Ptisa_Lucy все записи автора Автор Занудкин,



.1. Сэндпорт
https://vk.com/wall75568643_18786

Семён уже пожалел, что настоял на этом разведрейде. Истрёпанная засаленная карта, обнаруженная в Нью-Йорке, точнее, маленьком посёлке, прозябавшем на месте некогда огромнейшего мегаполиса, устарела лет минимум на двадцать: река иссякла, когда Гольфстрим резко развернулся к Европе, и теперь на её месте осталось только сухое русло. Именно по этому руслу пришлось идти в одиночку. Больше никого с ним не пустили, все нужны были на обустройстве нового жилья для уцелевших жителей. Как говорил командир их спасательной группы: надо же возвращать их из дикости, люди всё-таки.

А Николаев не хотел в этом участвовать, считая их первыми виновниками той страшной войны, что и привела к катастрофическим изменениям климата, гибели большей части человечества и вымиранию совсем уж невинных животных и растений.

Пришлось жевать на привалах изрядно поднадоевшие кисло-горько-сладкие пищевые брикеты, ибо охотиться было запрещено, а хищники, даже в этих безлюдных местах, сами удирали, стоило им заметить человека. Хорошо ещё, что в русло впадали мутные ручейки, оставшиеся от некогда судоходных притоков. Воду из них приходилось кипятить плитке с «вечной» батарейкой, так как дизентирия и холера по сравнению с нынешними напастями казались лёгкими недомоганиями. И всё равно, даже в иссохшую глотку эта жидкость лезла с трудом.

Сейчас он стоял на жалобно скрипящем разрушенном мосту и наслаждался первым за неделю звуком человеческого голоса, как самой изысканной музыкой. Истошные вопли птиц, видимо разбудили горе-часового, и теперь он выкрикивал Семёну всяческие угрозы. Это ничего, на пять минут хватит, нью-йоркцы тоже, сперва пушку нацелили, а затем набили главному морду и замахали белыми тряпками.

Разведчик преспокойно уселся на иссохшие доски, спиной к крикуну, и принялся перематывать портянки.


часть 2. Верблюдик
https://vk.com/wall75568643_18802

Лизке было муторно с самого утра. Связи с Сёмой не было уже пятый день. Он предупреждал, что выйдет из зоны покрытия, но так надолго ещё ни разу не было. Девушка смирилась с отсутствием видео, с помехами, даже, была бы рада смс-ке. Последняя была в прошлый четверг и пришла она с опозданием на сутки. Николаев рассказывал про слабую местную сеть, магнитные бури, зависимость проходимости сигнала от погодыи рельефа, плохое состояние спутников ретрансляторов, и просто, обилие дел. Утешало слабо. Лизка, Несгибаемая Лизхен, как звали её за глаза подруги, была близка к истерике. В такие часы оставалось только пойти в лес и пообщаться с другом детства.

У ручья она остановилась и провела настройку связи. Система имела длинное неудобочитаемое название, за внешнее сходство в народе называемое «рожки». В пределах поселений, когда связь была нормальная, носилось просто на шее. Стоило отойти на километр, или за ближайший холм, приходилось рога антенн поднимать в рабочее положение. Некоторые прятали в причёску, или цепляли на головной убор, Лизи считала это излишним, ходила так, за что все знакомые дразнили Чертовка. Она возражала, мол, хвоста-то нет и копыт. Что парировалось — хвост перелез на затылок, а копыт не видно под обувью. Юмористы хреновы!

— Лизочек опять куксится? — услышала низкое рычанье, которое привычно перевела в человеческую речь.

Мегапёс, каких развелось после Войны немеряно, подошёл, как всегда неслышно. Как и многие его сородичи, происходящие из союза домашних любимцев с волками, умел оперировать множеством понятий, но человеческих голосовых связок не имел. Положение спасло то, что новые звери сами хотели контакта, а среди людей нашлось достаточно охотников, кинологов и просто собачников. Теперь гаврык, так назвали новый язык, учили с детства. Хорошо ещё, что за тысячелетия эволюции собаки научились понимать человеческую речь, а увеличенный мозг увеличил память, так что рычать, скулить, пищать и лаять людям не пришлось.

— Я тебе вкусняшку прихватила, — Лизи протянула на ниточке светящуюся колбаску. Сама бы съела, но для друга не жалко.
— Спасибо, подруга! — хищник заглотил в один хамок, — Но привело тебя не это.
— Ты, как всегда, догадлив! — слёзы хлынули из глаз, она прижалась к грубой, как платяная щётка шкуре, обхватила за шею.

Через пару минут пёс прервал этот поток:

— Хватит сырость разводить, пИсать нечем будет, — подмигнул, слизывая с её лица слёзы.
— Опять смешишь меня! — криво улыбнулась девица и властно нажала на холку.

Верблюдик, так она его иногда называла за характерный горб, который изредка появлялся у некоторых особей, послушно прилёг. Лизка задрала подол до пояса и запрыгнула на шею:

— Отвези, плиз, на наше место! — попросила, оправляя платье.

Верблюдик сорвался с места, искусно петляя между деревьями. За пять минут домчались к водопаду, чьи струи звонко разбивались о камни далеко внизу. Ласково светящее солнце сотворило над этим яркую радугу. Поляна была усыпана цветами, казалось, некоторые перелетают с места на место — это непоседливые бабочки вносили сумятицу в разноцветье.

Лизхен кубарем скатилась шерстяной горки, блаженно растянулась на траве, сорвала красноватую метёлку конского щавеля и сунула кислую травинку в зубы. Пёс смущённо потёр нос об траву, он не переносил кислого.

Лизка дотянулась травинкой и пощекотала ему ухо, тот тряхнул головой:

— Выкладывай, что тебя грызёт?
— Н-ничего, — растерянно протянула девица.
— Ага! Мне ты можешь спагетти на уши не вешать, — почесал себе правое ухо, — я тебя с щенячьих лет помню.
— Рентген ходячий! — выпалила Лизка, голос её дрогнул— Ничего от тебя не скроешь.

И она поведала все свои терзания, что начались не неделю назад, а за месяц до того, когда Сёма обнял и поцеловал её у трапа, так что ноги ослабли, а потом помахал уже из иллюминатора, отправляясь не в соседний город, и не за тыщу км, а на другую сторону шарика. Мегапёс слушал очень внимательно, иногда носом приподнимал зарёванное лицо и слизывал капельки, подрыкивал, обнимал лапой. Всячески утешал.

Примерно через час Лизка выговорилась, пёс подвёл итог:

— Вот именно, ты сама знаешь, какой неубиваемый твой Сёма.

Он аккуратно, но сильно передними лапами не давал отвести ей взгляд, лежал он при этом на спине, а Лиззи на нём сверху.

— Ты как всегда прав, — голос всё ещё дрожал.
— Таки, хватит себя накручивать, у тебя вся мордочка опухла, — никто не должен Несгибаемую Лизхен такой видеть.
— И как быть теперь? — растерялась Лизавета.
— Искупаемся, — он подставил шею, — садись!

И не успела наездница угнездится, мегапёс разогнался и скакнул в расселину, туда где глубина была достаточна. Девичий визг, казалось заглушает водопад.

Уже накупавшись, Лизхен развесила одежду на просушку и пристроившись к колючему, как массажёр боку, потрепала друга за ухо:

— Расскажи сказку, пожалуйста!
— Вот те раз! — вскинул голову хищник, — Ты, вроде, большая уже?
— Ну и что! — её голос сочился мёдом, — Расска-жи! Лни у тебя та-акие странные, после них сны необычные.

Сражённый таким аргументом, верблюдик задумчиво уставился на водопад, покачал хвостом из стороны в сторону и, умостив голову на камне, поведал:

— Тогда, расскажу о том, что вижу.



Часть 3. Братья Струй
https://vk.com/wall75568643_18796

Сказка Верблюдика

Это звенящее чувство полёта! Кажется, ещё чуть-чуть и растаешь в воздухе, подобно запаху розы, мимо которой пробежал. Падение нам не страшно, ибо мы не люди из мяса и крови. Мы — Братья Струй.

Как только коснёмся поверхности, сразу начинаем долбить своими молотками по рубилам: тук, тюк-тюк, и сразу дальше, и там тук, тюк-тюк. А за нами следующие Братья делают каждый свою зарубку на камне.

Люди знают об этом нашем умении, говорят: капля камень точит, и ошибаются. Не одна капля, и не сотня, а тысячи и миллионы нас тюкают и тюкают.

Когда эти голые-тёплые, любопытные, как щенки, но глупые, как безмозглые бабочки, видят наши творения, восхищаются искусством Создателя. Есть мы, есть Братья Ветра, Сёстры Волн, Дети Солнца и прочие потихоньку тюкающие, но без устали и великое множество раз. И у нас всех нет замысла, одно наитие указывает, куда очередной раз тюкнуть.

Ущелье расширяется, подобно расколотой льдинке, бег наш замедляется, но нас уже одновременно в одном месте во много раз больше. Вот мы уже неспешно бредём по равнине, тюкалки работают совсем легонько, однако и порода много мягче. А этим непоседливым голым обезьянам неймётся: строят плотины, мосты, пристани, набережные. Век непосед короток, в нашем понятии, как для них полёт искры из костра. Им не дано увидеть, как мы неспешно тюкая, постепенно уничтожаем плоды их усилий. Впрочем, нас может внезапно стать слишком много, тогда русла мало и, мы покидаем его: ломаем своим весом оковы плотин и набережных, сносим расчёски мостов. То, что раньше было вдали от потока, вообще вызывает пренебрежительный смех: их жилища и прочие постройки сметаются, подобно игрушкам, когда дети играют в войну.

Кончается наш бег. Встречаем Сестёр, успевших тоже обтюкать прибрежные скалы, портовые постройки, всласть наиграться железными кораблями, большими и маленькими, а то и потопить, изломать какие-либо из них.

Мы сливаемся с Сёстрами, у нас появляются Дети Моря, им помогают вознестись Дети Солнца, чтоб горошинами льда, дробинами капель, или пухом снежинок возлечь обратно.

Всё начинается сначала. Юные, как первые побеги, Братья начинают свой бег из болот, или вершин гор. Они ещё слабы, тюканье может оставить след только на мягкой, как мох почве, хрупком льде, или сыпучем песке. Но они торопливы и терпеливы, их всё больше и больше.

Тук, тюк-тюк..



Часть 4. На океанском берегу

https://vk.com/wall75568643_18808

После купанья у водопада Лизку, будто подменили. Вернувшись из леса, она развила лихорадочную деятельность: сдала дела преемнице, как та не отбрыкивалась и осадила начальство с требованием включить её в ближайшую же экспедицию спасателей-восстановителей. Как она не была необходима на своей должности, начальство не выдержало и недели напора. С очередным бортом вылетела в Брест, один из немногих портов, уцелевших на западе Европы, за десять минувших лет основательно расширенных и реконструированных.

Оттуда отбыла на неторопливом лайнере на подводных крыльях в десять тысяч тонн водоизмещением. За неделю извелась, если б можно было, она подгребала. Активно включилась в работу: напросилась в помощь к судовому врачу и проверила мельчайшие недомогания всего экипажа и пассажиров, так что от неё начали прятаться.

Когда спрятался самый ленивый потенциальный пациент, пришла на помощь коку, чем всех обрадовала: стряпня оказалась весьма оригинальна и, можно сказать, изысканна. Настолько, что от экипажа были попытки вербовки, и только угрозы, что Несгибаемая Лизхен ещё не забыла о шприце и таблетках отвадили агитаторов.

Со смесью сожаления и облегчения экипаж махал ей и прочим вслед, но Лизка уже была подобна самонаводящейся ракете: не дожидаясь транспорта для всей группы, выбила себе коника и вскоре была уже там, откуда Семен с ней говорил. В Мидлфорте. Дальше оставалось только ждать, ибо она не могла себе позволить разминуться. Сэндпорт успел передать, что всё нормально, кроме связи, которую чинить не менее недели, и заткнулся. Каждый вечер девушка занимала свой добровольный пост на вышке под палящим солнцем и ждала до темноты. В потёмках возвращалась, конечно же в его комнату, и, глотнув молока, засыпала, как убитая. Часто, забыв раздеться.

********************************************************************************

Великий Скаут, такой титул Семёну дали сендпортцы, или как он их назвал их «песчане»*, не был бы самим собой, если б мог сидеть без дела. В ожидании прибытия своих товарищей из Нью-Йорка перечинил методом перестановки запчастей и какой-то матери всё что можно починить. Среди прочего оживил пару мотоциклов, один из которых заправил, и, без зазрения совести, временно реквизировал. За полдня добрался до Мидлфорта, поручкался с дежурными, ловя на себе таинственно-завистливые взгляды. В полном недоумении зашёл к себе переодеться и застыл столбом в дверях.

На его любимом диванчике, где он и поспал-то всего пару ночей, прикорнула та, кого ожидал увидеть здесь менее всего: Несгибаемая, она же Неприступная Лизхен. Сёма перевёл глаза на картину на стене: изображены два обалдуя с завязанными глазами, сильно смахивающие на их с Лизкой, легко узнавался стиль Рафика-хохмача, заслуженно носящего прозвище Рафаэль. Николаев присел в изголовьи, не удержался и коснулся рыжих прядей. Чем и разбудил нежданную гостью.

Её веки задрождали и слегка приоткрылись. Всё ещё думая, что спит, девушка прошептала:

— Сё-ёмочка! — и улыбнулась.

Тут она осознала, выпучила глаза и резко вскочила на ноги. Вскочил и Сёма, клетчатое зелёное покрывало полетело на пол, престарелый венский стул отлетел к стене. Ещё пару секунд они молча пялились друг на друга, затем Лизка напрыгнула на парня, повалив на пол. Затрещала непослушная ткань, защелкали невезучие пуговицы.

*********************************************************************************

К вечеру они наконец-то выбрались из домика. Никто за полдня к ним не стучался и, даже сейчас их тактично не тревожили. Лизка забросила собственноручно отдраенную до блеска кухню, на которую вместо неё был оторван от своей работы и назначен новый «доброволец», а Семена ждали с отчётом. Но, весь мир в лице обитателей Мидлфлота, решил подождать.

Беззаботно гуляя, парочка оказалась на пляже. Они долго молча, шли, держась за руки, как дети, по щиколотку в воде, когда Лизка решила заговорить:

— Ты не думай, я не такая,— густо покраснела, так что заметно было и в уходящих лучах солнца, —просто, мне казалось, если тебя сейчас не схвачу, ты опять пропадёшь, — тут голос её дрогнул, — и навсегда.
— Ну, что ты! — Сёма притянул Лизу к себе лицом и усмехнулся,— Для разврата далековато.

Они молча так стояли, обнявшись. Солнце уже прятало последний луч, но тут кто-то заботливый направил в их сторону прожектор с берега. Этот свет проникая сквозь рыжую копну лизкиных волос поднял в в Семёне такую волну нежности, что он сдавил девушку в объятьях. Та пискнула и крепко сжала в ответ.

— Почему вдруг? — задумчиво произнёс парень, — Ты, даже, танцевать со мной не хотела.
— Сама не знаю, — глупо улыбнулась, — пока ты рядом был, вроде и нормально, — склонила голову Сёме на плечо, — а как уехал, места себе найти не могла.