Суанта все записи автора
Снова тема от двух авторов Тартарена
и меня. От Тартарена
сюжет, рисунки и окончательная шлифовка текста, от меня - нестриженная шубка на основе.
На кухонном столе, покрытом пластиком в мелкую розочку, стоял пузатый чайник с давно остывшей заваркой. Кроме него была еще хлебница, наполовину полная окурков, и блюдечко с нарезанной не сегодня колбасой. Неожиданное пирожное с кремовыми финтифлюшками выбивалось из общего строя и вызывало когнитивный диссонанс. Стеклянная вазочка, на дне которой виднелись остатки засохшего варенья, присутствовала на столе в качестве старейшины. В общем-то, там была ещё и рюмка – тех ещё старых запасов, на шестигранной хрупкой ножке, непонятно, как выжившая среди нынешней неласковой жизни. Рюмка стояла на краю стола и делала вид, что происходящее её совсем не касается.
Виолетта Владимировна приготовилась пить. Пить чай. После праздника «не Пейсах, но пенсия» пора было возвращаться к обычной жизни.
- Суета сует, – думала она.
Достала чашку из буфета, хорошую тёмно-синюю чашку с позолотой по краю, блюдце. Поставила на стол и поискала глазами чайник. Глаза сразу не слушались, по привычке останавливаясь на стоящих в углу бутылках.
И, разумеется, в этот момент в дверь позвонили. Как всегда! Соседка притащилась, или эти, которые с брошюрками по квартирам ходят. Им Виолетта открывала охотно – можно было поговорить и обратить в бегство. Но ведь не вовремя, не до них сейчас.
Виолетта Владимировна зашаркала к входной двери, по дороге заглянув в стенное зеркало и проведя рукой по растрёпанным волосам.
Звонок затренькал снова.
Виолетта громыхнула дверной цепочкой и распахнула дверь. Конечно, следовало бы сначала заглянуть в глазок, но зачем?
За дверью оказалась не соседка. Отнюдь. И даже не свидетели с брошюрками. За дверью стоял мужчина неопределённого возраста в потёртом кожаном пальто и чёрной шляпе. Из-под шляпы на плечи опускались седые локоны.
- Виолетта Владимировна, - утвердительно заметил мужчина, - а я к вам.
- Вы кто? И не говорите что Любшин – не поверю. – пискнула Виолетта.
- Виолетта Владимировна, разве вы меня не узнаёте? Белкин я.
В голове у старушенции (а Виолетта Владимировна давно попадала под это определение) что-то тихонько хрустнуло, и всё стало на места.
- Белкин, конечно же! Как же я тебя не узнала, - обрадовалась она, - заходи, дорогой! Давно не приходил.
Мужчина прошёл через маленькую прихожую, и, не раздеваясь, проследовал за хозяйкой на кухню. И это почему-то тоже было правильно и так, как надо. Уселся за стол, не снимая шляпу. Огляделся, заметил в углу кучку пустых бутылок, оценил гору окурков в хлебнице, поставил портфель на пол и удовлетворённо хмыкнул.
Виолетта тем временем достала из буфета вторую чашку, не забыв, какое-то время порывшись внутри, и блюдце. Налила чай, напряжённо держа чайник двумя дрожащими лапками, и подвинула к гостю хлеб и колбасу. Ей столько надо было ему рассказать, времени терять было никак нельзя.
…Шёл второй час беседы.
- А помнишь, Белкин, лето? Поле с кукурузой и солнце жаркое над всем этим. Бредёшь по полю, сарафанчик, панамка на голове и думаешь, почему же Петька, гад, вчера с танцев пошёл Люсю провожать? И как теперь с этим Петькой вообще разговаривать? Вот ведь трагедия была. И где теперь этот Петька? Нет его, - Виолетта даже сдула невидимую пушинку с руки.
- Нет Петьки, - соглашался Белкин, - а Кочубея ты помнишь?
- Помню ли я Кочубея? – Виолетта закатила глаза, - как ты можешь спрашивать? Вот начальник был! Со всех сторон образец. И начальника, и мужчины. Ну, почти со всех сторон. А потом с работы выгнал.
- Не выгнал тебя Кочубей, - возражал Белкин, - ты сама ушла. Как можно было такую женщину выгнать? И красотка, и умница, и темперамент какой был!
- Вот, - обрадовалась Виолетта, - поднялась с табуретки и даже сделала несколько оборотов по кухне, кокетливо отставив в сторону морщинистую ножку, - так ведь и сейчас ещё ничего.
Белкин покосился на Виолетту:
- Ну да, очень даже. Чаю ещё нальёшь?
Виолетта вернулась за стол, снова наполнила чашки.
- Послушай, Белкин, ответь мне на вопрос.
Белкин подался вперёд и изобразил внимание.
- Почему ты шляпу носишь?
- Так потому что она сама не ходит, - рассмеялся Белкин. Смех у него вышел напряжённый какой-то, словно ждал он другого вопроса.
- Нет, - Виолетта потёрла лоб, - я другое спросить хотела. А что – забыла.
- Давай, я спрошу, - заявил Белкин, - растут четыре берёзы, на каждой берёзе по четыре больших ветки, на каждой большой ветке по четыре маленьких ветки, на каждой маленькой ветке по четыре яблока. Сколько яблок всего?
Виолетта задумалась. Яблоки считаться не желали никак.
- Ха, - рассмеялся Белкин, - ни одного! На берёзах яблоки не растут. А ответь, чем день и ночь заканчиваются? Не знаешь?
- Плохо жить стало, Белкин, скучно, - пожаловалась Виолетта, словно не услышав его вопроса, - говорить не с кем, на пенсии земля крутится медленнее. Хорошо, что ты пришёл, вот с тобой поговорю.
Тут Виолетта подняла глаза к потолку и взвизгнула:
- Белкин, смотри, что гад делает! Дырку просверлил!
- Кто просверлил, - заинтересовался Белкин.
- Да сосед сверху. Точно ведь подглядывает, как мы тут с тобой беседуем.
Виолетта ахала и привычно грозила потолку кулаком, Белкин цокал языком и сочувственно кивал головой в шляпе, даже задрал голову вверх и попытался рассмотреть коварную дырку.
Устав, старушенция достала сигаретку из мятой пачки, глубоко затянулась, успокаиваясь, и выпустила облако сизого дыма.
В табачном дыму фигура Белкина вдруг стала терять плотность, становясь прозрачнее и прозрачнее. Непрозрачной оставалась одна лишь шляпа. Сквозь Белкина всё увереннее просвечивал кусок стены, таял Белкин под тусклой лампочкой, исчезал и испарялся туманом с настойчивым почему-то водочным ароматом. Наконец, над пустым стулом осталась одна лишь шляпа. Шляпа повисела немного, взмыла к потолку, превратилась в блин и вылетела в открытую форточку.
Но Виолетта Владимировна так и не заметила ничего, продолжая разговор с уже невидимым собеседником. Иногда она умолкала на минуту, склоняла голову набок, словно прислушиваясь к чему-то, и продолжала своё щебетание. Одинокая старая женщина в пустой, давно не ремонтированной квартире, проживающая тусклые дни, счёт которым давно потерян. Одна радость – пенсия, на которую можно купить другую радость…
Через сутки соседи, озадаченные нескончаемыми монологами одинокой старухи, вызвали бригаду скорой.
Дверь Виолетта открыла не сразу, беседу нельзя было обрывать на полуслове. Люди в белых халатах шагнули через порог, принюхались…
- Ну, что? – бодренько спросил один, - прогуляемся, Виолетта Владимировна?
Старушенция оглянулась и оглядела пустую комнату .
- А Белкин как же? – и она схватилась за сердце.
- Белкин? Какой ещё Белкин? Ах, да, ну, конечно, Белкин… Белкин… он самый и есть…