Ptisa_Lucy все записи автора Автор Apraxis,

...Ефремов сидел на остановке не то около музея Достоевского, не то около музея Советской Армии. В длинном пальто, обмотанный длинным серым шарфом грубой вязки и без головного убора. Сумки тоже не было, оставил в машине.

Подошли четверо дружков, церемонно поручкались. Внезапно Ефремов побледнел и завалился набок, на стылую скамью. Дружки словно того и ждали - как только Ванька потерял сознание, они стали шуровать по карманам, доставая бумажники. Каждому досталось по кошельку. Обобрав Ефремова, дружки зубоскально убрели прочь.

Я позволил себе перейти улицу и подойти. Посмотрел, не пырнули ли Ивана Львовича дружки. Вроде нет. Руки сами потянулись к расхристанному пальто, вынули из нагрудного кармана ещё один кошелёк. Перелистнул деньги, прикинул: вынуть деньги или утопать с целым лопатником. И вдруг против воли понял, что бросить Ваньку не могу. Набрал 'скорую' по мобильнику.
Долго собачился с диспетчером, не желавшем высылать машину: - Шевелитесь, тут не быдло какое-то, тут врач помирает.
Вроде убедил. Диспетчер через силу стал расспрашивать о симптомах:
- Кровь из носа? Рвота? Вроде ничего из названного.
- У него гипертония в анамнезе! - пригрозил я. И бурчу - ... и болезнь желчекаменная... ...
Фургон скорой. Едем. Ваньке порвали рубаху, разрезали майку. Ставят подключичку с физраствором.

Очухался. Моментально врубился, где лежит, рванулся встать. Фельдшер пихает его обратно и велит:
- Да лежи ты!.. Придавленный к койке, вырывается и орёт:
- Дайте мне... - он назвал какой-то препарат, - И я пойду!
- Нету. - Фельдшер ослабил хватку, но разговаривает с ним как с неадекватным.

Ванька вскочил и орёт, отряхивая с себя последний морок беспамятства:
- Да я в первой же аптеке вон ему выпишу! - ткнул пальцем в мою сторону.
- У меня бланков целая сумка!

Только где. ...Изломались не доезжая женского монастыря.

Фельдшер оставил шофёра чиниться, а сам пошёл в странноприимный дом. Мы с медсестрой ведём под конвоем рваного Ваньку. Калитку открывает монашка. Фельдшер:
- Матушка! Вот, мужика в больницу везём, часа два поломку устранять, хоть на другую бригаду передавай... А нам отобедать бы.
Впустила всех вчетвером. Стайка послушниц в платках, с топорами и досками в руках, латавшие гнилые ступени деревянной молельной лестницы в часовне, вперились в нашего подконвойного и загомонили:
- Чурка! Так ведь басурманин же!.. Видно, айзером показался.
Я возмущенно шиплю на них:
- Дуры, это армянин... христианский... григорианец...

Ванька молчит, как Мимино на суде. Всё равно в трапезную не пустили, первая монахиня вынесла плошку постного салата (салатный лист, перепелиные яйца, маслины) на улицу. Расселись на ступеньках той самой сопревшей лестницы.
Наконец Ефремов подал голос:
- Я помогу. Отобрал у монахини две ложки и литровую бутыль подсолнечного масла. Сдобрил, аккуратно перемешал. Приободрился, заулыбался, откинулся назад, распростерев руки, стал приветливо острить - убогая трапеза сразу превратилась в удалую гулянку.
Матушка отвела меня в сторонку, шепнула:
- До чего ж григорианцы-то хорошие... Никогда таких не видала! Замуж бы за такого.
- Нельзя, женат.
- А почему кольцо на левой руке как у вдовца?
- На правую не лезет.

Огорченная монашка вернулась к крыльцу. Подкрепившийся фельдшер спроваживал ожившего Ваньку:
- Вали отсюда, мужик. Нам ещё час чиниться, другую бригаду не жди. Отказ подпиши.

Скорая осталась загорать в монастыре, а посерьёзневший оборванный Иван и я побрели прочь.