Ptisa_Lucy все записи автора Авторы Unico_Unicornio и brombenzol

Свершилось! Творческий дуэт Аболиной и Маранина представляет новогодний триллер.

Пролог, он же предисловие

До новогодних курантов было ещё далеко – часа полтора, не меньше, – но мальчишки по всему городу уже вовсю запускали петарды. Хлопки, взрывы, радостные крики не переставая сменяли друг друга. Свою лепту в весёлый шум и гвалт вносили и водители легковушек, они приветствовали приближающийся Новый Год автомобильными гудками. «Не заснёт Машка, если молодняк не угомонится, - подумал Муравский. – Расшумелись, огольцы». Вот опять грохнуло совсем близко, и кто-то по-разбойничьи лихо засвистал. Муравский выглянул за окно. В поле зрения никого. По улице легкомысленно танцевали снежинки, и на карнизе толстым слоем, словно ватное одеяло, лежал мягкий, пушистый снег. Всё было белым-бело. Муравский вздрогнул, ему стало не по себе. Когда-то и он любил кататься на лыжах и кидаться снежками, но всё на свете проходит, и его любовь к зиме сменилась стойкой неприязнью. Скорей бы весна!

«Позвоню-ка я Ёлкину, – подумал Муравский. – Давненько мы не пересекались. А надо обязательно хотя бы раз в год его проверять. Тем более – в Новый Год».

Он уже взялся было за трубку, но тут его отвлекла выскочившая из детской Машка:
– Папа, а можно мне сегодня не спать?
– Нельзя, Машка-замарашка, – строго сказал Муравский. – Бегом в кроватку!
– А обзываться нехорошо, папка-косолапка, – нравоучительно промолвила Машка.
– Цыцулечки, – в шутку пригрозил Муравский. – Вот сейчас как рассержусь…
– Не рассердишься, ты добрый, папочка, – закокетничала Машка. – Давай лучше сказку расскажешь? – попросила она.
– Только когда ляжешь на бочок и закроешь глазки.

Машка быстро юркнула в постель и притворилась, что спит. Муравский погладил её по головке, уселся в кресло рядом с кроваткой и задумчиво спросил:
– И какую же сказку тебе сегодня рассказать?
– Как Иван-царевич украл курочку-рябу у бабы с дедой, а Шерлок Холмс и доктор Ватсон её нашли! – выпалила Машка и опять сделала вид, что сладко спит.
– Нет, это длинная сказка, – сказал Муравский. – Новый Год на носу, Дед Мороз увидит, что ты не спишь, и подарки не принесёт.
Машка открыла глаза:
– А Деда Мороза нет, – сказала она назидательным тоном. – Мальчишки в садике говорят, что подарки под ёлку всегда кладут мама с папой.
– Ну и дураки, твои мальчишки, – хмыкнул Муравский.
– Ты сказал нехорошее слово! – возмутилась Машка.
– Сказал, – согласился Муравский. – А ты так никогда не делай. Знаешь, что я тебе лучше расскажу? Историю, которую ты ещё не знаешь.
Глаза у Машки загорелись.
– Про Новый Год?
– Про Новый Год, – подтвердил Муравский. – И про Ёлкина.
– Это сказка?
– Нет, это самая что ни на есть настоящая история.
– А когда она случилась?
– Да как раз в тот год, что ты родилась.
– А кто такой, этот Ёлкин?
– Не спеши, и всё узнаешь в своё время. А встретился я с Ёлкиным на работе.
– В полиции? Папочка, расскажииииии…

Глава 1, в которой появляется Ёлкин и не один, а с сыном

Иван Иванович Ёлкин вырос в тесном питерском дворе-колодце, через который жильцы ходят по очереди, чтобы не задевать друг друга сумками и локтями. После института Ёлкин уехал работать в далёкий сибирский город и с первого взгляда влюбился в его просторы. Зимой на пустыре между домами жильцы строили ледяную горку и заливали каток, а по краю прокладывали лыжню между рядами рябин. Гроздья ягод на ветвях обычно доживали до весны, несмотря на птиц и ветра. Голодные снегири прилетали их клевать на завтрак, а ветра-хулиганы срывали и бросали под ноги лыжникам. На оставшейся территории жители жарили в праздник шашлыки, а их дети лепили из снега крепости и снеговиков.

Иван Иванович был велик ростом и грузен, коротко стриг волосы и носил бороду. Глаза у него странно меняли цвет: с весны до осени оставались зелёными, а зимой становились ярко-голубыми. Жена бросила его семь лет назад, оставив с двухгодовалым сыном и пятилетним котом, и укатила искать своего бабьего счастья за границей. Так и жили отец с сыном с тех пор: ухаживали за котом да черепаху завели. Непутёвая мамаша назвала сына Романом и в отместку ей Ёлкин сменил мальчишке имя на простонародное Матвей. Характер глава семейства имел взрывной: в такие моменты лицо его становилось красным, словно перезрелый помидор, а голос напоминал рык разъярённого льва. Но человеком он был отходчивым и добрым.

В тот декабрьский вечер, недели за две до Нового года, отец с сыном возвращались вечером из школы. В воздухе медленно кружились снежинки – большие и холодные, словно ордена Снежной королевы. Фонари над подъездами были полны лимонадного света и заливали им весь двор. На дальнем краю пустыря дети катались с ледяной горы – шумно и весело, на катке кружилось несколько взрослых – румяных от свежего воздуха и лёгкого морозца, а по лыжне неторопливо катился худощавый старик из четвёртого подъезда – в вязаной тёмной шапочке и толстом бордовом свитере.

– Пааап! – предложил Матюша. – Давай снеговика слепим!

Отец его нагнулся, подхватил рукою снег из сугроба и помял его в ладонях. Замёрзшая вода оказалась мягкой и липкой – то, что нужно для хорошего снеговика. Домой в этот волшебный вечер идти совсем не хотелось.

– А давай! – согласился он.
– А ты умеешь?
– Никогда раньше не пробовал.

Пока возились во дворе, умаялись так, что Матюша чуть не заснул в лифте. Но когда Ёлкин уже закрывал дверь в детскую, неожиданно спросил:
– А мама мне открытку на Новый год пришлёт?
– Пришлёт, пришлёт, – пообещал Ёлкин, – спи.

Уложив сына, он долго сидел у окна с кружкой чая и наблюдал, как парят за окном снежинки, а на тротуаре напротив слепленного ими снежного лыжника останавливаются гуляющие горожане. Открытки сыну от имени матери он посылал сам. Находил изображения в интернете, накладывал в фотошопе печати почтовых служб, распечатывал на принтере, подписывал и опускал в свой почтовый ящик. Чай в огромной кружке остыл и Иван Иванович подлил себе кипятка. Затем позвал кота, но тот не захотел вылезать из полуоткрытого шкафа, где свил себе тёплое гнездо на нижней полке. Тогда Матюшин отец поднял на широкий подоконник черепаху и, развернув её мордой ко двору, похвастался:
– Смотри, какого мы с сыном молодца вылепили!

Черепаха высунула голову и уставилась в окно, словно действительно засмотрелась на творение хозяйских рук.

Утром Ёлкина разбудил крик сына:
– Па-а-апа! – расстроенным голосом звал Матюша.

Ёлкин резво вскочил с дивана, стукнулся спросонья коленом об угол стола, выругался и, хромая, влетел в детскую. Сын стоял у окна с красным от обиды лицом:
– Нашего лыжника сломали! – хлюпая носом, сообщил он.
– Фууу, – выдохнул отец, потирая ушибленное колено, – я думал, с тобой что случилось.

Он проковылял к окну и выглянул на улицу. Снеговика не было.

– Узнаю, кто хулиганит, руки повыдёргиваю, – пообещал он.

Ивану Ивановичу не нужно было по утрам тащиться в душный офис, нервничая в пробках и искать место, где можно припарковать машину. Он мог работать дома, в кафе, в парке – в любом месте Вселенной, где можно удобно устроиться с ноутбуком на коленях. Поэтому к возвращению сына из школы во дворе был готов новый снеговик – на этот раз хоккеист с эмблемой городской хоккейной команды. Вместо каски на нём был пробитый котелок, нос-морковка наполовину обрублен, а клюшкой служила треснувшая швабра. Хоккеист получился даже лучше лыжника – мощный, стремительный и наглый. Казалось, он вот-вот ударит шваброй по снежной шайбе, и та полетит точно в окно Ёлкиных, оставляя за собой шлейф осыпающихся снежинок. Вечером на фоне снеговика они сфотографировались вместе, а затем и по отдельности, и скинули фото бабушке в Питер. Бабушка тут же перезвонила и обругала Ивана Ивановича за то, что внук легко одет.

– Немедленно напои его горячим чаем с малиной! – потребовала она. – И пятки, пятки разотри на ночь спиртом!

На следующее утро Ёлкина разбудил кот. Он ходил по подоконнику и громко жаловался черепахе на голод и старость. Черепаха по-прежнему меланхолично глядела во двор.

– Сейчас, – сонно пробормотал Ёлкин-старший, сполз с дивана, нащупав босыми ногами тапки и, потягиваясь, подошёл к окну. Там он, наконец, разлепил глаза и взял кота пальцами за шкирку. Машинально посмотрел на улицу да так и застыл вместе с котом: второго снеговика тоже не было!

–…. – прорычал Иван Иванович.
И добавил:
–…..!

Щёки его пылали помидорным цветом.

– Ничего! – пообещал он. – Я тебя, гадёныш, найду. Я сегодня камеру поставлю в окне, не уйдёшь. На наживку тебя, вандал, поймаю. Как рыбу.

Как ни громок был рык Ивана Ивановича, но за отчаянным визгом кота разобрать слов не представлялось возможным. Сам того не замечая, руку, двумя пальцами которой держал животное за шкирку, он сжал в кулак и теперь потрясал им, болтая старого голодного кота из стороны в сторону.

Наживку на вандала лепил под руководством отца Ёлкин-младший. Решили сделать что-нибудь страшное – снежного монстра, покрытого ледяной коркой, словно панцирем. С длинными ветками-когтями, уродливой головой и крокодильим хвостом. На голову надели ржавый корпус от выброшенной кем-то старинной стиральной машины.

– Это будет Коркодил, – сказал Ёлкин-старший.
Матюша засмеялся тому, как забавно отец исковеркал хорошо знакомое слово.
– И ничего смешного, – произнёс Ёлкин. – Вот если бы ты читал побольше книжек, а не играл всё время на компьютере, то знал бы, что на Руси водились страшные речные ящеры, которых называли коркодилами. Знаешь, что было написано в старинном азбуковнике?
– Неа, – ответил Матюша.
– «Коркодил – зверь водный, егда имать человека ясти, плачет и рыдает, а ясти не перестает».
– Ничего себе, – сказал Матюша и уважительно посмотрел на отца. Тот всегда ему рассказывал что-то новое и удивительное. Память на всякие чудесности у Ивана Ивановича была прямо-таки фантастическая.
– Да-да, – обрадовался Ёлкин. – Это прямо как стихи. А вот ещё: «В лето 7090 изодыша коркодилы лютии звери из реки и путь затвориша; людей много поядоша. И ухосашася людие и молиша Бога по всей земле».

Затем Иван Иванович отправился домой за картофелинами, из которых хотел сделать глаза, а когда вернулся – не нашёл сына. Картофелины выпали из его рук. Он пробежался по периметру двора, заглянул в соседний, вернулся домой, но Матюши нигде не было. Выскочил на улицу, разгорячённый и растерянный и увидел разноцветный фургон мороженщика у крайнего подъезда. Подбежав к ряженому в Деда Мороза продавцу, хрипло спросил:

– Мальчонку не видали? Девять лет, в красном пуховике?

Мороженщик отрицательно помотал головой, что-то невнятно пробурчав. В следующие два часа Иван Иванович обзвонил школьных друзей сына, пять раз обежал соседние дворы, расспрашивая всех, кого встречал на пути, но вернулся обратно ни с чем. Матвей как в замёрзшую воду канул. Ёлкин снова достал телефон и набрал номер Муравского – давнего своего знакомца, работавшего в полиции.

– Николай Михалыч, – сказал он, не здороваясь, – Ёлкин это, помните?

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ