Ptisa_Lucy все записи автора Автор Сиротка_Мегги,

Здесь я попыталась использовать доступные мне штампы и банальности

часто встречающиеся каждому в плохой литературе.

…и плакали о нём дети в школах…( Шехеризада, 35-я ночь)

Глава1. КУЗЯ.

Уже который день солнце то высоко взмывало вверх, то бессильно падало, словно не решаясь оставить без своего надзора эту грешную землю, никак не могло закатиться, как следует, и висело над горизонтом багровым от злости шаром.
Впрочем, этого все равно не было видно из-за дождя.

Нудный дождичек шел уже третьи сутки, жалобно дребезжал по крышам, тренькал тоненько, скребся в окна в слабой надежде погреть озябшие слезы у каминов или хотя бы у батарей парового отопления, и от безысходности тыкал в землю тоненькие мокрые пальчики.

Дождь висел в воздухе и сырой, серой пеленой обволакивал дома – большие, мокрые жабы.
Отъевшийся важный кот с пышным именем Дон Эскузано,безжалостно сокращенным до Кузи, проснулся от необычной тишины. Сонно приоткрыв один глаз, умное животное машинально отметило несколько странных вещей:
а. Хозяин был дома.
б. Больше в его постели никого не было.
в. Хозяин не спал, но, тем не менее, не сидел за компьютером, не пил кофе и не говорил по телефону.
г. Никакие особы женского пола не бегали по комнате, не поливались дезодорантами, не теряли заколок для волос и не наступали на его, кузины, лапы.
Последний пункт особенно удивлял и радовал – в отличие от хозяина Кузя был ярым женоненавистником.
« Чудны дела твои, Господи!»- зевнул Кузя, закрывая глаза.

Но, кажется, пора представить и хозяина – героя нашего печального и
поучительного эссе.
Толя N* родился в садовом товариществе «Волжские дали».

Это местечко на самом краю географии практически никому не было известно.

Уже потом лишь оно стало носить гордое имя Нью – Куйбышевск и сделалось городом - спутником славного русского города Самары. Причиной для таких метаморфоз и стал впоследствии наш герой. А пока он рос тихим мальчиком, собирал марки, много читал и очень любил рисовать. Поступив в школу для особо одаренных детей им. Степана Разина, он выделялся и там, среди одаренных – выпускал школьную газету «Костер», оформлял стенд, посвященный Павлику Морозову, и Актовый зал ко Дню Великой Октябрьской Социалистической Революции.

« Наш Модильяни» - ласково говорил о нем преподаватель по физкультуре, Феофан Францевич Гарднер.
«Сколько раз Вам говорить, что Модильяни – чуждая нам эстетика,- строго обрывалх старика завуч.- Пименов, Петров-Водкин, - это другое дело!»
…Шли годы. Нашего маленького Толика стали величать Анатоль Юричем.

Он переехал в Москву.

Им было создано немало шедевров как в станковой живописи, так и в скульптуре, да и архитектура как больших, так и малых форм была ему не чужда.
В Нью-Куйбышевск потянулись толпы туристов, и долго пароходные гудки неслись по-над Волгой, созывая особо очарованных запоздавших пассажиров.
Анатоль Юрич обзавелся семьей, с которой на долгие годы сохранил теплые, дружеские отношения.
Казалось бы - работа, семья, слава, деньги - что еще нужно человеку? Но чего- то смутно хотелось и это мешало жить и творить. Однажды, в бессонную ночь, проведенную за компьютером, он понял, чего так не хватало ему в последнее время.
Ему не хватало л ю б в и...
Нет, даже не так! Ему не хватало любви с большой буквы ЭЛ!
Б о л ь ш о й Л ю б в и!
Но ведь на это нужно было время! А его катастрофически не хватало! Популярность разрасталась в геометрической прогрессии. Сначала родной город перестал спать спокойно, потом – столица нашей Родины и ее ближнее подстоличье. Потом заволновались страны СНГ, а там и Европа с Америкой заинтересовались.

"Голос Южной Гренландии" открыто заявил, что «…этот волжский гений по своему размаху заткнул за пояс самого Цинандали». И уж коль на Западе так открыто заговорили о нем, грех и нам умалчивать о своем современнике и соотечественнике.

Да, обретя дело, он обрел себя. Но, обретя Любовь, ту самую, с большой буквы, он точно родился заново. Родился, чтоб умереть…
Слишком уж большой была нагрузка... Ведь пойди найди ее, с большой-то буквы! Сколько простых, обычных, как тернии, надо было пройти!

А дело в том, что наш герой, неотразимый, как Димабилан и обаятельный, как Д.Нагиефф, был кумиром продавщиц пива, официанток, прочих работниц общепита, переводчиц, стюардесс, секретарей-референтов, работниц печати, прочих служительниц искусства, лучших представительниц передовой сельской интеллигенции, а также всего младшего медперсонала как Нью-Куйбышевска, так и районного центра.
Поговаривали, что у него даже была одна женщина – "оттуда".

Именно поэтому он и был сейчас дома, недвижим, и дни, а может, и часы его были сочтены.
Да, он умирал.
Агония длилась уже 8 дней. На 9-й он понял, что умирать рано, и вот теперь он думал о человечестве. "Они не знают, что я люблю их... Добрые, глупые, смешные мои юзеры!... Как много надо сделать!"

…Материться больше не хотелось. Чуя с гибельным восторгом, что пропадает, пропадает, он думал: "Поймут ли они меня? Все ли я сделал, чтоб поняли?"


Захотелось взглянуть на любимое лицо. "Оксана! ...Милая!.."- прошептал он.
И любимое имя придало ему силы. С трудом волоча ноги, придерживаясь за стенку, он побрел на кухню.
Открыл холодильник.
Ностальгией и докторской колбасой пахнуло на него.
Он улыбнулся и умер.
Выражение жестокости и затаенной нежности застыло в уголках губ, запутавшись в бороде...
...Припомнив любовь покойного к салату оливье, кот вздохнул и молвил, оборотясь лицом к потомкам, золотое слово: " Сограждане! Не ешьте сырых овощей – вы видите, к чему это приводит!"
Вполне довольный собой, он вернулся в комнату и развалился на уже бывшем хозяйском кресле.
Честно говоря, он и раньше-то чувствовал себя хозяином в доме. Ему хотелось, чтобы аквариумные рыбки, плебейки, не имевшие даже собственных имен, называли его не иначе, как Дон Эскузано или хотя бы Ваша Светлость. Но рыбки никак его не называли, должно быть потому, что еще в прошлом году померли с голодухи. Анатоль Юрич усердно кормил их плавленым сырком "Дружба" и "Вискасом", но упрямые скользкие твари, наслушавшись средств массовой информации, объявили голодовку, требуя отпустить их в Черное море.
В конце концов они умерли от морального и физического истощения и были спущены в городскую канализацию.
Должно быть, сейчас они уже были на подходе к устью Волги, которая, как известно, впадает в Каспийское море, что, в конце концов, тоже неплохо.

...Дождь все шел.
Радиоточка на стене бубнила себе под нос что-то монотонно-актуальное. А в кошачьем мозгу вертелась, мешала, не давала заснуть назойливая строчка " Отряд не заметил потери бойца..."

"Я становлюсь поэтом"- подумал Кузя, засыпая.

Глава вторая. БРЮНЕТКА.

Все началось с колбасы. Утро как раз начинало красить нежным светом стены древнего Кремля, а в Нью –Куйбышевске уже вовсю кипела жизнь. Огромный супермаркет на ул. им. Березовсого заманчиво покачивал бедрами свиных туш. Движимый голодом и неясными желаниями, Анатоль Юрич зашел на ясный огонь, в колбасный отдел. Прекрасная черноокая девушка – идеал всех былин и сказок ( грудь – во! Душа русская ) красила ногти фиолетовым лаком. Отставив от себя ладошку с растопыренными пальчиками она повертела ею перед собой, любуясь, и спросила, ни к кому не обращаясь: « Правда, красиво?» И улыбнулась. Н а щеках играли ямочки.
-Мне б докторской,- робко попросил он .-Грамм 200-300». Красавица спросила с напускной строгостью: « Говорите точно - Сколько Вешать?» и добавила, понизив голос, почти интимно: « И, конечно, порезать?»
Слов не было. Во рту пересохло. Оставалось толь ко судорожно кивнуть. А Оксане ( так было написано на бейджике) просто жаль стало этого бородатого, с сединою на висках и голодным блеском очков человека. Жалость – первая ступень к близости. И девушка преступной рукой бросила на весы лишний кусок. Пусть ест! Покупатель не уходил. Спросил, запинаясь: « А вы свободны сегодня вечером ?»
Рассмеялась, показав белое горло. И вдруг, ни с того, ни с сего, зарделась и убежала в подсобку. А он, уходя, понял, что навсегда теперь его сердце останется здесь, между сервелатом и ливерной колбасой.
……………………………………………………
Как прекрасна была их любовь! И хотя Оксане часто подмигивал завскладом, мужчина с усами моржа и глазами русалки, она отдала предпочтение Художнику. Сами посудите! Вслушайтесь! Зав – скла – дом ! и Ху-дож-ник! Как говориться, почувствуйте разницу! Не какие-то бандюки, бизнесмены всякие, хамы трамвайные. А интеллигент, помните, как там…Жил был художник один…и вот это ещё…Миллион, миллион, миллион алых роз…Вот именно! Конечно, Оксана по-своему любила его. Но больше жалела. Она говорила, что бросить его, всё равно, что убить пересмешника. (Где-то она слышала такое выражение и оно ей очень понравилось. Правда, под пересмешником она подразумевала Винокура)
А как наш герой? – спросите Вы. О, он изменился. Он позабыл – позабросил всех своих знакомых девушек, оставив о себе на память кому по сыночку, а кому и по дочке. (Если рождалась девочка, он говорил о себе словами старика Хемингуэя: « Только у настоящего мужчины может родиться дочь!», а если мальчик, рыженький или там еще какой, но весь в отца, он говорил: «Хемингуэй был слабак!»
Но теперь он оставил это. Он берег себя для неё - темпераментной, горячей, как украинский борщ Оксаны. Ведь говоря его же словами « Чем больше девушку мы любим, тем меньше времени на сон». Пошловато, конечно, зато метко! Богата народной мудростью родная земля.! А эстеты пусть Уайльда читают! Но мы отвлеклись. А он просто любил. Он любил и страдал, не видя знакомой улыбки за прилавком. Ревность – темное. страшное, неведомое с седьмого класса чувство овладевало им. Это была полная шняга, и всех снегов Арктики не хватило бы, чтоб накрыть её слоем хотя бы в одну условную единицу. А сил становилось все меньше и меньше. Раньше он еще мог порезвиться в сетях Интернета, пугая виртуальных собеседниц то всклокоченной бородой, то печальной львиной мордой. Но теперь эти детские забавы не прельщали его.
И вот теперь, умирая, ненавидя, боготворя и прощая любимую, он думал не о ней. О людях. О покинутом Одиго. О дочках и сыновьях, которые так никогда и не узнают, кто же был их поправдашным отцом…
В ту роковую ночь Оксана засиделась у завскладом. Они перечитывали вслух «Книгу жалоб и предложений». Телефон – застывший маленький зверек притаился под подушкой на ночном столике и загрустил, будто кто-то схватил его заливчатый звонок за пластмассовое горлышко. И вдруг, среди ночной тишины и темноты он вскрикнул и забился в истерике.
-Ксюха, приготовься, случилось непоправимое,- Оксана узнала хриплый голос кассирши Зины и прошептала пересохшим ртом:
-Аудиторы?!-…и замерла.
-Хуже! Толик-то, художник твой помер!
- Милый! Толик умер, я свободна и мы можем пожениться!
-Вы меня шокируете, милочка. Кто хоть слово говорил о женитьбе?
Обдав подлеца завскладом презрительным взглядом, Оксана захлопнула за собой бронированную дверь.
…Дождь, дождь, ах, какой дождь! По мокрым, словно залитым слезами улицам, разбрызгивая неоновый свет фонарей, переполнявший лужи, бежала девушка. « С кем мне найти тебя, простое человеческое счастье?»- горько думалось ей. – « Где тот, с которым я смогу идти вместе всю жизнь, пока не надоест, умножая славу российской торговли?» А ноги сами несли её к Васе Салову, новому продавцу из кондитерского отдела и просто хорошему человеку.




Глава третья. БЛОНДИНКА.


Но нашлась в этом жестоком мире душа, понявшая тяжесть утраты, которую понесло человечество. Это была соседка Анатоль Юрича по подъезду, Одиллия Перепонкина. Юная, нежная, стройная, как соломинка в бокале с коктейлем, глаза – бездонные голубые озёра, волосы – как лёгкая паутина, которую поразвесило на старых осинах бабье лето, - она казалась ангелом, по ошибке залетевшим сюда, в этот дом, напоминающий заплесневелый гриб.
Одиллия любила его с восьми лет. Любила молча, страдая от своей тайны. Её приняли в пионеры. Она ничего не сказала ему. Потом комсомол. Не поделилась и этим. Частенько, сталкиваясь с ним в подъезде, она заливалась жарким румянцем и опускала глаза. А он просто думал : « Какая прелестная девочка!» Или: « Вот бы написать её портрет!», но дальше этого дело не шло. Хотя, с другой стороны, если бы он знал, какую бурю чувств вызывает он у этого прелестного существа, он не был бы так равнодушен. Он, может, жизнь бы сначала начал и даже женился на соседке, чего не бывает! В конце концов, родители не стали бы мешать счастью дочери. Они были достаточно интеллигентны - её отец был руководящий работник, а мама – просто чуткая женщина, вся в слезах.
В эту роковую ночь Одиллия сердцем почувствовала беду. Она плакала, не находила себе места и лишь под утро погрузилась в серенький гамак рассвета.


Глава четвёртая. ПОХОРОНЫ.


…Рыдало небо. Сбиваясь в стада, блуждали по вымершему пространству свинцовые тучи. Мокрые черные деревья взвивали ввысь скрученные тоской нагие ветви. Они похожи были на женщин, в безутешном горе воздевающих к равнодушному провалу неба тонкие руки. Кстати, о женщинах: их здесь было немало! Многие привели с собой детишек. Милые крошки протягивали к гробу шаловливые ручонки и бессознательно, трогательно до слез, лепетали: «Папа, папа!» Ветер рвал волосы и одежды женщин, выл, стонал и издевался над обезумевшей от горя толпой. Вперед вышел Лучший Друг усопшего и все взоры немедленно устремились к нему с затаенной надеждой – а вдруг…
«Друзья! – хрипло начал он. Нелепая смерть унесла от нас нашего Толю. ..»Он надолго замолчал и, вздыхая, ковырял землю мыском ботинка. «Но нет, он не умер! – вдруг истово вскричал Лучший Друг , и все невольно обернулись в недоумении к гробу, словно спрашивая: « Это как это?», а друг продолжал: « Он всегда будет жить в наших сердцах, и мы допоем его лебединую песню!»
Речь произвела потрясающее впечатление. Вопли и стенания возобновились с новой силой.
Оксана звучно сморкалась в Васин платок. Одиллия, прислонившись к саловскому плечу, тоже дала волю чувствам. На фоне чёрной толпы Вася, Одиллия и Оксана были похожи на прекрасные мраморные статуи, достойные резца Родена. Стылые комья земли бились о крышку гроба, постукивали, подпрыгивали. «Прощай! нёсся над кладбищем многоголосый бабий крик, а может, то кричали чайки, или проходящая баржа, или это колокольчик весь зашелся от рыданий?.. Кто знает…
…Страшный день подходил к концу. Завершал его дружеский поминальный ужин. За столом звучали хвалебные речи в адрес покойного, салата с крабами, солёных грибов. У хозяйки просили рецепты. Оксана и Одиллия, взявшись за руки, обсуждали проблему траурных туалетов. Их хорошенькие головки привлекали всеобщее внимание и, чувствуя это, они краснели и опускали ресницы.
И лишь один Кузя не принимал никакого участия в этой суете и толкотне.

Давешние воспоминания о хозяине таяли, рассыпались, как сгоревшие головешки и последние искры их таяли в сонном кошачьем мозгу.
Он спал, как всегда, на клавиатуре компьютера, и ему нисколько не мешал черный креп, закрывший экран.
Он спал, довольный и сытый.
Он спал, ибо он был мудр.

К О Н Е Ц.