«Сейчас у меня портрет выступает как часть жанровой картины. На момент моего поступления в Суриковский институт портретная мастерская там отсутствовала. Я защищалась портретом в пейзажной мастерской. Было очень интересно, очень сложно, много хвалили, много ругали. Учиться портрету было, в общем, негде. В МСХШ в этом плане был большой заряд. Занималась самообразованием в музеях, а технику приобрела в студии и на натуре. Рисунок для портрета необходим в первую очередь.
Дети на моих картинах – это некое воплощение искренности. Для человека, смотрящего на работу, – это воплощение своего внутреннего «Я», по-детски непосредственного, не затуманенного нашим миром дел, более искреннего в выражении чувств. Детей пишу с натуры, но образ выбирается под определенную работу и немного трансформируется, чтобы стал более ярким, чтоб картина производила именно то впечатление, которое она должна производить по моему замыслу. Подбирались и животные. Кошек сейчас дома нет, но я очень много работаю с кошками. На каком-то этапе их у меня было семь. Собака была. В кошках мне нравится их эстетическая составляющая, я их использую в качестве передачи какого-то образа и настроения.
Мне не интересен сухой неодушевленный натюрморт, поэтому там всегда присутствуют животные.
Изначально значение картины – это радость для глаза. Когда я создавала картины-интерьеры, ставила перед собой задачу раздвинуть плоские стены, пространство и сделать некое окно. Мне это было интересно, и я сделала такую серию. Каждая картина – это определенное состояние. К примеру, «Дивный сон» передает состояние уюта, состояние девочки, которая уже не девочка, но еще не женщина, и этот дивный сон продолжается, увы, не так долго. Это переход от кукол к взрослой жизни. Т.е. каждая работа сделана не как интерьер, а как какая-то эмоция.»

«Сейчас у меня портрет выступает как часть жанровой картины. На момент моего поступления в Суриковский институт портретная мастерская там отсутствовала. Я защищалась портретом в пейзажной мастерской. Было очень интересно, очень сложно, много хвалили, много ругали. Учиться портрету было, в общем, негде. В МСХШ в этом плане был большой заряд. Занималась самообразованием в музеях, а технику приобрела в студии и на натуре. Рисунок для портрета необходим в первую очередь.
Дети на моих картинах – это некое воплощение искренности. Для человека, смотрящего на работу, – это воплощение своего внутреннего «Я», по-детски непосредственного, не затуманенного нашим миром дел, более искреннего в выражении чувств. Детей пишу с натуры, но образ выбирается под определенную работу и немного трансформируется, чтобы стал более ярким, чтоб картина производила именно то впечатление, которое она должна производить по моему замыслу. Подбирались и животные. Кошек сейчас дома нет, но я очень много работаю с кошками. На каком-то этапе их у меня было семь. Собака была. В кошках мне нравится их эстетическая составляющая, я их использую в качестве передачи какого-то образа и настроения.
Мне не интересен сухой неодушевленный натюрморт, поэтому там всегда присутствуют животные.
Изначально значение картины – это радость для глаза. Когда я создавала картины-интерьеры, ставила перед собой задачу раздвинуть плоские стены, пространство и сделать некое окно. Мне это было интересно, и я сделала такую серию. Каждая картина – это определенное состояние. К примеру, «Дивный сон» передает состояние уюта, состояние девочки, которая уже не девочка, но еще не женщина, и этот дивный сон продолжается, увы, не так долго. Это переход от кукол к взрослой жизни. Т.е. каждая работа сделана не как интерьер, а как какая-то эмоция.»