Ари_Шер все записи автора

В конце ноября пошли дожди со снегом или просто снег, начались холода и ежеутренние заморозки. Даже в мрачном, промозглом ноябре, преддверье долгой зимы, которую я плохо переношу, всё ещё дивно-красиво, с туманами, ещё кое-где оставшимися золотыми деревьями. «Унылая пора, очей очарованье, приятна мне твоя прощальная краса. Люблю я тихое природы увяданье, в багрец и золото одетые леса…» Ещё можно писать на пленэре. Уезжать жалко, но деньги закончились, и пора зарабатывать. Придётся вернуться к больному папе, он уже два месяца в городе, и сестрёнка замучилась ходить за ним одна. Она молодая, ей охота жить весело…

Дача у нас старая. Построили её в моём раннем детстве - ещё в девяностых. Помню, как этот дом строили. Это – мои первые воспоминания. Вот, сижу я на горшке в чистом поле, пятилетний брат, Лёшик, хорошенький кудрявый мальчишечка, носится с какой-то палкой, которой лупит по мышам и лягушкам, не слушая взрослых, когда те пытаются унять его агрессию, и орёт так, что слышно на всю округу. Толстая, как шар, собака разлеглась на травке. Бабушка режет огурцы и помидоры, делает бутерброды на импровизированном столике из ящиков стеклотары. Ноги дедушки торчат из палатки. Где-то поодаль какие-то мрачные чернявые дядьки суетятся вокруг растущего прямо на глазах, дома, а родители, одетые чёрте во что, в каких-то дурацких лыжных шапочках, сидят у костра, над которым, чёрный от копоти, болтается чайник. Катька (младшая сестра) тогда ещё не родилась.

А сейчас нет в живых дедушек, бабушек, семья наша здорово ужалась. На даче всё заросло, особенно на нашем участке, деревья до небес, бурьян метра три в высоту. А вокруг – дома, дома… и много богатых дач, со всеми удобствами… Наш дом рядом с ними смотрится нищенской халупой. Мамы больше нет на этом свете, а папа очень болен. Но это не самое страшное в нашей жизни. Есть обстоятельство, здорово отравляющее нам существование.

Это - наш с Катей старший брат Алексей, который держит в напряжении семью, сделав нашу жизнь невыносимой.

Лёша в детстве был очень симпатичным, таким миленьким, но, так называемым, «гипер-активным» ребёнком, что, на самом деле, называется - невоспитанный говнюк. Но, пока что всё это было терпимо. До армии брат был ещё более-менее адекватным, и с ним можно было худо-бедно ладить. Чувство юмора у него было, он общался хорошо, весёлый был, компанейский. Ну, шалун, ну что же, мальчик, всё-таки. Отлично учился в школе, несмотря на плохое поведение, но нередко случалось такое, что он начинал беситься, таскал Катю за волосы, а после моего заступничества яростно дрался. Он был старше и сильнее, поэтому доставалось мне здорово. Зато он отставал от сестрёнки. Родители пытались воспитывать его лаской, водили к психологам, но те особых отклонений не находили. Предлагали попить успокоительные травки, записаться в спортивную секцию и соблюдать режим, что родители и сделали. Они не представляли себе, во что это выльется. Они вооружили опасного психа! После этих секций брат стал настолько сильным, что вполне может убить человека одним ударом.

Но вот, пришла пора идти ему в армию, он ушёл, и два года ни одного письма. Мама бедная извелась, несколько раз к нему туда ездила, узнать, что к чему, но её ни разу к нему не пустили, так как он постоянно сидел на «губе». Дембельского альбома у него тоже не было («Что я, кретин?!»). Оружие у него отобрали и перевели служить в стройбат. Но он и там буянил - одному парню чуть глаз не выбил. Еле спасли. И вот, вернулся он с глазами навыкате и ртом до ушей, да ещё и без части одного уха. Ему его подрезали, так как командир-дурень запретил в мороз опускать у шапок «ушки», и несколько парней уши отморозили. С тех пор Лёша носил удлинённые волосы, чтоб отсутствия верхней части уха не было заметно. Итак, вернулся он, и началось. Чуть что – истерика или приступ буйства. Хулиганил он здорово. К тому же, полоумный Лёха стал убеждённым и злостным националистом, антисемитом и гомофобом. Не раз обижал приезжих из Средней Азии и с Кавказа, ему нравилось драться одному сразу с несколькими «черножопыми», как он их называл. После таких разборок он около месяца ходил тихий и спокойный. Значит, пар выпускал основательно.

Алексей был красивый, но с отрицательным обаянием. Впрочем, говорят, что многие девушки любят плохих парней. Женился он, было, на однокурснице, но через 3 года развёлся. Девчонка эта несчастная, вся избитая, без единого живого места, с искалеченной психикой, возненавидела его так, что с ребёнком скрылась заграницей. Повезло этому гаду, что у девочки не было родителей, а то бы он точно сел. После этого, брат стал ещё и женоненавистником. Теперь иначе, чем: «бл*ди» он противоположный пол не называл. Родители потом долго горевали из-за потери любимого внука, а мама вскоре заболела и умерла. После этого у Лёхи и вовсе «снесло башню». Он начал много пить, от чего стал ещё более буйным. С каждым годом этот токсичный человек всё больше звереет и распоясывается. К тому же, он физически сильный, да ещё и тренированный, сволочь, так как в детстве посещал спортивные секции по боксу и разным видам борьбы. Чёртов психолог посоветовал, чтобы «ребёнок выпускал агрессию». В результате, он меня пару раз приложил башкой о батарею, и приходилось лежать в больнице. Руку мне сломал, зубы выбил, у меня сломаны рёбра и отбиты почки.

И я боюсь, что однажды он нас всех искалечит, а то и поубивает. И его не мало не смущает то, что бить тех, кто слабее (физически не развитых людей, детей, женщин, старых и больных), мягко говоря, не порядочно. В результате, последние остатки любви к нему ушли безвозвратно, и мы с Катькой его ненавидели и боялись. Это надо же было так людей довести! Не зря на моём телефоне поставлена в качестве мелодии звонка с номера Лёши, речь фюрера. Специально из интернета скачивали.

Скажу сразу: мы с сестрой и, с недавнего времени, больным отцом никуда не можем переехать из квартиры, где живём всей семьёй. Снимать квартиру в Москве очень дорого. Закончив вуз, сеструха работает в бюджетной организации недавно и зарабатывает мало, отец – пенсионер, а я – просто «балласт, художник от слова «худо» и бесполезное ничтожество», как говорит обо мне «милый братец». Зарабатываю тем, что расписываю стены во всяких кафе и магазинах, иногда в домах и квартирах, пишу портреты на заказ, копирую шедевры, но бывает, что приходится выполнять и неквалифицированную, тяжёлую работу, о чём будет рассказано ниже. Так что, денег у нас немного.

Можно осуждающе удивиться: «Раз ты художник, то «оторви задницу от дивана…», поезжай заграницу, сделай там выставку да раскрутись! (Расскажите, бл.., каким же это образом возможно всё это осуществить без денег, языка (который выучить не в состоянии, так как не запоминаю ничего) и хоть каких-нибудь связей?!!! Хотя бы для того, что: кто меня с сотней(!) картин на вокзале встретит, и где я со всем этим поселюсь, а?!), а если это не получится - учи программы, чтоб зарабатывать дизайном! Или иди преподавать! А не умеешь – иди работать дворником, курьером, продавцом-кассиром, кладовщиком или рабочим вахтовым методом, на завод иди, да мало ли ещё, куда! Лишь бы на шее у семьи не сидеть, непризнанного гения из себя корчить! Или что, корона упадёт!?»

Не хочется ничего на это отвечать. Люди всегда «отлично знают», что вам надо делать и кто вы такие, а именно: «дармоеды». Но не всё так гладко, как поётся.

Во-первых, есть самостоятельная профессия: «живописец». Это человек, который пишет картины масляными красками на холстах или расписывает стены. И, представьте себе, что это кому-то ещё нужно, стало быть, профессию эту никто не отменял, и она не имеет ничего общего с компьютерным дизайном. И учатся этому по 20-ть – 30-ть лет, между прочим. А этих компьютерных граждан можно назвать художниками с очень большой натяжкой, так как они рисуют слабо, часто вообще на любительском уровне, зато у них хорошо с математикой и программированием, в чём совершенно бездарны живописцы - они этого не усваивают, тем более, что среди них много шизофреников. Да если и выучишься на дизайнера, то не факт, что найдёшь работу-то! Конкуренция же в этой сфере огромная, а работа ещё и проектная! 200 000 рублей ежемесячно ты получать уж точно не будешь.

В позапрошлом веке и ранее слово «художник» было званием, которое присуждалось Академией художеств выпускнику, который в ней хорошо проучился лет 20-ть! Сейчас же это слово настолько обесценилось, что я, чтобы внести ясность, называю себя словом: «живописец», хотя до революции 1917 года этим словом называли недоучившихся или вообще не учившихся в Академии, господ, которые делали вывески для магазинов и лавок. Кроме того, была такая профессия: маляр-живописец. Она существовала и во времена СССР, а сейчас упразднена.

Преподавать - тоже не вариант. Берут на эту работу профессиональных педагогов (ех, дрессировщиков и почти гипнотизёров), умеющих смотреть собеседнику прямо в глаза, не мигая. Ушлые «ШК.РАБы» видят насквозь таких, как мы, и шизо-аутичных «гениев» на эту работу не берут. Это вам не СССР! Сейчас ученики не «тихие, зажатые», т.е. воспитанные, нет! Они же теперь все, бл…, «раскованные»! Чувствуют безнаказанность и ведут себя по-хамски, изводя педагогов. Не умеешь «держать аудиторию» (типа «змеиного гипноза», чтоб тебя боялись), то эти гадёныши слушать тебя не станут! Более того, «разорвут!», как выразилась одна директриса, отказавшая мне в месте, куда мне очередной раз довелось сунуться.

А насчёт третьего варианта: «уйти из живописи, сделав из неё хобби, в неквалифицированную рабочую специальность» - это вообще свинство – такое художнику предлагать. С теми, кто такое говорит, мне разговаривать не охота. Всё равно, не поймут. Да и, по большому счёту, наплевать этим горе-советчикам на человека. Что им до того, что художник теряет квалификацию, если мало рисует или, вообще, на какое-то время, перестаёт работать творчески, не говоря уже о психических расстройствах, случающихся у человека, которого оторвали от родной специальности.

Но, тем не менее, лично мне приходилось на подобные работы идти, и не раз! Только денег на то, чтоб снять квартиру в Москве это, к сожалению, не приносит. Работодатель отлично видит то, кому можно безнаказанно недоплачивать. Они в людях-то разбираются. Видят такую «тютю» беззащитную и объявляют: «Только платить вам столько, сколько указано в объявлении, мы не сможем». Знакомо кому-нибудь, может быть, а? Ведь есть же друзья по несчастью...

Мне приходилось работать шесть дней в неделю (с субботами) дворником с семи до девяти вечера и при этом сволочи из «Жилищника» воровали у меня половину зарплаты, да и жильё тоже зажали. Вместо 50-ти тысяч мне перепадало всего 25-ть, а на эти деньги можно лишь комнату снять или квартиру на окраине, либо в пригороде, и при этом не кушая. И это - единственная открытая вакансия. Она и до сих пор висит! Дураков, потому что, нет. Все остальные места глухо заняты гражданами из Средней Азии. И все эти работы, за 100 000 руб., заняли эти приезжие, где работают по 12 часов или вахтовым методом. А то и сутками! Смены бывают такими. И никакого ГЗОТ, никаких профсоюзов давно нет! И прав у них никаких нет! Например, женщине, которая водит в школу и забирает с продлёнки дочку, боясь её отпускать одну, на работу не устроиться. Давно уж нет хорошо оплачиваемых рабочих мест, где рабочий день с десяти до шести! И вообще, у нас в стране безработица, и с работы можно вылететь с полпинка! Конторы да предприятия закрываются только так! Или из-за кризиса штаты сокращают. Ты квартиру только снимешь, так тебя уволят, и что будешь делать? Пока работу другую найдёшь... Мы, например, когда мне довелось с восьми до восьми на хлебозаводе трудиться, сняли комнату, где все втроём жили с сестрой и отцом, откуда Катька на работу через весь город моталась! И это ещё не всё! А о том, что в других комнатах этой квартиры, где мы жили, оказалось, рассказать? Или сами догадаетесь? Короче, и наркопритон там оказался с проститутками вкупе да алкашнёй.

Так что, надолго покидать родную квартиру нам не удавалось. У меня не так много мозгов, чтобы разрулить эту ситуацию. Меня везде обманывают, недоплачивают, выгоняют. Приходится нам терпеть Лёшу, но в одном экземпляре и с интеллигентными корнями. Это лучше, чем 10-ть таких «Лёш», но азербайджанцев или цыган, да ещё с оружием и под кайфом за стенкой и в общественных местах!

Кстати, Алексей, который хорошо зарабатывает, мог бы сам снять себе квартиру да съехать от нас, о чём ему не раз говорил отец. Но тому-то это зачем?! Его-то, всё устраивает! Квартира большая, у него хорошая, изолированная комната. Ему готовят, за ним убирают, его обстирывают, а денежки счёт любят. Он ещё и жадный, как не знаю, кто, да и поизмываться есть, над кем, пар-то надо выпустить… Может быть, из-за него отец-то и заболел!

И нам с Катей настолько не хотелось вечером приходить домой, что мы, пока отец был относительно здоров, старались реже бывать дома, ночуя, где только можно, только не в родных стенах, засиживались допоздна на работе или шли развлекаться до ночи. Брат стал опасным, и мы настолько с ним замучились, что искренне желали, чтобы его посадили либо в тюрьму, либо в дурку, и там бы он, наконец, издох. Но не так-то просто в наше время упечь человека в дурдом! Да и в тюрьму неохотно сажают, не выгодно кормить, мыть да обстирывать дармоедов, предпочитая приговаривать к обязательным работам, чтоб дома питались, мылись да спали, а то и вовсе – к штрафу. Или, если посадят, то на 15 суток, и после выхода Лёшка станет ещё более злющим.

Со временем Алексей стал напиваться реже, так как делал какие-то уколы от алкоголизма, чтоб не потерять престижную работу, но в те периоды, когда не пил, он был страшно злым и совершенно по-садистски жестоким. Впрочем, он и в пьяном виде не всегда был настроен благодушно. Как только ему казалось, что его оскорбляют, а пьяный, он становился особенно обидчивым, он мог моментально вызвериться и, если на нём не повисал отец, в прошлом боксёр-тяжеловес, нам приходилось убегать от него на улицу, в чём есть, даже в пижамах и тапочках! Однажды мы так выбежали, а он в квартире заперся. Позвонить, чтобы папа дверь открыл, мы боялись. Вдруг этот архаровец тоже проснётся и нам задаст. И всю ночь мы с сестрой просидели на лестнице, греясь у батареи. Отец крепко спал и ничего не слышал. Только утром смогли в дверь позвонить, чтобы папа открыл, когда этот изверг на работу ушёл. Мы жили и до сих пор живём с этим сумасшедшим братцем, как на пороховой бочке.

Когда слёг отец, нам пришлось за ним ухаживать, что очень тяжело, так как тот весит 100 килограммов. Лёха нам почти не помогал, а, пользуясь тем, что мы не можем уйти, третировал нас ещё больше. Мы же не могли оставить папу, и он издевался над нами, пока мы занимались отцом. Я склонюсь к постели отца, а тот пинает меня ногой под зад или двинет железной палкой по ногам. Катя готовит ему еду, а он её грубо от плиты отталкивает, выгоняет из кухни, так как чай хочет попить спокойно, а еда в это время подгорит или убежит. Катька бедная рыдает так, что её всю трясёт. Ад! Просто ад! И не сбежишь никуда.

По утрам, собираясь на работу, он парализует всё вокруг, и не пускает меня в туалет (пофиг ему на то, что не одному ему надо куда-то идти к определённому времени, и что срать охота человеку: «Люди по полдня терпят и ничего!») и в ванную тоже, грубо выталкивая сестру с зубной щёткой, требуя ему не мешать, экономить воду, а заодно и электричество, и мы с Катькой просто стонем от его террора. Стараемся встать раньше него, но такое не всегда прокатывает, так как собирается он долго, поэтому часов в шесть встаёт и усаживается на унитаз со смартфоном. И долго таким образом сортир занимает. А ты хоть обосрись!

Однажды, правда, Боженька его за это здорово наказал. Эх, почаще бы так! Лёха обделался в штаны прямо в супермаркете. С поносом не успел добежать до туалета самую малость. Чуть-чуть ему до унитаза оставалось, и не удержал. Фонтан пустил да навалил изрядно! Надо сказать, что большое удовольствие мне доставило от души позлорадствовать! Мы с Катькой и папой изрядно повеселились!

Итак, Лёха мне из того туалета позвонил (Хорошо, что телефон его тогда не подвёл! Было бы круто, если б он в этой ситуации не смог до меня дозвониться!), и пришлось с влажными салфетками, туалетной бумагой, ветхими тряпками, сменой трусов, носков, брюк и кроссовок бежать в супермаркет и в туалете помогать ему со всем этим. И как было тогда не высказать ему: «Это тебе за то, что ты каждое утро нас с сестрой третируешь! Да и вечерами тоже нас изводишь! Получай наказание!» И… о чудо! Фраза была произнесена, а ни в глаз, ни в лоб, ни затрещины, ни зуботычины, ни даже поджопника не произошло. Даже отлаиваться тот не решился. Знал, поганец, что в этом случае я убегу с его вещами из туалета, а он там останется. Ха-ха-ха! Он, бедный, чуть не плакал, испуганный такой был, словно бы опущенный, и тогда от меня здорово зависел, поэтому рот свой поганый захлопнул, стоя без штанов, замывая обосранные задницу, ноги и шмотки под раковиной. Эффектная была сцена! Мужики в сортир, время от времени, заходят, а там я стою с барахлом на плече и всякими салфетками в руках, а рядом - Лёха с голой жопой, а вокруг – говнища!.. Вонь стояла!.. Он всегда заезжал в супермаркет к самому открытию, перед работой, когда народу мало, а товар ещё не раскупили. И вот, случился с ним такой казус. В говне был и пол туалета. Таджик-уборщик пришёл всё это чистить… братан мой от пережитого шока даже перед ним извинился. Неслыханное дело! Чтобы наш Лёша попросил прощения у «чурека» (как он выражается)! Вот, что значит, попал! Да, эта история здорово его обескуражила. И какое-то время он вёл себя, довольно-таки, тихо. Как пришибленный ходил, пока в себя не пришёл после такого унижения. Ну а потом он снова постепенно вернулся к прежнему стилю поведения. Что называется, оклемался, да и на цыпочках долго не простоишь.

Только летом мы могли вздохнуть свободно. Лёха брал отпуск, обычно, осенью, чтобы всласть порыбачить под Астраханью с его упакованными друзьями. Причём, они летали туда на вертолёте! Не хило! Он знает толк в развлечениях. Ни в чём себе не отказывает.

А мы уже в мае вывозили отца на дачу, где тот дышал свежим воздухом до первых холодов. И всецело был на мне, так как моя профессия позволяет такую роскошь, как всё лето торчать на даче. Катя на месяц приезжает к нам в отпуск. И жили мы там пять будних дней спокойно и весело, а в выходные терпели наезжавшего братца, утешаясь тем, что он здесь ненадолго. Бывало, он привозил очередную подружку или даже предполагаемую невесту. Тогда начиналось веселье, шашлыки, музыка. Только не долго у него девушки-то задерживались. Все сбегали после пары месяцев отношений, и жутко злой братец тут же уходил в длительный запой. Утром опохмелится и злой, как 100 чертей, на работу тащится без машины, а вечером приходит уже пьяный, лыка не вяжущий. Бывает, в общественном транспорте с кем-нибудь подерётся. И так до тех пор, пока не сделает укол и не заведёт очередную жертву - новую женщину. В этом году он с дамой ни разу не приезжал, но женщина у него была, это точно. Вероятно, она больше любила рестораны или клубы, а вскоре брат её бросил, потому что, будучи агрессивным антисемитом, узнал о том, что она еврейка, и перекинулся на другую бедняжку, у которой с «пятым пунктом» был полный порядок. Да, личная жизнь у нашего красавчика была бурной. Мне было жаль этого человека. Неужели комфортно жить с такими взглядами на мир и на людей?!

Друзей Лёха не нажил, с его-то «милым» характером это вполне естественно, зато врагов у него сколько угодно. У меня друзей мало, у Катюхи подруг нет – завидуют её красоте, одни ухажёры её хотят. Грустно всё это. Не прошло и тридцати лет, как всё изменилось до неузнаваемости. И я тоже…

В мутном старом зеркале я пока ещё ничего. Вид отдохнувший. Но это ненадолго. И скоро в зеркале снова появится усталая рожа со впалыми щеками и грустными глазами с фиолетовыми подглазьями. На руках моих узловатые вены, каждая косточка, жилочка и мускул видны, как на экорше, в кожу пальцев въелась краска.

Когда ночи становятся длиннее, а дни – короче, отца увозят в город, и с конца сентября по первые заморозки я отдыхаю на даче в полном одиночестве. Пишу золотую осень, и эти пейзажи потом нас, хоть как-то кормят. Как и теперь. И вот, пришло время мне сменить в городе Катю у одра болезни нашего несчастного отца.

Как же неохота возвращаться! Но надо. И вот, я собираюсь. Если бы у меня оставалось достаточное количество денег, то за мной бы приехало такси. И каждый раз, когда я еду на такси, брат меня укоряет: «Ведь я же мог бы тебя довести! Зачем тратиться?! Лучше бы дать мне за бензин часть этих денег, меньше было бы трат!» Однако, стоит мне его о чём-то попросить, он обязательно откажет, причём, очень грубо и обматерит хорошенько. Но в этот раз он, вернувшись из отпуска, сам позвонил и потребовал моего возвращения. Объявил, что приедет в воскресение, и чтоб к его приезду всё было готово. Ослушаться его я не могу, так как очень боюсь брата. Поэтому без задержки собираю вещи. Отъезд с дачи – дело серьёзное. Почти всё было уже уложено. Постельное бельё и покрывало - в стирку, яблоки, картошку, смородину, сливы и груши, грибы, варенье, сухие травы для чая. Мою кисти, а палитру с оставшимися, неиспользованными красками я, завернув в пищевую плёнку, беру с собой, забираю и резцы, иначе они здесь окислятся из-за сырости даже на чердаке, где, обычно, сухо. Лучше отнесу их в заточку.

Художественные принадлежности у меня живут здесь, их вывозить не надо. «На дачу всё привозить и ничего не увозить!» - негласные шутливые правила дачников. Но «в каждой шутке есть…» Разве что, краски и пару-тройку наиболее удавшихся работ можно захватить. И то, не обязательно. Краски прекрасно зимуют, проверено и не раз. И картины у меня, в основном, здесь хранятся, так как больше их некуда девать. Если что, вдруг найдётся покупатель или какая-нибудь выставка, то я за ними всегда смогу приехать. Одну-две-три картины на руках как-нибудь уж дотащу до электрички.

Но, как оказалось, нужно было сделать ещё много, чего. На сборы ушло целое воскресное утро. Алексей приехал, попил чай под телевизор, сходил в туалет, занялся водопроводом и насосной станцией (открутив, вместе погрузили её в машину), и теперь торопит: «Быстрей шурши, я в темноте ехать не собираюсь! Выезжаем в двенадцать – самое позднее!» А сам, то стоит и курит, то сидит в машине, а я бегаю в припрыжку по участку, как ужаленный козёл. Соседи жарят шашлык, божественный запах разносится по участкам, и Лёха недовольно брюзжит: «Ну скоро ты там? Жрать же охота!» Кидаю ему в пасть бутерброд и суматошно продолжаю сборы. Он кричит: «Не вздумай ничего пить! Ссать захочешь – тормозить не буду! Запрещено на трассе останавливаться!» А пить-то хочется… но если нельзя, то нельзя.

Задумчиво домываю посуду, слушая «Радио Звезда». Надо не забыть вытащить все батарейки из часов, пультов и плеера, а главное, вылить отовсюду воду. А то льдом разорвёт ёмкости. А ёмкостей много. Например, чайники, графин, в пристройке-мастерской - умывальник, вёдра для воды, ведро под умывальником, в доме - нагревательный бак, бак для воды от водопровода Лёшки, бочка для дождевой воды. Её надо обязательно перевернуть дном кверху. Так… продукты из холодильника… не забыть в морозильную камеру заглянуть, а то в тот раз у меня так курица и протухла. Вонища стояла! Пришлось мыть всё это. Брррр!.. Ноутбук положить, его блок питания, флешки, зарядка для телефона, ежедневник. В свой жилет, такой же, как знаменитая жилетка не менее знаменитого знайки-Вассермана, с многочисленными карманами - блокнот, карандаши, очки, носовой платок, влажные салфетки, расчёска, паспорт, кошелёк, телефон, ключи…

Всё это у меня написано на бумажке, которую я тщательно прячу от брата. Однажды он выдрал из моих рук ежедневник и бросил его в печь с комментарием: «В голове надо всё держать! Иначе твоя память совсем деградирует. Потому и не помнишь ничего, что всё записываешь!».

         Теперь выключить рубильник, окна не забыть запереть, ставни тоже, и дом закрыть, и калитку. Трижды крещу дом, участок, себя, дорогу. И теперь пора погружать оставшееся добро в багажник. Тяжело-то как! Лёха не помогает, только ворчит: «Сколько ж барахла-то!» Меня это возмутило. Хотелось сказать: «А ты как думал?! Если налегке ехать, то на хрен тогда ты мне впёрся? На электричке поехать можно было бы! Спокойнее без тебя-то, родименького!», но этого говорить никак нельзя. Ему вообще нельзя возразить ни словом, ни междометием. Даже не то выражение лица его взбесит. Этому психопату покажется, что ему хамят или, что я повышаю голос, и тогда у него «сорвёт крышу», он начнёт орать и материться, обзывать человека: «тварь вонючая», «говно собачье», «гнида», «мудило», «сука», «чмо» и прочая гадость, а ещё и запросто может драться начать. Поэтому я делаю «мордёнку попроще», как он выражается, и с тоской думаю о том, как целые полгода буду жить в одной квартире с этим неадекватным типом, который каждый вечер после работы и каждое утро до работы будет выматывать мне все нервы.

Но, вернёмся к нашему отъезду с дачи. Наконец, всё готово, скарб уложен, заперты ворота и калитка, усаживаюсь и снова крещу дорогу, автомобиль и себя. «Только б доехать!» - думаю. А брат ворчит:

- Всё крестишься-молишься… в боженьку веруешь… в Иисусика, стало быть… посты соблюдаешь… И по заповедям живёшь?

- Стараюсь…

- Ну-ну, лучше старайся. Вот сейчас остановлю машину, заведу тебя в лес, привяжу к дереву, ручки врозь, и уеду, а ты молись своему боженьке, чтобы спас… И не спасёт. Потому что он сам плохо кончил! – сказал Лёха и грубо заржал над собственной остротой.

По дороге выбрасываем в бак мусор, затем ещё раз останавливаемся у переезда. Он слева от куста становится, я усаживаюсь справа, решив ещё и по большому сходить. Задумчиво, почти что, медитируя, справляем нужду, куря и любуясь осенним пейзажем, где «…холмы, перелески… …краски не ярки и звуки не резки…». «На рыбалочку бы съездить…» - мечтательно произносит брат, и я сквозь ветки вижу, как он потряхивает своим маленьким пенисом, чтобы сбросить оставшиеся капли. «Настроение у него ничего, и это радует…» - думаю я, застёгивая джинсы.

- Ну, так поедем в субботу на рыбалку-то?! – нетерпеливо спрашивает Алексей, усаживаясь в машину и пристёгиваясь ремнём.

- Конечно! Обязательно поедем! – отвечаю я, заскакивая в уже тронувшийся автомобиль и торопливо пристёгиваясь. Рыбачить не хотелось, и мне подумалось взять с собой этюдник, а забросить удочку, разве только по настоятельной просьбе этого психа. Зачем ему надо вовлекать меня в этот процесс?.. Я с ним во всём соглашаюсь, как с опасным сумасшедшим. Попробуй отказаться! Он мог бы стартануть с места, а меня оставить стоять на дороге. Или просто дать в зубы. А новые зубы, вместо выбитых, у меня 80 тыщ стоят…

- Ну так купи мотыля! И ещё манку! Болтушку буду делать! – важно говорит он мне и уже другим тоном вопрошает: «Тебе понятно?!» Отвечаю: «Да».

- П**да! – ответствует «милый» братишка.

Едем, подскакивая на ухабах разбитой дороги. Молча, смотрю в окно.

- Пой! - вдруг говорит мне Лёха. Я, вздрогнув от неожиданности, отвечаю:

- Лучше бы радио включить или вставить флешку с музыкой. Ты же знаешь, как я пою. Тебе это, в общем-то, и не нравится…

Но он настаивает:

- Засыпаю, блин! Погода, что ли такая, что спать охота… Музыку нельзя, она только убаюкивает, а у тебя такой противный голос, что хрен уснёшь. Пой, давай, громче! Нашу любимую!

И я, чтоб не спорить с проблемным братцем, затягиваю Шнура:

- Много городов у нас в России, / нету столько пальцев на ногах, / С каждым годом всё они красивей, / Утопают в солнце и снегах. / В Ростове шикарные плюхи, / размером с большую печать, в Москве ох…тельно нюхать, в Челябинске лучше торчать, / А-а-а… в Питере пить, в Питере пить, в Питере тире – пить! В Питере – пить, в Питере – пить, в Питере – пить, в Питере тире – пить!..

Дождь со снегом так и хлещут в лобовое стекло. Туда-сюда мотаются дворники. Я продолжаю горланить своим хриплым голосом, едва попадая в ноты, а брательник крутит баранку и ухмыляется.

- Кар-кар! Настоящая ворона! Перфоратор, блин! Ну и лужёная же глотка!

Обиженно замолкаю.

- Э! Не слышно! Алё! «Обсерат Кабылье!» Что молчишь-то, «Шаляпин» сраный?! Пой, давай!

И я снова пою:

- Я поездил, в общем-то, немало, / есть, что вспомнить, есть чего забыть. / Добирался даже до Ямала, / И видел то, чего не может быть. / В Ростове… - и т.д.

Потом движение стало замедляться, автомобилей стало больше, а какая-то фура дымила нам прямо в нос. Настроение у Лёши стало портиться. «Во, бл…! – прокомментировал он ситуацию, - небось авария впереди или дорожные работы…»

И вот, движение остановилось – мы наглухо встали в пробку. «Твою ж мать! Теперь футбол не успею посмотреть, а сегодня Спартак играет!» - Алексей досадливо бьёт кулаком об руль, ударяет руку и долго витиевато матерится.

«Сейчас начнётся…» - думаю я и сжимаюсь в комочек. Но это не помогает.

- Сука! Б**дь!! Пи*да!!! Из-за тебя поздно выехали! Тварь тупая! Долбоёбина! Педрило, бл…!!! Уродище! Копаешься и копаешься, говно! Нельзя было побыстрее шевелить протезами, «Мария Каллас!», блин?! У, козлина! По полгода на даче прохлаждается это чмо вонючее! А мы с Катькой должны одни за отцом ухаживать! Совесть у тебя есть, вообще? Или тебе похер на всех?! Делать нам больше нечего, как ходить за больным! А это говно собачье балдеет себе! Репин-Суриков, бл…!!!

И вдруг: Хрясь! - мне по морде! Потом ещё и ещё. Из носа потекла кровь. "Эх, надо было сзади садиться!" - думаю.

- Художник, блин, от слова «худо»! Кто тебе вообще сказал, что ты художник?! Какой ты, в жопу кобылью, художник-то? Тебе сортиры мыть! Да я бы взял вас всех, художников в рот ё**ных, хиппи-дармоедов, жидов, хохлов, хачей, чурок, нигеров да цыган, бомжей да пидарасов, а главное – б**дей, поставил бы к стенке в ряд да из пулемёта!!! Эх, нет на вас Сталина! Чище на земле будет без вас, мусора! Гитлер однажды безбилетных пассажиров из трамвая вывел и… расстрелял! Так с вами, халявщиками, и надо! Говна будет в мире меньше! – и напоследок отвесил мне болезненный подзатыльник, от чего меня мотнуло вперёд так, что мой лоб с треском ударился о бардачок. Шишка стала наливаться, и к концу пути выросла и посинела.

«Да только Гитлер твой плохо кончил, братэлло, ты об этом забыл, наверное. Так почти всё человечество уничтожишь, - думаю с сарказмом и вытираю кровь с лица туалетной бумагой из бардачка, - не зря бодливой корове Бог рогов не даёт!» Меня тошнит после удара головой, перед глазами какие-то круги да мушки, слёзы так и душат, но я держусь, чтобы не видел он моих слёз. Нельзя доставить ему такое удовольствие. Упорно молчу, не удостаивая его ответом. Возражать бесполезно, ещё хуже будет. Ругаю себя за оплошность - "чёрт меня дёрнул сесть спереди!" Сидеть в маленьком, замкнутом пространстве с неадекватным человеком было не просто неуютно, а страшно. Что ещё он выкинет… Однако, выпалив эту тираду, братец, наконец-таки, заткнулся. Воцарилась тишина. Подняв голову, пытаюсь остановить кровь, льющую из распухшего носа. Чувствую, как наливаются кровоподтёки вокруг глаз. Веки опухли, глаза превратились в щёлочки.

Рождённые одной матерью и одним отцом, я и мой брат, которого мы с сестрой любили в детстве, молча, сидели рядом и задумавшись каждый о своём, смотрели на падающий крупными хлопьями, снег. Так мы простояли в пробке минут двадцать, если не больше. Взглянув украдкой на красивый профиль брата, шикарные кудрявые волосы, скрывающие отсутствие уха, мощный торс, мускулистые и волосатые руки, думаю: «Как он похож на нашу бедную мамочку! Красивый, сволочь… Ну почему он такой злой? Было бы в кого, а то, ведь не в кого! Все у нас в семье были добрыми, интеллигентными. А этот… Если б не сходство с матерью, то можно было бы подумать, что его в роддоме подменили. Да ему давно лечиться пора, только как ему об этом сказать-то?! Надо будет с папой этот вопрос обсудить… его этот псих точно не тронет. Хотя, как знать… может и больному отцу хребет перешибить. С него станется…»

Братец, вероятно, передохнул и с новыми силами принялся грязно ругаться. Слышно было, как сигналили иногда некоторые автомобили, но чаще всего истово давил клаксон мой братик. У меня уже уши болели. Правда, они болели ещё и потому, что мне съездили по уху. Время от времени, воинственный Лёха выскакивал из автомобиля, вставал на цыпочки, вытягивал шею, вглядываясь в даль, не прекращая материться. Отвратительная матерная брань его била мне по голове камнепадом. Наконец он снова устал и сидел, тупо вглядываясь куда-то вперёд.

- Бутерброд хочешь? – спрашиваю, и начинаю шуршать фольгой и пакетами. Брат, молча, жуёт и попивает чаёк из термоса. Я протягиваю ему яблоко, и он в него вгрызается так, что брызги сока летят мне в лицо.

На трассе стало тихо. Снег шёл густой стеной, и за ним ничего не было видно. Мы оба молчали. Брат закрыл глаза и даже начал похрапывать, да и на меня накатила дремота. Прошло около получаса. Поток машин плавно тронулся, водители начали сигналить, брат проснулся, и мы поползли вперёд.

- Наконец-то, тры-ты-ты! (матом) – окончательно вывел меня из забытья голос брата, - Ну? И чего мы молчим? Эй, ты, Вишневская-Хворостовский! Песню запевай!

Петь мне совсем не хочется, губы склеились, болит ушибленный нос, ноет челюсть, распухшие веки, затылок, шишка на лбу, и очень хочется спать, но с Лёхой лучше не спорить. Тяжело вздохнув, я снова пою, на этот раз, «Сектор Газа»:

- Было хорошо, было так легко, но на шею бросили аркан, / Солнечный огонь, атмосферы бронь, / Пробивал, но не пробил туман, / И мёртвый месяц еле освещает путь, / И звёзды давят нам на грудь, не продохнуть… / И воздух ядовит, как ртуть, / Нельзя свернуть, нельзя шагнуть, и не пройти нам этот путь в такой туман!.. - прорезает тишину мой хриплый голос. Машина едет быстрее, я пою все песни, которые знаю и какие любит Лёха, а он иногда вставляет свои комментарии с обязательными «артиклями»: «Пиз*дец!», «Ну, бля, ты и «Лемешев»! «Оху*ть!», «Карузо», блин! «Паваротти» хренов!», «Э! Куда он прётся-то?! Не иначе, баба за рулём! Конечно баба, кто ж ещё! Ну и куда эта бл*дюга без поворотника прёт! Обезьяна с гранатой… у, тупое ж бабьё!», «Так всех баб и передушил бы, как драных кошек!», «А ты, Говнидзе, пой, давай! Мария Каллас, бл…»

Свернули с трассы на заправку, Алексей, что-то сказал парню из Средней Азии в спецовке, обращаясь к нему на «ты» и пошёл к кассе. Я, блаженно вытянув ноги, прикрываю глаза, наслаждаясь минутами одиночества и молчания.

Домой приехали в сумерках, разгружая автомобиль, под матюки братца, ношусь с улицы в квартиру и наоборот, как подстреленная курица. Катя, увидев меня, охает: «Боже, он тебя опять избил! Вот же гад!» - «Не то слово – подонок! Привет, Кать…» - бросаю на ходу: «Папа как? Спит? Хорошо… Давай, скорее помогай, а то этот фашист меня либо пристрелит, либо изнасилует в извращённой форме!» Забегали вместе, пока Лёха блаженно курил, прищуривая один глаз от дыма, задумчиво стоя у открытой двери автомобиля в позе Аполлона. Вдвоём с ним мы выгрузили, разве что, насосную станцию и вместе отнесли её в кладовку.

- Катька, блин! Жрать давай! Или, сука, не готово?!!! Знала же, что приедем! В соц. сетях, небось, сидела, бл*дюга! Мне четыре шпикачки с кетчупом, жареной картошки, салат и быстро! Что будет жрать это недоразумение, (показывает на меня), спроси сама! Пиво есть? Эй, ты, какашка! (это он мне) Сгоняй за пивом! И орешки возьми! – командует брат. Он сходил в туалет, постирал носки, отфыркиваясь и брызгаясь, помыл руки и лицо под краном, а затем разделся до трусов и улёгся в постель. Он всегда жрёт в постели, перед плазменной панелью, и бедная Катя приносит ему в постель еду, как и больному папе.

- Сашенька, а ты что будешь? – спрашивает сестра, - Бедняжечка, как же он тебя избил! Всё лицо распухло… - а я ей шепчу:

- Сейчас в туалет сгоняю, попью, а то в горле всё пересохло, потом побегу, куплю садюге пива, пусть зальётся, и помогу тебе с ужином, а то голодный крокодил – это опасно. Потом поедим, попьём чайку, расскажешь мне, как вы тут, без меня.

Прибежав из супермаркета с пивом и орешками, а заодно и водкой, закуской и прочим, что могло бы потребоваться брату, чтобы потом ещё раз не бегать, если ему приспичит. Вместе с сестрой готовим ужин для Лёхи, потом Катя понесла ему тарелки. Слышу противный крик нараспев: «А хлеб?!», и уже несу ему хлеб. Через полчаса из комнаты донёсся жуткий вопль неестественным фальцетом: «Куда ж ты лупишь?! Вот же мудило!!!» и далее - поток нецензурной брани.

- Футбол смотрит, Спартак играет. Это «святое», - говорю я Кате, - если продует этот долбаный Спартак, то нам с тобой хана!

- Да знаю уже. А если сходим, электричество ему вырубим? – шутит Катька.

- Ага! Попробуй, раз жить надоело, я, лично, не самоубийца!

- Да я шучу, - грустно отвечает сестра, - а жить так мне действительно надоело и уже очень давно! Обрыдла мне, Саша, такая жизнь. Охота напоить гнуса отравленной водчарой, да как это провернуть, чтоб не сесть…

- Найдём ещё возможность, сестричка. Только не сейчас. Без его денег мы отца не вылечим. Да и он с машиной, возит нас на дачу, станцию насосную туда-сюда катает. Иначе там не помыться, разве что, в тазике… Когда папа поправится или, не дай Бог, умрёт (всё может случиться), то я сразу же изведу эту мразь. Обещаю. А ты в это не лезь. Не при чём будешь! Возьму этот грех всецело на себя. Впрочем, у него и без нас врагов хватает. Может быть, без нашего участия обойдётся. Такие, как он, не живут долго и своей смертью не помирают.

Поужинав, мы помыли посуду, а потом пили чай и выкурили по сигарете. Пройдя мимо комнаты брата, осторожно заглядываю в щель. Он лежал такой красивый, раскинув мускулистые ноги, уложив на подушку красивую голову с гордым и скорбным профилем, освещённым мерцанием экрана, на котором по зелёному полю вяло расхаживали футболисты с мокрыми от пота лицами, а один, подогнув ноги и лёжа на спине, перекатывался с боку на бок, как жук, не могущий перевернуться на лапки. Вокруг него сгрудилась кучка людей, судья, врачи... Похоже, плохо дело. Спартак, судя по всему, проигрывает.

Мой бедный брат, загасив бычок в пепельнице, безмятежно следил за игрой, потягивая пивко и хрустя орешками. Он хоть и башковит, но, почему-то, не понимает того, что он, фактически, покойник, и это, всего лишь, вопрос времени и места, потому что за его поведение, не только Бог, но и кто-нибудь во плоти, в конце концов, его обязательно накажет, и что дни его этот кто-то, без его согласия, может быть, возьмёт, да и сократит.

Серия сообщений "Мой день":
Часть 1 - ЖИСТЬ
Часть 2 - ПРО ЭТИОЛОГИЮ И ЭТИМОЛОГИЮ
...
Часть 43 - ПТИЦА ЩАСТЬЯ
Часть 44 - Мыльные розы
Часть 45 - Мой старший брат Алексей
Часть 46 - Пятница 13-го.