Квартет ре мажор
III часть. - «Ноктюрн». Notturno. Andante.
Ей было под 30, но ещё никто не водил её под венец. Екатерина Сергеевна Протопопова, талантливая и капризная, немощная и желанная. Жена Александра Бородина, его добрый и злой гений в одном флаконе.
Он называл её Коковкой и Точечкой, Фонтанчиком разных приятностей. «Без тебя ужасно пусто и тихо, не кричится, не поётся, не гамится», — грустил композитор. Сохранилось её единственное фото: хрупкая женщина неулыбчиво смотрит в объектив, подперев рукой щёку. У неё миловидное округлое лицо, выпуклый лоб, большие глаза, русые волосы собраны в низкий пучок. Это дочь врача Голицынской больницы из Москвы, хорошая пианистка, старая дева и бесприданница.
Однажды она приедет в Гейдельберг то ли от астмы лечиться, то ли от чахотки. А здесь — он, чернявый стеснительный красавец, моложе на год. И вот уже запись в дневнике: «с пяти утра до пяти вечера у него химическая лаборатория; с пяти до восьми — наши прогулки по горам, с девяти до двенадцати ночи — музыка в зале пансиона». Они поженятся через два года, но как! Ни свадьбы, ни гостей, лишь тайное венчание под Петербургом, в храме при психбольнице. Молодая уже не молода, ей 30 лет, но в церковной метрике, видимо, по просьбе невесты, напишут 18.
Коковка не подарит мужу ни ребёнка, ни настоящей семьи. Их брак будет, по сути, гостевым. Он — в Питере, она из-за больных лёгких по полгода живёт в Москве. Объединяются по праздникам, летом на даче да зимой в столице, но ради этого жёнушка не желает менять привычный образ жизни. Просыпается днём, часа в два, обедает ночью, а ложится под утро. Их четырёхкомнатная столичная квартира «гудит» от родственников, гостей, приживалок и знакомых. Дым стоит коромыслом. Дневная норма мадам Бородиной — 40 папиросок! После бессонной ночи её муж встаёт засветло, идёт в лабораторию, потом читает лекции в Академии и на женских курсах. А ведь ещё концерты и партитуры, которые годами ждут автора. Со стороны такая жизнь кажется кошмаром, а изнутри?
Она ему из Москвы: «Сашенька, миленький, страшно и тоскливо».
Он в ответ: «Приезжай скорее; поплачь у меня на груди; дай поплакать с тобой».
Несмотря на все увлечения, она останется для него самой нежной мелодией любви.
Эта мелодия сложится в звуки гениального Ноктюрна из Второго квартета. Он посвящён 20-летию одного события, которое случилось в Гейдельберге в далёком 1861 году. Догадываетесь, какого?
Струнный квартет №2 ре мажор (1881) Александр Порфирьевич Бородин посвятил своей жене Екатерине Сергеевне Бородиной (Протопоповой)
Послушав музыку, нетрудно об этом догадаться. Но в дополнение к музыке исследователи жизни и творчества композиторов большое внимание уделяют письмам, ибо это источник мыслей и фактов, что называется, «из первых уст». Сопоставив даты написания Второго квартета и письма композитора к жене, можно подтвердить догадки о содержании музыки, (если вдруг у кого-то это вызовет сомнения). В письме Бородина от 30 июля 1877 года из Гейдельберга мы читаем: «Сколько я пережил! Какая это была смесь счастья и горечи!... Подъезжая к Гейдельбергу, я спрятал лицо, чтобы скрыть набежавшие слезы... Чего я не перечувствовал, пробегая те дорожки, те галереи, где мы бродили с тобою в первую пору счастья!... Как бы я дорого дал в эту минуту, чтобы ты была со мной!»
Про композитора Александра Бородина друзья говорили, что он всегда был нерешительным. Когда Александр Порфирьевич с этим спорил, ему напоминали, что даже жена Екатерина Сергеевна первая призналась ему в любви. Сама Катя в этом ничего особенного не видела, ведь она понимала: чувства взаимны и интуитивно знала: если Саша полюбил - это навсегда.
Ко времени их знакомства Бородин уже был врачом, известным химиком и начинающим музыкантом. В 1861 году Александр отправился работать за границу. По приезде в Гейдельберг остановился в пансионе. Там же поселилась пианистка Катя Протопопова. Однажды её уговорили поиграть для гостей. Катя обратила внимание на мужчину, который, едва она заиграла Шопена, превратился в слух и не отходил от рояля. Молодые люди подружились. «Наше духовное сближение прогрессировало, мы часто бывали вместе. День его устраивался так: с пяти утра до пяти вечера -химическая лаборатория; с пяти до восьми - наши с ним прогулки по горам, с девяти вечера и до двенадцати ночи - музыка в зале пансиона», - вспоминала Екатерина Сергеевна.
Она приехала в Германию лечиться от астмы. Лето пролетело, а осенью болезнь обострилась. Пришлось уезжать в Италию. Туда Бородин сопровождал Катю уже как жених. В Пизе они провели всю зиму. Жилось трудно, но чувство, которое Александр испытывал к Катерине, по словам Бородина, «служило солнцем, освещавшим весь итальянский пейзаж».
Свадьбу они откладывали два года, не было денег. И вот наконец в петербургской домовой церкви земледельческого училища обвенчались адъюнкт-профессор Военно-медицинской академии Александр Бородин и дочь московского врача Голицынской больницы Екатерина Протопопова. Поселились они в столице. Материального достатка в семье не было. Александр подрабатывал где только мог. Опыты, уроки, лекции… Музыка не спала, но дремала. Сочинять Бородин мог только, когда заболевал и лежал дома. Именно поэтому оперу «Князь Игорь» композитор писал 18 лет.
Из-за проблем с лёгкими Екатерина часто уезжала из Петербурга. В разлуке с мужем писала письма: «Ваше сиятельство, ординарный профессор господин Бородин, как же мне плохо живётся без вас. Сашенька, миленький, страшно, тоскливо». Он отвечал своей «Сергевне»: «Милая моя, приезжай скорее; поплачь у меня на груди; дай мне поплакать с тобой». Бородин делал всё, чтобы жена поправилась. А она упрекала себя в том, что муж работает с утра до вечера, что остаётся один с двумя приёмными дочерьми и тратит все деньги на её лечение, а себе не может купить новую шинель.
Но при такой трудной жизни Бородины не унывали. Устраивали дома танцевальные вечера, любили шутить. Даже знаменитая рассеянность композитора казалась окружающим розыгрышем. Однажды супруги уезжали за границу. Проверяя паспорта, чиновник поинтересовался у Александра Порфирьевича, как зовут его жену. Бородин замешкался. Чиновник уже хотел задержать его, как в комнату вбежала Екатерина Сергеевна. Бородин бросился к ней: «Катя, как тебя зовут?!».
15 февраля 1887 года в последний день масленицы Бородины устраивали у себя бал. Как всегда, много музицировали, смеялись, танцевали, Александр Порфирьевич был главным заводилой. Вдруг он, не договорив предложения, рухнул на пол. Приехавший доктор констатировал смерть от разрыва сердца.
В утешение Екатерине Сергеевне остался внук(сын приёмной дочери), которого Бородин нежно называл «мужичок Борька». Из уважения к памяти супруга она держалась молодцом. Этому в своё время научил её сам Бородин – не унывать и уметь радоваться каждой малости.
Редкостное обаяние отличало Бородина в частной интимной жизни. Он любил окружить свою любовь ореолом нежности, тепла, надежности. Десятки смешных и тайных ласкательных имен и прозвищ находит он для любимой; понятные только двоим воспоминания, секреты создают целый язык, не предназначенный для посторонних глаз и ушей. Не след бы и нам вторгаться в эти пределы… но уж давно тут пролегла дорога; исследователи, да и просто читатели знают письма Бородина к жене с восьмидесятых годов XIX века. К тому же не из праздного любопытства обращаемся мы к ним, а в уверенности, что личность неразделима и что в «сладких таинствах любви» — может быть, сгущение и разгадка ее животворящих сил.
В письме жене от 12 мая 1864 г. «Данилевский-молодой сегодня был у меня, кажется, по уши влюблен в свою жену, точно я в тебя…»
Еще через год ей же: «Ложась спать я все думал о тебе и так с этой мыслью и уснул. Без тебя здесь ужасно пусто и тихо, как-то не кричится мне, не поется, не гамится, вероятно потому, что унимать некому…»
«Егорка! Я начинаю на тебя сердится. Желтый пузырь этакий! Что не пишешь? Ждали от тебя письма вчера. Ждали сегодня… все нет. Ты пойми, Николашка, с каким лихорадочным нетерпением мы ждем от вас хоть двух строк… Ну довольно, сорвал сердце, теперь начинаю любезничать – у, хорошая! У, червленная! Как Вас ожидают-то!»
«Егорка», «Николашка», «Желтый пузырь», «Точечка», «Фонтанчик разных приятностей», «Золотойка», «Клопик», «Кокушка», «Любовка»… Носительница всех этих и еще многих имен и прозваний – Екатерина Сергеевна Бородина. Она была совершенно равнодушна к химии, зато музыка в ее лице приобрела лучшего защитника. Она не меньше Балакирева была повинна в том, что попытки сочинительства не остались для Бородина грехами молодости. Недаром скупой на похвалы и неукоснительно точный Балакирев писал: «Наши занятия с Бородиным заключались в приятельских беседах и происходили не только за фортепиано, но и за чайным столом. Бородин играл новое свое сочинение, а я делал свои замечания касательно формы, оркестровки и проч., и не только я, но и все остальные члены нашей компании принимали участие в этих суждениях. Могу прибавить, что и жена Бородина, Екатерина Сергеевна, принимала участие в наших беседах. Она была прекрасная музыкантша и весьма порядочная пианистка. Ее симпатичная личность вносила особенную сердечность в наши беседы…»
Их сблизила когда-то музыка. И она оставалась для них главным связующим звеном. С ее мнением о своих произведениях он считался больше, чем с мнением своих музыкальных друзей. «Будучи великолепной пианисткой и чудной музыкантшей, — пишет Ипполитов-Иванов, — она очень часто, и всегда верно, отмечала недочеты в сочинениях Александра Порфирьевича, и не было случая, чтобы он с ней не согласился».
Он заботился, беспокоился о ней всю жизнь. Вот письмо от 15 марта 1886 г.: «Маленькая Зозо, Точечка! Спасибо за письмо, ужасно рад, что ты дала о себе весточку. Только от чего ты так долго не писала? У тебя больше свободного времени, чем у меня; кроме того, я человек здоровый и обо мне беспокоится нечего, а ты человек хворый и долгое молчание твое беспокоит меня; все думаешь невольно, что ты заболела так, что не в силах писать…»
Она пережила мужа на 4 месяца и умерла в июне 1887 года.
liudmila_leto все записи автора
(часть 1)(часть 2)
