Ptisa_Lucy все записи автора Автор Алексей_Груненков,

Продолжение Главы 1. Тараканьи бега

В дороге я много читал. Читал Чехова и Достоевского, читал Толстого и Гончарова.
Куприна. Набокова. Братьев Стругацких и братьев Вайнеров. Ремарка, Эрнеста Хемингуэя и Джека Лондона. Всё что находил в родительской и бабушкиной библиотеках. Именно тогда во мне и начало вызревать желание стать писателем. Правда, ни одной стоящей темы в голове на тот момент не вертелось, но мне что-то подсказывало что рано или поздно она непременно отыщется. И она отыскалась! Спустя полтора года впечатление от этих поездок ляжет в основу моей первой серьёзной повести. Ну а в ту пору я сочинял нечто несуразное про таракана, ползающего по палатам сумасшедшего дома. Каждая номерная глава этого сумбурного сочинения одновременно становилась и номером палаты, где происходило действие. Вещь называлась “Транзитом через дурдом”.

Но в творческом плане метро сильней на меня повлияло. Куда больше нежели тараканы
чьи образы часто встречались в юношеских стихах. Оно таило в своих линиях и персонажах что-то магическое, достойное бумаги. День за днём я разгадывал его тайну и первое открытие, которое сделал методично объездив, все 11 линий привело меня в сильное замешательство. Мне даже стало немного обидно за самого себя, что я в своей слепоте раньше не замечал этого. Я с удивлением обнаружил, что каждая линия нашего Московского Метрополитена имеет свой запах. Индивидуальный, неповторимый, особый, свойственный только какой-то одной конкретной линии аромат. Или зловоние.
Взять хотя бы мою Серпуховско-Тимирязевскую. Знаете, как она пахнет? По утрам она источает слабый аромат не шибко дорогого парфюма, джина с тоником, растворимого кофе, а по вечерам накапливает в атмосфере неприятный пивной душок, сигаретный запах, а также раздражение, усталость, разочарование в прожитом дне и отрыжку. И всё это под тихое перелистывание страниц очередного бестселлера от Александры Марининой или Дарьи Донцовой. Ну чем не метафизика?

А если сойти на Чеховской и, внедрившись в густую, пахучую толпу, перейти на
Пушкинскую и прокатиться, скажем, до Выхино по Таганско-Краснопресненской линии?
Особо приятных ощущений я не обещаю, зато шансов испортить себе настроение на весь
оставшийся день у вас точно прибавится.
Начнём с того, что от Пушкинской до Выхино вся “Таганско-Краснопресненская”
пропахла потом, водочным перегаром и папиросами Беломорканал. А также машинным
маслом, бензином и ещё чем-то промышленным и до крайности неприятным. Там, к слову,
не редкость грубая, нецензурная брань, а уж ноги-то вам отдавят в лёгкую. Наступят
грязным, нечищеным башмаком и промолчат, отвернувшись. И всё это под новые
приключения Бешеного, Слепого или какие-то ну очень замороченные учебники и
конспекты, также с примесью чего-то технического.

А когда я оказался на Филёвской? Помнится, я долго и старательно водил из стороны в
сторону своим носом, но не чувствовал никакого запаха. Дело, наверное, было в том, что из-за своей, так сказать, “открытости”, голубой линии не удавалось, по примеру остальных линий, накопить в атмосфере никаких обонятельных особенностей, достаточного количества запахов, чтобы их засекло обоняние. Какой-то нехитрый набор их, даже если присутствовал, то был фактически неуловим и быстро выветривался через открытые перегоны между станциями. Я склонен думать, что голубой цвет, в который она окрашена, символизирует небо как бы напоминая этим об “эксбиционистских” наклонностях линии.

Быть может, я мыслю несколько ассоциативно, и любой работник Метрополитена
запросто упрекнёт меня в том, что я где-то преувеличиваю или, напротив, преуменьшаю то
единственное, что творится на всех этих линиях, но картина моя в целом объективна и он не сможет с этим не согласиться.

Зато знает ли этот придирчивый работник как, например, по утрам пахнет
Сокольническая? Я сильно бы удивился, если в один из дней, она вдруг перестала источать
Клинское пиво, дорогие духи, не менее дорогой лосьон после бритья, под мерное гудение
зубрежки и перелистывание страниц учебников. Под вечер, правда, содержание духов и
лосьона, в атмосфере этой линии, постепенно уменьшаются, а после чего и вовсе сходит на
нет, содержание Клинского возрастает, зато зубрежка и перелистывание страниц стихают
полностью уже где-то к часам пяти вечера, заменяясь на хриплый и веселый гомон,
добирающихся домой, студентов.
А Замоскворецкая? А Калужско-Рижская? А Арбатско-Покровская? Или, наконец, эта
феерическая Кольцевая?
Я мог бы часами говорить про линии Метрополитена и про то, смесь чего с чем они
источают в определенное время суток! Но как тут пропустить Кольцевую?!! И чем только не
несёт от этой невероятной линии! Наверное, неспроста у неё такой характерный цвет. Она
представляется мне своеобразным фильтром, где оседают неперспективные элементы,
исходящие от остальных линий. Основной контингент ездящих по ней людей – это, конечно,
люмпены и созерцатели, между тем, являющие собой удивительно сходный продукт. Ни те,
ни другие не ставят перед собой конкретной задачи куда-то приехать.
Я часами разъезжал по этой линии и всегда находил, что основной костяк едущих
вместе со мной в вагоне круг от круга остаётся неизменным. Довольно редко, когда в нём
появлялись новенькие, которые, проезжая несколько станций, исчезали бесследно, не
оставляя после себя ни пустых бутылок, мигрирующих по всему вагону, ни обертки от
гамбургеров на сиденьях, ни тяжелого запаха мочи в воздухе. Как я уже говорил, люди,
составляющие постоянную величину на Кольцевой делились на две категории; если первые,
почти всегда пребывающие в объятьях Морфея и безжалостно изгоняемые из вагонов
резиновыми дубинками, только и занимались тем, что портили, своим присутствием воздух
а, заодно, и настроение окружающим, то вторые – прямая противоположность первым –
пребывали скорее в плену собственных мыслей и никого не стесняли, даже если вы их об
этом попросили бы. Я относился к разряду вторых, зато всякий раз, совершая очередной
круг, внутренне поражался тому единству духа и понятиях о бесконечности, кои, без
сомнения, сплачивали нас, созерцателей и люмпенов. Люмпенов и созерцателей.
Именно там, на “Кольцевой” поджидало второе открытие. Я убивал свободное время
мчась по кругу под несмолкающий стук колес и вялое перешептывание пассажиров.
Завершая второй или третий круг, я вдруг поглядел на схему на стене вагона. Не то чтобы я
обладаю особо пылким воображением, но, скажите, она вам никогда не напоминала
стилизованного осьминога, с коричневым туловищем-кольцом и разноцветными лапками-
линиями?

Неиссякаемый поток заявок на обработки объяснялся прежде всего тем, что на фирме я
остался единственным дезинфектором. Все остальные сбежали. Помимо бухгалтера,
оператора и Светланы работали ещё два курьера. Один был совсем пожилой и в
дезинфекторы не годился. А вот второго по фамилии Тумаков и более подходящего по
возрасту назначили мне в помощники. Светлана просила потерпеть и обещала премию в
конце месяца. При этом требовала от меня и курьеров максимально использовать рабочий
график и с появлением окна не отсыпаться на кольцевой линии, а ездить по медучилищам и
агитировать тамошних молодых людей вступать в наши ряды.
Я до крайности удивился и сперва подумал, что она шутит. Но нет. Она не шутила.
Как-то в выходной Светлана разыскала меня по телефону и всерьёз поинтересовалась как
продвигаются дела с медучилищами. Ездил ли я куда-нибудь. Я ответил, что нет.
– Почему? – сухо спросила она.
– А какой в этом смысл? – спросил я в ответ – Если восемнадцатилетний парень после
третьего курса училища не пойдёт в институт, то ему прямая дорога в армию. А к нам
работать он вряд ли устроится и за те месяцы, что у него есть до осени, он если не дурак,
попробует хоть куда-нибудь поступить.
Мою аргументацию Светлана сочла вполне убедительной и долго молчала в трубку:
– Гм… А ведь верно. – сказала она – Ладно. Ответ принимается.
Вообще она хорошо ко мне относилась. Хотя для обратного я повода не давал. С
заказами не подводил. Всюду ездил и везде успевал. Жалобы и нарекания изредка получал,
но они не считалась, поскольку Светлана понимала, что некачественные обработки – это
скорее вина заказчика, который не выполнил условия договора и не подготовил помещение
должным образом. Правда, от гарантийных поездок не избавляла, а как-то раз сама
пожаловала посмотреть, как я работаю.
Заказ был ночной. Светлана приехала не одна, а с тем самым молодым Тумаковым,
помогавшим мне на полставки. Я никак не рассчитывал увидеть их вместе. У меня аж
челюсть отвисла от неожиданности. При этом вид у Тумакова был самый что ни на есть
торжествующий.
– Проверить решили?
– Ну что ты такое говоришь? Объект проблемный. Только и всего. – успокоила меня
Светлана.
– А…
Я прикинулся, что поверил фальшивому объяснению начальницы и обстоятельно на
совесть залил харчевню отравой. Светлана не ходила за мной как привязанная по примеру
бестактного надоеды из магазина модной одежды, что преследует по пятам по залу то ли
потенциального покупателя, то ли вора. Нет. Глянула для проформы и оставила меня в
покое.
После моей обработки в рамках заботы об имидже эксцентричной и лёгкой на подъём
дамы, Светлана выступила с предложением “выпить где-нибудь по рюмке чая”. Так она
выразилась. Обращалась при этом только ко мне одному. Тумакова приехавшего с ней она
ни о чём не спросила. Что тот едет с нами подразумевалось само собой.
В начале первого часа ночи слова Светланы прозвучали несколько неожиданно. С
другой стороны, почему бы не поддержать, тем более что завтра у меня выходной. К тому же
Светлана угощала.
Втроём мы сели в её машину и проехавшись по Садовому нашли ночное кафе.
Светлана заказала всем по салату на закуску, лимон и графинчик текиллы. Видимо
вспомнила о нашем недавнем разговоре, в котором я ей признался, что ни разу не пробовал
модный нынче напиток и Светлана пообещала как-нибудь угостить.
По тому как вели себя эти двое я без труда сделал вывод, что они любовники,
решившие обнародовать свою связь. В открытую сидели и целовались. Наверное, затем и
пригласили меня, чтобы посмотреть на мою реакцию. Я же недоверчиво улыбался их
шашням. Светлана и Тумаков составляли странную пару. Мезальянс был что называется
налицо.
Тумаков всегда мечтал воплотить в жизнь этот избитый сюжет из порнухи. Как он
приходит к какой-нибудь богатой даме бальзаковского возрасте травить тараканов в
квартиру или в её ресторан для оформления санитарного паспорта, ну а дальше слово за
слово и между ними начинается бурный секс. Что ж… Дело своё Тумаков знал и зашёл ещё
дальше. Но как такому раздолбаю как он удалось окрутить неглупую в общем-то женщину?..
Пару слов про этого Тумакова. Курьер из города Железнодорожный был тот ещё жук.
Высокий, молодцеватый нахал двадцати пяти лет с вечно ухмыляющейся физиономией. На
подобные рожи я в своё время насмотрелся. Рядом с моим училищем располагалась ПТУ,
откуда такие вот Тумаковы приходили к нам заниматься рэкетом. Своей внешней
совокупностью он вызывал в моей памяти рожи тех троих гопников, которым покойный Куб
отдал когда-то свои часы. Те с головы до ног были в чёрном от кепок и до ботинок и этот
придерживался того же стиля в одежде.
В армию его не взяли из-за травмы головы. С вручением повестки дружки
посоветовали ему получить сотрясение мозга и даже предлагали содействие в его получении.
Но Тумаков от содействия отказался. Заявил, что справится сам и, приспустив на лоб шапку
два часа к ряду упорно бился башкой о стену в общественном туалете. Когда вся плитка
была отколота, а у самого Тумакова появилось головокружение с тошнотой он предположил,
что своего в буквальном смысле добился и в сопровождении гопкомпании отправился в
травмпункт. А по пути на всякий случай решил закрепить успех и с разбегу врезался лбом в
фонарный столб, да так сильно, что по словам приятелей с фонаря посыпался лежавший на
нём снег. Врачи из отделения черепно-мозговой травмы выдали ему белый билет.
В родной “Железке” Тумаков показывался редко, предпочитая жить у одиноких
женщин в Москве. Возраст и состояние здоровья сожительниц его не смущало. Последняя
пассия была старше Тумакова на 15 лет и страдала шизофренией. Дважды в год в периоды
обострений её клали в психиатрическую больницу. То есть весной и осенью на полтора-два
месяца Тумаков становился бездомным и ночевал в офисе. Светлана пожалела его и
приютила у себя дома, а он не упустил возможности понравиться ей как мужчина. Ещё бы!
Молодой, горячий самец. Ну что ещё нужно одинокой женщине?
Светлана увлекалась всякой эзотерической ерундой, занималась йогой, читала
Кастанеду, ходила театр и принадлежала к богемной тусовке. Забегая вперёд, скажу, что как
ни она старалась дотянуть Тумакова до своего уровня, у неё ничего не вышло. Более того:
компания её друзей не принимала нового бойфренда Светланы и роман их продлился
недолго. Всего несколько месяцев. Как-то по пьяной лавочке Тумаков за что-то ударит
Светлану после чего вылетит не только из квартиры, но и из офиса.
Он был старше меня на четыре года. Еле-еле закончил школу. Недостаток ума у него
компенсировался природной хитростью. Там, где я буксовал, Тумаков мгновенно
ориентировался и умело извлекал выгоду. Такой опытный прохиндей нигде не пропадёт. Он
отлично взаимодействовал с незнакомыми людьми вешая им лапу на уши. Мог уговорить
любого потенциального клиента на покупку услугу. Короче, прирождённый менеджер по
продажам! Без мыла в жопу залезет. Его девиз был: “не наебёшь – не проживёшь” и своей
жизненной позицией он весьма и весьма гордился.
Как-то раз Тумаков подбивал меня съездить на один левый заказ и разделить деньги с
ним поровну, но я послал его к чёрту. Во-первых, это могла быть проверка на вшивость от
Светланы, а во-вторых, с таких скользких уродов как Тумаков станется. Он и меня при
желании и обжулит и подставит и всё что угодно, а сам выйдет сухим из воды. Кого-то он
мне здорово напоминал.
Несколько раз мы пили с ним пиво. Тумаков смешно рассказывал разные истории из
жизни своих приятелей-гопников и учил меня устраиваться в жизни. Не все, конечно, но
некоторые вещи в нём мне нравились. Например, его раскрепощённость в общении, его
пронырство. В отличие от меня Тумакова никак нельзя было назвать тормозом.
Со Светланой я тоже неформально общался. В какой-то момент я очень обрадовался,
начав испытывать к ней понарошечную влюблённость, но данное обстоятельство
объяснялось тем, что в моём тогдашнем окружении наблюдался острый дефицит женщин. Та
молодая девчонка, что раздавала заказы вызывала у меня скорее отрицательные ассоциации
в связи со шквалом поступающих от неё заказов, многие из которых были к тому же
неграмотно скомбинированы. В эти двухчасовые “окна”, когда на новый заказ ехать рано, а
домой смысла нет, мне порой хотелось выбросить её самоё. Мне было просто необходимо в
кого-то влюбиться. Влюбиться по-настоящему. Пусть вариант безответный – я был заранее
на всё согласен!
Мать, бабушка, Светлана, да тот же Тумаков спрашивали меня о моей личной жизни. О
том, что её в принципе нет, говорить мне было неловко и я придумал себе вымышленную
девушку по имени Лана. Не знаю откуда я выкопал такое имя, но оно почему-то показалось
красивым. Сколько ей лет я точно не знал, правда, давал понять, что Лана постарше меня лет
на десять. Над её биографией я особо не заморачивался и упоминал лишь несколько деталей
– когда-то она была замужем, а теперь уже нет. Детей у неё тоже нет. Москвичка и
утончённая интеллектуалка. Живёт одна в своей квартире, в районе… Впрочем, о районе,
никто не спрашивал и примерным местом жительства я так и не озадачился. Зато я с ней
регулярно ссорился, а потом мирился. Я представлял её себе смутно. Воображение рисовало
статуэточную фигуру хрупкой высокой женщины с длинными волосами и с тонкими
чертами лицами. Иногда я представлял её сидящей в позе лотоса.
В этой воображаемой женщине мне виделась прежде всего духовная наставница. Хотя
этот образ наставницы был замешан в том числе и на сексе. Я с чего-то решил с возрастными
и умными женщинами в постели куда интересней, чем с ровесницами. На последних я
вообще не смотрел.
– Что она в тебе нашла? – недоумевала мать.
Мать меня не любила и совершенно искренне полагала, что во мне ничего нельзя найти
нормальной женщине.
Зарплату мне платили хорошую. Раза в три больше той, которую выплачивали на
старом месте работы. Часть денег я отдавал бабушке, но у меня ещё оставалось. Деньги
придавали уверенности в себе. Я мог позволить себе всё то, о чём раньше и не мечтал.
Покупал в основном одежду, компенсируя юношеские комплексы, когда сам носил что
придётся и завидовал модникам. Свитера крупной вязки, дорогие качественные джинсы,
кожаные штаны, тяжёлые ботинки на толстой подошве наподобие мартинсов и сами
мартинсы. Пальто, куртку-бомбер. Для работы я подобрал специальный комплект одежды в
военном магазине. Он состоял из высоких берцев, камуфлированных брюк и тёплой стёганой
куртки цвета хаки с капюшоном. Добротная одежда тоже внутренне преображала меня и
давала иллюзию защищённости. На каком-то уровне я понимал про себя, что моя работа
морильщиком тараканов считается непрестижной (мало того – маргинальной) и клюют на
неё преимущественно великовозрастные неудачники и пьяницы. Что делает на ней
нормальный молодой парень для многих клиентов оставалось загадкой. Почему он не
работает в офисе как прочие молодые люди и гробит своё здоровье. Видать дела его совсем
плохи, раз он согласился на такой шлак. Клиенты рассчитывали на стереотипный образ
“мастера”. То есть на небритого дикого мужика с перегаром. А вместо него приходил я.
Правда, от ношения очков я давно отказался, но все равно выглядел излишне интеллигентно.
– Ну и где этот мастер?
– Да вот же сидит!
– Так это вы мастер по тараканам??? Извините. Я сразу не поняла. Просто у вас такое
лицо… Как бы это сказать… Нетипичное для подобной профессии.
– Что ж… Восприму ваши слова как комплимент.
С этой сумкой я чувствовал себя кем-то, кто не приемлет общественные стандарты и
движется каким-то своим особым путём. Я не думал о себе как о тупом неудачнике
неспособном пробиться наверх и обитающем где-то на социальном дне, а как о человеке
находящимся вне этой суеты. В моей неизменной мрачности мне виделся байроновский
герой. Поэт, отступник, философ и мизантроп. Юноша, страдающий от непонимания,
одиночества и с удовольствием помышляющий о самоубийстве.

Глава 1. Тараканьи бега. Начало