Людмила_Ярослава все записи автора
Это было старое здание из красного кирпича с толстыми капитальными стенами этажей в восемь или девять, но мне надо было идти на третий этаж. Невозможно передать словами мое нежелание туда подниматься, но мой муж велел мне привести туда мою, нашу с ним дочку, чтобы познакомиться с его новой женщиной и ее, их совместным новорожденным сынишкой.

Дом имел при входе огромное фойе, это нельзя было назвать ни подъездом, ни парадным, это было именно фойе, как в каком-нибудь огромном старинном театре. Там могло бы поместиться свободно человек пятьдесят и еще осталось бы место. Стены были из красного мрамора, а пол выстилал черный гранит в прожилках серого и бело-желтого цвета. Арки в лифтовые коридоры были из такого же красного, почти бордового камня, как и стены. Сказать, что атмосфера в этом фойе была гнетущей, это ничего не сказать. Мне казалось, что сейчас эти стены, вот-вот еще через мгновение, начнут медленно сдвигаться и отрежут меня вместе с моей пятилетней дочкой от единственного выхода, и будут все так же медленно гнать меня к лифтам, чтобы я не могла уже ни сбежать, ни просто остаться тут, внизу, и никуда малодушно не ходить.

Мы вошли в довольно узкий коридор, куда выходили четыре лифтовых двери, я нажала на кнопку вызова, но лифт ко мне ехать никак не хотел, хотя кнопка и загорелась кроваво-красным огоньком, как глаз какого-то хищного зверя. Наконец, двери бесшумно подошедшего лифта открылись и я, зажмурившись, сделала шаг вперед, таща за собой неуверенно шагающую дочь. Двери за нами закрылись, и кабина лифта погрузилась в зловещий полумрак, светилась в пол накала одна единственная лампочка, которая спустя несколько секунд начала неритмично мигать, оставляя промежутки темноты все более длительными, пока совсем не погасла.

Через бесконечно долгих несколько минут лифт, постояв на этаже, все-таки, открыл двери и выпустил нас из своего чрева. Площадка перед квартирами была тоже не совсем обычной. Она располагалась над фойе, и хоть была несколько скромнее размерами, чем само фойе, но тоже впечатляла – там можно было, наверное, кататься на детском велосипеде по кругу, проезжая то мимо окон, выходивших на улицу над дверями подъезда, то мимо лифтовых коридоров, то мимо дверей, ведущих в две квартиры, расположенные на этаже.

Нам нужно было позвонить в правую дверь. Я долго стояла перед дверью, собираясь с силами, и прокручивая возможный диалог с его нынешней женщиной. Нет, она не была его официальной женой, он не оформлял развода со мной, но и отказываться от своей второй семьи он не желал. Он помогал нам деньгами, делами, но уже не было такой тонкой душевной связи, что держала нас вместе в первые годы супружества. Я так и не поняла, каким образом у него появилась вторая женщина, и когда она успела родить ему сына.

Наконец, набравшись храбрости, я подняла руку и приложила палец к кнопке звонка, но ничего не услышала в ответ на свое нажатие, ни единого звука. Кнопка ушла в стену как в вату, даже не скрипнув, а трель звонка, по-видимому, заглушали двери и расстояние. Постояв еще какое-то время, когда я уже было собралась повернуться, чтобы уйти, дверь открылась.

Он стоял молча и глядел сквозь нас, но я знала, что он нас видел, чувствовала каким-то внутренним чутьем. Он протянул руку к дочери, и она ухватилась за его пальцы. Он медленно уводил мою дочь вглубь квартиры, даже не сказав мне ни единого слова, не издав ни единого звука. Я шла за ними следом в полной тишине, как завороженная, мое тело уже не подчинялось мне, я не могла ни остановиться, ни говорить, мне даже думалось с большим трудом. Мысли пробирались в сознание как будто сквозь плотный туман серого цвета, просачивались какими-то извилистыми каналами через каменные массивы, а осознание было так заторможено, что я не сразу увидела ее.

Она была светловолосая низенькая далеко не стройная женщина, державшая на руках кулек со спящим младенцем. На меня она не смотрела, она была занята убаюкиванием и так спящего малыша. Мне показалось, что мальчик мертв, но тут он закряхтел и почмокал губешками. Глядя на ребенка, я не могла оставаться равнодушной, мне тоже захотелось его взять на руки и покачать, поцеловать в крохотный носик. И тут я со всей яркостью, как будто высвеченный прожектором, поняла тот факт, что этот мальчонка - его сын, что он его никогда не бросит, а если бросит, то я первая ему этого не прощу.

Я поняла, что я смирилась со всем произошедшим в моей жизни, а заодно и с тем, что я уже пусть капельку, но люблю его сына. И что он нас с дочкой не бросит никогда, а мы теперь будем жить вот такой странной неправильной семьей в этом странном и страшном доме, к которому мне придется теперь привыкнуть.