Куда и откуда ехала эта полу женщина, полу девочка в поезде метро... Невозможно было определить её возраст, а бледное странное лицо одновременно говорило о многом и ни о чём. Был вечер, поздний вечер, и было Рождество. Дождливое Рождество.Людей в метро было достаточно много, как полагается в праздничный день, но никто не был так примечателен в вагоне, как она. В ней всё было на грани. Необычайно аккуратно надетые вещи, казалось только что достали из помойки, а на стройных ногах перекрутились дорогие чулки, пальто из искусственной замши затёртое на складках рукавов сидело очень ладно, а на шее пестрел заурядный шарфик из крепдешина. Туфли поражали своей не модностью, они вроде бы были современными, но создавалось впечатление, что именно такой фасон был популярен лет сорок назад. Волосы белого цвета и завитые, повисли от сырости липкими прядками, а вокруг головы был повязан шнурок, или старая заношенная ленточка, на манер сороковых...
Поезд шёл, как обычно - три минуты движения, одна минута остановка. Дамы в шубах и дублёнках, пахнущие смесью из духов и мокрого меха, тяжело и значимо входили в вагон в сопровождении тонконогих дочерей, или сутулых сыновей, и конечно же уставших, и уже ничего не желающих мужей.
Две-три парочки полувлюблённых, полулюбовников то залетали в вагон, то вылетали из него. Несколько пожилых людей внезапно появлялись на мягких сидениях, в руках они держали тяжёлые сумки и было не ясно откуда они едут в вечер Рождества, да ещё в столь поздний час. Всё это мелькало и мельтешило, а она сидела одна и смотрела в никуда. Лицо её было одновременно красивое и безобразное. Серо зелёные глаза становились то огромными, то маленькими, так же видоизменялись рот и нос. Руки она держала в карманах, но когда вынула их от туда, они оказались одновременно ухоженными и обветренными. Видимо перчаток эти руки не видели никогда, хотя и красными они не были, а наоборот, сквозь тонкую кожу просвечивались синие жилки и ногти средней длинны, были покрыты бесцветным лаком. По всему было видно, что она долго готовилась к этому выходу и боялась пропустить малейшую деталь своего туалета.
Ветка метро по которой шёл поезд была очень длинной и поэтому казалось, что ОНА едет по ней вечно. Рядом с ней никто не садился и даже создавалось впечатление, что она сидит не просто в вагоне метро, а находится в отдельном невидимом купе-шаре, да и мимо неё никто не проходил. Ощущение того, что она, как бы отделена от окружающего мира подкреплялось и тем, что у каждого пассажира под ногами были лужицы от мокрой обуви, а у неё нет.
Поезд остановился на одной из центральных станций и ОНА выплыла из вагона, плавно и незаметно. А её место так и оставалось никем не занятым. Блаженным покоем светилась её улыбка оставшаяся после неё, как после чеширского кота. Кто она была? Откуда и куда ехала?
На платформе метрочасы высветили безвременье. Чёрное табло красными шариками написало четыре ноля. И хотя секунды уже побежали отсчитывать следующие сутки, чувство безвременья не пропадало. Молодая женщина тащила за руку сонное дитя лет трёх, его варежка на резинке волочилась по полу и будто бы всё и все медленно передвигались, как в желе, как бы превозмогая невидимые преграды.
Кто же она была? Инопланетное существо, которое пыталось подражать людям, но не совсем освоившись с земными формами бытия выглядело нелепо, а поэтому выставляло защиту и пыталось быть неприметным?
Или просто проститутка ехавшая на свою дешёвую точку у вокзала, смертельно уставшая от своей жизни и от того с пустым и блаженным выражением лица?
Нет. Думается, что это был Ангел. Рождественский Ангел, которому захотелось покататься в метро и посмотреть, как мы и как всё тут. А в силу того, что у них, у Ангелов не принято ходить в народ так, как есть, ему и пришлось принять такой странный вид. Посмотрел, как люди ездят под землёй и полетел дальше.
Возможно, это всё вовсе не так.
А я ехала дальше до своей станции и ещё долго думала о странной попутчице, которую увидела в ночь Рождества.
Е.А.Б. январь 1999 года
