленно плёлся зелёный арабский форд-минибус. В зеркале заднего вида я увидел точно такой же автомобиль, прижимающийся к моей машине. Я открыл окно, взял свой «Ругер» в левую руку и прицелился в идущий впереди автомобиль. Он припустил и скрылся за поворотом. Я остановил машину посреди дороги. Объехать меня было невозможно. Не выключая мотора, вышел из автомобиля. С «Ругером» уже в правой руке подошел к форду, стоявшему метрах в пяти позади моей вольво. За баранкой сидел араб лет двадцати пяти. Увидев «Ругер» в моей руке, он перестал дышать и стал белее мела.

- В этом пистолете пятнадцать патронов. Если я увижу тебя за мной, пятнадцать пуль будут в твоей башке. Моё идиотское правительство, конечно, посадит меня в тюрьму. Но в тюрьме я буду живым. А ты будешь трупом. Понятно? – и завершил эту речь лучшим образцом из моего танкистского репертуара.

Не знаю, понимал ли он по-русски, вполне мог окончить университет им. Патриса Лумумбы, но впечатление было такое, что он всё понял. Я сел в автомобиль и уехал, а он остался стоять.

В следующую среду перед началом приёма в кабинет заскочил знакомый таксист.

– Ну, доктор, наделал ты переполох в арабских сёлах. Рассказывают, что здесь на «вольво» разъезжает хромой доктор руси, совершеннейший бандит. У него не пистолет, а настоящая пушка. Но здесь же говорят, что этот хромой доктор руси друг арабов. Однажды в больнице, куда не мог попасть араб, он отмывал от говна арабского младенца и вылечил его.

Да, маленькая страна Израиль. Что бы ни случилось, моментально становится известно всем.

Сегодня Иону Дегену 87, но старость всегда будет старше него. Сколько энергии и темперамента, сколько увлечённости жизнью, сколько неотложных дел и сетований на нехватку времени! Ощущение, что какой-то внутренний термояд работает, не затухая. Ион Деген, кроме всего прочего, активный член организации ветеранов войны. Российское посольство устраивает праздничные приёмы в честь ветеранов. Им регулярно вручают юбилейные награды. Ион выступает и благодарит, но не всегда сдерживает эмоции. Приведу целиком стих, по-дегеновски честный и искренний, который он не стал читать в ответном слове, а лично военному атташе прочитал.

 

Привычно патокой пролиты речи.

Во рту оскомина от слов елейных.

По-царски нам на сгорбленные плечи

Добавлен груз медалей юбилейных.

 

Торжественно, так приторно-слащаво,

Аж по щекам из глаз струится влага.

И думаешь, зачем им наша слава?

На кой... им наша бывшая отвага?

 

Безмолвно время мудро и устало

С трудом рубцует раны, но не беды.

На пиджаке в коллекции металла

Ещё одна медаль ко Дню Победы.

 

А было время, радовался грузу

И боль потерь превозмогая горько,

Кричал «Служу Советскому Союзу!»,

Когда винтили орден к гимнастёрке.

 

Сейчас всё гладко, как поверхность хляби.

Равны в пределах нынешней морали

И те, кто блядовали в дальнем штабе,

И те, кто в танках заживо сгорали.

Что тут скажешь кроме того, что Деген, он и есть Деген, в прошлом, в настоящем и, нет сомнения, в будущем. Многое менялось на протяжении его жизни, но Личность по имени Ион Деген оставалась во все времена достойной заглавной буквы. Такой Личности невозможно подражать. Ею надо быть.

Апрель 2012 г.

http://litbook.ru/article/1207/

Рубрики:  военная поэзия

Метки:  

ИОН ДЕГЕН. ПОБЕДИТЕЛЬ

Дневник

Суббота, 11 Мая 2013 г. 01:14 + в цитатник

Девятый класс окончен лишь вчера.
Окончу ли когда-нибудь десятый?
Каникулы — счастливая пора.
И вдруг — траншея, карабин, гранаты…

IL Territory

“Лучшему танкисту Второй Мировой Иону Лазаревичу Дегену” — этот эпиграф предваряет повесть о войне московского писателя Виктора Славянина*. Благодаря этой повести мне удалось познакомиться с потрясающим человеком, знаменитым врачом, легендарным танкистом. Журнал “Наше поколение”, где напечатана повесть, переслали в Израиль. Накануне девятого мая эту повесть Ион Лазаревич получил в подарок. “Лучший танкист” — не придуманная автором эмоциональная фигура речи, не только дань уважения, Ион Деген действительно входит в когорту лучших танкистов Второй Мировой войны**.

Удивительный Человек необыкновенной судьбы… Лучший танкист, врач, хирург-ортопед с мировым именем, лечивший и спасавший многих в России и Америке, Украине и Израиле…

Ион Деген. Автор остроумных и грустных историй о Великой Отечественной войне, о послевоенной жизни в СССР, о жизни в Израиле, автор знаменитого стихотворения, которое, как рассказывал Евтушенко, восторженно декламировали и Межиров, и Слуцкий, и Винокуров (из антологии Евгения Евтушенко “Десять веков русской поэзии”):

Мой товарищ в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.

Ты не плач, не стони,  ты не маленький.
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки.
Нам ещё наступать предстоит.

Мне посчастливилось услышать истории о жизни Иона Лазаревича от него самого.

 

Как и других мальчишек, война застала Иона на пороге школьных летних каникул.

Все планы смешала война… В числе отряда добровольцев, состоявшего из вчерашних школьников, он после девятого класса попал на фронт. Прочитав книгу Иона, я узнал, что в отряд добровольцев он попал, сбежав от матери из эшелона, который вез их в эвакуацию.

В первых же боях Ион был ранен. Он называет себя везунчиком. Ему действительно везло на хороших людей. И он это чтит, как человек, не раз находившийся на той узкой грани, когда происходит мгновенная переоценка ценностей. Его, раненого, в зоне немецкой оккупации спасла украинская семья.

“…славные украинские люди скрывали меня от немцев, по эстафете на подводах, подвергаясь опасности, довезли до линии фронта и дальше, пока я не попал в полевой передвижной госпиталь.”  (из книги Иона Дегена “4 года”, Израиль, 1999)

Девятнадцать дней загноившуюся рану перевязывали одним и тем же бинтом, который всё время стирали.

В Полтавском госпитале он чудом избежал ампутации. Врач колдовал над его ногой каждый день, смачивал тампон-жгут стрептоцидом и “шуровал им в ране, как в стволе винтовки шомполом”.

Потом было долгое путешествие по госпиталям, до самого Южного Урала.

Какое-то время после выписки из госпиталя Ион, ещё не окончательно оправившийся от ранения, провел в грузинском селе Шрома, где его долечивали родственники друга.

“Но шла война. Немцы снова наступали. Нога окрепла. Уже давно прошла хромота. Я просто не мог больше оставаться в тылу.” (из книги Иона Дегена “4 года”, Израиль, 1999)

Едва успев выздороветь, он снова рвался на фронт. Узнав, что на станции Нетанебе готовился к отправке бронепоезд, жарким июньским утром Ион прошел тринадцать километров пешком до своей цели.

На станции меня встретил майор Аркуша, которому я и отдал документы. Он спросил меня:

- Сколько классов ты окончил ?
- Девять.
- О! Мне нужны такие грамотные люди. А обстановку на карту нанести сумеешь?
- Смогу.
Майор дал мне карту, продиктовал данные, которые я и нанес на неё без ошибок.
- Так, — сказал майор — будешь у меня адъютантом.
- Нет — ответил я. — Если бы я хотел быть адъютантом, я бы подождал, пока меня призовут в армию.
- А что ты хочешь?
- Я хочу воевать.
- А я что, не воюю?
- Простите, но за все время боев я не видел ни одного майора !..
Он рассмеялся и сказал:
- Ну хорошо, пойдешь в разведку.

Так я и оказался в бронедивизионе.

Был снова ранен, попал в госпиталь.

До исполнения 18 лет мне оставалось пять месяцев. Но о возрасте меня никто не спрашивал, ведь я уже воевал. После излечения меня направили в танковое училище в городе Чирчик, в Узбекистане.

По окончании училища мне присвоили звание младшего лейтенанта и зачислили в гвардейскую танковую бригаду командиром танка. Через какое-то очень короткое время я стал командиром танкового взвода. Вместе с получением звания лейтенанта стал командиром танковой роты.

Зияет в толстой лобовой броне
Дыра. Броню прошла насквозь болванка.
Мы ко всему привыкли на войне.
И всё же возле замершего танка
Молю судьбу:
когда прикажут в бой,
Когда взлетит ракета, смерти сваха,
Не видеть даже в мыслях над собой
Из этой дырки хлещущего страха.

IL Territory

До старшего лейтенанта не успел дослужить — был очень тяжело ранен. Это уже потом, после войны, в момент защиты моей кандидатской диссертации мне показали историю моей болезни, в которой была запись “Резюме: травмы несовместимы с жизнью. Генерал-полковник медицинской службы, академик …”

Первые два осколка попали в голову…

Но мне снова невероятно повезло: челюсть буквально по кусочкам собирал талантливый мальчишка, только что окончивший медицинское училище. Профессора потом удивлялись — как он это смог сделать. Я сластёна, два месяца питался только сгущенным молоком.

… Ну и потом разбавлял немного водкой.

Хотя в тот день, когда меня ранили, дал зарок не пить.

Это было в Восточной Пруссии. В день получения приказа об атаке я выпил почти 600 грамм водки: стакан в момент получения приказа, потом мне налили стакан, когда я проходил мимо кухни и ещё один — в танке. На снарядном ящике был накрыт импровизированный стол. Помню , как наш стреляющий (другого такого, наверное, во всей Красной армии не было — он сбивал телеграфный столб из танковой пушки с расстояния в 800 метров !), любитель выпить закусить, накрыл свой стакан рукой и сказал:

- Я пить не буду… Я — мусульманин. Перед смертью не пью…

Все смолчали… Потому что понимали, он прав.

У меня в тот момент родились стихи и я решил их записать. Полез в нагрудный карман за своим талисманом — ручкой, которую мне подарил пленный штурмбанфюрер. Ее на месте не оказалось…

3 пули в правую руку… 4 пули — в левую руку. Одна из пуль разбила часы, которые я хотел подарить своей маме, если бы мне удалось ее найти после войны…”

Ион показывает руку, на которой отчетливо виден след пули…

- Расскажите про ручку-талисман, которую вам подарил пленный.

“Ко мне привели на допрос пленного немца. В ходе допроса он вдруг начал мне рассказывать :

- Я — один из первых национал-социалистов, выпускник Венского университета. Но во что превратилась наша идея ! Во что эти люмпены, эти ничтожества ее превратили. Вот, посмотрите — мой золотой значок. Я — один из первых.

- Вы знаете, что я — коммунист.

- А я вас понимаю. Мы с вами — братья. Одно и тоже знамя. У нас — коричневый фашизм, у вас- красный.

Я схватился за пистолет, а он рассмеялся…

- Вы знаете, что я — еврей? — крикнул я ему.

- Вы еще вспомните мои слова — у вас будет антисемитизм ещё страшнее, чем у нас…

И, уже уходя, он повернулся ко мне и сказал:

- Младший лейтенант, это вам подарок на память.” И протянул мне ручку.

Солнце бьет с орденов боевых
безрассудной отваги выжимки.
Чудо! Мы еще среди живых,
старики, что нечаянно выжили.

Как тогда, в День Победы, пол-литре рад,
Но на сердце моем окалина.
Делал всё для победы над Гитлером,
А помог возвеличить Сталина.

- Вы не договорили про свое ранение…

Была осень 1944, я не числился в живых, танк мой сгорел, решили, что погиб и я. А меня, тем временем, живого, израненного, везли в госпиталь…

В танке я был ранен только в голову и лицо — прямое вражеское попадание в башню нашего танка. Когда я выбрался из танка — получил семь пуль в руки… При падении шнур моего шлема попал в станок пулемета и провернулся там. Отцепить я его не мог — руки были перебиты. И в этот момент начали сыпаться мины … В результате — ранения в ноги: голень, коленный сустав, бедро… Почему-то я чувствовал дикую боль только в голени, перебило нерв.

Вытащил меня с поля боя старший лейтенант Федоров…

День Победы встретил в госпитале. Мы разливали тщательно законспирированную в осветительных плафонах водку, которая перекочевала туда из грелок, куда мы сливали содержимое поллитровок. Мне пришлось “выгнать” из палаты подполковника медицинской службы, когда тот хотел конфисковать наши “праздничные” . Так мы отметили День Победы.

Случайный рейд по вражеским тылам.
Всего лишь ввод решил судьбу сраженья.
Но ордена достанутся не нам.
Спасибо, хоть не меньше, чем забвенье.

За наш случайный сумасшедший бой
Признают гениальным полководца.
Но главное – мы выжили с тобой.
А правда – что? Ведь так оно ведется.

IL Territory

Ион и Люся

Находясь в госпитале, я решил стать врачом . Именно с того момента я терпеть не могу слово “ампутация”! Дал себе зарок, что когда стану врачом буду не ампутировать, а пришивать! Но сначала надо было сдать экзамены на аттестат зрелости, а это было трудной задачей, за четыре года я почти все забыл, особенно тяжело обстояло дело с химией. Поэтому я решил все силы бросить на зубрежку этого предмета, а остальное…

Но оказалось, что и с экзаменом по литературе не все так просто. Когда меня вызвали на комиссию по устному экзамену, одна из преподавателей заявила, что сочинение я списал. Мне стало обидно. На устном экзамене я, раненый боец на костылях, декламировал Маяковского и Пушкина! Пораженная комиссия влепила мне две “пятерки”. За устный экзамен и за сочинение.”

Но это уже другая история. История мирной жизни героя войны Иона Дегена.

IL Territory

Рабочий кабинет

“Я не довёз маме трофейные часы, которые так берёг! Их разбила пуля”

Когда они нашли друг друга после войны, мама рассказала сыну, как ждала и верила:”Он жив. Он вернется. И вся грудь его будет увешана орденами.”  (из книги Иона Дегена “4 года”, Израиль, 1999)

Он выжил, он вернулся, и грудь его была увешана орденами, которые Ион показывает мне сегодня, исчисляя их с присущим ему юмором прозаичными килограммами:”Этот пиджак весит шесть килограмм!”

IL Territory

На фронте не сойдёшь с ума едва ли,
Не научившись сразу забывать.
Мы из подбитых танков выгребали
Всё, что в могилу можно закопать.
Комбриг уперся подбородком в китель.
Я прятал слёзы. Хватит. Перестань.
А вечером учил меня водитель
Как правильно танцуют падеспань.

IL Territory

Танкист и Танк

Из 41 героя Израиля — 18 танкистов, которые, на основании полученных данных из архива Советской армии, считают героем и Иона Дегена.


* — Журнал “Наше поколение”, август 2011 года, № 8, Виктор Славянин “Затерянный остров”
** —  - photogallery. http://www.wio.ru/tank/aces/aces.htm


Хочу выразить огромную благодарность моему другу Ирине Барановой, без которой моя встреча с Танкистом, Врачом и Писателем просто не состоялась бы.

И вы, мои читатели, не увидели бы этот рассказ о Человеке, ставшем Легендой во многих странах мира.

IL Territory

Хочу представить Вашему вниманию еще несколько интересных снимков.

IL Territory

IL Territory

IL Territory

А этим снимком я буду хвастаться

IL Territory

http://ilterritory.com/?p=2094

Рубрики:  военная поэзия

Метки:  

Ион Деген «Мой товарищ, в смертельной агонии…»

Дневник

Суббота, 11 Мая 2013 г. 01:12 + в цитатник

Многие ветераны считают это стихотворение о войне лучшим, Евтушенко сказал, что эти восемь строчек гениальны и ошеломляют жестокой силой правды. Поэт Ион Деген — танкист-ас во время Великой Отечественной войны, врач-ортопед в мирное время, сейчас проживает в Израиле.

Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Ты не плачь, не стони, ты не маленький,
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки.
Нам еще наступать предстоит.

Декабрь 1944 г.


ЖАЖДА

Воздух — крутой кипяток.
В глазах огневые круги.
Воды последний глоток
Я отдал сегодня другу.
А друг все равно…
И сейчас
Меня сожаление мучит:
Глотком тем его не спас.
Себе бы оставить лучше.
Но если сожжет меня зной
И пуля меня окровавит,
Товарищ полуживой
Плечо мне свое подставит.
Я выплюнул горькую пыль,
Скребущую горло,
Без влаги,
Я выбросил в душный ковыль
Ненужную флягу.

Август 1942 г.

Рубрики:  военная поэзия

Метки:  

Танкист, хотевший стать врачом Ион ДЕГЕН (1925, Могилев-Подольский)

Дневник

Суббота, 11 Мая 2013 г. 01:10 + в цитатник


Вот такую историю – то ли подлинную, то ли несколько преувеличенную – мне довелось только что услышать от одного ветерана Второй мировой войны, пиджак которого со всеми военными орденами, советскими и иностранными, весит килограммов шесть:

«Это было в 1943 году. Товарищ Щербаков, секретарь ЦК ВКП(б), он же – начальник Главного политуправления Красной Армии, вызвал редактора «Красной звезды» Давида Ортенберга.

– Что-то у вас в газете слишком много корреспондентов… определенной… национальности.

– Уже сделано, – по-военному отрапортовал Ортенберг.

– Что сделано? – спросил Щербаков.

– Двенадцать погибли на фронте».

Глаза рассказчика сначала вроде чуть посмеивались с невеселой иронией, а потом застыли, словно подернулись пеленой.

Мы встретились 17 ноября 2007 года в израильском городке Гиватайм, неподалеку от предвкушающе наполняющегося тель-авивского стадиона. Почти сюрреализм – говорю с человеком, который, если верить легендам, слухам и даже романам Виктора Астафьева и Василия Гроссмана, был убит еще в сорок первом году. Когда он пожал мою руку, она жалобно захрустела в его ручище, привыкшей к стальной тяжеленной трости, с которой он, хромая после давней раны, по-пушкински не расстается. Многолетний, зато лукавоглазый, седым-седой, зато с упругим, как трамплин, брюшным прессом, ошеломляюще живой «покойник» – в сногсшибательной спортивной форме, как оказалось, гораздо лучшей, чем футболисты российской сборной, на матч которой со сборной Израиля я поспешил после визита к фронтовику, хоть и слабенько, но надеясь, что наши «звезды» этим вечером наконец-то засияют. Увы… Мне жаль господина Гуса Хиддинка: «Что ищет он в стране далекой? Что кинул он в краю родном?..» А для таких людей, как герой моего рассказа, у которых есть сверхзадача, перемена мест не меняет суммы слагаемых их души. Даже оказавшись волею судеб в стране далекой, они никого не кидают в стране родной, у них хватает сил на то, чтобы повсюду носить в душе страну родную, со всеми воспоминаниями о ней – и хорошими, и тяжкими. Какая мощная хватка у этого жизнерадостного, искрящегося от собственной энергии 82-летнего бывшего танкиста, еще совсем недавно практикующего выдающегося ортопеда, одного из пионеров магнитной терапии, а ныне пенсионера, который, когда я показываю ему свою что-то частенько опухающую ногу, немедленно приникает к ней всеслышащими пальцами и фыркает: «На черта вам операция, когда у вас вполне рабочий пульс! Держитесь подальше от таких врачей, которые вам это советуют!»

В середине пятидесятых кто-то из поэтов-фронтовиков, кажется, Михаил Луконин, прочитал мне по памяти потрясшее меня стихотворение всего-навсего из двух четверостиший. Вот как оно тогда прозвучало:



Мой товарищ в предсмертной агонии.

Замерзаю. Ему потеплей.

Дай-ка лучше согрею ладони я

Над дымящейся кровью твоей.



И не плачь, не скули, словно маленький.

Ты не ранен. Ты просто убит.

Дай-ка лучше сниму с тебя валенки.

Мне еще воевать предстоит.



Восторженно читали мне его и Александр Межиров, и Борис Слуцкий, и Евгений Винокуров, и многие другие. Варианты несколько разнились, хотя впечатление оставалось сильным – с такой жесткой, пугающей правдой в то время не писал никто. Однако далеко не все этими стихами восторгались – некоторые называли их воспеванием мародерства, оскорблением победоносной Красной Армии, даже апологией «власовщины», что было уже совсем чудовищно. Но строки варьировались не из-за злого умысла. Изменения в любом тексте, который живет изустно, неизбежны, а иногда и хороши, как, например, в песнях «Степь да степь кругом…», «Что стоишь, качаясь…», «Хас-Булат удалой!..». Народная редактура отнюдь не портит их, а наоборот, концентрирует и проясняет смысл, усиливает эмоциональность.

Я доверился первому услышанному варианту и привык к нему. Именно его и включил в одну из публикаций в «Огоньке» из будущей антологии «Строфы века». И вдруг получил письмо с Украины от человека, который лично знал автора. Мой корреспондент сообщил, что автор жив и его зовут Ион Деген. Я с ним познакомился двенадцать лет назад в Израиле, но, к сожалению, как-то на ходу, между выступлениями. Главным для меня тогда было убедиться, что он на самом деле существует и что стихи действительно принадлежат ему.

А вот на дотошную сверку вариантов времени не хватило. Деген отозвался о приведенном мной «народном варианте» в своей самиздатовской книжице до обидного резко. Но разве я сам не взрывался иногда, если меня без меня «улучшали»? Все мы, поэты, болезненно самолюбивы, когда нас правят. Поэтому я привожу сегодня оба варианта – так называемый «народный» и авторский.

Дорогой Ион, моя проблема в том, что они мне оба нравятся. Конечно, вторая строчка лучше в вашем варианте. Но в первой строке второго четверостишия очень коряво и невыразительно звучат в повелительном наклонении два слова: «…не стони…».

«Нам еще наступать предстоит», по-моему, слабее, чем: «Мне еще воевать предстоит». Во-первых, «мне» сильней, чем безликое «нам». Во-вторых, слово «наступать» – временное, быстролетное. А «воевать» – это надолго, а может, и навсегда. Разве я не прав? Рассердившись на меня, вы зряшно осерчали на соавторство «народа-языкотворца». А я был счастлив, что нашел и некоторые другие стихи, достойные стать хотя бы обрамлением – я уверен – бессмертного восьмистрочного шедевра.

Деген родился на берегу Днестра, где Остап Бендер столь неудачно пытался дойти по льду до счастья. Отец мальчика работал фельдшером и умер, когда сыну было всего три года. Мать-медсестра вынуждена была отдать его в кузнечную науку к дяде Федору. В двенадцать лет он уже умел зажимать худенькими мальчишескими коленками ногу лошади, набивая молотком подкову на копыто. Так в нем вырастал будущий хирург-ортопед, который потом, в медучилище, тренируясь по собственному методу, резал скальпелем только один или два листа в стопке папиросной бумаги, не задевая остальных (многослойная хирургия). В 16 лет сбежал в Красную Армию, спрыгнув с поезда, на котором ехал вместе с матерью в эвакуацию. Был ранен в первых боях, чудом выжил, когда загноилась рана, которую приходилось перевязывать в течение девятнадцати суток тем же самым постоянно стираемым бинтом. Попав в зону немецкой оккупации, был спасен крестьянской семьей Григоруков. Затем его начали передавать из семьи в семью, пока он не вернулся в расположение Красной Армии. Четыре месяца отлечивался, отдышивался в отпуске в селе Шром Махарадзевского района, где его поставили на ноги грузинские родственники фронтового друга – пограничника Саши Гагуа. Добирался на попутках от Армавира до тогда еще мало кому известного Беслана. Попал сначала на разведывательные бронепоезда «Сибиряк» и «Железнодорожник Кузбасса», потом – в танковое училище.

Он до сих пор восхищается своим товарищем Захаром Загадуллиным, который запросто сбивал из танковой пушки столб на расстоянии 800 метров. Вспоминая, с мгновенно поюневшими глазами, взахлеб задыхается, как будто снова сидит в прокопченной среднего класса «тридцатьчетверке», выходя на редчайшую дуэль с тяжелым немецким «Тигром». Он сейчас совсем не здесь, рядом со мной, а где-то там – снова выкарабкивается из горящей машины, сбивая пламя с комбинезона. Оба танка выстрелили одновременно.

Деген получил ранение в голову. Пока выбирался из танка, семь пуль хлестанули его по рукам, а, когда упал, четыре осколка перебили ему ноги. Он понимал, что если немцы сейчас найдут его, то сожгут заживо. И решил застрелиться, но страшная боль не позволила даже снять с предохранителя парабеллум. Он потерял сознание и очнулся уже в госпитале.

Мрачнеет, рассказывая, как летом сорок пятого года, когда еле ковылял на костылях, неожиданно был приглашен в Дом литераторов читать стихи вместе с другими поэтами-фронтовиками. Председательствовал Константин Симонов, бывший тогда на пике славы. Были там Михаил Дудин, Сергей Орлов, тоже танкист… Других Деген не запомнил по именам. Когда он прочел «Мой товарищ, в смертельной агонии…», все как будто оледенели. А он еще и подбавил:



За наш случайный сумасшедший бой

Признают гениальным полководца.



Симонов заугрюмел: с каким удовольствием все эти Суровы и Бубенновы доложат куда следует, что он присутствовал, но не пресек. И он после чтения строго, но не смертельно отчитал автора за жестокость его стихов. А на будущее оставалось перевести слово «полководец» в более низкий ранг. Объяснить, что для танкиста и комбриг – полководец. Чтобы не был заподозрен маршал или, не дай Бог, генералиссимус… Именно так Симонов и поступил на следующий день, доказывая коллегам, что юный танкист имел в виду своих прямых командиров. Другие, правда, уже рычали. Но по тем временам это было не самым страшным. Самым страшным было словосочетание «враг народа». А оно все-таки не прозвучало. Деген это описал так: «Не просто лаяли и песочили. В пыль растирали. Как это коммунист, офицер мог стать таким апологетом трусости, мародерства, мог клеветать на доблестную Красную Армию? Киплинговщина какая-то. И еще. И еще».

Но парадоксальным образом, выпустив пар выступающих, Симонов Дегена выручил.

Все думали, что Дегену суждена судьба инвалида. Но его стихи были гораздо бодрее, чем эта незавидная участь. Прошедший сквозь такую кровь, он еще оставался юношей:



Не замечен я даже босячками –

Так вот внешность моя хороша.

У меня лишь еще не запачканы

Подворотничок и душа.



Она у него и осталась незапятнанной.

Его вызвал маршал бронетанковых войск Я. Н. Федоренко, предложил идти в закрытый Институт танковой промышленности. Говорил без обиняков:

– Пойдешь – Героя Советского Союза дадим.

Деген уперся: хочу в медицину. У него есть такие строки:



Конечно, мне хотелось быть Героем,

Но еще больше – быть врачом.
 

* * *
Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.

Ты не плачь, не стони ты, мой маленький.
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай-ка лучше сниму с тебя валенки.
Нам еще наступать предстоит.

* * *
На фронте не сойдешь с ума едва ли,
Не научившись сразу забывать.
Мы из подбитых танков выгребали
Всё, что в могилу можно закопать.
Комбриг уперся подбородком в китель.
Я прятал слезы. Хватит. Перестань.

А вечером учил меня водитель
Как правильно танцуют падэспань.
Лето 1944

* * *
Случайный рейд по вражеским тылам.
Всего лишь ввод решил судьбу сраженья.
Но ордена достанутся не нам.
Спасибо, хоть не меньше, чем забвенье.

За наш случайный сумасшедший бой
Признают гениальным полководца.
Но главное – мы выжили с тобой.
А правда – что? Ведь так оно ведется.
Сентябрь 1944

* * *
Зияет в толстой лобовой броне
Дыра. Броню прошла насквозь болванка.
Мы ко всему привыкли на войне.
И всё же возле замершего танка
Молю судьбу:
когда прикажут в бой,
Когда взлетит ракета, смерти сваха,
Не видеть даже в мыслях над собой
Из этой дырки хлещущего страха.
Ноябрь 1944

Отягченная наследственность
Напеваем чужие мелодии,
Повторяем чужие слова,
Притираемся к чьей-то свободе и
Забываем, что значит своя.

Оттирают упорно к обочине,
Но упрямимся – мы не рабы.
Нас, чужими руками сколоченные,
Успокоят чужие гробы.

Так привыкли. Такими мы созданы.
Мы покорны всегда и во всем.
Потому что вот эту, осознанную,
В хромосомах своих не несем.
1961

* * *
Как тогда, в день Победы, пол-литре рад.
Но на сердце моем окалина.
Делал всё для победы над Гитлером,
А помог возвеличить Сталина.


* * * Идут белые снеги на
грязь, кровищу и ложь,
ну а восемь строк Дегена
ничем не сотрешь.

Евгений ЕВТУШЕНКО
http://www.newizv.ru/culture/2007-11-23/80291-tankist-hotevshij-stat-vrachom.html
Рубрики:  военная поэзия

Метки:  

Парад победы

Дневник

Суббота, 11 Мая 2013 г. 20:25 + в цитатник


Такое Площадь знала лишь однажды,
однажды только видела Земля:
солдаты волокли знамена вражьи,
чтоб бросить их к подножию Кремля.
Они, свисая, пыль мели с брусчатки.
А воины, в сиянии погон,
все били, били в черные их складки
надраенным кирзовым сапогом.
Молчала Площадь. Только барабаны
гремели. И еще - шаги, шаги:
Вот что такое <русские Иваны> --
взгляните и запомните, враги!
Вы в них стреляли?
Да, вы в них стреляли!
И жгли в печах?
Да, вы их жгли в печах!
Да только зря: они не умирали,
Лишь молний прибавлялось в их очах!
<На-а-пра-во> - и с размаху о брусчатку
и свастику, и хищного орла.
Вот так! России бросили перчатку --
Россия ту перчатку подняла!
И видели, кто был в тот день в столице,
на Площади: она, лицом строга,
подняв венец и меч зажав в деснице,
прошла по стягам брошенным врага!Сергей Викулов

Сергей Орлов

Когда это будет, не знаю:
В краю белоногих берез
Победу девятого мая
Отпразднуют люди без слез.
Поднимут старинные марши
Армейские трубы страны,
И выедет к армии маршал,
Не видевший этой войны.
И мне не додуматься даже,
Какой там ударит салют,
Какие там сказки расскажут
И песни какие споют.
Но мы-то доподлинно знаем,
Нам знать довелось на роду, --
Что было девятого мая
Весной в сорок пятом году.

Счастья вам, ветераны!

Опять весна, как много лет назад,
Когда весь мир услышал о Победе.
Как хочется, чтоб больше никогда
Не знала бы земля таких трагедий,
Как та война, что много лет назад!
Но живы еще те, кто это видел,
Кто рвался в бой, кто жизни не жалел,
Воюя с теми, кто нас ненавидел.
Я счастья вам желаю, ветераны!
Пусть радует вас солнышко и внуки,
Пусть никогда не повторятся дни,
Отчаянья полные и муки.
Желаю слушать вам раскаты,
Но не раскаты вражеских орудий –
Раскаты грома, что гремит весною
И дождь несет, что смоет все тревоги.
Желаю видеть вам потоки,
Но не потоки слез и плача –
Дождя потоки, что идет весною...
Желаю вам здоровья и удачи!

Победа

Я помню голос Левитана
И слово грозное «война»,
Как наша армия отступала,
Сдавая села, города,
Как насмерть под Москвой стояли,
Как был в блокаде Ленинград,
Как немцев били в Сталинграде,
Под Курском всыпали опять.
Все для Победы, все для фронта! –
Призыв партийный прозвучал,
И наш народ, собравши силы,
Как будто монолит стоял.
В тот грозный час страна мужала,
А люди бились все вокруг.
И нам Победа засияла
За наш тяжелый, ратный труд!
Отдавши тридцать миллионов
Своих сынов и дочерей,
Мы отстояли честь, свободу
Великой Родины своей!

ДАВАЙТЕ СКАЖЕМ ЧТО-ТО О ПОБЕДЕ...
**********************************

Начало мая.
Красные гвоздики,
Как слезы тех далеких страшных лет.
И ветеранов праведные лики,
Особенно, которых больше нет.

Когда опять подходят даты эти.
Я почему-то чувствую вину -
Все меньше вспоминают о Победе,
Все больше забывают про войну.

Никто из нас за это не в ответе.
И сам с собой веду я разговор:
Так много было войн на белом свете,
Так много лет уже прошло с тех пор.

И, как обычно, вспоминаю папу,
Вернувшегося без обеих ног...
Как поднимался он легко по трапу,
Как танцевать он на протезах мог...

Идут по телевизору парады,
Горят в архивных фильмах города.
Тем, кто остался, раздают награды.
И кажется, что было так всегда.

Война еще исчезнуть не готова.
Те годы - миллионы личных драм.
А потому, давайте вспомним снова
Всех тех, кто подарил Победу нам.

Когда гулять, на майские, поедем,
Веселые, довольные вполне,
Давайте скажем что-то о Победе
И вспомним, хоть немного, о войне.

Петр Давыдов

Рубрики:  военная поэзия

Метки:  

Константин Симонов. Жди меня...

Четверг, 09 Мая 2013 г. 02:05 + в цитатник
Это цитата сообщения Надежда_Пушкарева [Прочитать целиком + В свой цитатник или сообщество!]

Константин Симонов. Жди меня...

Жди меня, и я вернусь,
Только очень жди.
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет.

Жди меня, и я вернусь.
Не желай добра
Всем, кто знает наизусть,
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души...
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.












Жди меня, и я вернусь
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет - повезло!

Не понять не ждавшим, им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой -
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.

1941.

Константин Симонов

http://www.liveinternet.ru/users/3238861/post275545738/
Рубрики:  военная поэзия

Метки:  

В ПАМЯТЬ О СОБАКАХ ВОЙНЫ

Четверг, 09 Мая 2013 г. 23:46 + в цитатник
Это цитата сообщения ELENA_STOPKO [Прочитать целиком + В свой цитатник или сообщество!]

В ПАМЯТЬ О СОБАКАХ ВОЙНЫ



e72c1088d278 (300x31, 13Kb)

86984132_A7Nivo7UBzM (540x440, 61Kb)

Собак не поминают поименно,
Им не дают наград и орденов,
Но всё же должен помнить мир спасённый,
О подвиге собак со всех дворов!
Услышала я, может не случайно,
Историю, как шёл Великий бой!
Мне рассказал о подвиге отчаянном
Один седой участник битвы той!
Я слушала его и удивлялась,
Не уж-то правду говорит седой старик!?
И на груди его награда красовалась,
Но не хвалился той наградой фронтовик.
Тот бой тяжёлый в памяти остался…
Он не забыл историю о том…,
Как с ними рядом с танками сражался,
Четырёхлапый, храбрый батальон!
- Полуголодные, худющие дворняги,
Глазами умными - всё вглядывались в нас.
А мы на них скорей гранаты надевали,
Им командир уже смертельный дал приказ!
Собакам мы должны быть благодарны!
За то, что были рядом в те года,
Их дружба и шальная солидарность,
Пусть остаются с нами навсегда!
Как мало вы дворняги воевали,
Подбитый танк - и нет в помине вас.
И мы, глотая слёзы, вспоминали,
Собак, что жизни отдали за нас!
Мне трудно говорить о наболевшем,
Я видел этот ужас не во сне!
Э…х! Знали б Вы, что значит танк сгоревший!
Ведь это не прошедший танк к Москве!
Я видел, как собаки воевали,
Я не забуду это никогда!
И дай-то Бог, чтоб люди осознали,
Что это Он им помогал тогда!
Да разве можно позабыть такое!
В неравной схватке жизни не щадя,
Дворняги шли на смерть за нас с тобою!
Такое, люди, забывать нельзя!
Всё говорят, кто прошлое забудет,
Тогда и будущее не увидит Вас!
Задумались бы Вы над этим, люди,
То столько злобы не было бы в нас!
Собак я не любил и ненавидел,
Пока нас не свела судьба в бою!
Прошли года, но, где бы их не видел,
С тех пор склоняю голову свою!

(из интернета)


e72c1088d278 (300x31, 13Kb)




http://www.liveinternet.ru/users/elena_stopko/post275632991/
Рубрики:  военная поэзия

Метки:  

МАЛЬЧИКАМ, ИГРАЮЩИМ В ВОЙНУ

Четверг, 09 Мая 2013 г. 23:37 + в цитатник
Это цитата сообщения ELENA_STOPKO [Прочитать целиком + В свой цитатник или сообщество!]

МАЛЬЧИКАМ, ИГРАЮЩИМ В ВОЙНУ



2163543 (700x466, 141Kb)


Мальчикам, играющим в войну,
Я в больших ладонях протяну
Два десятка взятых наугад
Оловянных маленьких солдат.
Ты смотри внимательно, дружок,
Этот вот без рук, а тот – без ног.
Третий – чёрный, зубы лишь как мел,
Видно в танке заживо сгорел.
А четвёртый – ордена, как щит –
Он в Берлине в мае был убит.
А вот этот на густой заре
В сорок третьем утонул в Днепре.
У шестого на глазах слеза –
Сорок лет, как выбило глаза...

Горсть солдат ребятам протяну –
Не играйте мальчики в войну...

(В.Вологдин)



0_b23a8_891fa20e_aaa (300x70, 39Kb)



http://www.liveinternet.ru/users/elena_stopko/post275637853/
Рубрики:  военная поэзия

Метки:  

БАЛЛАДА О КРАСКАХ

Дневник

Среда, 08 Мая 2013 г. 22:07 + в цитатник
Был он рыжим,
         как из рыжиков рагу.
Рыжим, 
   словно апельсины на снегу.
Мать шутила, 
        мать веселою была: 
«Я от солнышка сыночка родила...»
А другой был чёрным-чёрным у неё.
Чёрным, 
    будто обгоревшее смолье.
Хохотала над расспросами она, 
говорила:
«Слишком ночь была черна!..»
В сорок первом, 
      в сорок памятном году 
прокричали репродукторы беду.
Оба сына, оба-двое, соль Земли —
поклонились маме в пояс.
И ушли.
Довелось в бою почуять молодым 
рыжий бешеный огонь 
               и черный дым, 
злую зелень застоявшихся полей, 
серый цвет прифронтовых госпиталей.
Оба сына, оба-двое, два крыла, 
воевали до победы.
Мать ждала.
Не гневила, 
   не кляла она судьбу.
Похоронка
обошла её избу.
Повезло ей. 
     Привалило счастье вдруг.
Повезло одной на три села вокруг.
Повезло ей. 
      Повезло ей! 
              Повезло!— 
Оба сына 
воротилися в село.
Оба сына.
     Оба-двое. 
          Плоть и стать.
Золотистых орденов не сосчитать.
Сыновья сидят рядком — к плечу плечо.
Ноги целы, руки целы — что еще?
Пьют зеленое вино, как повелось...
У обоих изменился цвет волос.
Стали волосы — 
     смертельной белизны!
Видно, много 
белой краски 
у войны.
1972

Роберт Рождественский

Рубрики:  военная поэзия

Метки:  

Семён Гудзенко. Нас не нужно жалеть. Актеры и судьбы. Михай Волонтир

Среда, 08 Мая 2013 г. 14:29 + в цитатник
Это цитата сообщения galkapogonina [Прочитать целиком + В свой цитатник или сообщество!]

Семён Гудзенко. Нас не нужно жалеть. Актеры и судьбы. Михай Волонтир

Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
Мы пред нашим комбатом, как пред господом богом, чисты.
На живых порыжели от крови и глины шинели,
Hа могилах у мертвых расцвели голубые цветы.

Семён Гудзенко




Нас не нужно жалеть.
Поет Михай Волонтир.
Из х\ф "Цыган"
Стихи Семена Гудзенко

Читать далее...
Рубрики:  история одной песни
военная поэзия

Метки:  

 Страницы: [2] 1